Маршрутами, тропами

Моё появление старший геолог отряда Сергей Зяблицкий использовал для того, чтобы выполнить дальние однодневные маршруты – он тоже был не любителем выбросов. Для этого мы вставали ночью где-то около пяти часов, быстренько завтракали и углублялись в горы километров на двадцать. Оттуда половину обратного пути проходили маршрутом и приходили уже ночью, полностью измотанные, с гудящими от долгой ходьбы ногами. При походе на север пересекли южную часть Лабынкырской кольцевой структуры, о которой существует версия, что своим происхождением она обязана падению огромного метеорита. На северном краю структуры размещается большое (двадцать пять километров в длину) озеро, в котором, по легенде, живет чудище наподобие Лох-Несского.

В маршрутах останавливались на часок на обед, варили из пакетиков супчики. Во время одного такого обеда, помнится, сидели мы и хлебали свою похлёбку. Сергей принюхался и спросил: а не кажется ли нам, что чем-то горелым пахнет? Мы не заметили ничего подозрительного, а он через несколько минут вскочил на ноги и энергично стал колотить себя по боку. Оказывается, у него прогорела верхняя ярко-оранжевая безрукавка, брезентовая штормовка, рубашка и майка, а боль он почувствовал, только когда огонь дошёл до тела. Чувство юмора при этом не потерял, заявив, что через дырки будет легко доставать с пояса пистолет.

Пройдя от Булакага с десяток километров на юг, можно попасть в область абсолютно пустынных «лунных» пейзажей, где, на сколько глаз хватает, долины завалены угловатыми скальными обломками, без кустика и травинки. В этой каменной пустыне царит особенная, абсолютная тишина. Здесь не поют птицы, не стрекочут насекомые, даже шороха ветра не слышно. Только иногда где-то глубоко под ногами можно услышать приглушённое журчание ручья. Звеняще-грохочущий звук переворачивающихся под ногами камней гулким эхом отражается от таких же пустых и крутых каменистых склонов. Вскипятить здесь чай на обед – целая проблема. Для этого маршрутная пара разделяется: один идёт по долине вверх метров пятьсот, другой на такое же расстояние вниз. Каждый возвращается с охапкой вереска, который растёт здесь редкими пучками. После сборов топлива строится маленькая печка из камня и на нее ставится котелок. Вереск горит почти как порох, и его надо подбрасывать в топку непрерывно, пока вода не закипит.

Но природа и в этой пустынной местности может сделать вам приятный подарок: на отдельных участках долин на стыке террас и склонов линией в один куст шириной на километры тянется дикая смородина-камнеломка. Она куда как более ароматна, чем чёрная домашняя, а урожайность почти такая же. Собирать её там можно – тоннами. Особенно легко это делать в период вызревания – подстелил плёнку, тряхнул куст – и ягода сама падает вниз. Листья смородины подолгу сохраняют аромат, их можно сушить в тени, а зимой запаривать с чаем.

Еще те места примечательны обилием зайцев, обитающих в более крупных долинах с редколесьем, и горных куропаток, неожиданно взлетающих у вас из-под ног с резкими криками. А зимой здесь частыми гостями являются волки с Индигирки, давящие горных баранов в межгорных седловинах. Подойдешь к таким – и наверняка увидишь «рожки да ножки». Охотиться по снегу волкам легко: бараны по брюхо увязают в снегу, а широкие лапы волков помогают передвигаться более быстро.

Осень этого года тоже прошла в переходах и путешествиях, а зима наступила уже во второй половине сентября. Ударили морозы, посыпал снег. В горах началась пурга, но отсидеться в палатках нам спокойно не дали – надо было выполнять план по проверке аэроаномалий, и нас бросили «на прорыв». Людей в тот год не хватало, и я в одиночку находил километров под сто пятьдесят, хотя одиночные маршруты запрещены. Летом было замечательно – свобода да воля. Броди себе целыми днями – револьвер на поясе, в рюкзаке кусок вяленого сухого мяса, запил его ключевой водой – и дальше.

Но той ранней зимой такая работа иногда выливалась в мучения. С дрожью вспоминаю, как «заверяли» аэроаномалию на вершине горы, уже покрытой снегом. Был одет я по полной программе – в рубашку, свитер, штормовку и телогрейку, на голове была шерстяная шапка, но мороз и ветер были такими сильными, что впечатление было, что на мне нет вовсе никакой одежды. В жизни так никогда не мёрз, до самых костей! Тело словно ежесекундно насквозь пронизывали тысячи острых ледяных игл, от резкого ветра слезились глаза. Для того чтобы двигаться вперед, пришлось лечь на струю встречного ветра и с трудом преодолевать метр за метром по сугробам, навстречу стремительно несущимся мимо снежным зарядам и позёмке. Молоток в одной руке, радиометр в другой, радиометрический журнал и пикетажка рассованы по карманам. Через двадцать метров доставал радиометрический журнал, негнущимися пальцами с трудом царапал каракули-записи. Ветер, цепляясь за наушники радиометра, издавал пронзительный вибрирующий визг. Казалось, что схожу с ума от холода. В голове пульсировала только одна мысль – дойти, дойти… И прошёл-таки свои профили по сугробам, скатился вниз по крутому склону в благодатную холодную сырость туманной речной долины, где ветра не было… Доплёлся до лагеря, до которого было несколько километров. Думал, что заработал менингит или воспаление лёгких – да ничего, обошлось.

В «охотские» годы я познакомился и подружился с Владимиром Владимировичем Артюховым (прошу не попутать с бывшими нашим министром-разорителем). В.В. проявил себя как яркий энтузиаст поисковых работ и очень результативный геолог. Всю зиму он сам себе весьма тщательно подбирал материалы для последующего сезона. Внешне это выглядело весьма простенько – он подолгу дешифрировал аэрофотоснимки, потом рылся по старым отчетам. Ему хватало двух-трёх признаков, чтобы найти парочку крупных проявлений полезных ископаемых – не обязательно урана. На его счету были находки угля, полиметаллов, цветных поделочных камней. Начальство пробовало его было пристроить к написанию отчётов, да не тут то было – он так и не стал этим заниматься. Со временем его оставили в покое, имея в виду его полевую удачливость.

Еще он был неплохим рассказчиком и любил вспоминать смешные истории с оттенком мрачноватого юмора из геологической жизни, например: «Стояли мы как-то возле Бомнака, жили там в палатке и ходили в маршруты. Погода была жаркая и мы, уходя, задирали «подол» палатки, чтобы проветривалось. Этим воспользовался местный бычок-теленок. Он встал, очевидно, на передние коленки, засунул голову под нары и съел целый тазик замоченных грибов. Кроме того, он постоянно жевал оставленную нами одежду. «Ну погоди ж ты!» – подумал ВВ. Он вял из костра тлеющую головню и ткнул ею теляти под хвост. Тот взревел от боли и инстинктивно прижав хвостом головню еще сильнее, так и пустился с нею бежать – дым пошёл, как от мотоцикла…».

Или: «Был у нас один рабочий – молодой парень. Всех людей он делил на две категории – «менты» и «кенты». К «ментам» у него относились всякие образованные «умники», ИТР, словом, все те, кто задавал и контролировал работу, ну, соответственно, и сами милиционеры. К «кентам» относились свои работяги и бичи, блатные, крутые, не дураки выпить и прочие им подобные. Особенно он преклонялся перед теми, кто отсидел в местах «не столь отдалённых». И мечтал стать таким же, крутым и блатным, бывалым и отсидевшим. И что вы думаете? Мечта его сбылась! Он «свистнул» в отряде бензопилу, приехали настоящие «менты», взяли его под белые рученьки и отвезли туда, откуда не скоро возвращаются…».

А вот еще: «Остался я как-то вдвоём в лагере с молодым рабочим, видимо, из городских. Дрова рубить он, конечно, не умел. Вот смотрю я, берёт он топор, размахивается и бьёт по чурбаку. Топор вырывается у него из рук, пролетает между ног, над головой и вонзается перед ним в землю. У меня холодок пробежал по спине: пролети он чуть пониже – и вонзился бы рабочему в затылок. Представьте себе ситуацию: приходят люди в лагерь, а там лежит бич, и сзади в голове у него торчит топор. Нас в лагере двое. Ну кто поверит, что бич сам себя зарубил топором в затылок?».

ВВ умер в городе Зея. Из-за тяжелой болезни врачи запретили ему ходить в маршруты, но он тайком собрался и уехал на хребет Тукурингра, искать золото. Идея у него была интересной – опоисковать золотоносные древние песчаники, в которых мог оказаться металл, как на месторождении-гиганте Витватерсранд в Африке. В тайге ему стало плохо, добрые люди успели его довести до больницы, где он и скончался – светлая ему память. Он был настоящим геологом-поисковиком.