* Хорошо!., хорошо!.. А это кто? (нем.). ** Прочь! прочь! (нем.).
— Прошу вас! я в курсе! вы остановились в отеле «Зенит»!
Да он, как я вижу, и по-французски может говорить, если захочет... и вообще, нас тут уже ждут... в странах с диктаторским режимом, даже превращенных в руины, о вас всегда все узнают раньше, чем вы куда-нибудь успеете явиться сами... так что и говорить ничего не надо... очень удобно!., мы следуем за ним... сперва через очень большой сад, скорее, даже парк... тут тоже всюду полно развалин... соседние виллы, наверное?., точнее, то, что от них осталось! еще обломки стелл и статуй... с мотками колючей проволоки... а вот высоченная оранжерея, правда, без единого стекла... мы проходим через нее... офицер впереди нас идет очень осторожно... может, здесь заминировано?., хорошо бы у него спросить... но какое у него звание в СС?.. наверное, какой-нибудь Sturmfùhrerl он не болтлив... мне необходимо избавиться от этой штуковины... но как? еще, чего доброго, рванет!., может, рассказать о ней эсэсовцу?., должен же он знать, что у меня в карманах... миновав развалины и груды кирпича, мы очутились перед туннелем... все, вероятно, там, в глубине... судя по внешнему виду этого эсэсовца, какой он весь из себя лощеный, холеный, отутюженный... это должен быть комфортабельный грот... я уже много раз тут в Германии... встречаю такие, переоборудованные под жилье... я, конечно, точно не знаю, но, наверняка, так и есть... он меня предупреждает: vorsicht! осторожно! minen! они тут все заминировали на случай нападения... чтобы сразу же взорвать и туннель, и все остальное!., к счастью, этот Sturmfûhrerзабыл проверить наши карманы!., неожиданно мне приходит в голову мысль показать ему Бебера! хорошо бы он вылез, высунул свою голову... он ведь любит так делать... а у меня с собой, если подумать, не только граната... есть и еще кое-что!., небольшой маузер например, бритва, два мыла для бритья, три коробка спичек, кусок сала... и это, разумеется, еще не все!., просто невероятно, какое количество всякого хлама ты вынужден повсюду таскать с собой, когда тебя выбрасывают из дома на улицу... с ума можно сойти, сколько всего человеку нужно для жизни, даже для очень-очень скудной... Матте, министр сельского хозяйства, позже, в Зигмарингене, понимал это лучше других... как-то я заговорил с ним о бегстве в Швейцарию... «запомните, доктор, в лесу вам не обойтись без самого необходимого!., ножа и спичек! чтобы отрезать ветки и разжечь небольшой костер! еда всегда может подождать!., но
73
первая же холодная ночь без огня станет для вас последней...» и Матте был совершенно прав!., огонь — это настоящая душа жизни, даже самый пустяковый огонек из трех былинок... это как колесо в велосипедных гонках: без него не видать вам Тур де Франс как своих ушей!., но это касается только ножа!., и спичек... а фаната и чека — это уже слишком!., я очень хорошо себе представлял, сколь высоко мы можем взлететь из-за этой гранаты с чекой в моем кармане! и чего этот эсэсовец так осторожничал?., он так внимательно следил, чтобы мы не сходили с узенькой тропинки... конечно, он опасался мин... если бы он знал про мой карман?., этот парк был просто огромен... скалы, высокие деревья... и почти все деревья повалены... я оглядывался по сторонам в поисках воды... куда можно было бы сплавить мою штуковину!., тут было несколько грязных заросших травой и илом болотец... но слишком далеко от нашей тропинки.... я бы не хотел, чтобы из-за меня кому-нибудь разворотило кишки!., а вдруг она разорвется под носом у этого эсэсовца?., тогда мне крышка!., нет, пусть он спокойно проводит нас к Харрасу, а остальное его не касается!.. Харрас же, несмотря на весь свой нацизм, был человеком неглупым, немного философом, и потому не склонным впадать в крайности, в общем, он был мало похож на всех этих простоватых тупых скотов из Партии... горилл с нарукавными повязками... он нас выслушает... я на это очень надеялся... в противном случае, мы обречены... мигом повяжут, и в машину!., мы уже достаточно засветились! да с тем же Преториусом хотя бы!., с его глюками и heil.'a. этот вор, наш Иван... все одно к одному!., и фотографии! и Пикпюс!.. понимаете, если на вас объявлена охота, лягавым может оказаться кто угодно... Харрас был нашим последним шансом... еще одна узенькая тропинка!., кажется, этот парк никогда не кончится!., куда он нас ведет?., о, да тут кратер!., с водой в глубине... воды столько, что в ней купаются... множество голых мужчин... — Финский бассейн!
Неужели это все финны?., огромная изба рядом — это их баня... они туда заходят, разогреваются, а потом выскакивают и с ходу кидаются вниз головой... и так без остановки... один!., за другим!., пока эсэсовец распространяется о тонизирующем действии подобных бань, в которых он сам частенько бывал, и т.д. и т.п., я извлекаю эту чертову гранату из глубины своего пиджачка и кладу ее на край бассейна... пусть она туда свалится... я ее слегка подталкиваю... так, чтобы
никто не видел... будь! она погружается! теперь если она и взорвется, то в воде!., хорошо бы она оказалась не настоящей, игрушечной!., авось, пронесет!., и почему меня постоянно в чем-то уличают? даже теперь, в 60?.. во всех клубах, на всех террасах, вечеринках, в отхожих местах!., ну и черт с ними!., возьмите тот же Конвент! море крови, виселицы, потоки угроз, а сейчас все это уже ничего не значит... во всяком случае, гораздо меньше, чем самый ничтожный завтрак!., главное, что там, в парке, мы были все еще живы... по крайней мере, нам так казалось... Reichsgesundheitkammer, Грюнвальд... надеюсь, никто не заметил, как я избавился от этой безделушки... а может, это просто макет?., впрочем, избавились, и ладно!., но где эсэсовец?., я оглядываюсь по сторонам!., ищу его... как в воду канул! исчез!., ха, да к нам идет какой-то толстяк... он в халате и совершенно невероятных размеров... я его сразу и не узнал!., это же он!., он! он тоже вышел из избы!..
— О, мой дорогой Селин!.. Очень мило...
— Мое почтение, мадам, рад вас видеть!
А я его не узнал!., сам Харрас!.. в свою очередь я тоже ему представляю...
— Мсье Ле Виган, знаменитый актер!
Ле Виган кланяется... мы все просто счастливы видеть друг друга!., о, зато теперь-то уж мы окончательно себя скомпрометировали, обнацистились до мозга костей... не так ли?., как бы там ни было, а это вам не хухры-мухры! Президент Reichsgesund... должно быть, полковник, не меньше!., я видел его в форме, точно полковник!., для «профессора» его возраста не такой уж и лысый... энергичный симпатяга, натура тонкая и уравновешенная одновременно... вот свойство характера, которое у нас совершенно отсутствует: лукавая глубина... неотразимая мудрость клоуна... и чем же тут командовал Харрас?.. этим погребом за колючей проволокой? туннелем?., он же, насколько мне известно, был фюрером всех практикующих врачей Рейха, Gross Reich и протекторатов... всех!., кудесников, гомеопатов и даже felchers, этих рыцарей Красного Креста, укротителей эпидемий... вы и не представляете, какой властью был наделен этот улыбающийся тучный Харрас! уж он-то кое-что мог... например, найти нам какую-нибудь работенку подальше, желательно «фельдшерскую»... препарирование дохлых крыс в глубине моравских долин... я очень хорошо себе представлял нас в роли «фельд
75
шеров»... особенно за отлавливанием «подозрительных вшей» в Герцеговине... это как раз то, что нам нужно! мы готовы на все!., с Харрасом я чувствовал себя раскованно... тут откуда-то издалека, должно быть, из туннеля до нас доносятся звуки фанфар...
— О, дорогой Харрас, это в честь падения еще двадцати пяти вражеских городов! не иначе как снова взят Ростов!., а впридачу и Севастополь!
— Ну а вы-то как, дружище Селин?
— Да никак, дорогой профессор!., ваши полицейские никак не могут нас узнать! мы изменились до неузнаваемости!., у нас фальшивые фотографии!., хотя вы ведь нас узнаете? не так ли?
— О, чепуха!., я все улажу!
Я говорю ему, что он прекрасно выглядит... судя по всему, он в отличной форме!
— Вас преследуют неудачи! но Селин, вы всегда сами и создаете себе проблемы!
Громко хохочет он!..
— Вы в Берлине... и не идете ко мне!
На мой взгляд, смеяться тут было не над чем, хотя его жизнерадостность и вселяет в меня некоторый оптимизм! мы сделали все от нас зависящее, чтобы спастись!., и веселого в этом было мало... а после того как нам пришлось бежать с Монмартра, нам стало и вовсе не до смеха... какой уж тут смех!., но такой уж этот Харрас был весельчак!., и тем не менее, этот шутник мог наконец-то обеспечить нас жратвой, ночлегом и разобраться с полицией... а для нас, меня, Лили, Ля Виги и Бебера, это было важнее всего...
— Слышь ты, скоро у нас будет хавка и он займется фотографиями!..
Толкаю я Ле Вигана, чтобы вернуть его на землю, так как
он снова отключился!
— Да, старик, ты прав!
— А взгляни-ка на его халат!
Я даже даю ему его пощупать... супер-губка! наверняка, из Лондона или Америки! где он его достал?., ну, это не секрет...
— Из Лиссабона!., и для вас найдется! там внизу, в казематах, у меня полно всякого барахла!
Добрая душа, этот Харрас! грех было этим не воспользоваться! тем более, что речь шла о таких пустяках!., конечно, он был нацистом! но только теперь, спустя годы, думая о том, сколь многие тогда погрели себе руки, сколько евреев и нацистов успели сколотить себе миллиардные состояния, и в общем-то, совсем неплохо устроиться, я понимаю, какими наивными целочками мы были... подождите, вот выпустят Жоановиси из карантина42, он вам еще и не такое расскажет!., если уж Герцогиня, случайно опрокинувшая своей задницей трон, сумела заработать на этой трогательной истории около трехсот миллионов43... то о такой героической личности, как наш мсье Жозеф, и говорить нечего!
О-ля! ля-ля! опять меня заносит! так вы ничего не поймете!., просто какой-то навязчивый маньяк... каких немало!., любитель потрепать языком!., мы же вроде как куда-то пришли? вы совершенно правы... к профессору Харрасу в просторный парк Reichskammer... я не верил своим глазам!., он стоял передо мной! гут еще было что-то вроде дворца, выпотрошенного и полуразрушенного... отовсюду торчат нетронутые побеги молодого виноградника... и причудливые огромные узоры из колючей проволоки!., парк Монсо тоже порядком запущен, но такой свалки я еще нигде не видел! головы статуй, разложенные по многочисленным кучкам, как будто после игры в шары... все в гипсе и песке... такое впечатление, что тут специально везде расставили декорации из руин... я обращаюсь к Харрасу...
— А вы случайно не собираетесь тут все взорвать?
— 14 июля, Селин! 14 июля!44 не раньше!
— Но 14 июля уже прошло!
— В таком случае, в день рождения Адольфа!
С ним можно было не стесняться!., наоборот!., он видел нас насквозь и считал пораженцами... однако мы говорили по-французски, и это было самым главным, за это нам прощалось все!., с нас нельзя было спрашивать как с обычных людей, так как ненормальность была заложена в самой нашей природе! он был из числа тех бошей, что совершенно теряют голову, млеют от восторга и радости, как дети, от соприкосновения со всем, что хоть как-то связано с Францией... ни наши задвиги, ни наше пылкое вранье их не смущают! так, пустяки, ребячество!., а наша животная изворотливость? плутовская традиция!., к тому же, у нас замечательное «историческое чутье»!., ach, was nun*?.. мы все еще не утратили «вкус к жизни»!., в общем, нам есть чем гордиться... и тевтоны — чуть ли не единственные наши поклонники на
* Ах, что же еще? (нем.).
77
планете, которые смотрят на нас с неподдельным обожанием... не сомневаюсь, что когда-нибудь именно их солдаты с радостью отдадут за нас свои жизни... за наши прекрасные натуры! вы скажете, что мы-то уж этого точно не дождемся! ну, тогда за тех, кто придет нам на смену!., пускай за них, какая разница!.. Харрас, бош и стопроцентный нацист, вовсе не требовал, чтобы мы разделяли взгляды Гитлера! отнюдь!., ему было достаточно того, что с ним говорили по-французски!., были бы мы немного евреями, немного неграми, немножко испанцами... о, о-ля! ля! тогда конечно! хотя возьмите те же Соединенные Штаты! ну и что?., этот Харрас вовсе не был зашоренным придурком, иначе он бы не обращался ко мне сейчас: тсс! я слышу, как над парком пролетают самолеты...
— Это не немецкие! точно не немецкие!... Селин, вслушайтесь!
Мы вслушиваемся.
— Musik!
Ласкающее слух мурлыканье!., не то, что их Heinkel45! тяжелая медь!., уж в этом-то мы немного разбирались! но может быть, он наконец-то объяснит мне, чем он сейчас занимается?
— Я путешествую, коллега! путешествую!., наведываюсь дважды в месяц в Лиссабон, чтобы встретиться там с людьми, узнать их настроение... обмен мнениями... не проморгали ли они тиф?., у нас на Востоке ведь ничего нет?., нет!., и не будет!., все пушечное мясо провакцинировано!.. и у них!., и у нас! о-ах-ха-ха!
Да уж, весело, ничего не скажешь!
— А как вы считаете, коллега, что сейчас могло бы остановить войны?
— Новый вирус!
— Но у нас его нет!., и у них тоже! ооах-ха-ха!
Я смотрю, он довольно неплохо во все врубается...
Где я познакомился с этим Харрасом?.. выкладываю все начистоту!., на Елисейских Полях, во время просмотра фильма!., сугубо технического фильма о тифе в Польше... моя специальность — это тиф... правда, теперь я с этим тифом завязал!., после того как меня засыпали гробами!., никогда не показывайте что-либо серьезное обывателям!., задницы, пожалуйста! сиськи во весь экран!., еще лучше! великолепные пирушки! супер-тачки! состязания супер-атлетов!., самое то!., а серьезное выйдет вам боком!
Но больше всего мне нравилось в Харрасе то, что он не только отличался от других ничтожных стукачей, но, ко всему прочему, был еще и важным начальником... а раз уж мы очутились в расположении его Подразделения, пусть он нам тут все покажет!., не только этот кратер финской бани! и шародром с головами статуй!., кое-что, вероятно, находилось и под землей?., да!., да!., да!., я хотел видеть все!
Вот, мы следуем за ним... в туннель... под развалины... ах, это вам не подвесной этаж-гамак Преториуса... снаружи вообще ничего не видно... Харрас идет впереди... какой-то грот... проблески света... еще один... с письменными столами вдоль стен... огромный зал, совсем как в Нью-Йорке, но, по меньшей мере, в двадцати метрах под землей... и машинистки точно такие же, как в Америке, симпатичные барышни в брюках.
— Ну что скажете, Селин?
— Настоящая новая Европа!
Оказывается, у него есть еще другие бюро! двумя этажами ниже... откуда доносится гул вентиляции... с такими же улыбающимися машинистками... Харрас обходит всех, как паша, отвечая на приветствия краткими heil!.. все в том же своем добротном халате, лимонно-желтом с небесно-голубым... вот еще небольшая лесенка... библиотека!., целый этаж реестров... рядом под сводом, еше грот с картотеками... я думаю, что в Канцелярии все должно быть примерно так же... двадцать пять метров под землей... поэтому мы ничего и не заметили... у Адольфа, может быть, и еще глубже... однако, на самом деле, тот лягавый с визами меня сейчас волновал куда больше...
— Харрас, коллега! тут кое-что! всего одна секунда! не могли бы взглянуть на наши фотографии?
Я протягиваю их ему...
— Можно нас узнать?
Он смотрит... затем поднимает глаза на нас...
— Конечно нет!., я-то вас узнал... но вот человеку со стороны будет сложновато, особенно «polizei»...
— Как же нам быть с разрешением на пребывание?
— Ах, чертов Селин! вечно он о чем-то волнуется!., но это ерунда! пустяки!., я позвоню... после чая!., они вам его принесут!
— И мне тоже?
Ля Вига был еще более недоверчив, чем я... теперь он совершенно не походил на «человека ниоткуда»...
79
— Ну, конечно же, мой дорогой Ле Виган!.. и вы его получите!
Тем не менее, он замечает, что мы ему не слишком доверяем ...
— Послушайте! я сейчас же позвоню!
Какая-то барышня... telefon! Polizei! он должен позвонить... heil Hitler!... и потом сразу же... вполголоса, спокойно... все, что он хотел сказать!., и наконец, наши имена... Ля Виги, Лили, мое...
— Ну вот и все!., готово! Он вешает трубку...
— Вы получите их через четверть часа!
Порой общение с власть имущими доставляет истинное наслаждение... черт! ни фига себе, предательство! если тебя преследуют по пятам гиены, то прыгнув в пасть волку, ты хотя бы можешь им чуточку досадить... все лучше, чем быть разорванным крысами, родственниками, друзьями... возлюбленными... тут, под землей, в Reichsgesund нам, по крайней мере, позволили немного отдышаться, на улице Лепик у нас такой возможности не было... о, естественно, я понимал, что долго это не продлится!., неделю-другую!., а пока, скорее спать! однако Харрас хочет нас сначала покормить... благо, есть чем... он отправляет двух молоденьких приветливых девушек за всем необходимым... и вскоре я вижу, как те же приветливые девушки возвращаются с целыми подносами сандвичей!., а хлеб-то не черный!., белый, и с маслом... ну, все!., все! я вижу только их... сандвичи... сандвичи... сандвичи... и больше ничего...
* * *
Только проснувшись, понимаешь, что спал!., «внимание!., внимание! achtung!..» из громкоговорителей всех подвалов, бюро, коридоров... а акустика здесь такая, что может повредить и барабанные перепонки, и своды... но что там еще за внимание?.. Ля Вига едва начал засыпать в своем кресле... вот вам и «гарантии нашей безопасности»!., вот вам и их комфорт!..
— Плохо дело, Фердина!
«Улююююю» доносилось до нас сверху, с поверхности, эхо сирен... о, и еще: ррр!.. ррр!очень похоже на пальбу... должно быть, там стреляли... но в кого?..
— Ля Вига!., а Лили?., где она?
В кресле рядом ее не было...
— Она пошла с Бебером! Боже мой, он ее отпустил!
— И ты ее не остановил?
— А ты?
Он прав, мне бы следовало быть повнимательней, хотя я и устал, но у Лили была какая-то маниакальная страсть к прогулкам, совершать которые ей не могли помешать никакие запреты... очевидно, ей даже нравилось их нарушать... в Сартрувиле, к примеру, она отправилась гулять с Бебером по берегу Сены в одиннадцать часов вечера... напротив, на противоположном берегу, появляется немецкий дозор... естественно, они ее засекли с ее фонариком... паф! паф!.. на следующий день мы уехали на машине «скорой помощи» вместе с младенцами, пожарными насосами и муниципальными архивами... еще семь грузовиков... Сартрувиль... Сен-Жан-д'Ан-жели46... вспоминая о,пальбе немцев... с противоположного берега... она потом долго смеялась... я же тогда высказал ей все, что я об этом думаю... все, черт возьми!., и теперь я не сомневался, что она пошла с Бебером именно потому, что это было запрещено... я хватаю свои трости... Ля Вига идет за мной... лестница... коридор... поднимаемся наверх... туннель... ага, так я и думал!., о, этого только не хватало! ужасный грохот! воздух раздирает вой сирен! уууууу!что это, бомбардировка?., однако разрывов бомб совсем не слышно... только паф!к ррр!уличное сражение? наверное, парашютисты, но уже настоящие, не шуты, вроде нас... стреляют, кажется, из винтовок... и совсем близко... я начинаю кричать...
— Лили!.. Лили!..
— Да вот я!., вот!.. Ах, она жива!
— Ты ранена?
— Нет!., только вот Бебер не хочет вылезать! У меня прямо сердце упало:
— Вылезать... а где он?
— Там! там! в той дыре!
Я ковыляю туда... о, да Лили со своим фонариком!., а светит-то как!., настоящий прожектор! освещает весь перелесок... на свет сбежалось, по меньшей мере, человек десять... и все заглядывают в дыру между кирпичами под осколками... десять бородатых «ландштурмов»47... Лили не обращает на них внимания... она зовет своего Бебера... он должен быть там, в этой дыре под осколками... а вот и Харрас!.. собствен
81
ной персоной!., слава Богу!., к тому же в прекрасном настроении!., и в новом халате, оранжевом с фиолетовым... он что, их коллекционирует?., и все из Лиссабона!., он мог бы открыть магазин! ну, как бы там ни было, а мы его ужасно развеселили!., он показывает нам на шарящие по облакам лучи! какой там переполох! все небо в движении! серьезная тревога! и как это Лили и Volksturm удалось всех так расшевелить! как это все-таки забавно!., и как по-французски!
— Ах, дорогая мадам! дорогой Селин!., мадам переполошила всю берлинскую flach* своим маленьким фонариком!., оох!.. оох!.. сейчас они начнут палить из пушек! вот увидите!., оох!.. оох!..
Мне ничего не остается, как посмеяться вместе с ним...
— Volksturm из парка тоже решили, что мадам — парашютистка! вы же слышали?., они начали стрелять друг в друга! двое ранены!., оох!.. ach!.. ну и идиоты же у нас в армии!., испугались мадам!., и кота!., из-за них и flach всполошилась!..
И действительно, по облакам скользит уже не меньше ста лучей... на севере... юге... востоке... ищут эскадрилью...
— И во flach у нас тоже полные кретины! коллега!., такие же болваны, как и Volksturm!.. лучше бы они осветили все дыры! тут!., здесь!.. Бебер же не на небе!., не правда ли? он под кирпичами!., я им сейчас позвоню, туда во flach... они тут неподалеку!., в Потсдаме! пусть поработают!., у них ведь есть башня!., и прожектор... для патрулей!., ну, вы же знаете?., в Сан-Суси48?
— Telefon, Otto!., telefon!
Отто, это его адъютант... я вижу, как он тащит на плече огромную бобину... приносит... разворачивает... Харрас берет трубку...
— Hier!.. Hier Харрас!
Харрас говорит... и, видимо, о чем-то очень смешном... это он говорит о нас... с кем-то там из flach... ну просто обхохочешься!., ach!.. ach! ooah!.. офицер СС снова уносит трубку и провод... и тут же лучи начинают перегруппировываться... от облаков к нам... на нас!., вниз... сперва один... потом три!., наконец все!., вы не представляете, как вокруг стало светло!., светлее, чем днем! сквозь кустарники... струится мертвенно-бледный свет... и военные, и кучи кирпичей, и Харрас становятся мертвенно-бледными... в своем халате он
* Flakabwehr — противовоздушная оборона (нем.).
теперь напоминает огромного ослепительно-белого снеговика... только губы темные... я обращаюсь к нему:
— Теперь они начнут по нам стрелять?
— Пока нет, коллега! но только пока! Шутить так шутить...
Однако его интересует Бебер... куда он подевался? проклятый котяра! да вот же он! за деревом!., сидит себе как ни в чем не бывало... Лили держала его на поводке, а он — прыг, и исчез... еще один прыжок через обломки... теперь он перед нами... что это там еще у него?., крыса!., еще теплая... он держит ее за загривок... Харрас внимательно осматривает крысу со всех сторон...
— Ну, эта-то сдохла не от чумы!.. И предлагает:
— А может, нам наградить Бебера?
Ну а Бебер уже полностью поглощен своим туалетом!., крыса его больше не интересует!., он начинает с кончика своего хвоста... лижет!., вылизывает!., сначала одну лапу!., потом другую...
А эти тупицы Volksturm, переполошившие всю flach!.. разумеется, из-за Лили и ее зажженного «фонарика»! теперь уставились на Бебера, на то, как он тщательно себя вылизывает... моет себе нос, ухо... в свете пронзительных лучей прожекторов flach, оторвавшихся ради него и его крысы от облаков...
— Сейчас он проведет лапой по уху! Объявляет один из них...
— Если он проведет по уху, то пойдет дождь!..
Так, внимание!., очень ответственный момент! большинство Volksturm придерживаются того же мнения... и действительно, он проводит себе по уху!., затем проводит еще раз!., более того, он это ухо выворачивает! один раз!., другой!., сомнений быть не может! все ясно!
— Leutenant Otto! telefon!
Отто опять тащит бобину... Харрас по-прежнему в шутливом настроении... теперь он сообщает этим типам из flach, что скоро пойдет дождь, так как Бебер вывернул себе ухо, а что касается прожекторов, то достаточно, их можно уже и погасить! тут же все исполняют!., мы опять остаемся с одним фонариком... и снова спускаемся в свои пещеры... к нашим сандвичам и креслам... там всех нас ждут еще и просторные халаты... такие же толстые и махровые, как у Харраса... и тоже красные с желтым, в цветах... мы снимаем свои курт
Достарыңызбен бөлісу: |