Маршрутами, тропами

Геологов было трое – Коля Андреев, я и третий – толковый студент из Владивостока, Лёша Горелов.

Зейское водохранилище и его берега сформировались полностью. В свободное время я любил уходить подальше гулять вдоль его берега, где сохраняется почти полное ощущение моря – при свежем ветре довольно большой накат, даже запах есть «морской», но слабый. Только вода серо-буроватая, а не зелёная «морская». Противоположный берег далеко, в четырех-десяти километрах, а когда смотришь вдоль «моря», то и вовсе берегов не видно. Берега то глинисто-болотистые, то каменистые, иногда с небольшими светлыми гранитными скалами – например, у Горного. На этих скалах рядом с поселком в хорошую погоду сидит местная молодежь, культурно попивает водочку, иногда купается.

Со станции Улак возле Горного в самом начале «двухтысячных» тянули в Якутию, на Эльгинское месторождение угля возле озера Токо, железную дорогу. Протянули около шестидесяти километров, да и бросили – денег не стало. Строила БСК (Балтийская строительная компания) из Питера; в Горном и по трассе остались её безлюдные поселки при сторожах. Сама дорога пустынна, а рядом идет грунтовая шоссейка, по которой изредка проскакивают машины. Одну такую мы едва обогнали. Чадила она как паровоз, а в кабине сидел мертвецки пьяный водила. Загораживая нам дорогу, ехал он мудрёными зигзагами, и в том числе там, где к обочине подходили высокие скалистые обрывы вниз. Подъезжая каждый раз к краю обрыва, он умудрялся в последнюю секунду каким-то чудом отвернуть в сторону. Удивительно, что и доехал – в Горном мы видели его в таком же состоянии, проезжавшего мимо ошалевшей автоинспекции.

После того, как дело рухнуло, местный народ оказался без зарплат, без работы и перспектив и продолжает, но уже тихо, спиваться, а кто имел возможности – поуезжали. Безысходность вызывала даже случаи самоубийства: безобидный дедок-армянин, которого уволили с работы, а хозяйка выставила из квартиры – пошёл и утопился.

И чем кончится эта эпопея? Назовут ли ее еще одной аферой «смутного» времени?

Кстати, когда я писал эти строки, в свои права вступил 2005 год, но строительство на трассе так и не возобновилось*.

Маршрутили вдоль самой эльгинской «железки», которая на сопках идёт прямо по скальным врезам. Начавшие уже ржаветь рельсы местами трагично висят в воздухе над осыпавшейся насыпью. Ландшафты вокруг тянутся унылые – может быть, это чувство вызывается видом покалеченной тайги вокруг?

Погода стояла жаркая, и с водой возникли проблемы – мы набирали её из подозрительных лужиц. Привозили нас на маршруты и забирали грузовиком. Дорога была жутко пыльной, от едкой пыли в кузове мы укрывались тряпками, как могли, и все равно она хрустела на зубах и забивала глаза. Вечером подвозили прямо к столовой, где аккуратная повариха казашка Роза угощала нас вкусным ужином. Особенной популярностью пользовались картофель-пюре и свежая жареная рыба. Закусив, ходили на море купаться.

Вдоль БАМа доходили до реки Мульмуги, реки переходили по большим железнодорожным мостам. Больше всего мне понравилось маршрутить по Бомнакской дороге, идущей по живописным, иногда гористым местам с сосновыми рощами. И геология там интересная, с зонами надвигов, с «троговыми образованиями» и с диафторитовыми изменениями в сланцах и гранитоидах. Местные артельщики из Востока-1 и «Согджоя» разрешали нам посещать для исследований их добычные полигоны, где грунт был выбран до коренных пород.

Всего в Бомнаке проживает около шестисот человек, приличную часть из которых составляют осёдло живущие эвенки. Говорят, есть и оленье стадо, которое выпасают где-то за Становиком.

В гражданскую войну до Бомнака добирались вооруженные отряды японцев. Не обошлось без обид местных эвенков; как результат, по северному берегу Зеи развернулись партизанские действия.