Магомет кучинаев

Вскорости прискакал гонец слева и сообщил, что враги уже проходят мимо них. Через некоторое время прибежал джигит из середины – персы уже появились у них на виду и проезжают дальше. Ждут. Вот, наконец, прибыл гонец и из правого крыла и сообщил, что персы прошли и мимо них. Как рассказывали джигиты, дозорные врага в основном пытались лишь как-то определить места, по которым предстояло пройти отряду, а на то, что там сзади них происходит – никакого внимания. Были уверены, конечно, что здесь, сзади них, могут быть только свои. Эти рассказы дозорных асские джигиты слушали с особым удовольствием.

Еще раз объяснив джигитам, что им предстоит делать, Огурлу и Коркмаз-батыр велели всем садиться на коней и, особо не спеша, сопровождать «гостей», пока они не остановятся на ночлег.

Солнце уже катилось к закату, жара спала, и теперь уже не казалось, что она готова сжечь все на свете. Иногда шальной ветерок освежает лица джигитов.

И вдруг совершенно неожиданно, когда отряд Огурлу медленно поднимался на невысокую гряду, наверху появились дозорные джигиты и дали знак, чтобы не поднимались. Они сами спустились вниз и рассказали о том, что там, впереди делается.

– Внизу, в лощине есть речушка, там, наверное, и остановятся. Не очень-то удачно – с вершин гряды до речушки немного далековато. Если мы вздумаем совершить набег еще засветло, кажары достаточно рано могут нас заметить и сумеют подготовиться к отпору, – сообщили дозорные.

– Расстояние больше одного броска – когда мы шли сюда, я не обратил на это особого внимания? – спросил Коркмаз-батыр.

– Даже два броска будет, если не больше.

Коркмаз-батыр посмотрел на Огурлу – что, мол, теперь будем делать?

– А как они одеты, как они выглядят – сильно ли от нас отличаются? – спросил Огурлу у дозорных джигитов, и Коркмаз-батыр почувствовал лисий запах новой мысли Огурлу.

– Нам и в голову не пришла мысль обратить на это какое-то внимание! – сказал один из дозорных. – И они одеты, не голые, и мы одеты, и они на лошадях, и мы тоже. Только вот блестящего у них, пожалуй, больше, чем у нас – и щиты, и шлемы. А у некоторых, кажется, даже и на ногах что-то сверкало – наверное, какие-то медные пластинки...

– Но если ты, дозорный, не обратил на это особого внимания, то с какой стати должны обратить на это внимание другие? – загадочно сказал Огурлу и, обернувшись к Коркмаз-батыру, увидел, что тот как-то странно улыбается.

– Может быть и так, но то, на что ты надеешься, – это слишком уж опрометчиво, это просто безумство!

– А на что я надеюсь? – с наивным видом спросил Огурлу, но Коркмаз-батыр нисколько не сомневался, что знает, на что именно возлагает надежды Огурлу.

– Хорошо, раз ты сам не понимаешь на что ты надеешься, то я постараюсь тебе растолковать, – сказал с ехидцей Коркмаз-батыр. – Как только эти проклятые кажары остановятся на ночлег, ты хочешь, чтобы мы начали не торопясь спускаться отсюда, сверху...

– А что? – перебил Коркмаз-батыра Огурлу, когда стало ясно, что тот полностью разгадал его замыслы. – Пока они поймут кто это да зачем спускается в долину вслед за ними, мы уже, как тигры, прыгнем им на спину. Ведь им и в голову не придет мысль о том, что за ними по пятам может следовать враг! Это же так просто и ясно? Скорее всего, конечно же, они подумают, что вслед за ними послали еще один отряд. Разве не так?

– В том-то и беда, что не так! – воскликнул Коркмаз-батыр. – Никогда не надо считать противника дураком. Средь бела дня стоит только лишь взглянуть, и любой без особого труда узнает кто идет – свои или чужие. И вот тогда-то уж придется не просто покуражиться, поозоровать, как тебе хочется, а схватиться с врагом всерьез, когда речь уже пойдет о жизни и смерти! На каждого нашего джигита их приходится по пять-шесть. Кто же тогда, скажи мне, погибнет, да кто останется в живых?

– Растерявшийся – погибнет, смелый – останется в живых! Неужели же это так трудно понять? И кто это дал тебе, такому трусу, это замечательное имя – Коркмаз? Или же решили надсмеяться над тобой? – заявил Огурлу, стараясь рассердить и задеть за живое Коркмаз-батыра, и хотя бы таким путем добиться его согласия на решительные действия.

– А почему тебя тогда назвали Огурлу, а не Циллну? – рассмеялся Коркмаз-батыр, и не думая сердиться. – Нет и нет, друг мой! Твои надежды – это надежды безумца! Безумная храбрость, боюсь, ни к чему хорошему не приведет. Уж здесь-то лучше рассудительность. На мой взгляд, все будет хорошо, если мы начнем свое дело уже когда начнет смеркаться. Во-первых – они, возможно, не сразу нас заметят. Во-вторых – к тому времени, когда они увидят нас, мы будем на таком близком расстоянии, что они даже узнав, что мы враги, не смогут как следует опомниться и взять в руки оружие. В сумерках, в темноте они не смогут определить сколько нас – много ли, мало ли, – это в-третьих. И последнее – если мы начнем попозже, когда уже начнет темнеть, то многие из них уже будут спокойно лежать и сидеть у костров и не смогут быстро опомниться и схватиться за оружие.

Видишь, – стоит нам чуть-чуть подождать, потерпеть, и возможности наши сразу улучшаются во много раз!

– Я просто хотел в свете дня посмотреть им в глаза и хотя взглядом спросить у них чего им здесь надо! – сказал Огурлу, поняв, что Коркмаз-батыр, конечно, прав и спорить с ним бессмысленно. – Ладно, мне-то что – особо это надо что ли? – Но потом, что-то его осенило, и он с жаром спросил: – Слышишь, а если мы выставим вперед тех, у кого из нас есть медные и железные щиты и шлемы, не сможем ли их обмануть – может, они подумают, что это идут их же воины?

– Как они одеты – ни ты, ни я не видели. Чужака издали узнают по одежде, а не по тому, что у него две головы и четыре руки! – отпарировал Коркмаз-батыр, давая понять, что он не намерен дальше спорить на эту тему.

Огурлу ничего не сказал – это, конечно, означало, что он согласился со всеми выводами Коркмаз-батыра.

Стояли ночи новолуния – как только село солнце, луна обозначилась на небе еле заметным тоненьким белым облачком. Да, конечно – она-то не зальет долину ярким светом. И это хорошо: кажары, которые, ясное дело, будут сидеть у костров, навряд ли заметят асских джигитов, пока те не свалятся прямо им на головы, а отсюда, с высоты сами они будут видны как на ладони.

Джигиты привязали длинные сыромятные бечевки к удилам лошадей, чтобы дать им малость попастись, а сами лежат по пять-шесть человек то там, то здесь и беседуют – человеку, не ведающему о том, что сейчас происходит в Алан-Ас-Уе, и в голову не придет мысль, что они вскорости отправятся на битву с врагом, скорее всего он подумает, что они собрались здесь на какие-то игры или состязания. И впрямь любопытно – о чем же они, интересно, сейчас говорят? Судя по смеху, что слышится то там, то сям, говорят они, видно о чем угодно, но только не о войне!

Аха, стало смеркаться, белое облачко луны чуть-чуть порозовело. Сотники, что были с Огурлу и Коркмазом, побежали к своим джигитам. И вскорости алано-асские джигиты были на конях и неторопливо тронулись в путь. И каждый из них, взбираясь на вершину гряды, удивляется тому, что видит внизу – там горело бесконечное множество костров, составляя целое море огня. Удивительно, как это они, их-то и полной тысячи нет! – осмеливаются напасть на этот огненный лагерь, на эту горящую долину, где тысячи и тысячи воинов? Если даже ни один человек и не встанет против них с оружием в руках, и то не так-то легко проскочить через это огненное море!

По мере того, как спускались вниз, ход лошадей как-то поневоле ускорялся, и вскоре уже вся лавина неслась вскачь – теперь джигиты думали только о том, чтобы не угодить в какую-нибудь колдобину и не свернуть себе шею, так и не доскакав до неприятеля. И ничего не слышно кроме глухих стонов земли, которую так безжалостно бьют тысячи копыт и всхрапывания разгоряченных коней. Впереди и по сторонам мелькают тени, то отставая, то резко вырываясь вперед. Эта бешеная скачка, кажется, никогда не кончится. Дойдут ли когда-нибудь до этого проклятого лагеря. А может и лагерь, заметив их, поднялся и летит теперь по степи огненным облаком – а то ведь за это время можно было и до Танг-сая доскакать!

Теперь, пока не проскочат лагерь персов, нет ни старших, ни младших, ни команд, ни повелений – сейчас каждый сам себе и командир, и првелитель. Ты всего лишь частица вот этого тысяченогого чудовища, что со всех ног несется сейчас вниз по пологому косогору – ты только не отделяйся от него, будь с ним, внутри него, и все будет в порядке. Ты же видишь – разве есть на свете какая-нибудь сила, которая смогла бы остановить этого летящего жемаууза! Наверное, его могла бы остановить гора, коли обрушилась на его пути, или если бы разверзлась перед ним земля, но только не человеческая сила. Ата – передние джигиты уже ворвались в лагерь: уже слышны отчаянные крики и вопли раненых, звон мечей. Давай, давай – не отставай!

Каждому из джигитов, что с трудом лавировали между кострами, попутно стараясь достать мечом или затоптать конем тех, которые по глупости своей вставали перед ними с оружием в руках, казалось, наверное, что он в одиночку ведет бой с целым вражеским лагерем и старается пробиться на ту сторону – к своим. Каждый из них хорошо знает: здесь, в эти мгновения надо быть решительным и смелым, именно сейчас жизнь и судьба каждого зависит как никогда от него самого – умри, но не отставай, пробейся! Сокрушай только того, кто становится на твоем пути, за бегущими не гоняйся, плачущих не трогай, у тебя нет времени на такие мелочи. Ты же знаешь: если отстанешь от этого летящего, топчущего, сокрушающего все на своем пути чудовища – тебе не сдобровать!

Хорошо, что персы остановились только по эту сторону речушки – джигиты, переправившиеся на ту сторону, уже могли считать себя вырвавшимися из ада. А их все больше и больше, переправляющихся на эту сторону речушки, отчаянно разбивая ее на мелкие брызги копытами коней и сразу же исчезающих вслед за своими нёгерами в ночной темени. И вскоре вся эта ночная суматоха закончилась – всадники уже не прыгают со всего размаху в речку, и глухие стуки копыт постепенно затихли вдали.

На той стороне, на стороне захода солнца, горят сотни и сотни огней. Как и совсем недавно, как будто ничего и не случилось. Но стоны раненых, крики командиров, общий шум и гам, суета людей, бегающих неизвестно куда и зачем в свете огней – все это говорило о том, что здесь совсем недавно все-таки что-то случилось...

XIV
Великий хан Алан-Ас-Уи Темир-Зан-хан в своем крытом белыми кийизами восьмикрылом шатре советовался с тайфными ханами и предводителями войск. На этот раз и тайфные ханы – Алтынбай из рода Айдабол и Ас-Каплан из рода Тулфар – были на стороне молодых батыров, и кажется, общими усилиями Великий хан был загнан в угол – все требовали окружить выдвинувшуюся группу врага и уничтожить, а он слабо сопротивлялся. И вот в это время неожиданно заходит в шатер караульный и что-то шепчет на ухо Алан-Зигиту, который, как молодой, почти всегда сидит у входа. Караульный сразу же вышел.

Во время совета караульные, как правило, не входят в шатер, разве что по какому-нибудь уж очень важному делу, потому что все, прекратив разговоры, уставились на Алан-Зигита в ожидании важной новости.

– Бозбатыр-хан с отрядом в десять тысяч воинов приближается к нам, – сообщил Алан-Зигит, и все присутствующие, несколько встревоженные, от растерянности и удивления так и не нашлись что сказать – неужели об этом невозможно было узнать прежде, чем Бозбатыр-хан оказался почти у входа в ханский шатер? Хорошо, если идет на подмогу, а если нет, а если он идет с мечом и огнем? А если он решил так: с той стороны на вас напал, говорят, лев, а я, степной волк, нападу на вас с этой стороны? А наши джигиты, прослышав об этом, подготовились ли?

– Не тревожьтесь – Бозбатыр-хан идет к нам на помощь! – добавил тут же Алан-Зигит, заметив на лицах людей настороженность и недоумение.

Какой там еще совет при этом известии – теперь все были озабочены тем, как более достойно встретить Бозбатыр-хана. Джигиты кинулись к отарам и стадам, а юноши-шапа забегали между шатрами – надо было как можно скорее приготовить угощение гостям. Но ни те и ни эти не успели: джигиты еще не вернулись с отар и стад, и юноши-шапа еще не всю бозу вычерпали со своих бочонков, а Бозбатыр-хан со своими воинами уже был тут. Оставив свое войско чуть в отдалении, он с тремя негерами подъехал к великоханскому шатру и сошел с коня.

– Аланы! Да поможет вам в вашем деле Великий Танг-Эри! Да будет удачным ваш день! – поздоровался он со всеми, и лишь потом обратился к Великому хану. – Поступай как хочешь, Темир-Зан, но ты провинился! – сказал он. – Да чтоб и в твой журт, и твою тайфу посыпались одни только радости – на что же похоже это? Я даже не стану говорить о том, что мы соседи, братья по крови и духу, но хотя бы о том, что совсем недавно наши негодные дети соединили свои судьбы и стали жить в одном шатре – хотя бы об этом ты мог вспомнить? Какие же мы соседи, братья по крови и родственники, наконец, если в такие дни не можем помочь друг другу, не будем вместе? И о том, что на твоей земле разгуливают иноземные враги, узнаю не от тебя самого, а от случайных людей! На что это похоже, брат мой Темир-Зан? А вы как на это смотрите, аланы? Провинился ли Темир-Зан-хан? Обязан ли он откупиться от этой своей вины?

– Еще как провинился!

– Должен откупиться – куда ему еще деваться?!

– И слово сказать не смеет! – послышалось со всех сторон.

– Итак, – признаешь свою вину? – спросил Бозбатыр-хан, беря руку Темир-Зан-хана.

– Куда ж мне деваться, раз виновен? – сказал Темир-Зан-хан. – Извини меня, Бозбатыр-хан, но и в мыслях у меня не было обижать тебя! Нам не хотелось тебя беспокоить, хотели сами...

– Разговоры теперь ни к чему! Провинился – исполняй свой долг! Об остальном поговорим потом, – прервал Темир-Зан-хана Бозбатыр-хан, и все дружно поддержали его.

– Слушай, алан, как хорошо, что ты приехал, а то он нам и слово не дает сказать, жизни просто нет – все должно быть только так, как он сам хочет! – поддержал дружеский тон разговора и Алтынбай-хан, шутливо пожаловавшись гостю на своеволие Великого хана.

Поговорили немного о том, о сем вот в таком – дружеско-шутливом тоне, порасспросили друг друга о житье-бытье родных и близких, как и положено в таких случаях, и Темир-Зан-хан пригласил гостей в шатер.

Темир-Зан-хан подробно рассказал Бозбатыр-хану и его нёгерам обо всем по порядку: и кто они такие эти проклятые кажары, откуда они взялись; и как молодые батыры, склонив на свою сторону почтенных Алтынбай-хана и Ас-Каплан-хана, стали в последние дни одолевать его, побуждая на решительные действия с целью уничтожить вырвавшийся вперед отряд врага; и о том, как ему все труднее и труднее отстаивать свое твердое убеждение в том, что одолеть врага, выкинуть его за пределы Алан-Ас-Уи следует только теми способами и путями, только так, чтоб погибло как можно меньше асских джигитов. Рассказав обо всем, Темир-Зан-хан прямо спросил Бозбатыр-хана и его негеров:

– А что вы скажете? Как нам лучше поступить?

– Извините, что я так говорю, но мы сюда приехали не для того, чтобы вас поучать, советуя вам поступить так или этак. Мы просто прослышали о том, что на земли Темир-Зан-хана зашли иноземные враги – вот и поспешили на помощь, спешно собрав джигитов, сколько могли. Они в твоем распоряжении, Темир-Зан-хан. Что я могу больше сказать? Конечно, в такое время заниматься спорами нет смысла, все должны слушаться одного предводителя – Великого хана. Но, если я правильно все понял, Темир-Зан-хан, то, по-моему, твои батыры несколько обижены тем, что они как бы только развлекают врага, бегая вокруг да около него – ведь кажары могут подумать еще, что они трусы, избегают боя! – и это оскорбительно для их чести, в конце концов. Вот они и хотят хоть разок всерьез схватиться с врагом. Если дело обстоит именно так, то, я думаю, ничего страшного не произойдет, если ты разрешишь им хотя бы один разок попробовать побороться с кажарами – так вы их называете, да? Тем более, если, как вы говорите, один отряд врага оторвался от своих и продвигается вперед.

Судя по вашим рассказам, вражеских воинов в этом отряде не более пяти-шести тысяч. Тогда наши джигиты, конечно же, одолеют их. Но помните – и Бозбатыр-хан оглядел сидящих батыров-военачальников, – немало и ваших джигитов падут с коней. И вот, когда думаешь об этом, хочешь – не хочешь, а приходится соглашаться с Темир-Зан-ханом. Подумайте сами – ведь настоящий мастер борьбы и без особого труда может свалить более сильного, чем он сам батыра, если хорошо владеет разными приемами. Война – это тоже борьба. Борьба мастерства, знания приемов, ума, в конце концов! Но, когда схватываются два батыра, – и здесь Бозбатыр-хан обратился к Темир-Зан-хану, – бывает, что они, как бы испытывая друг друга, применяют тот или иной прием, пытаются одним рывком одолеть соперника. Так и в этом случае – неплохо было бы хоть разок всерьез рвануть этого врага, посмотреть – так ли он крепко стоит на ногах, как это кажется! А сейчас, судя по всему, – очень даже подходящее для этого время. Если наши джигиты разнесут в пух и прах этот их передовой отряд – это будет, по-моему, хорошим рывком! Если даже и не свалится враг, устоит на ногах, но в душу его уже закрадется страх. А это, Темир-Зан, будет хорошим помощником тому, о чем ты и говоришь – чтобы, выждав удобное время, ловкими приемами без особого напряжения кинуть на спину противника. Давай, Темир-Зан, – пусть наши джигиты разок рванут врага! – сказал Бозбатыр-хан, заканчивая свою речь. – Это вдохновит и всех асских джигитов. Конечно же, твои джигиты будут обижаться на тебя, если они по твоей воле с гиком и свистом бегают вокруг врагов, словно мальчишки вокруг известного батыра, но не смеют ни разу с ними сразиться, а лишь изредка могут поозоровать – дергать врага за полу халата!

– Спасибо тебе, Бозбатыр!

– Ты совершенно прав! Сколько мы ни стараемся, но никак не можем убедить в этом Темир-Зан-хана!

– Конечно так – надо хоть разок рвануть! – так говорили все – и тайфные ханы, и предводители войск, и опытные бийи, которые находились здесь.

– Все равно, вижу, я не смогу вас убедить – пусть будет по-вашему! – перестал сопротивляться Темир-Зан-хан. – Но я, если хотите знать, не намерен был ни рвать, ни схватываться. Пусть так и бродили бы, как собаки, голодные и жаждущие, по степям, пока не угомонились бы и не убежали к себе! Но раз вы все так неудержимо рветесь схватиться, так у всех у вас вскипает кровь – что я могу поделать? Пусть будет по-вашему. Но на это дело пусть пойдут все джигиты – чтоб у врага, завидев их, вышибло дух. Что делают чабаны с отбившимися от стада баранами – и вы точно так же побейте как следует этих, ускакавших вперед, и остатки их загоните обратно в свое стадо! Поняли меня? – Темир-Зан-хан оглядел своих батыров, которые и поведут джигитов в бой.

– Хорошо! Мы исполним твое повеление! – ответил за всех военачальников Кара-Батыр.

– Твои джигиты устали, наверное, с дороги. Их на этот раз оставим в покое? – обратился Темир-Зан-хан к Бозбатыр-хану.

– Интересный ты человек! – сказал хан Айдахар-тайфы. – Что – мои джигиты приехали сюда в альчики играть или спать? Я же сказал – они находятся под твоей рукой, и готовы в любое время идти в бой!

– Хорошо! – сказал Темир-Зан-хан и, уже обращаясь к военачальникам Бозбатыр-хана, спросил: – Будет достаточно, если отдохнете сегодня и завтра? Если выступим послезавтра?

– Еще как! – ответил Сары-Батыр, младший брат Бозбатыр-хана, предводитель всех воинов тайфы. – Мы можем выступить хоть завтра.

– Вы прошли долгий путь, устали, наверное, и люди, и кони. Лучше отдохните хорошенько, а выступим послезавтра – мы никуда не торопимся. Тем более, как сообщают наши дозорные, к этому времени и кажары сами сюда придут – чего ж нам бежать им навстречу? Лучше где-нибудь здесь выберем удобное место и подождем.

Все согласились с Великим ханом, и на этом совет закончился. Оставив в шатре ханов и гостей, все батыры отправились к своим джигитам, чтобы сообщить им о скором выступлении...

На следующий день и ханы, и военачальники выехали осмотреть окрестности и определить подходящее место для битвы. Выбрали большую, довольно ровную долину, которая и с той, и с этой стороны ограничивалась грядами невысоких холмов. А когда окончательно решили ждать врага именно здесь, то стали обсуждать подробности предстоящего боя.

– Хотя мы и собиремся всерьез с ними схватиться, как Бозбатыр-хан говорит, – рвануть хоть раз как следует, – сказал Темир-Зан-хан, – но все равно, надо помнить о том, что мы должны бить врага так, чтобы наших джигитов как можно меньше полегло на поле битвы. Теперь говорите кто что хочет сказать.

В народе Алтынбай-хан из рода Айдабол был известен как умный хан и умелый предводитель войска. А потому никто не осмелился сказать свое слово раньше него.

– Основная часть наших джигитов, готовых к бою, ждут за грядой холмов, – начал рассказывать свое видение предстоящего боя Алтынбай-хан. – А небольшой отряд, скажем в две-три тысячи человек, как бы неожиданно сталкивается с врагом лицом к лицу. Естественно, делают вид, что не желают вступать в бой со столь многочисленным врагом, разворачиваются и начинают убегать. Когда враг, погнавшись за ними, рассыпается и растягивается, из-за холмов выскакивают наши джигиты и навязывают бой противнику, у которого уже нет ни порядка, ни возможности организовать достойное сопротивление. Растерянность и отчаяние – у противника, решительность и смелость – у наших. И тогда потери наши будут небольшими.

– А может быть нам всем показаться сразу – тогда они увидят нашу силу и наверняка начнут у бегать. И вместе с нами за ними погонятся страх и паника. Тогда у нас будет очень мало потерь, – сказал Кара-Батыр.

– Мне кажется, будет лучше, если мы сделаем так, как предлагает Кара-Батыр, – сказал Алан-Зигит.

Остальные батыры молчали – они, видно, и впрямь не могли предложить что-то новое и в то же время могли уверенно сказать, как же лучше начать битву: как предлагает Алтынбай-хан или же как предлагает Кара-Батыр?

– Да, конечно, было бы хорошо, если, увидев нас, как вы говорите, они начали бы в страхе убегать, – сказал Великий хан. – А если, увидев всех, они решат, что отсюда все равно живым не выбраться, а потому, если погибать, то уж погибнуть по-геройски, как и положено воину? Никогда не надо считать противника ни глупым, ни трусливым – чтоб потом локти не кусать. Так что, я думаю, будет лучше, если мы начнем битву именно так, как и предлагает Алтынбай-хан. Это, между прочим, обычный прием, которым пользуются все асские предводители войск, когда они имеют дело с кичливыми иноземными врагами, не пожелавшими как следует разузнать кое-какие вещи об уме и способностях народа, на которого они идут с войной. И вы сами хорошо это знаете. Так что, давайте еще раз положимся на ум наших предков и попытаемся одолеть врага так, как они и делали всегда – используя его кичливость и самонадеянность. Алтынбай-хан, многоопытный воин, неспроста нам предлагает поступить именно так – поверьте мне!

Так и было решено – битву начать по-асски: ложным отступлением заманить врага в ловушку и навязать ему бой в самый для него неподходящий момент.

После этого разговор пошел о том, где какой батыр-военачальник должен находиться со своими джигитами. Когда обо всем подробно поговорили и договорились, вернулись обратно в лагерь.

И вот настал день, когда, как предполагалось, передовой отряд противника уже должен был находиться в однодневном переходе от асского лагеря. Но ближе к вечеру прискакал дозорный с необычной вестью – кажары так и не снялись сегодня с места вчерашней ночевки.

– Значит, они, видно, решили дождаться основной части своих войск, – предположил Алтынбай-хан.

– Если это так, то схватку, видно, придется отменить, джигиты, – сказал Темир-Зан-хан, словно он был рад такому исходу дела. – Через два-три дня, наверное, подоспеют и остальные. А затевать большую битву нам совсем ни к чему, если даже мы и победим – слишком огромными могут быть наши потери.

– Тогда нам следует выступить сегодня же! – воскликнул Алдабол, старший сын Ас-Каплан-хана. Будет стыдно, Темир-Зан-хан, если мы как следует не побьем этих, пока не подоспеют остальные. Если они остановились, значит это неспроста. Страх, по-моему, их остановил. А побить того, кто и так уже боится – не такое уж и трудное дело!