— Подъем! '
Он не возражает... идет за мной... hep! hep! это нас... Крахт... он уже получил ответ!., правда, до Моорсбурга те так и не добрались!., по дороге встретили капитана, который был уже в курсе... да!., в курсе всего!., капитана, командира гарнизона... более того, с письменным приказом на руках... «всем оставаться в своих комнатах, никуда не уезжать, ни под каким предлогом, к мертвецам не притрагиваться»... вот те на! мы же к ним притрагивались, да еще как! начнется следствие, нам не сдобровать!.. это вполне в европейском духе: к мертвым не притрагиваться!., живому — прямо в харю! пожалуйста!., главное, чтобы еще дышал: без проблем! а если уже не дышит? пиши пропало! это страшное преступление!., и, судя по всему, наш случай подпадал именно под эту гнусную формулировку... надо было срочно делать ноги... но куда? в каком направлении?., и каким образом?., вы знаете, я человек сообразительный, но те-то тоже, наверное, не дураки... тоже, вероятно, кое-что предусмотрели? уж предусмотрели, можно не сомневаться!
— Мне как-то не по себе, Фердина!
365
На сей раз я вынужден повторить вслед за ним:
— И мне не по себе!
И Лили тоже... «не по себе»!., ладно, утро вечера мудренее!., мы так и засыпаем, сидя на ступенях... под разрывы бомб на юге... точнее, на юго-востоке... не слишком громкие... но достаточно регулярные... для сна в самый раз... брум!.. не слишком громко... и ритмично...
* * *
Стоит вам углубиться в работу, как окружающие сразу же решают для себя: черт возьми, пора!., и набрасываются, разоряют, разрушают все, что вы сделали!., обычно они вообще ни хрена не делают, а только кривляются и изрекают всякие пошлости... а тут предоставляется такая великолепная возможность нагадить: разрушить ваш двадцатилетний труд, похоронить все ваши произведения! понаблюдайте как-нибудь за ними в течение дня: они жрут, рыгают, квасят, просят погадать им на картах, рассматривают свои ширинки, посылают друг другу цветы, а потом — оп! в машину! и опять в ресторанчик! за черной икрой!., а стоит вам на минуту отлучиться, как, вернувшись, вы обнаруживаете, что на вашей строительной площадке все перевернуто вверх дном: балки, кирпичи, балконы, арки, фасад, задворки — все в полном беспорядке! что за кавардак!., жизнерадостные говорящие гиббоны уничтожили весь ваш труд! сволочи!., а вам предстоит нелегкое испытание!., ведь вам придется снова все восстанавливать, переделывать, причем на сей раз приходится затрачивать гораздо больше усилий, подстегивать себя, старательно вдохновляться!
Пока же я могу точно определить, где нахожусь: почти на странице 2500... а точнее говоря, на том самом месте, где у меня три жмурика, три трупа... если, конечно, это кому-нибудь интересно?
А тут как раз ко мне заходит мадмуазель Мари151... я спрашиваю ее, что она обо всем этом думает...
— О, знаете... ваши книги... после «Путешествия»...
— Что после «Путешествия»?
— Ну, на какой-то особый успех рассчитывать не стоит...
— Да я и не рассчитываю, клянусь вам, мадмуазель Мари, но ведь меня же просто обокрали!., а я ведь, вообще, привык довольствоваться в жизни малым, не высовываться, никому особо не докучать...
— Ну и?
— Я хотел бы кончить под другим именем... там, куда никто не приезжает... в дюнах, к примеру... или где-нибудь еще..
Мадмуазель Мари все правильно понимает... я тысячу раз рассказывал ей о своих передрягах...
— Да, но ваш счет?., вы его видели?
Ясное дело, видел! долг — девять миллионов!., полное разорение! особенно для человека, который довольствуется малым!..
— Меня хотят уничтожить, мадмуазель Мари! Она и это тоже знает... во всех деталях...
— Меня обвиняют во всем!., все!., от приговоренного некогда к смерти Кусто до Пецареффа, этого почетного узника Бухенвальда... как, по-вашему, могу я выкрутиться?
— Невозможно!
О, конечно же, меня предупреждали... сколько раз мне повторяли: ваши книги больше не продаются!., впрочем, не только мои книги, а и все книги вообще! люди их больше не покупают! они же должны платить налоги! телевизор, отпуск, аперитив, плюс машина и страховка!., на остальное у них просто не хватает времени!., и кроме того, по правде говоря, они и раньше никогда не покупали книг, а брали их почитать и оставляли у себя... или же крали их у друзей и с прилавков... тоже своего рода спорт! но теперь их больше интересуют гольф, стриптиз и черные куртки! главное — поменьше думать!
— Мне плевать! я же сказал... надо сходить поговорить с этим уродом!..
Но с ним уже практически невозможно поговорить!., моя секретарша в курсе... с тех пор как у него, вроде бы, начались неурядицы, он спрятался в сейфе... так надежнее!., он там и живет, даже спит в своем сейфе... пересчитывает свои мешки и новые франки... «но я с ним поговорю»... я это обязательно сделаю... «я с ним поговорю»!..
— Мадмуазель Мари, сделайте милость, сходите со мной, вы будете свидетелем!
Я беру такси! вот мы и приехали!., знакомое местечко... просто жуткое... широкие мраморные плиты, черные с белым... огромный амфитеатр... и очень холодно... почти как в морге... мы ждем... есть тут и диванчик..: правда всего один... там уже расселся, скрестив ноги, брат этого «урода»... с нами он не говорит... а я все думаю о странице, на которой только
367
что остановился, она же меня ждет, моя 2500-я... брат «урода» заставляет меня задуматься о зря потраченном времени... там ведь у меня остались три трупешника... на мокрых водорослях... я обращаюсь к этому мудаку...
— Где Броттэн?
Он качает головой... он не знает...
— А остальные?
А-а, наконец-то ответил!
— На заседании!
— Что еще за заседание?
— Да так, фигня разная!
Вот уж это мне ничего не объясняет...
— А мсье Нимье?
— Уехал на восемь дней в Требизонд...
Вот и все, судя по всему, он больше не собирается со мной разговаривать... я ему надоел... он зевает, повернувшись к бюсту своего брата, на том конце амфитеатра... потом зевает еще раз и уходит... он очень устал... мы остаемся одни с мадмуазель Мари... у бюста... я рассматриваю банкетку... убогая мебель, прямо скажем, на Блошином рынке за такую и ста старых франков не дали бы... все пружины торчат штопором...
Из коридора доносятся голоса... я прислушиваюсь... яростный спор... иду туда... никого!., это из кабинета...
— За кого вы голосуете?
Мнения расходятся... второй... в третий раз!., «за кого?» а потом вдруг — песня... все дружно скандируют под аплодисменты...
Облапошим мы его! Олле! оме!
И мужчины, и женщины...
Облапошат там его! Олла! олла!
А, вот одна выходит!., вся налившаяся кровью, как помидор... она замечает меня... и окликает...
— Эй вы!., а вы?., за кого вы голосуете?..
Очень насущный вопрос, прямо скажем! мне нечего ей сообщить... я ни за кого не голосую...
— О, да вы не Селин ли? Доходит вдруг до нее...
— Да! да! я самый!
— Вы пришли на заседание? I
У меня, должно быть, такой В1^щ, будто я с луны свалился!., несолидный... )
— А потом что, не знаете? все) отправляются принимать ножные ванны? или же состоится всеобщее самобичевание?
— Нет! нет! уверяю вас... мы пришли к Ахиллу... задать ему пару вопросов...
— Ах, не смешите меня! 1
Она давится от смеха... неужели я настолько комичен?
— Ахилл вот уже три месяца садкит в сейфе, с тех пор как у него начались проблемы!., вы что}, не знали?
Она убегает... сообщить это остальным... в кабинет... все остальные тоже начинают смеяться;., кто же это такие?., выходит еще один, в свитере, в очках.1. и с трубкой во рту...
— Я Растиньян, разрешите представиться, мы ведь еще не знакомы, Селин!., директор «Норого обосрения»152!
— Поздравляю, дружище! но чтА это за люди там вопят?
— Да это же наш комитет, Селин!
— Они что, так, воплями голосуют?
— Именно так! идея просто гениальна! моя идея!
— Я в этом и не сомневался! но кто они?
— Светские люди, богачи, абсолютные бездельники!., педерасты... алкоголики... но так нужно! я держу все под контролем!., парочка убийц... парочка анархистов...\
— Я понимаю вас, Растиньян...
— «Новое веянье», улавливаете? Комитет чтения! сами они ни на что не способны, я знаю! но они же оценивают! «судят» других... всю свою жизнь они только этим и занимались!., к тому же большинство из них англичане... есть и киргизы!..
— Ничего себе!
Ну что тут скажешь...
— Вы захватили с собой рукопись, Селин? Комитет готов! а вы готовы?
— Они ведь уже отклонили мое «Путешествие»152...
— О, вы знаете, в то время... все кому не лень занимались литературой... все считали себя писателями!..
— Я вас «disturbe»*, Растиньян!
— О, «disturbe»! повторите еще раз, Селин!., повторите! какой очаровательный глагол!
Кажется, я его и вправду взволновал...
* Побеспокоил, взволновал (англ.).
369
— Disturb! Растиньян! I
A уж те как вопят! там внутри!., они хотят голосовать! «Комитет чтения»... и зовут его...
— Дерьмо!., трепло!., окотина!.. ублюдок!..
— Вы слышите? I
— О да!., о да! мы вас! оставляем!., раз уж им так не терпится проголосовать!.. |
— Дорогой Селин, повторите мне еще раз это слово!
— Disturb! disturb! Раотиньян!
Ну, ладно!., мадмуазель Мари подает мне знак, что довольно, нам пора уходитк..
Конечно!., мы сделали все, что было в наших силах!., вообще лучше избегать визитов к людям, которые живут совсем другой жизнью... не такой, как вы... вам уже их не понять... вы сильно отстали!., и вы тоже кажетесь им смешным... подумать только... с течением времени все ваши знакомые постепенно уходят... их становится все меньше... и меньше...
— Знаете, мадмуазель, а у меня ведь есть дочь!
— В самом деле?
— А я очень давно ее не видел...
— И что же из этого?
— Я не знаю...
Мы снова потерпели неудачу, но я уже к этому привык... особенно здесь, недалеко от сквера Бусико... здесь возле сквера поворачивают машины... объезжают вокруг... три... четыре человека идут по улице, не больше... заходят в подъезд... из этих четырех, по меньшей мере, три кюре... их штаб-квартира совсем недалеко, на улице Вавилон153... в детстве я тоже жил тут неподалеку... на улице Вавилон... там их Миссия... я все еще помню эти динг! динг! их заутрени... теперь, похоже, мы можем идти... бульвар Распай... а там такой шум, что в голове все мешается... перестаешь соображать... ладно!., этот визит меня сильно разочаровал! плевать я хотел на этого Брот-тэна! и на его Комитет! и на его сейф!
— Ладно! ладно! возьмем такси! Мадмуазель Мари не возражает... А вот и оно!
— Такси!., в Медон!.. возвращаемся к моему роману!
— Конечно! как скажете! Хоть один вежливый человек!
— Мадмуазель Мари, скажите, а эти люди из издательства Броттэна нас случайно не оскорбили?
— О, не думаю!., не думаю!..
— И какого хрена я там делал1
— Ну, вы с ними поздоровались!
— Ну да! да! правда они были йе слишком любезны...
— О нет!., о нет! они со всеми так себя ведут!., просто они очень заняты работой... i
— А может, мы им помешали? <
— Возможно... может и так... i
i
* * *
Подумаешь!., в ближайшее времй я туда возвращаться не намерен! пусть они обделывают свои делишки, хихикают, да хоть на ушах пусть стоят! пакостники и пакостницы!., да чтоб у них все сосуды полопались к чертям! только дурак будет обращать внимание на этих людишек!., злобных завистников, моральных уродов!., все чего-то шустрят!., туда!., сюда!., кажется, они уже вообще ничего не соображают, бегая по своим коридорам... им звонят... а ойи даже не знают, кто... зачем?., никого нет!., за них отвечает их телефон... «г-н Пе-лиотроп вышел!., подождите!., он скЬро будет!..» тюк!., трубка повешена!., можете не ждать!., эта скотина, г-н Пелиот-роп, не придет никогда!., как, впрочем, и вы!., черт! все-таки надо было набраться терпения... может, удалось бы поговорить с Нимье?.. о его проекте с комиксами? интересно, неужели он и вправду об этом думает?., всерьез?., ничего, попробую в следующий раз... в следующий раз, через несколько лет... перекинусь с ним парой слов... ну а мы-то что?., где я? точнее, где мы?., так и крыша поехать может... я снова вас запутал!., конечно, этому есть некоторые объяснения, но все же... я вас запутал, это серьезный промах!., а вдруг вы мой последний читатель?., ну, ладно! ладно! где же мы были? не будем больше отклоняться!., займемся делом!., я сплю так чутко, что любого пустяка достаточно, чтобы меня разбудить, а теперь так и вообще заснуть не могу... кажется, что-то происходит?... там, в парке?., рассвет чуть брезжит... нет, мне уже не мешают ни бомбежки, ни «мародеры»... все это просто составляет часть шумовой декорации, постоянно присутствующей и в облаках... и на земле... то же дрожание стен... нет, тут что-то другое... люди!., причем люди в автомобиле, а мы уже несколько месяцев не видели автомобиля... даже «газогенераторного»... один голос я узнаю: Крахт!.. и с ним еще кто-то... такое чувство, что это за нами... нужно сходить посмотреть!., может быть, они приехали, чтобы нас повесить?..
371
они могут, им же предоставлены все полномочия... мы сразу же встаем... это не сложно, мы ведь даже не раздевались... сажаем Бебера в сумку... вот и мы!., я, и в самом деле, не ошибся: здоровенный «мерседес» на бензине, а вокруг — пять человек... но они приехали не для того, чтобы нас повесить!., а чтобы провести расследование!.. Крахт нас представляет... судебный следователь!., j Untersuchungsrichter! одутловатый, бородатый, седой... он я>но не выспался!., с ним четыре резервиста, landwehr... откуда они приехали? из Берлина?., нет! из другого места!., тсс! не нужно об этом!., насколько я понимаю, у них тут есть # еще машины... должно быть, они где-то припаркованы!.. судья внимательно нас рассматривает... Крахт объясняет еЩ, кто мы такие, откуда... он не говорит по-французски... в Ьоенной фуражке... а костюм штатский... повязка со свастикой, старый костюм и потертое пальто... не похоже, чтобы он был богат... о, ну питается-то он точно неплохо, так что мог бы себя вести и повежливее, но это у него не получается... он довольно-таки груб...
— Все вниз! и быстрЬ!.. schnell!.. schnell!
Все сейчас же должны выйти!., весь замок!., ему не терпится отсюда уехать... чго он нам еще собирается сообщить!., о, Крахт не возражает! .к избам!., оттуда сразу приводят две бригады! и еще две с фермы!., плюс еще куча всякого сброда!., пусть соберется весь персонал! машинистки, бухгалтерши!., и Кретцеры!.. и Изис фон Лейден с дочерью!., и служанки, и садовники... этот судья не намерен шутить!., ему нужна также Мария-Тереза... он ждет молча, ничего нам не говорит... нет!., все же обращается ко мне... «wo sind die? где они?..» я понимаю его немецкий... конечно, он имеет в виду трупешники!.. einer ist daL один там! zwei sind da! я показываю ему: один в гостиной, в доме... два других, калека и ландрат, там, где их положили, на куче листьев... у воды, то есть на краю болота... а кстати, где же тот шнурок?., шелковый шнурок, которым задушили ландрата?.. куда он подевался? он хочет сперва взглянуть на тех, что здесь... в гостиной!., пожалуйста!
— Sie wohnen da?.. вы живете там?
— Ja! ja! ja!
— Тогда пошли!
Я должен его проводить... вот мы и пришли... он склоняется над этой парой...
— Sie sind Arzt... вы врач?
Крахт, должно быть, ему уже сообщил...
— Ja! ja! ,
— Tôt?., умер?.. j
Спрашивает он меня... снова наклоняется, поднимает одно веко... нет, он ошибся!., это не Мертвый, этот жив!., веко ревизора!., тот просто задремал!.. ,
— Ооо!.. ооо!..
Вопит он!., бурная реакция!..
— Die Frauen!.. женщины! '
Испуг!., ему показалось, что они вернулись!
— Nein!.. nein! ;
Я его успокаиваю... указываю сукгье на того, кто и вправду является трупом... на риттмайстфа... вот с ним можно не церемониться!., трясти сколько угодно!., он ощупывает его руку... ничего не поделаешь!., окоченела! как палка!..
— Tôt?., tôt?..
Он берет свою книжку, что-то записывает... затем достает часы... черной стали... смотрит н^ циферблат... снова что-то записывает...
— А другой?
— Revizor! ,
— Ach! ach! Он опять все записывает... готово...
— Die andern? другие?
Они там... на улице... поясняю я ему...
— NunL nun!
Он торопится... мы идем туда... вот и двое других...
— Эти тоже мертвы... совершенно мертвы!., утопленники! ertrunken!
Единственное слово, которое я знаю... этих он тоже может трясти!., но он их даже не трогает, верит мне на слово... просто записывает в свою книжечку время, дату...
— Da der Landrat? da der sohn Leiden?.. Чтобы не ошибиться...
— Вот это ландрат!.. а это сын Лейдена!
Он не спрашивает меня, где шнурок... а сам я об этом говорить не собираюсь!
— Gut! Gut! nun Крахт!
Подходит Крахт... он уже собрал людей, целую толпу... всех, кого он нашел на ферме... на всех этажах замка, и в саду... здесь и дамы... короче, все!., и Изис фон Лейден, и малышка Силли, и наследница Мария-Тереза... и Кретцеры... и весь персонал Dienstelle... но что-то я не вижу ни Леонара, ни Жозефа... никто ничего не говорит... все мол-
373
чат, так и застыли в безмолвии... и это производит довольно забавное впечатление... а ведь они всегда были такими бойкими, только и делали, что шушукались по углам, в бюро, за столом, на улице... в первый раз я вижу их такими скромными и молчаливыми... а вот и Николя, русский гигант... он уже не блюет, его подняли и поддерживают сразу четверо... нельзя сказать, что это слишком много... это же настоящий бык... они усаживают его на листья... оглушенного, ничего не соображающего!., бородач задает ему вопрос... по-русски... жестко! сухо!., тот ничего не отвечает... я не знаю, что он пил... или жрал... а может, притворялся?., вообще-то, ему можно сделать промывание желудка... но я не собираюсь лезть со своими советами!., а вот и однорукий сержант... и шеф-повар из Tanzhalle... и еще многие другие!., русские и немецкие узники... бородач требует, чтобы здесь собрались все... ему еще многое нужно узнать... он закуривает небольшую цигарку, изжеванный окурок... я вижу, как он достает еще кучу таких же изжеванных окурков из своего кармана, а потом запихивает их обратно... я мог бы достать ему и получше, совсем новенькие... ладно, позже видно будет... уж больно он грубоват!., хотя я так и не понял, злой он или нет... может быть, убежденный нацист?., у него же повязка... но свастика еще ни о чем не говорит... ничего, разберемся... теперь он требует, чтобы все собрались вокруг болота... встали полукругом... те, кто не держится на ногах, сидит или лежит... но все здесь!.. Николя лежит, он не выдержал... и кажется, заснул... дыхание ровное... а остальные почти все стоят вокруг, прижавшись друг к другу, сгрудившись вокруг болота... лица у всех хмурые, и никто даже не шевелится... Изис фон Лейден не проронила ни слова, рядом с ней стоит Мария-Тереза, тоже в полном молчании... бородач собирается что-то сказать... он выплевывает свой окурок, откашливается, так!., и очень медленно и громко объявляет... чтобы его можно было переводить... это касается и французов... он поворачивается к нам... «вы меня понимаете?., ja! ja!»... уже восемь утра, я вижу часы над хижинами... однако еще не совсем рассвело...
— Внимание всем, собравшимся здесь... вам что-нибудь известно?., может, вы что-нибудь видели или слышали?
Никто не отвечает... он указывает пальцем на Изис фон Лейден.
— Nein!
Она была в Tanzhalle... «а вы?»... он обращается к нам...
— Nein!
Мы тоже были на представлении ..
— Und der?*
«Der» — это Николя, он спит на куче листьев и не может ответить...
— Spâter! Позже!..
А теперь Крахт!.. пусть он подойдет!., он отдает ему приказ... я понимаю, что речь идет о гробах... sarge... Крахт об этом уже позаботился... гробы готовы... бородач хочет на них посмотреть... не успел сказать, как они уже здесь... три прочных гроба... из красной ели... остается всех их положить в эти ящики... бородач хочет, чтобы мы сделали это сейчас же!., снова bibelforscher'bi!.. они все здесь... тело калеки входит с трудом... у него голова вывернута, почти на спину... непонятно, сделал ли он это сам в яме, или же другие, когда его вытаскивали?., а вот, теперь готово!., крышки!., а где Лео-нар?.. Жозеф?.. Крахт спрашивает кеня... я их не видел?., нет, ни одного!., ни того, ни другого...
— Завтра утром, в шесть часов!
Объявляет бородач... продолжение расследования?., нет!., похороны троих!., временные!., а окончательные состоятся через два месяца, после вскрытия! у них в Берлине есть все, что нужно, но в этот момент все в другом месте... все их институты и морг переехали... теперь все это, кажется, где-то у Бремена... как бы там ни было» но пока наши трое будут похоронены «временно»... мы знаем, где тут небольшое кладбище... почти сразу за школой «фольксшуле»... ровный песчаный участок... не далеко... двести... триста метров... прямо перед березовым леском...
— Договорились!., встречаемся на перистиле! А я добавляю, просто, чтобы уточнить...
— В пять тридцать!
Расследование не затянулось... свернули, я бы даже так сказал... у этого бородача, должно быть, есть для этого свои причины... может быть, позже узнаем... а пока что: пять часов тридцать! вижу, поспать нам не удастся... о, тут не до сна! вот Ля Вига, тот, кажется, постоянно спит... точнее, дремлет, с отсутствующим видом... я на него смотрю... он снова начал косить!., и вдруг, стоило мне на него взглянуть, он как завопит! опять началось... и к тому же еще по-немецки!..
— Leute! leute!.. ich bin der môrderer!.. ich! ich!**
* A это? (нем.). '* Люди! люди!., я убийца!., я! я! (нем.).
375
Он бьет себя в грудь! обвиняет себя!..
— Я! я! убийца!
— А ну замолчи! придурок! ты же был с нами!
Все видели его с нами! к счастью! он сидел между Крах-том и Изис!.. но все же, для него это плохо!., бородач хочет все знать... сейчас я ему все объясню... Крахт ему объясняет...
— Nichts!.. nichts... schauspieler! nervos! актер! истеричный!
— Он актер?..
— Die biihne! die buhie gesehen!*
Я хочу объяснить ему, что это спектакль!., просто он недавно видел сцену, но сам на ней не был!., а для него это ужасно!., приступ зависти! судья отвечает...
— AchL ach!
Все люди, которые уже собирались уходить, возвращаются... они слушают, как он вопит: ich! ich! я!., môrderer! но они в это не верят и смеются... они же знают... все!., даже русские и матроны... они все были в TanzhalleL просто этот franzose совершенно спятил! «schauspieler!» он совершенно verriickt!.. «iiberspannt!.. перевозбудился!»... они его знают, все понятно! я вижу здесь даже проявление некоторой симпатии... повод не очень приятный, но все-таки... такого в Цорн-хофе до сих пор не наблюдалось... untersuchungsrichter бородач отошел подальше, стоит в грязи... стоит там и смотрит на нас... Ля Вига уже не орет, он снова обрел свой привычный образ «человека ниоткуда»... и свое косоглазие...
— Sie nehmen ihn mit?** Кричит он мне...
— Ja! ja! ja!
Я категоричен: конечно, я беру его с собой!
— Sie sind verantwortlich***? Конечно же, я ответственный!
— Sicher! sicher!****
Мария-Тереза приходит ко мне на помощь, она боится, что я не все понял...
— Он спросил у вас, берете ли вы его с собой?
— Да! да, мадмуазель!., конечно, я совершенно согласен!., тысяча багодарностей! а что касается ответственности! я всегда был ответственным!
* Представление! смотрел представление! (нем.). ** Вы берете его с собой? (нем.). *** Вы ответственный? (нем.). **** Конечно! конечно! (нем.).
Она направляется к стоящему в грязи судье... говорит с ним... он достает монокль из кармана своего жилета, пялится на нас... вижу, они разговорились... что-то обсуждают! оба увязли в грязи... дают друг другу руки, помогают выбраться... возвращаются назад... проходят совсем недалеко от нас... ни слова!., как будто нас не существует... очень хорошо!., ладно! нам остается лишь подняться к себе, но тут: hep! hep!., меня останавливает Крахт... для нас: приказ!., мы должны сейчас же переехать!., а в гостиной расположится [судебный следователь... со своими четырьмя солдатами : Wehrmacht'a... я же должен только заходить туда утром и ^вечером, чтобы осмотреть Revizor'a... и принести ему его похлебку... вот и все!., мы должны оставаться наверху у себя ; в башне... и ждать!., а в гостиной нам было совсем неплохо... 'эта такая любезная Мария-Тереза, наверняка, потихоньку ^наговорила о нас всяких гадостей, именно об этом они и ' беседовали с бородачом, черт бы их побрал!., я на минуту задумываюсь... и говорю Лили и Ля Виге:
Достарыңызбен бөлісу: |