Маршрутами, тропами

Обратно добирались вертолётом через посёлок Нелькан, где переночевали в маленькой гостинице «Мая».

Улканский прогиб (вулканическим прогибом он был раньше, в древнейшие докембрийские времена, а сейчас это высокий хребет) понравился мне своей геологической экзотичностью настолько, что я решил писать по собранным здесь материалам диссертацию. А поэтому, по приезду, успешно сдал экзамены и поступил в аспирантуру при ИТИГе.

В поля в тот год мы попали из посёлка возле Тынды, где базировалась наша партия. Этот сезон мне вспоминается как «вездеходный». Впервые мне столько пришлось попутешествовать на этом виде транспорта, в то лето на легком, подвижном ГАЗ-71. И вездеходчик был толковый – высокий бурят Максим Болдаев – водитель ответственный, но при этом с развитым чувством юмора. Перемещались по округе, используя Топориканскую базу, где было ещё по весне построено несколько домишек и проживало человек двадцать народу.

Ездить на вездеходе лучше всего на крыше, но это небезопасно, так как на голову в лесу часто валятся деревья, а по лицу хлещут ветки. Но на редколесной мари можно путешествовать на большой скорости, и тогда в лицо приятно бьёт вольный прохладный ветер, сбивающий идущий от разогретой машины жар.

В тот год бы «наплыв» научных работников из Питера, большинство из которых оказались толковыми ребятами. Последующий кризис запер их в «Северной столице», где в те тяжёлые времена кандидаты и доктора наук были вынуждены работать то грузчиками, то сторожами. С тех пор регулярно в наших местах бывает теперь только Саша Соболев, с которым мы поддерживаем хорошие отношения.

В начале лета длинным рейдом на вездеходе мы проникли в верховья реки Улкан. Заболоченная долина эта в верховьях реки запомнилась тем, что по ней едва можно было проехать. Это лучше всего было делать на скорости – от бугра к бугру, чтобы не утонуть в гиблой болотной жиже рыже-оранжевого цвета. И здесь Максим показал чудеса водительской изворотливости, быстрыми зигзагами от островка к островку миновав опасные места. Низовья реки были, напротив, сухими, что позволило лесным пожарам спалить их почти дотла; мы ехали по ним в едком дыму по зловещему чёрному пепелищу многие километры, замечая местами кое-где ещё не притухший огонь. Как начался пожар, я наблюдал сам – молния ударила в лес на том склоне долины, и сразу же оттуда потянулся дымок. Горело долго, затушить пожарище смог только снег по осени. Однако красивые душистые сосновые парковые леса на склонах местами сохранились, так же как и участки могучих ельников вдоль Улкана, ещё полного рыбы. По дороге из стариц рядом и в речке ловили щук и ершей на спиннинг, а Максим выловил в Улкане такую здоровенную щуку, что его короткий титановый спиннинг погнулся. Щука эта оказалась настоящим чудовищем более метра в длину и очень толстой, словно поросенок. Билась и засыпала она на берегу очень долго, не меньше часа. Сергей Рахманов из Петербурга, работавший с нами, засушил щучью голову с разинутой огромной пастью и увёз с собой – на память.

Улкан мы посещали три раза, из них первый раз с девушками-радиометристами. Лагерь в тот раз поставили на берегу озера в долине, берега которого заросли травой, камышом и осокой. В камышах водились утки, а в озере в изобилии мелкие гальяны. Как приятно было после маршрута в жаркий день погрузиться в прохладную водичку! В верхнем слое озера, где вода прогревалась, с удовольствием плавал часа по два, но на глубину ноги опускать не хотелось – холодно!

Во второй раз оказались на Улкане с коллегами-ВСЕГЕИшниками. Нас забросили вездеходом в верховья реки, и к дороге мы шли маршрутом по хребту. Оказалось, что легкомысленно взяли с собой слишком мало воды, за что и поплатились: тащились в полуобморочном состоянии от ручья к ручью, а они все оказались высохшими, без капли воды. К ночи оказались на верхушке хребта и там в болотце обнаружили небольшой родник. На радостях тут же поставили чайник, и пили, и напиться не могли. К ночевке не подготовились, а напрасно: подул штормовой ветер, откуда-то быстро притащило тучи, грянул гром, и в считанные секунды мы оказались мокрыми. Пришлось коротать ночь в полудремоте, сидя на сырой кочке, закутавшись в телогрейку и прикрывшись дырявым полиэтиленом, под унылые завывание ветра и шум дождя.

Третий раз мы прошли «поисково-интерпретационным» маршрутом по таёжной дороге от Улкана до базы втроем с С. Рахмановым и Тамарой Овсейчук. Первую ночь провели на берегу Улкана, где получилась неплохая рыбалка, но все испортило то, что я забыл соль. В жизни бы не подумал, что варёная рыба без соли такая невкусная.

Следующим получился выезд на Учур. Мы стали прямо на его берегу с красивым видом на реку, на приятном и чистом месте с бархатным зелёным моховым покровом. Отсюда вдвоем со студентом Эдиком сходили через хребтик «на выброс». В тот раз нам не повезло: было сыро, накануне тайгу обильно промочил дождь. На ночлег мы устроились под большим деревом, на ворохе сырых холодных иголок. На следующий день меня так скрутил ревматизм, что едва доплелся до лагеря на Учуре. Сидя там на берегу, завидовал ребятам, которые ныряли и плавали в речке, расставляя там перемёты на сига. Почувствовав себя немного лучше, тоже сходил на рыбалку в заливчик реки, где поймал довольно крупную щуку. Такие приятные и красивые моменты запечатляются в памяти надолго: вот бросаю блесну в заводь; из-под залома из коряг и бревен к ней стремительно бросается щука. Её прекрасно видно в прозрачной янтарной воде... Чувствую резкий рывок! Что есть силы верчу катушку спиннинга, а потом в азарте хватаюсь за леску и бегом тащу пятнистую хищницу из воды, которая, упруго и отчаянно трепыхаясь и тяжело хватая воздух зубастой пастью, вылетает на прибрежный песок…

Обратно в Топориканский лагерь возвращались вдоль речки Гарган. На обеденной остановке студент взялся удочкой вылавливать хариуса, которого тут же ещё живого с солью проглатывал геофизик Юра Бондарчук, подгонявший рыбака: «Эдик, ты давай скорее лови, а то я этого уже съел!»

Как то раз мы вдесятером выехали из большого лагеря специально на рыбалку на Учур с ночёвкой. За тот уловистый вечер удалось поймать примерно щук тридцать-сорок, а на «мыша» ночью еще и несколько линков.

Следующим выпал выброс на ручей Гарынду, в заросший распадок между каменистыми плато. Нашей задачей являлась проверка аэроаномалий, которые оказались связанными с трапами щелочных базитов с повышенной радиоактивностью среди протерозойских песчаников. Этот комплекс основных пород мы выделили впервые, назвав его гарындинским.

Ближе к осени настала пора документировать керн буровых скважин и бульдозерные траншеи на Топорикане. Здесь же жила группа научных работников из ВСЕГЕИ во главе с доктором наук Е.В. Кудрявцевым. «Научники» располагались у ящиков с керном, откуда слышалось их уютное воркование: «Евгений Владимирович! Вот посмотрите, пожалуйста – просечки пирита в графите…». – «Да, Верочка, действительно… Хорошо бы отобрать пирит на пробу…». А в двух метрах, в избе буровиков кипели другие страсти; из открытого окна доносилось что-то типа: «Кто забрал мои сапоги, мать-перемать! Сколько раз просил не трогать, так вашу-перетак!». Далее следовал набор непереводимых выражений...

А на улице рядом опять журчало свое, интеллигентное: «Верочка, посмотрите, как интересно: крупные кристаллы апатита». «Да, Евгений Владимирович, я уже у себя это в пикетажке отметила…». Из окна избы тем временем продолжали лететь крепкие выражения, сопровождаемые грохотом и шумом драки. Примечательно, что всё это происходило совсем рядом, друг другу буровики и «научники» не мешали, не обращая на соседей никакого внимания – у каждого из сообществ этих людей жизнь текла своим чередом.

Отработав свою вахту, буровики уходили на Улкан или Учур на пол-месяца, и там, отдыхая в своё удовольствие, ловили рыбу и пили бражку. На их место заступала, болея с похмелья, другая бригада.

И рабочих в том году было много – канавщиков, рубщиков профилей, из коих мне запомнился один, по фамилии Живодеров. Фамилия ему явно не подходила – собак он любил, и не позволял обижать даже бесполезных кухонных шавок.

На Топориканской базе попробовал я водить трактор и вездеход. Получалось, конечно, но для себя понял, что больших технических талантов у меня нет.

Вылетали домой вертолетом через деревню Чагда в Якутии на Алдане. По дороге туда на участке Сынньяр к нам подсели канавщики – длинноволосые парни с тёмными испитыми лицами, досрочно вылетающие из полей. Позже выяснилось, что они убили и закопали рабочего, который трудился лучше их да еще имел неосторожность упрекать их за безделье и наркоманию. Пропажу своего коллеги они объясняли нападением медведя. Да такое шило в мешке не утаишь: кто-то из них проболтался по пьяной лавочке, и милиция их «повязала».

А Чагда оказалась приятным посёлком на обширной речной террасе в сосновом бору. Местные жители, несмотря на холодный климат, выращивают здесь (в теплицах, конечно) помидоры замечательной красоты.

За несколько часов лета на «кукурузнике» мы добрались до Тынды, где сели на поезд до Хабаровска.

Месторождения в тот «Топориканский» сезон мы не нашли, оценив выявленный объект как рудопроявление урана и молибдена, но до сих пор у меня есть отчётливое ощущение, что месторождение, может даже и не одно, там находится. Просто бурить надо было дольше и упорнее.