Литература : Мемуары : Кариус О. "Тигры" в грязи Кариус Отто

я встретил его в запасном батальоне, и мы очень обрадовались встрече. Кто

знает, может быть, нога, которую он потерял, как раз и спасла его жизнь.

22 марта русские в последний раз атаковали пункт 33. 9 в

"ботинке". Их атака была отбита, и они потеряли еще 2 танка.

После этого в "восточном мешке", наконец, стало спокойно. В

период с 17 по 22 марта мы подбили 38 русских танков, уничтожили 4

самоходных орудия и 17 артиллерийских орудий в ходе тяжелых оборонительных

боев, так что могли быть вполне удовлетворены своим успехом.

Единственным пострадавшим был тяжело раненный восемнадцатилетний

танкист. Этого тоже могло и не [119] случиться, если бы нам не пришлось

вызволять танк Грубера.

Противник предпринял еще одну попытку достичь своей цели. Понимая, что

ничего не добьется, атакуя из "восточного мешка", взялся за

реализацию идеи высадки десанта с моря. Мы знали об этом намерении из

показаний пленных. Даже поезда близ Силламяэ были подготовлены для операции

"Морской лев". Под этим кодовым названием проходила операция,

включавшая в себя оборонительные контрмеры.

Русские попытались высадиться к северу от "детского дома", у

Марекюла. Мы немедленно двинулись к побережью с несколькими танками.

Большая часть десантных судов была уже уничтожена в море

противотанковыми пушками дивизии "Фельдхернхалле".

Когда мы прибыли, увидели горевшие суда, которые дрейфовали по воде.

Немногим русским удалось добраться до берега, но вскоре они попали в плен за

линией нашего фронта. Как мы потом установили, это были прекрасно

вооруженные элитные подразделения. По их словам, операция была точно

отрепетирована. Она не должна была начаться до тех пор, пока не будет

осуществлен прорыв в "восточном мешке". Но даже несмотря на то,

что осуществить его русским так и не удалось, они все равно попытались

высадить десант, но в результате только пожертвовали хорошими солдатами.

Несмотря на то что русские проиграли, призрак операции "Морской

лев" преследовал нас еще долго, особенно по ночам. Однако в оставшееся

время нашего пребывания на нарвском участке попыток повторить эту операцию

не предпринималось.

В конце марта наши танки были выведены с участка 61-й пехотной дивизии.

Мы готовились к новой операции. Она называлась "ликвидация

"восточного мешка" и "западного мешка". Ее выполнение

было поручено полковнику графу Штрахвицу.

Когда мы сосредоточились в Силламяэ, всем нашим "тиграм"

требовался текущий ремонт. [120]

несколько дней для ремонта техники и отдыха личного состава. Отдых был

просто необходим экипажам трех наших танков. Во время нескольких предыдущих

операций они не знали передышки ни днем ни ночью. Несмотря на всю стойкость

и желание идти в бой, возможности человека имеют пределы, поэтому нам было

необходимо расслабиться. И это удалось. Особенно большое удовольствие я

получал от возможности снова послушать по радио хорошую музыку. По этому

поводу мы порой препирались с командиром -- я любил более серьезную

музыку, он же отдавал предпочтение современной легкой музыке.

В нашей зоне отдыха ко мне привязался четвероногий друг -- немецкая

овчарка Хассо. Фон Шиллер выменял его у военной полиции на бутылку шнапса.

Пес стал бесполезным для полиции после того, как сломал себе зубы о кирпич.

Хассо, исключительно хорошо выдрессированный, доставлял мне огромную

радость. Он легко поднимался по лестницам, поразительно высоко прыгал и даже

доставал из воды предметы, несмотря на сильное течение в Балтийском море. Он

охранял небольшой лесной участок, пока не была дана директива об

освобождении его от службы.

Хассо оказался единственной в своем роде собакой. Он, например, мог по

команде бросить кусок мяса, даже если уже держал его в пасти. Он следовал за

мной повсюду, клал голову на мои ноги, когда я спал ночью на диване. Если

утром ему нужно было облегчиться, он лизал мою руку до тех пор, пока я не

просыпался и не выходил с ним. И хотя он был "компанейской"

собакой и у него уже было много хозяев, он особенно привязался ко мне, хотя

и никогда не забывал того, чему его уже научили. Так что в течение всего

времени отдыха у меня были разного рода развлечения. Но моя радость не

оставалась неомраченной.

Командир несколько завидовал мне, потому что я отлично со всеми ладил,

однако он не завидовал мне в той [121] же мере во всех лишениях, которые

сопровождали мои успехи. Он удивлялся нашей "охотничьей удаче", в

то время как все еще не смог подбить ни одного танка. Тот факт, что мы, в

отличие от него, постоянно в работе, должно быть, ускользал от его внимания.

Если два "тигра" в нашей роте были боеспособны, я всегда находился

в одном из них. В конце концов, как долго мы были вынуждены держаться в

Лембиту, не выполняя никакой задачи, пока, наконец, не заслужили свой кров и

еду? Фон Шиллер напомнил мне удачливого охотника, который полагал, что можно

просто пойти в лес и подстрелить оленя, который его там дожидается.

Я ладил с ним, когда мы оставались наедине, потому что помнил о его

недостатках. Все было нормально и когда я был на операции, а он с ротой на

тыловой базе. Однако в Силламяэ часто ощущалась некоторая напряженность. У

меня вошло в привычку часто общаться с подчиненными. Это не нравилось

командиру. Он придерживался того мнения, что следовало соблюдать дистанцию.

Слава богу, что я не считал это необходимым. Я не знал случая, чтобы кто-то

относился ко мне "неподобающим образом", поэтому всегда был неким

амортизатором между "косой и камнем".

Мне приходилось успокаивать фельдфебелей, когда они жаловались на

командиров, а также постоянно убеждать командиров, что наш личный состав

-- великолепные ребята, на которых можно положиться. Вероятно, из-за

ожесточенных боевых действий мои подчиненные были на взводе, и однажды

"бомба" взорвалась, причем последствия этого оказались гораздо

более серьезными, чем я ожидал.

И более того, именно русские дали толчок тому, что произошло. Они не

позволяли нам воспользоваться заслуженным отдыхом даже на наших

"резервных позициях" -- постоянно вели огонь, и над нами в

море летели снаряды их дальнобойной артиллерии, которая находилась к югу от

Нарвы. На самом деле они хотели попасть по автомагистрали, но снаряды падали

слишком далеко. Когда они пролетали над нашими головами, у нас было

ощущение, что [122] они несут с собой крышу. Подобного рода малоприятный

огневой вал возникал над нами примерно раз в два часа. Мы слышали

приглушенный звук издалека и могли с точностью до секунды вычислить, когда

они пролетят над нами и в каком месте. Часовой должен был немедленно

докладывать о начале массированного артобстрела. Существовал приказ о том,

что все при обстреле должны бежать в подвал дома. Этот приказ был совершенно

оправдан, что подтвердил случай, когда русский снаряд упал с недолетом.

Унтер-офицер из ремонтного взвода и ротный писарь были убиты осколками,

когда направлялись в убежище, но не успели вовремя. Следовательно,

предосторожность была совершенно необходима.

Однако фельдфебелей, которые спали в другой комнате, по соседству с

нами, коробило, что командир всегда первым прыгал в подвал через дыру в

полу, хотя такой спешки и не требовалось. Кроме того, в соответствии с

воинской традицией командир должен думать о личной безопасности в последнюю

очередь. Ротный связист, фельдфебель Шотрофф, в других случаях спокойный,

надежный человек и образцовый солдат, сорвался, оскорбил фон Шиллера. Дошло

и чуть ли не до рукоприкладства. Фельдфебель был взят под стражу как

бунтовщик.

Фон Шиллер настаивал, чтобы я немедленно пошел с ним в военный

трибунал. Нам в любом случае нужно было идти на совещание к командиру

танкового полка дивизии "Великая Германия" полковнику графу

Штрахвицу. По дороге я призвал фон Шиллера не портить жизнь такому надежному

солдату, как Шотрофф.

В конце концов я добился того, что он заколебался. Наверное, сообразил,

что в трибунале придется говорить вещи, которые будут неприятны ему самому.

Как бы то ни было, к моему огромному облегчению, он повернулся ко мне и

сказал:

-- Ладно, Отто, я все это обдумал. Ради тебя лично накажу Шотроффа

действия.

Я молчал; с моих плеч свалилось огромное бремя. Фельдфебель Шотрофф был

подвергнут самому [123] суровому наказанию, которое ему мог определить

ротный командир: ему было запрещено отлучаться из расположения роты. Затем

ему предстояло выполнять обязанности радиста в танке командира во время

нескольких следующих боев. Последнее наказание было вдвойне фальшивым

психологически. Назначение во фронтовые подразделения не могло быть карой, а

только долгом каждого из нас. Оно требовалось от всех нас, как само собой

разумеющееся. Следует заметить, что Шотрофф часто просил разрешить ему

участвовать хотя бы в нескольких атаках. Однако ему всегда отказывали,

потому что его трудно было кем-либо заменить. Наконец, фон Шиллеру никогда

бы не разрешили взять его в свой танк, что вскоре и подтвердилось.
"Операция Штрахвица"
Полковник резерва Гиацинт граф Штрахвиц был таким человеком, которого,

повстречав один раз, не забудешь никогда. Прекрасный организатор, он давал

подчиненным возможность проявлять смекалку и считал это делом само собой

разумеющимся. Нам очень повезло, что мы участвовали в нескольких операциях

под его командованием. Они были прекрасным образцом успешных действий. Граф

Штрахвиц получил Рыцарский крест 25 августа 1941 года еще как майор резерва

и командир 1-го батальона 2-го танкового полка. 17 ноября 1942 года он был

награжден дубовыми листьями к Рыцарскому кресту. В качестве полковника и

командира танкового полка дивизии "Великая Германия" 28 марта 1943

года он получил мечи к Рыцарскому кресту. Мы внесли свой вклад в операцию, о

которой пойдет речь. За успешное ее проведение 15 марта 1944 года он был

отмечен бриллиантами к Рыцарскому кресту.

Сплетники утверждали, что Штрахвиц был отстранен от командования

танковым полком дивизии "Великая Германия" за слишком большие

потери. У меня есть правомерные сомнения относительно этих утверждений. Граф

[124] Штрахвиц и его личный состав всегда использовались в горячих точках на

фронте, где им приходилось выполнять чрезвычайно трудные операции. Тяжелых

потерь не всегда можно было избежать в такого рода боях, но благодаря именно

этим операциям удавалось спасти жизни многих солдат из других подразделений.

Граф Штрахвиц взял с собой из "Великой Германии" личный

состав, а также несколько танков и бронетранспортеров. Наша рота играла лишь

второстепенную роль в первой операции, призванной отрезать "восточный

мешок" и уничтожить его. Атака проводилась в направлении с запада на

восток вблизи "каблука ботинка".

Был образован фронт наступления, и "мешок" в конце концов был

ликвидирован. Дорога, которой пришлось для этого воспользоваться, была

недостаточно широка и тверда для наших "тигров". Так что им

пришлось довольствоваться танками "T-IV", которые были на 30 тонн

легче.

Их граф взял с собой. Он ехал в передовом танке и тем самым с самого

чтобы сдерживать натиск, которому вполне естественно подвергались другие

районы "западного мешка" в результате атаки.

Вся операция шла при поддержке пикирующих бомбардировщиков

"Штука", или, вернее сказать, предполагалось, что будет проходить

при поддержке пикирующих бомбардировщиков. Однако они оказались

неэффективными на поросшей густым лесом местности и даже представляли

опасность для наших войск! Летчики были не в состоянии распознавать цели.

"Юнкерсы-87" прибыли вовремя и храбро спикировали на

предназначенные им цели. Одна из их бомб упала на единственную дорогу, по

которой только и могли двигаться атакующие танки. Упади она минутой позднее,

сам граф Штрахвиц стал бы жертвой этой бомбы. Он разразился ругательствами,

и атаку пехоте пришлось проводить без поддержки бронетехники.

Следует отметить, что намеченные цели должны были быть достигнуты любой

ценой до наступления темноты. В противном случае существовала опасность

того, что [125] русские вырвутся из мешка на юг или двинутся на наши

собственные позиции, которые висели на волоске. Фактически, Штрахвиц достиг

цели без танков и пикирующих бомбардировщиков.

На следующий день "мешок" был ликвидирован. Русские большей

частью попали к нам в плен вместе со своей военной техникой. Лишь немногим

из них удалось ночью убежать на юг, где русские готовили контрнаступление.

Этот мощный откат привел к тому, что противник сосредоточил в

"восточном мешке" еще больше солдат и военной техники, чем прежде.

Он не предполагал, что мы доберемся до него совершенно иным способом.

У графа были свои причуды, но никто из-за этого не относился к нему

хуже, потому что он уже завоевал наше уважение и признание. Например, он не

разрешал, чтобы к нему обращались "господин полковник". Люди,

которые знали его еще как майора, говорили, что он также не стеснялся дать

понять высокопоставленному начальству, что он граф. Говорил, что титул графа

значит больше, чем воинское звание.

На первом инструктаже он не оставил сомнений в том, как представляет

себе операцию. Смелые планы нас удивили, но вскоре в них обнаружилось много

здравого смысла.

-- Ну, господа, вот как я все себе представляю, -- сказал он

несколько надменно. -- Наша боевая группа проведет фронтальное

наступление на так называемый "восточный мешок". От "детского

дома" мы отправимся через равнину к железнодорожному переезду. Четыре

"тигра" будут следовать в авангарде. После пересечения

железнодорожной насыпи они повернут направо и ударят во фланг.

Следующие четыре "тигра", на каждом из которых будет сидеть

пехота, как дьяволы, ринутся к развилке дороги, которая находится в 100

метрах к юго-востоку от железнодорожного переезда. Этой развилки нужно

достичь как можно быстрее и охранять, обеспечивая проезд через нее. Таким

образом, четыре танка "Т-IV" и бронетранспортеры смогут двигаться

вперед и занять равнину, [126] которая спускается к основанию

"мешка". -- Он указал на карту. -- Вот так можно с этим

справиться.

Ночью будет установлено кольцо окружения и будет удерживаться до тех

пор, пока другой пехотный полк не образует линию фронта. Затем будет

установлен контакт на запад и на восток.

Главное, на что я хочу обратить ваше внимание, это то, что вся операция

должна проходить точно по плану. Это значит, что ни один танк не должен

оставаться на дороге и мешать мне. Успех всего дела может оказаться под

угрозой из-за задержек. И я не позволю, чтобы таковые возникали. Так что

категорически требую, чтобы каждый обездвиженный танк был отбуксирован в

болото всеми возможными способами и не задерживал другие машины.

Ответственность за успех операции ложится непосредственно на командира

танка, какого бы он ни был звания. Вам все ясно?

-- Так точно, господин граф!

Полковник скривил губы в саркастической усмешке -- он знал, что мы

позволяли себе некоторые замечания относительно обращения, которого он

требовал. Ни одно из них не найдешь в учебнике хороших манер.

-- Очень хорошо. Пока что все было довольно просто. Но теперь

вопрос к экипажам "тигров". С каким батальоном вы хотели бы вместе

воевать?

Мы посмотрели друг на друга, пораженные щедростью такого предложения, и

сразу же выбрали пехотный батальон, с которым уже действовали вместе.

-- Очень хорошо, вы его получите. -- Полковник повернулся к

своему адъютанту: -- Позаботьтесь, чтобы эти пехотинцы были сняты с

фронта на Нарве, где они сейчас находятся, и переброшены сюда. О применении

огнеметов, инженерных частей, артиллерийских наблюдателей и всего прочего мы

поговорим позднее.

Огневое превосходство на этом участке обеспечат штурмовики. Об этом уже

достигнута договоренность с авиагруппой. У вас будет необходимая радиосвязь

с пикирующими бомбардировщиками через предоставленный [127] вам

бронетранспортер связи. Что-нибудь еще? Ах да, конечно! Вы получите карты и

аэрофотоснимки. Они сделаны специально для этой операции. Все важные для вас

районы помечены цифрами. Благодаря этому не будет недопонимания и не

возникнет ненужных вопросов. Более того, вы сможете быстро и точно сообщить

о своем местонахождении.

На сегодня все. Есть еще вопросы? Нет? Ну и хорошо. Спасибо, господа!

Несколько дней назад был заказан для доставки по воздуху новый тип

устройства разминирования для танков. Это было сделано как раз перед началом

операции, которая была запланирована на 6 апреля. Устройство представляло

собой тяжелый каток, который двигался впереди танка. Он заставлял мины

взрываться прежде, чем на них наедет танк. Однако новое устройство не

прижилось, потому что значительно замедляло движение танков. Мы отказывались

им пользоваться, несмотря на опасность мин.

"Операция Штрахвица" затем отрабатывалась дважды далеко за

линией фронта, в районе, напоминавшем "восточный мешок". Это,

конечно, делалось без люфтваффе и артиллерии, но использовались настоящие

боеприпасы. При этом лично присутствовал командующий группой армий

"Север" и провел с нами краткую беседу после тренировки. Он указал

на важность этой операции. Плацдарм на Нарве нужно было удерживать любой

ценой из-за залежей нефтеносных сланцев в Эстонии. Нефть была крайне

необходима для обеспечения действий наших подлодок.

Опять же мы не задумывались над тем, почему эстонская нефть имела такое

большое значение для ведения Германией войны. Мы были целиком поглощены

миссией, которая нам предстояла.

Незадолго до начала атаки мы двинулись в районы нашего сосредоточения

за возвышением "детского дома". Нам приходилось быть в высшей

степени осторожными, избегая всякого шума, чтобы не привлекать внимания

[128] русских. Как обычно, артиллерия открыла отвлекающий огонь в качестве

шумового фона. Граф все продумал!

Пехота была уже на месте, и каждое отделение быстро нашло свой танк,

поскольку мы хорошо узнали друг друга по тренировкам. Все действовали как

часовой механизм. Наши четыре "тигра" двигались в следующем

порядке: Кершер, я, Цветти и Грубер.

Граф Штрахвиц категорически запрещал командиру подразделения следовать

во главе колонны. Таким образом, атака не была бы задержана, если бы первый

танк наткнулся на мину. Поэтому, вопреки обыкновению, мне на этот раз

пришлось ехать вторым, несмотря на то что в лесистой местности должным

образом оценить ситуацию можно только из головной машины.

Было вполне естественно, что "тигры" следовали впереди.

Благодаря тому что до этого действовали там на протяжении нескольких недель,

мы знали район Лембиту как свои пять пальцев. Нам была знакома каждая

воронка, и мы даже бегло осмотрели местность за железнодорожной насыпью.

Трое командиров, которых я собрал вокруг себя, представляли собой

идеальный тип командира танка. Редко встретишь такое совершенство. В течение

нескольких предыдущих трудных месяцев я действовал бок о бок с кем-либо из

этих товарищей во всех операциях. Поэтому надеюсь, что мне будет позволено

выделить их, не пытаясь умалить значение других командиров, -- Линка,

Везели, Карпането, Геринга, Риела, Майера и Германна.

Всем им просто меньше повезло с танками. Им иногда приходилось

"занимать" другую машину, поэтому они не выделялись, хотя и

обладали мастерством высокого уровня.

У нашей передовой группы не было мотопехоты. Грубер и Цветти взяли на

свои танки в качестве "гостей" по три сапера. Они должны были

помогать нам, если на пути попадутся мины. Следует отметить, что с этими

саперами ничего не случилось во время операции. Как только [129] мы

останавливались, они сразу исчезали из виду, поэтому им было лучше, чем нам

в танках.

Граф Штрахвиц построил в "детском доме" два убежища --

одно для себя, а другое для своего адъютанта.

Этот потрясающий граф действительно все продумал. Атакующим пехотинцам

лучше двигаться без зимней одежды. По этой причине одежда была собрана и

связана специальной командой. Каждая связка была помечена, и одежду

следовало доставить на бронетранспортере сразу после завершения операции,

чтобы солдатам не пришлось мерзнуть после атаки.

В дни, предшествовавшие атаке, заместитель командира должен был

выяснить, в какую минуту утром становилось достаточно светло для хорошей

видимости и точной стрельбы. Время начала атаки устанавливалось на основании

этих выкладок.

Артиллерийская подготовка должна была начаться за пять минут до атаки,

и предусматривался перенос огня еще через пять минут. К концу первых пяти

минут мы уже должны были пересечь железнодорожную насыпь.

Незадолго до начала атаки граф подошел к нам со своей неизменной

тростью, чтобы наблюдать прорыв с нашей позиции. Затем мы стали свидетелями

такой огневой завесы, которую уже больше никогда не видели до самого конца

войны. 37-мм скорострельные зенитные орудия, 20-мм счетверенные зенитные

пулеметные установки и 88-мм зенитные пушки были расставлены полукругом

вокруг "восточного мешка".

Они вели огонь трассирующими снарядами, которые создавали настоящий

огненный купол, под которым мы могли двигаться до его южного края. Полк

реактивных минометов вел обстрел по площадям, сначала ракетами с

зажигательной смесью, а затем -- с фугасными боезарядами. Эффект был

разрушительным, как мы смогли убедиться позднее. Следует отметить, что

низкорослый лес среди болот не позволял давлению взрывной волны уходить

вверх, поэтому огонь сжигал деревья, и пламя поднималось на высоту

нескольких метров. Все русские, не укрывшиеся в убежищах, были смертельно

контужены на [130] месте. В то же время орудия и артиллерийские

подразделения с 280-мм гаубицами вели огонь на тотальное уничтожение.

Под покровом огневой завесы на высокой скорости мы двигались к

железнодорожному переезду. Мы видели, как русские бежали от ряда разрушенных

укреплений, которые занимали, к траншеям железнодорожного переезда. Наш

пулеметный огонь был совершенно неэффективен при движении на скорости. В

мгновение ока мы перевалили через переезд. Вопреки ожиданиям он не был

заминирован, поскольку русским нужна была дорога на юг для подвоза своих

собственных предметов снабжения.