Литературно-критическая деятельность Белинского. Виссарион Григорьевич Белинский

«Отцы и дети» вызвали целую бурю в мире литературной критики. После выхода романа появилось огромное число совершенно противоположных по своему заряду критических откликов и статей, что косвенно свидетельствовало о простодушии и невинности русской читающей публики. Критика отнеслась к художественному произведению как к публицистической статье, к политическому памфлету, не желая реконструировать точку зрения автора. С выходом романа начинается оживленное обсуждение его в печати, которое сразу же приобрело острый полемический характер. Почти все русские газеты и журналы откликнулись на появление романа. Произведение порождало разногласия как между идейными противниками, так и в среде единомышленников, например, в демократических журналах “Современник” и “Русское слово”. Спор, по существу, шел о типе нового революционного деятеля русской истории.

самому ограниченному уму. О нравственном характере и нравственных качествах героя и говорить нечего; это не человек, а какое-то ужасное существо, просто дьявол, или, выражаясь более поэтически, асмодей. Он систематически ненавидит и преследует все, начиная от своих добрых родителей, которых он терпеть не может, и, оканчивая лягушками, которых он режет с беспощадною жестокостью. Никогда ни одно чувство не закрадывалось в его холодное сердце; не видно в нем и следа какого-нибудь увлечения или страсти; самую ненависть он отпускает рассчитано, по гранам. И заметьте, этот герой - молодой человек, юноша! Он представляется каким-то ядовитым существом, которое отравляет все, к чему ни прикоснется; у него есть друг, но и его он презирает и к нему не имеет ни малейшего расположения; есть у него последователи, но и их он также ненавидит. Роман есть не что иное, как беспощадная и тоже разрушительная критика молодого поколения. Во всех современных вопросах, умственных движениях, толках и идеалах, занимающих молодое поколение, Тургенев не находит никакого смысла и дает понять, что они ведут только к разврату, пустоте, прозаической пошлости и цинизму.

Какое заключение можно будет вывести из этого романа; кто окажется правым и виноватым, кто хуже, а кто лучше - "отцы" или "дети"? Такое же одностороннее значение имеет и роман Тургенева. Извините, Тургенев, вы не умели определить своей задачи; вместо изображения отношений между "отцами" и "детьми" вы написали панегирик "отцам" и обличение "детям"; да и "детей" вы не поняли, и вместо обличения у вас вышла клевета. Распространителей здравых понятий между молодым поколением вы хотели представить развратителями юношества, сеятелями раздора и зла, ненавидящими добро, - одним словом, асмодеями. Попытка эта не первая и повторяется весьма часто.

Такая же попытка сделана была, несколько лет тому назад, в одном романе, который был "явлением, пропущенным нашей критикой", потому что принадлежал автору, в то время безвестному и не имевшему той громкой известности, какою он пользуется теперь. Этот роман есть "Асмодей нашего времени", соч. Аскоченского, появившийся в свет в 1858 г. Последний роман Тургенева живо напомнил нам этого "Асмодея" своею общею мыслью, своими тенденциями, своими личностями, а в особенности своим главным героем.

В журнале “Русское слово” в 1862 году появляется статья Д. И. Писарева “Базаров”. Критик отмечает некоторую предвзятость автора по отношению к Базарову, говорит, что в ряде случаев Тургенев “не благоволит к своему герою”, что он испытывает “невольную антипатию к этому направлению мысли”.

Но общее заключение о романе сводится не к этому. Д. И. Писарев находит в образе Базарова художественный синтез наиболее существенных сторон мировоззрения разночинной демократии, изображенных правдиво, несмотря на первоначальный замысел Тургенева. Критик открыто симпатизирует Базарову, его сильному, честному и суровому характеру. Он считал, что Тургенев понял

этот новый для России человеческий тип "так верно, как не поймет ни один из наших молодых реалистов".Критическое отношение автора к Базарову воспринимается критиком как достоинство, так как “со стороны виднее достоинства и недостатки”, а “строго критический взгляд... в настоящую

минуту оказывается плодотворнее, чем голословное восхищение или раболепное обожание”. Трагедия Базарова, по мнению Писарева, состоит в том, что для настоящего дела в действительности нет благоприятных условий, а потому, “не имея возможности показать нам, как живет и действует Базаров, И. С. Тургенев показал нам, как он умирает.

В своей статье Д. И. Писарев подтверждает общественную чуткость художника и эстетическую значимость романа: “Новый роман Тургенева дает нам все то, чем мы привыкли наслаждаться в его произведениях. Художественная отделка безукоризненно хороша... А явления эти очень близки к нам, так близки, что все наше молодое поколение своими стремлениями и идеями может узнать себя в действующих лицах этого романа”. Еще до начала непосредственной полемики Д. И. Писарев фактически предугадывает позицию Антоновича. По поводу сцен с Ситниковым и Кукшиной он замечает: “Многие из литературных противников “Русского вестника” с ожесточением накинутся на Тургенева за эти сцены”.

Однако Д. И. Писарев убежден, что настоящий нигилист, демократ-разночинец так же, как и Базаров, должен отрицать искусство, не понимать Пушкина, быть уверенным, что Рафаэль “гроша медного не стоит”. Но для нас важно, что Базаров, погибающий в романе, “воскресает” на последней странице писаревской статьи: “Что делать? Жить, пока живется, есть сухой хлеб, когда нет ростбифу, быть с женщинами, когда нельзя любить женщину, а вообще не мечтать об апельсиновых деревьях и пальмах, когда под ногами снеговые сугробы и холодные тундры”. Пожалуй, мы можем считать статью Писарева наиболее яркой трактовкой романа в 60-е годы.

В 1862 году, в четвертой книжке журнала “Время”, издаваемого Ф. М. и М.М. Достоевскими, выходит интересная статья Н. Н. Страхова, которая называется “И. С. Тургенев. “Отцы и дети”. Страхов убежден, что роман — замечательное Достижение Тургенева-художника. Образ же Базарова критик

считает крайне типичным. “Базаров есть тип, идеал, явление, возведенное в перл создания”. Некоторые черты базаровского характера объяснены Страховым точнее, чем Писаревым, например, отрицание искусства. То, что Писарев считал случайным непониманием, объясняемым индивидуальным развитием героя (“Он сплеча отрицает вещи, которых не знает или не понимает...”), Страхов воспринимал существенной чертой характера нигилиста: “...Искусство всегда носит в себе характер примирения, тогда как Базаров вовсе не желает примириться с жизнью. Искусство есть идеализм, созерцание, отрешение от жизни и поклонение идеалам; Базаров же реалист, не созерцатель, а деятель...” Однако если у Д. И. Писарева Базаров — герой, у которого слово и дело сливаются в одно целое, то у Страхова нигилист все еще герой “слова”, пусть с жаждой деятельности, доведенной до крайней степени.

В конце десятилетия в полемику вокруг романа включается сам Тургенев. В статье “По поводу “Отцов и детей” он рассказывает историю своего замысла, этапы публикации романа, выступает со своими суждениями по поводу объективности воспроизведения действительности: “...Точно и сильно воспроизвести истину, реальность жизни — есть высочайшее счастье для литератора, даже если эта истина не совпадает с его собственными симпатиями”.

Роман Тургенева, кроме своей художественной красоты, замечателен еще тем, что он шевелит ум, наводит на размышления, хотя сам по себе не разрешает никакого вопроса и даже освещает ярким светом не столько выводимые явления, сколько отношения автора к этим самым явлениям.

На людей, подобных Базарову, можно негодовать, сколько душе угодно, но признавать их искренность - решительно необходимо. Эти люди могут быть честными и бесчестными, гражданскими деятелями и отъявленными мошенниками, смотря по обстоятельствам и по личным вкусам. Ничто, кроме личного вкуса, не мешает им убивать и грабить, и ничто, кроме личного вкуса, не побуждает людей подобного закала делать открытия в области наук и общественной жизни.

Работая неутомимо, Базаров повиновался непосредственному влечению, вкусу и, кроме того, поступал по самому верному расчету.

Итак, Базаров везде и во всем поступает только так, как ему хочется или как ему кажется выгодным и удобным. Впереди - никакой высокой цели; в уме - никакого высокого помысла, и при всем этом - силы огромные. - Да ведь это безнравственный человек! Если базаровщина - болезнь, то она болезнь нашего времени.Под определение настоящего человека подходит именно сам Базаров. Базаров ни в ком не нуждается, никого не боится, никого не любит и, вследствие этого, никого не щадит. В цинизме Базарова можно различить две стороны: внутреннюю и внешнюю, цинизм мыслей и чувств и цинизм манер и выражений. Тургенев, очевидно, не благоволит к своему герою… У Печориных есть воля без знания, у Рудиных - знанье без воли; у Базаровых есть и знанье и воля. Мысль и дело сливаются в одно твердое целое.

Максим Алексеевич Антонович. Асмодей нашего времени.

…Чтение производит на вас какое-то неудовлетворительное впечатление, которое отражается не на чувстве, а, что всего удивительнее, на уме. Вас обдаёт каким-то мертвящим холодом; вы не живете с действующими лицами романа, не проникаетесь их жизнью, а начинаете холодно рассуждать с ними, или, точнее, следить за их рассуждениями. Это показывает, что новое произведение г. Тургенева крайне неудовлетворительно в художественном отношении.

В "Отцах и детях" он скупится на описание, не обращает внимания на природу.. Все внимание автора обращено на главного героя и других действующих лиц, - впрочем, не на их личности, не на их душевные движения, чувства и страсти, а почти исключительно на их разговоры и рассуждения.

..Все личности в нем - это идеи и взгляды, наряженные только в личную конкретную форму... к этим несчастным, безжизненным личностям г. Тургенев не имеет ни малейшей жалости, ни капли сочувствия и любви, того чувства, которое зовется гуманным.

О нравственном характере и нравственных качествах героя и говорить нечего; это не человек, а какое-то ужасное существо, просто дьявол, или, выражаясь более поэтически, асмодей. Он систематически ненавидит и преследует все, начиная от своих добрых родителей, которых он терпеть не может, и оканчивая лягушками, которых он режет с беспощадной жестокостью. Всех вообще подчиняющихся его влиянию он учит безнравственности и бессмыслию; их благородные инстинкты и возвышенные чувства он убивает своей презрительной насмешкой, и ею же он удерживает их от всякого доброго дела.

Как видно из самого заглавия романа, автор хочет изобразить в нем старое и молодое поколение, отцов и детей. Роман есть не что иное, как беспощадная, разрушительная критика молодого поколения. Вывод: Роман г. Тургенева служит выражением его собственных личных симпатий и антипатий, взгляды романа на молодое поколение выражают взгляды самого автора; в нем изображается все вообще молодое поколение, как оно есть и каким является оно даже в лице лучших своих представителей; ограниченное и поверхностное понимание современных вопросов и стремлений, высказываемое героями романа, лежит на ответственности самого г. Тургенева. Если смотреть на роман с точки зрения его тенденций, то он и с этой стороны так же неудовлетворителен, как и в художественном отношении.

Но все недостатки романа выкупаются одним достоинством, - у героев его плоть была бодра, а дух немощен. Главный герой последнего романа есть тот же Рудин… время же недаром шло, и герои развивались прогрессивно в своих дурных качествах. Отцы = детям, вот наш вывод.Нигилизм. Тургенев определяет его следующим образом: «Нигилистом называется тот, который ничего не признает; который ничего не уважает; который ко всему относится с критической точки зрения». Автор направляет стрелы своего таланта против того, в сущность чего он не проник.Николай Николаевич Страхов. "Отцы и дети" оман, по-видимому, явился не вовремя; он как будто не соответствует потребностям общества; он не дает ему того, чего оно ищет. А между тем он производит сильнейшее впечатление.

Если роман Тургенева повергает читателей в недоумение, то это происходит по очень простой причине: он приводит к сознанию то, что еще не было сознаваемо, и открывает то, что еще не было замечено. Базаров в нем так верен самому себе, так полон, так щедро снабжен плотью и кровью, что назвать его сочиненным человеком нет никакой возможности. Но он не есть ходячий тип… Базаров, во всяком случае, есть лицо созданное, а не только воспроизведенное, предугаданное, а не только разоблаченное.

Система убеждений, круг мыслей, которых представителем является Базаров, более или менее ясно выражались в нашей литературе.Тургенев понимает молодое поколение гораздо лучше, чем они сами себя понимают. Люди отрицательного направления не могут помириться с тем, что Базаров дошел в отрицании последовательно до конца…Глубокий аскетизм проникает собою всю личность Базарова; это черта не случайная, а существенно необходимая. Базаров вышел человеком простым, чуждым всякой изломанности, и вместе крепким, могучим душою и телом. Всё в нем необыкновенно идет к его сильной натуре. Весьма замечательно, что он, так сказать, более русский, чем все остальные лица романа.

Тургенев достиг, наконец, в Базарове до типа цельного человека. Базаров есть первое сильное лицо, первый цельный характер, явившийся в русской литературе из среды так называемого образованного обществаНесмотря на все свои взгляды, Базаров жаждет любви к людям. Если эта жажда проявляется злобою, то такая злоба составляет только оборотную сторону любви.

Изо всего этого видно, по крайней мере, какую трудную задачу взял и, как мы думаем, выполнил в своем последнем романе Тургенев. Он изобразил жизнь под мертвящим влиянием теории; он дал нам живого человека, хотя этот человек, по-видимому, сам себя без остатка воплотил в отвлеченную формулу. Какой же смысл романа? он имел гордую цель во врeменном указать на вечное и написал роман не прогрессивный и не ретроградный, а, так сказать, всегдашний.   Смена поколений - вот наружная тема романа отношение между этими двумя поколениями он изобразил превосходно.

Итак, вот оно, вот то таинственное нравоучение, которое вложил Тургенев в свои произведения. Базаров чуждается жизни; не выставляет его автор за это злодеем, а только показывает нам жизнь во всей её красоте. Базаров отвергает поэзию; Тургенев не делает его за это дураком, а только изображает его самого со всею роскошью и проницательностью поэзии. Одним словом, Тургенев стоит за вечные начала человеческой жизни, за те основные элементы, которые могут бесконечно изменять свои формы, но в сущности всегда остаются неизменными.

Как бы то ни было, Базаров все-таки побежден; побежден не лицами и не случайностями жизни, но самою идеею этой жизни.
39. Основные тенденции развития рус.лит.критики 1870-1880гг. Народническая критика. Типологический анализ одной из статей данного периода.

С 70-х годов начался новый этап демократического движения - «народничество». Он продолжался до конца XIX века. В 1868-1869 годах была напечатана в газете «Неделя» серия статей П. Л. Лаврова под названием «Исторические письма», а в 1869 году в «Отечественных записках» появился трактат Н. К. Михайловского «Что такое прогресс?». В этих трудах были сформулированы теоретические принципы революционного народничества 70-х годов.Термин «народничество» обычно употребляется в широком и узком смысле.В широком смысле народничеством называют разночинное освободительное движение на всем его протяжении от 40-х до 90-х годов. Сущность движения заключалась в борьбе за интересы крестьянства, против крепостничества и его остатков и одновременно в теоретической разработке идей «русского общинного социализма». Эти идеи разрабатывали с начала 1850-х годов Герцен, потом Чернышевский. С различными видоизменениями они встречаются позднее во всех разветвлениях народничества.

Значение термина «народничество», в более узком смысле, применительно к тем этапам развития разночинной идеологии, выражавшей крестьянские интересы, которые берут свое начало после «шестидесятников», где-то на грани 60-х и 70-х годов. Сам термин «народничество» возник только к середине 70-х годов. В 1876 году в Петербурге была создана революционная организация «Земля и воля», программу которой стали называть «народнической», а участников общества «народниками».

Реформа 1861 года изменила все условия жизни в России. В стране наметился спад революционной волны. Народники упорно проповедовали идеи русского утопического, общинного социализма, опиравшегося на определенные исторические предпосылки. Народничество сделало крупный шаг вперед, поставив перед общественной мыслью вопросы развития капитализма в России. «Постановка этих вопросов есть крупная историческая заслуга народничества...». Семидесятые годы - самый героический период в развитии народничества, породивший «хождение в народ», подпольную практическую революционную деятельность «Земли и воли», а затем «Народной воли», создавший небывалые еще по конспирации, волевой целеустремленности организации профессиональных революционеров.

В литературе возникла особая «народническая» ветвь, специально и подчеркнуто занимавшаяся изображением жизни «мужика» (Каронин, Наумов, Златовратский). Литературное народничество представляет собой одно из течений внутри реалистического направления. В основном оно разделяло его принципы, но иногда увлекалось в область романтической идеализации русской деревни или в очерковый описательный натурализм. Хотя теоретики народнической литературы сравнительно меньше интересовались эстетикой и критикой, чем демократы 60-х годов, все же они внесли свой вклад в разработку программы реалистического направления.

Одним из первых идеологов народничества стал Петр Лавров (1823—1900), чьи «Исторические письма» (1868— 1869) ока­зали огромное влияние на молодежную аудиторию 1870-х годов. В размышлениях о закономерностях исторического движения Лавров оперирует категорией «прогресса», которая стала ключевой для всего народнического учения. По мнению Лаврова, залогом про­грессивного исторического развития является активная и целенаправ­ленная деятельность отдельных личностей, поэтому понятие «про­гресса» в его толковании приобретает субъективную окраску. Страстность и убедительность социаль­но-философских размышлений Лаврова спровоцировали массовое «хождение в народ» прогрессивно настроенной молодежи 1870-х годов.

За­логом общественно-эстетической ценности литературного произведе­ния философ-народник, как в свое время и Белинский, считал соедине­ние совершенной формы и отчетливо выраженной содержательной направленности, «пафоса», при этом зрелость и современность худо­жественной мысли писателя для теоретика оказывается все более важ­ным критерием восприятия произведения. Статья Лаврова «Письма провинциала о задачах современной критики» (1868) стала одним из программных документов обновленных «Отечественных записок». Лавров рекомендует рассматривать деятельность литературных кри­тиков как важное средство пропаганды идей прогресса.

Петр Никитич Ткачев (1844— 1885), работавший под явным воз­действием идей Писарева, находил вполне применимым в рассмотре­нии литературных явлений рационалистический метод естественных наук. С точки зрения Ткачева, писатель, как и ученый, должен стре­миться к современности и актуальности своего творчества—иначе говоря, должен выражать определенную тенденцию, совпадающую с освободительными устремлениями «прогрессивной» части общест­ва. Социально-злободневным содержанием публицист наполнял и по­нятие «художественной правды», которое в его понимании оставалось единственным «оправданием» художественности, т. е, литературного творчества вообще. При таком подходе критиком резко негативно оценивалось творчество Л.Толстого (статья 1878г. «Салонное худо­жество», посвященная «Анне Карениной») и Достоевского, которого Ткачев обвинял в одностороннем интересе к психически неустойчи­вым, патологическим личностям («Больные люди», 1873—о романе «Бесы»). Вместе с тем, автор «Дела» признавал художественную сяду произведений Достоевского, сочувствовал его обращению к проблеме социального и психологического угнетения («Литературное попур­ри», 1876 — о «Подростке»; «Новые типы «забитых людей», 1876— о «Братьях Карамазовых»).

В статье «Беллетристы-эмпирики и беллетристы-метафизики» (1875) критик причислил Достоевского, Л.Толстого я Тургенева ко второму типу писателей, которые, по его мнению, опираясь на субъек­тивные представления о жизни, воспроизводят нравственно-психоло­гические «абстракты», т. е. априорные схемы мышления, не подверг­нутые аналитическому рассмотрению. Но и «беллетристы-эмпирики» не отвечают в полной мере общественным потребностям: такие писа­теля, как Гл. Успенский, Слепцов и др., хотя и изображают факты ре­альной жизни «низших, некультурных слоев общества», неспособны отличить важное от неважного, закономерное от случайного, не уме­ют обобщить полученные ими сведения. Писателей, в основе творче­ства которых лежит «научный» метод, Ткачев в современной литера­туре не находит. Подчинение потребностям социальной пропаганды заставляет Ткачева первым в русской литературной критике оценивать писателей с точки зрения их сословной принадлежности — естественно, что это лишает обще­ственной значимости всю русской литературу, в том числе творчество «помещиков» Тургенева, Толстого и Достоевского.В отличие от Ткачева, Николай Васильевич Шелгунов (1824—1891) был убежден, что «люди литературного труда—луч­шая интеллигенция страны. Они всегда стоят во главе умственного движения, они его светочи и руководители». Осмысляя историю рус­ской литературы в контексте русского общественного и интеллектуального развития, автор «Дела» подчеркивал значимость литератур­ной критики, утверждая высокую общественную ценность деятельности Белинского и его последователей 1860-х годов, полемизируя с представителями «эстетической» критики («Двоедушие эстетиче­ского консерватизма», 1870) и отвергая литературное учение А. А. Григорьева за его увлечение абстрактными «вечными» истина­ми, за неустойчивое, сумбурное понимание взаимосвязей искусства и нравственности («Пророк славянофильского идеализма», 1876), Вместе с тем, Шелгунов был более последователен, чем Добролюбов и тем более Писарев, в историческом анализе литературы, отмечи прогрессивность для своего времени литературно-общественной роли Пушкина и «людей сороковых годов» («Люди сороковых и шестиде­сятых годов», 1869; «Народный реализм в литературе», 1871). Сдер­жанно оценивая творчество Тургенева, Гончарова, Островского, Пи­семского, Салтыкова-Щедрина, Шелгунов, как и Михайловский, про­тивопоставлял им современных писателей-народников.

Кризис народнической критики наступил к середине 1880-х го­дов, когда были запрещены «Отечественные записки» и отстранены от руководства «Делом» его прежние основные сотрудники. Народ­ничество и в последующие десятилетия оставалось активной литера­турной силой, однако общественные и литературные высказывания его сторонников в 1890-е и в 1900-е годы не отличались прежней влиятельностью.

Наиболее видным теоретиком и литературным критиком народнического течения был Михайловский Николай Конст.. Он печатался в популярных журналах «Отечественные записки» (1868-1884) и «Русское богатство» (1894-1904).

В отличие от других народнических критиков, например Лаврова, писавшего несколько вяло, с постоянными ссылками, многословно, Михайловский обладал ярким темпераментом публициста и критика. Он выступал постоянным обозревателем литературных новинок, истолкователем крупнейших современных писателей. С 1877 года он стал одним из редакторов «Отечественных записок». В трактате «Что такое прогресс?» Михайловский стремился вернуть внимание общественности к социальным проблемам. Михайловский усмотрел определенный классовый эгоизм в распространявшихся тогда эстетических утверждениях Герберта Спенсера, что искусство есть игра, воспроизведение абстрактных законов контраста.

Но Михайловский сам тут же сползал к идеалистическому субъективизму и социологизму, полагая, что свой суд над жизнью человек совершает, исходя из «идеалов нравственности», а нравственность разъяснялась Михайловским в свете им же самим составленной абстрактной «формулы прогресса». Михайловский поставил во главу угла рассмотрение не природы классового общества, а интересы абстрактной личности. Весь ход его мысли приобрел наивно-морализаторский характер.Михайловский разработал свое особенное учение о «типах» и «степенях» развития личности, из конфликта между которыми якобы складывается современная социальная борьба. Больше всего он касается этого вопроса в статьях «Десница и шуйца Льва Толстого» (1875) и «Щедрин» (1890).

Классы характеризуются Михайловским двумя различными моральными качествами: «честью» и «совестью». «Честь» (это тот же «тип») принадлежит только трудящимся. Но они страдают от темноты (т. е. стоят на низкой «степени» развития). У них есть только «сознание напрасно претерпенных обид и оскорблений», муки от страха и насилий. Проснувшаяся честь терзает народ сознанием «бесчестной слабости». Напротив, привилегированные классы мучаются «совестью», сознанием виновности перед народом (т. е. по «типу» они ниже, а по «степени» выше, чем массы; недаром появилась особая группа людей - «кающихся дворян»).

Итак, у господ «бессовестная сила», у народа «бесчестная слабость». Такова априорно построенная, теоретически бедная концепция Михайловского относительно классовой борьбы, ее пружин и целей. Оценки Михайловским писателей могут быть классифицированы так. Близкими его народнической доктрине и, так сказать, «писателями-идеалами» были Златовратский, Г. Успенский, Островский, Некрасов и особенно Щедрин. Писателями, начисто отвергаемыми за их «реакционность», или неопределенность их взглядов, или служение «чистому искусству», были: Достоевский, Лесков, натуралист Боборыкин, певец «хмурых людей» Чехов и декаденты-символисты. Была большая группа «попутчиков», авторитет которых он хотел использовать в своих целях, в чем особенно проявлялась однобокость и тенденциозность подхода Михайловского (Тургенев, Л. Толстой). Молодыми писателями, на которых он хотел «повлиять», были Гаршин и в особенности Горький.