После снегопада прояснилось, похолодало. Кончились продукты, пора было собираться домой. Обратно в Горный выезжал на «Урале» с рабочими; конечно же, по дороге в славном посёлке Бомнак они купили вкусного местного самогону, и мы, достав железные кружки, отметили окончание сезона прямо на ходу под брезентом кузова машины.
2003 г. По Норе от Иликана до хребта Джагды – в дальних пределах «Дальней Тайги»
В 2003 году я еще раз попробовал работать в артели, на этот раз небольшой (Компас-Геосервис Г.С. Мирзеханова), и посмотреть: что получится и как понравится.
Сезон 2003 года разделился на три части. Первый, зимне-весенний, вышел довольно удачным. Добирался я в начале марта в буровой отряд, куда был назначен его начальником, на небольшом японском грузовичке с грузом. В кабине на ходу мёрзли ноги, но всё равно пассажиром было ехать неплохо даже в это невзрачное время года.
На Селемдже за Февральском перегрузились на «Урал» и ночью проследовали по сплошным колдобинам часов пять до Дугды. Дугда – небольшая станция на БАМе с населением человек семьсот – имеет вполне цивильный центр из кирпичных домов и заурядные окраины, часть которых заселена лесорубами из Северной Кореи.
Переспав в избе на базе у Олега С., на следующий же день выехали на участок, и в ночную смену я уже вышел на работу. В ту пору пейзажи этих мест – западных склонов Селемджинского хребта – показались мне не очень выразительным. Зимняя заснеженная довольно чахлая тайга чередовалась со старыми горельниками, иногда более густыми ельниками и невысокими горами. Район этот сложен различными сланцами и входит в далеко протянувшуюся с запада на восток Монголо-Охотскую геосинклиналь. Заселён он слабо, но встречаются таёжные хуторки за несколько десятков километров друг от друга, где живут преимущественно эвенки по нескольку человек. До революции этот район вместе с хребтом Соктахан назывался «Дальней Тайгой» в виду его слабой доступности.
Ночью в тайге, в начале марта, мороз до минус тридцати- тридцати пяти градусов ещё поджимал. В тесной же «промывалке», где мы «доводили» шлихи, наоборот, жарко натопленная печь создавала температуру, от которой сразу кидало в пот. Поскольку непрестанно приходилось выскакивать на мороз, пот, казалось, тут же и застывал на спине. В ночные смены самым тяжёлым показалось тихое предрассветное время – так называемый «волчий час», когда беспричинно охватывают необъяснимая тревога и раздражительность.
Работы геологу оказалось много, только успевай крутиться – надо и воды нагреть, и пробы промыть, и по журналам все расписать, и золотинки взвесить на высокоточных весах, а ещё и обед сварить. Жили в довольно тесных вагончиках, в два яруса – на нижнем от холода матрац примерзал к нарам. Зато на верхнем было так жарко, что казалось, что «мясо от костей отделяется».
Постепенно обвык, приноровился. Дело было не очень сложное – мы отбуривали профиля по речным долинам и промывали рыхлые отложения керна буровых скважин. Для этого у нас было все необходимое: буровая на базе трелевщика, бульдозер, бойлер для подогрева воды и сварочный агрегат. Всё это вместе с жилыми вагончиками на железных полозьях цеплялось «гусём» и тащилось либо по зимникам, либо по мари. После отбуривания очередного профиля мы снимались и переезжали на следующий ручей или речку. Коллектив (ещё один геолог, два буровика и два помбура) попался неплохой, простой, дело свое мужики знали.
С конца марта потеплело, в тайге начал сходить снег, по ледяным ещё руслам рек заструились янтарно-жёлтые прозрачные вешние воды. Промёрзшая за зиму марь держала технику, что позволяло нам относительно легко передвигаться. В это время в тайге неплохо: хотя и прохладно, но терпимо, и никаких комаров, конечно.
Из впечатлений по бурению осталось, как мы находили на глубине в несколько метров в вечной мерзлоте древесные остатки, уже отчасти окаменелые и углефицированные – им должно было быть наверняка по многу тысяч лет. А ещё в тайге мы обнаружили «болгунняхи», не такие круглые, какие я видел на Таймыре, а скорее похожие на вытянутые валы, обусловленные намерзанием воды под почвой. В верхней их части вдоль больших трещин длиной десятки метров под торфом на глубине был виден белый лёд.
Кроме того, нашли погнутый ствол берданы с датой «1923 г» и в двух местах – могилки эвенков, сооружения в виде длинных ящиков из жердей на столбах на высоте более метра над землей.
Из других интересных случаев припоминаю ночное падение болида в виде яркого белого шара с «хвостом» – скорее всего, он упал где-то относительно недалеко. А однажды в начале мая прохладным ранним утром, примерно в половине седьмого, я впервые в жизни увидел НЛО. Мы бурили тогда в ночную смену, и я промывал пробу лотком в помещении, когда буровики позвали меня посмотреть на интересное явление. НЛО имело форму огромной сигары без всяких крыльев серебристого цвета, ярко отражавшей утреннее солнце в чистом небе. Летело оно на высоте около полутора километров без всякого звука – точнее сказать, только очень короткое время слышался какой-то свистящий шум. Скорость объекта была большой, направление полета юго-западное, и буровики сказали, что когда они впервые увидели НЛО, оно довольно резко меняло направление. Однажды в марте мы заехали на устье реки Асмакан в гости к Борису и его жене Надежде. Подбросил нас туда вездеходчик, который просто не умел ездить медленно – а «какой русский не любит быстрой езды?». Неслись по снегам на МТЛБ со скоростью торпеды, сухой снег вихрями разлетался по сторонам, лицо и грудь сквозь свитер остро обжигало морозом. По сторонам дороги проносились прозрачные зимние леса, на розовом на закате снегу лежали глубокие синие тени. Уже в сумерках, выскочив на лед реки, вездеход лихо понесся, петляя по её изгибам почти с такой же скоростью, пока не затормозил напротив уютного хуторка в лесочке на взгорке. Обитатели хуторка Борис – эвенок, его жена Надя – русская, и смешанные пары сейчас – частое явление в этих местах: эвенков осталось немного. Семья эта отличается хлебосольством, и я заезжал к ним всегда с удовольствием. Справедливости ради вообще надо сказать, что многие эвенки хорошо встречают гостей. Занимаются они зимой охотой, летом поддерживают небольшие огородики, а женщины помогают им охотиться или рукодельничают, используя для поделок звериные шкуры.
Достарыңызбен бөлісу: |