Маршрутами, тропами

Как бы то ни было, жили почти комфортно, по таёжным меркам, конечно – в тепле, и когда работал движок – даже со светом.

Когда в ноябре ударили морозы под сорок, летняя солярка, на которой работала вся техника, начала замерзать, превращаясь в нечто напоминающее сметану. Вскоре она и вовсе кончилась – пришлось возвращаться домой…

Всего в 2003 году провел в полях семь месяцев, поставив, таким образом, рекорд пребывания вне дома – ранее получалось максимум полгода, а чаще и меньше.

После сезона стал вопрос: что делать дальше? Проводить большую часть года в тайге не было возможности. Победили научные пристрастия, и я решил идти в ИТиГ – работа там показалась мне наиболее творческой.

Ю.Висбор

Сине-зелёный край земли: Сахалин и Курилы

(2004-2005 гг.)

2004г. Уруп – это значит, «Лосось»

Однажды зимним вечером сел я рассматривать большой и красивый космофотоснимок острова Уруп, на котором довелось провести два «приморских» сезона. И сразу вспомнилось: грохот океанского наката... Окутанные туманами и облаками горы, скалы, вулканы. Пейзажи, словно писанные акварелью по влажной бумаге. Завораживающий простор синего Охотского моря в хорошую погоду. Горы, покрытые пышным разнотравьем и бамбуковыми зарослями. Экзотические, красивые, но сырые и ветреные места. Для любителей «экстрим-геологии» и чего-то романтически-особенного.

В эти края я приехал работать по договору с Сахалинской геологоразведочной экспедицией. Лететь оказалось до Южно-Сахалинска минут пятьдесят всего-то; это расстояние в семьсот километров разделяет, однако, климатически несколько различающиеся области. В Хабаровске было влажно, но тепло, а в ЮС сыро, холодно и ветрено, а над взлетной полосой аэропорта низко плыли плотные серые тучи.

В Сахалинской ГРЭ встретили очень благожелательно, за что чувствую большую благодарность супругам Трепалиным и Речкиным, а также В.Ф. Евсееву, А. Г. Пачину, В.Е. Гальверсену и другим.

Южно-Сахалинск вырос на месте небольшой деревеньки Владимировка, основанной в 1882 году на берегу речки Сусуя. Сейчас здесь установлен памятный крест на постаменте из дикого камня. Современное население города составляет сто восемьдесят тысяч человек – примерно четверть от всего количества жителей в области.

До 1945 года территория Южного Сахалина была оккупирована японцами, получив официальный статус колонии с названием Карафуто. А сам Южно-Сахалинск назывался городом Тоёхара, что означает – «Солнечная Долина».

В центре города зелено и тихо; основной достопримечательностью является музей, выстроенный японцами в 1937 году в стиле покрытой черепицей пагоды. Здание находится в небольшом парке, в котором установлено несколько старых пушек. Кроме музея, от японцев сохранилось темное старое здание банка; другие их строения, традиционно легкие и непрочные, с течением времени исчезли.

В основном нынешняя застройка города – обычная советская, а в недавние времена в городе построили несколько церквей и элегантных современных зданий типа гостиницы «Гагарин». В центре же поднимаются два серебристых здания «Роснефти» и два больших современных офиса американской компании «Сахалин энэрджи инвестмэнт». Отдыхает местная элита в клубе «Холидей палас».

В городе проживает довольно много корейцев, завезенных некогда японцами в качестве рабочей силы. Численность корейского населения стабилизировалось на одном уровне (около сорока пяти тысяч человек), а русского – постепенно уменьшается. Корейцы религиозны и понастроили в городе целый ряд больших каменных церквей. Проживают и японцы, но их мало, после войны их насильственно депортировали вполне в духе того времени: короткие сборы – и до свидания.

«Весь из сопок и долин – Сахалин…». С двух сторон Южно-Сахалинск окружают горы, протягивающиеся далеко на север и юг. По скользкой грунтовой дороге в сыром лесу на склонах Сусунайского хребта я поднялся до турбазы «Горный воздух». Вернее, до того, что осталось от этого некогда известного на Дальнем Востоке места отдыха. Эти развалины служат еще одной иллюстрацией превратностей нашего времени. Дома ободраны и уныло зияют пустыми глазницами, подъёмник заржавел.

Как бы то ни было, прогуляться до смотровой площадки по густому лесу наверху приятно, а сверху открывается обширная панорама города.

Японцы разбили в ЮС парк и протянули железнодорожную узкоколейку, которую сахалинцы собираются перестраивать под общероссийский стандарт.

Парк в Южно-Сахалинске обширный и, скорее, напоминает ухоженный лес с асфальтированными дорожками. Здесь находятся летние кафе, аттракционы, «чёртово колесо», стадион и озёра, по которым плавают катера в виде лебедей.

Сахалин до революции заселялся в основном каторжниками и крестьянами, поселившимися здесь после каторги. После японской оккупации юга острова его население сократилось почти в шесть раз – кто разбежался, кого прибили. Характерно, что часть русских купцов осталась и даже преуспела в торговле.

Японцы в 1945 году надеялись отстоять юг Сахалина и Курилы; ожесточённые бои развернулись вдоль 50-й параллели острова и на севере, на укрепленном острове Шумшу.

Климат на Сахалине в целом прохладный и сырой, с затяжной весной и осенью, что объясняется влиянием окружающего моря. Летом зелень и разнотравье в особенности, в условиях влажного климата разрастаются пышно; из самых оригинальных цветов можно отметить, пожалуй, деликатные жёлтые ирисы и фиолетовые кисточки люпина.

Как живет современный Сахалин? Да так же, как остальная страна – карманы «нефтяных дядей» пухнут, а население беднеет.

«Иностранный» проект Сахалин-2 корпораций Шелл-Мицуи-Мицубиси (Сахалин Энерджи Инвестмент) вылился в скандальную историю – крупные местные чиновники пролоббировали закон, согласно которому проект был освобожден от уплаты областных налогов. Кроме того, «проекти» (процент стоимости добытой нефти, взимаемый за право добычи) тоже был определен как удивительно низкий. Остров потерял на всем этом почти миллиард долларов, а из «наших», ангажированных, надо полагать, обогатились немногие. Зато компании Экссон («Сахалин-1»), Шелл и другие чувствуют себя здесь, как дома, строят (с помощью турецких рабочих) себе жилые посёлки, офисы и санатории (все за заборами и с охраной) и, говорят, не прочь бы были осуществить еще несколько подобных проектов. Кстати, заявляют, что на «Сахалине-2» понесли убытки на два миллиарда долларов. Понятно, что «водят за нос». Было бы не выгодно – давно ушли бы.

Кроме того, загрязняя природу острова, на природоохранные меры они тратят менее одного процента общего объёма инвестиций – у себя дома 10-12%. На возмущение со стороны нашей общественности цинично ухмыляются: «У вас такая страна, где всё можно».

В общем, не получилось «Сахалинских эмиратов».

Созданный прецедент привлекает другие зарубежные монополии – английские, южнокорейские и японские, желающие поучаствовать в дележе пирога.*

Другой базовой отраслью на Сахалине является рыболовство. В последнее время часть рыболовецкого флота попало в руки «денежных мешков» с Кавказа, и понятно, что теневой бизнес у них процветает. Сам же флот находится в состоянии, близком к полному краху и сильно изношен. Отсюда и частые несчастные случаи, когда корабли переворачиваются и тонут, а экипажи подолгу ищут с самолета. Морякам платят мало и тем самым толкают их на браконьерство. В районе вылавливается всё ещё немало морской продукции, но в магазинах она (гребешки, кальмары, осьминоги, креветки, крабы) стоит недёшево – дороже, чем на континенте. Цены на другие продукты питания тоже, кстати сказать, очень высокие.

А более благополучный торговый флот вообще прописался за границей – кто в Монголии, кто в Панаме и формально России больше не принадлежит.

Беды это не единственные для острова – как карточный домик рухнула ещё и бумажная промышленность, поставлявшая продукцию на экспорт, вызвав тем самым безработицу и стремительное разрушение коммунального хозяйства в целом ряде мелких городков.

Собравшись в Южно-Сахалинске в течение двух недель в поля, мы выехали в порт Корсаков для отправки на остров Уруп.

Корсаков, поименованный некогда в честь генерал-губернатора В. Сибири, небольшой городок на крутых холмах, основные (наряду с Холмском) морские ворота южного Сахалина. Возможно, городок и является той «самой дальней гаванью Союза», откуда «кидают камешки с крутого бережка далекого пролива Лаперуза»; во всяком случае, другого такого нет.

Бурной деятельности в порту, однако, не наблюдается, справно отгружается только лес за границу. Да простят меня его жители – городок выглядит неказисто. В обрывах, обращенных к порту, хорошо видны складки горных пород, в том числе цеолитизированных.

При японцах Корсаков назывался город Отомари. Напоминанием об этих временах является серое приземистое здание банка, выстроенное в европейском стиле, но всё равно обращающее на себя внимание, как нечто чужеродное.

В Корсаков ведет хорошее шоссе по холмистой и низкогорной местности. В долинках вдоль дороги рассыпаны дачные домики, а горки заросли осинами, каменными берёзами, пихтами и разлапистыми аянскими елями. Лес здесь не очень высокий. Хорошо растет трава, и вдоль дороги пышно цветёт шиповник. С возвышенностей хорошо виден Анивский залив, стоящие на рейде корабли и вдалеке – огромная плавучая буровая платформа.

Когда смотришь на космофотоснимок Урупа (по айнски переводится «Лосось»), то сразу обращает внимание, что здесь доминируют всего два цвета: синий – моря и зелёный – острова, которые разделяет тонкие ниточки белого прибоя и чёрных скал. Так оно и есть в действительности – цветовая гамма на острове выдержана в основном в нескольких тонах.

С западного побережья в хорошую погоду отчетливо виден соседний Итуруп, с северного – вулканы Чёрные Братья на острове Чирпои (по айнски «Птички»). Как и другие острова, Уруп вытянут в северо-восточном направлении. Его длина составляет сто семнадцать километров, ширина – до сорока километров в самой широкой части. Общая площадь острова – менее полутора тысяч квадратных километров. По размерам он четвёртый в Курильской группе после Парамушира, Итурупа и Кунашира.

Геология здесь – специфическая «морская». Уруп, как и другие острова Курильской гряды образовался в зоне одной из интереснейших структур Земли – огромной и протяженной дугообразной области погружения океанической плиты под континентальную. Как результат этого процесса, происходят землетрясения и извержения вулканов. Островам примерно пятнадцать миллионов лет (по геологическим меркам это немного), и они продолжают развиваться и в настоящее время.

Рельеф на острове своеобразный – над стометровым плато возвышаются несколько высоких (1100-1300 метров) хребтов – Шокальского, Петра Шмидта и Криштофовича. Западный, обращенный к Охотскому морю берег более высокий, с современными и недавними вулканами – Рудакова, Три сестры, Колокол, Трезубец, Ивао, Берга и другими.

Климат на острове тяжёлый – влажный и прохладный, несмотря на относительно небольшие широты (сорок шестой градус северной широты). Лето там – полоса муссонов и угнетающей душу туманной сырости, осень – штормовых тайфунов. Уруп по климатическим условиям относится к северной группе островов, на Кунашире и Итурупе теплее. Кроме того, здесь аномально холодное море – летняя температура воды не поднимается выше семи-восьми градусов. Погода летом стоит в основном сырая и быстро меняется: морось переходит в водяную морскую пыль или мелкий дождь – иногда даже при ясном небе. Потом поднимается сильный ветер, далее следует полоса ясного неба и тихой погоды, снова дождь и так по кругу. Грозы с молниями бывают очень редко.

Осенью погода более сухая: пролетит трехдневный тайфун, и за ним следует несколько дней более-менее ясной погоды. В этот же период можно увидеть яркое розово-пурпурное солнце, садящееся прямо в воду – в остальное время года оно скрывается в тумане.

В начале осени вы можете выйти однажды ночью из палатки и очутиться… почти на Гавайях. Настолько тепла погода и привлекательно-экзотично глубокое бархатное небо, посеребрённое звёздными россыпями Млечного пути. Яркий свет красавицы-Луны, напоминающей большую начищенную серебряную монету в голубом нимбе, оставляет блестящую дорожку на лениво колышущейся тёмной поверхности Океана. Очаровавшись такой вот волшебной ночью, присядешь на лодке, вслушиваясь в убаюкивающие шорохи прибоя, и уходить не хочется… Особую остроту впечатлениям придаёт понимание, что эта кромка побережья – последний край земли, и перед тобой – восемь тысяч километров водной глади без единого клочка суши, вплоть до далекой Америки…

Любопытно, что водяной пар изо рта может идти даже в тёплую погоду.

В общем, погоду здесь надо уметь понимать и помнить о её непредсказуемости. Здесь бывали, кстати, случаи смерти от переохлаждения даже в еще тёплое время года.

По осени, с середины октября, снег идет преимущественно в виде крупной крупы зарядами, на горах повыше он ложится сразу, а вдоль побережья истаивает.

Коренными жителями Курильских островов являлись айны – необычный народ, о происхождении которого много спорили антропологи. Черты лица их ближе к монголоидным, но бородами они обрастают, как европейцы. Айны путешествовали от острова к острову вдоль всей Курильской гряды, и их стоянок, обнаруженных археологами, было множество.

Можно отдать должное мужеству и мореходному искусству айнов. Через проливы ходить на утлых лодчонках – занятие небезопасное. Проливы известны сильными течениями и частыми опасными волнениями (сулоями). Шли они за морским зверем, которого добывали примитивными орудиями лова – преимущественно гарпунами из плотного алевролита. На травянистых террасах айны для жилья рыли землянки. С островитян собирали ясак пушниной наши казаки, не обходилось и без зверств – чего стоят только злоупотребления сотника Ивана Чёрного с айном-сподручным Чикиным-Новограбленным. Чёрный, правда, известен и как исследователь – он прошел все острова, составив подробную о них сводку с красочным описанием извержений вулканов.

Позже большая часть айнов переместилась на южные острова, где они быстро вымирали от бессовестной эксплуатации японских рыбопромышленников, голода, оспы и сифилиса.

Горе слабым и малочисленным! Скромный народ этот едва не прекратил своё существование – в предвоенные годы айнов насчитывалось едва семьсот человек. В конце-концов, японцы вывезли их на Хоккайдо в резервацию. С тех пор они проживают на севере Японии, и, говорят, сейчас вовсе неплохо.

До конца войны Уруп принадлежал японцам. Защищать остров была призвана отдельная бригада, и в том числе четыреста солдат сапёрных войск. После приказа девятнадцатилетнего императора Хирохито о прекращении огня с американцами в 1945 году японские войска продолжали оказывать сопротивление русским, но на самом Урупе не активно. Американцы успели разбомбить готовящуюся к эвакуации военную технику на севере острова в бухте Десантной. Вероятно, их авиарейды осуществлялись с советских аэродромов на Камчатке. Остались, говорят, замаскированные японские военные склады, в том числе с немецкими шмайсерами – помощью нацистских союзников. Немцы здесь тоже вполне могли «отметиться» – иначе откуда было взяться «имперской» ещё довоенной монете в пять марок, найденной студентом на старой дороге?

Всего на Курилах в годы войны размещалось до шестидесяти тысяч японских солдат и офицеров, примерно столько же, сколько наших после войны. Отсюда – с Итурупа – был совершен погромный рейд японской авианосной эскадры на Пёрл-Харбор.

Следов японского присутствия на Урупе осталось немного. На севере острова они построили аэродром из вкопаных в землю пеньков, там же вырыли более тридцати штолен – вероятно, проводили разведки на золото, и провели узкоколейку. На строительстве использовали пленных китайцев и американцев с Филиппин, для которых на острове (я подозреваю, что на севере) был организован концлагерь. Этих три тысячи несчастных ожидала трагическая судьба – незадолго до окончания войны их погрузили на баржи и потопили над морской пучиной.

Японцы по-прежнему претендуют на острова Шикотан, Кунашир и Итуруп, так называемые Северные территории. Находящийся севернее и несколько особняком Уруп их не интересует. Да и рыбных богатств здесь меньше, а именно последние и являются основным объектом притяжения островной нации.

Наша Тетяевская партия Сахалинской ГРЭ занималась поисковыми работами на золото и геолого-минерагеническим картированием. Поиски драгметаллов на Урупе, оказывается, имеют длительную историю. В 1643 году голландский мореплаватель Мартин де Фриз на судне «Кастрикум» (так, кстати, поименован мыс на северной оконечности острова) с целью поисков «золотых и серебряных островов» проплыл от Индонезии к Хоккайдо, Сахалину и Южным Курилами и высадился на Урупе. После этого события остров считался некоторое время собственностью Нидерландов. По запискам голландцев, которые они вели во время путешествия, местные айны были хорошо знакомы с изделиями из золота и серебра (наверняка японского происхождения). Мореплаватели набрали с собой образцов с Урупа и, по всей видимости, пробовали добыть из них металл. Во время визита Петра Первого в Голландию в 1705 году ему была там презентована географическая хрестоматия Витсена, в которой упоминалось о серебряной руде с Урупа. Ведущему войны царю серебро надо было «позарез», и в 1716 году он предписал Сибирскому губернатору организовать засекреченную экспедицию – Большой Камчатский наряд во главе с якутским воеводой Ельчиным для «отыскания на островах золотой и серебряной руды, меди, красок и жемчуга». Экспедиция эта успехом не увенчалась, так же как и две аналогичные последующие.

Японцы в последующем тоже занимались поисками золота и сделали вывод о перспективности кварцевых жил и, возможно, участка современного месторождения Купол. Наконец, наши соотечественники вновь начали интересоваться этой проблемой, особенно активно – в последнее время.

Остров Уруп является государственным заказником, но, кажется, этого статуса он может лишиться. Нетрудно предположить, что в этом случае браконьеры его окончательно разграбят. Животный мир острова не очень разнообразен. Самыми распространенными сухопутными животными являются лисицы, морскими – каланы, реже встречаются нерпы, тюлени и большие угловатые сивучи. Копытных нет, и медведи, змеи и клещи тоже отсутствуют, что, конечно, весьма облегчает полевую жизнь.

Лисиц на острове – большое количество, возможно тысячи. Как они сюда попали – сейчас не очень понятно; мне кажется, что расселили их на островах айны для последующего пушного промысла. Кроме того, лисиц на фермах выращивали и японцы – предполагаемая война в Сибири потребовала бы меховой одежды. Лисицы здесь трех видов – чёрные «чернобурки», рыжие «огнёвки» и получившиеся, возможно, путем их скрещивания неравномерно окрашенные так называемые «хрустальки» или «сиводушки». Есть очень красивые экземпляры зверьков – справные и пушистые, а есть настоящие страшилища – тощие и пятнистые. Поведение лисиц такое же непредсказуемое, как и у собак. При виде человека они либо убегают в ужасе и панике, прижав уши, либо спокойно уходят, либо облаивают со склонов. Лай довольно странный по звуку – словно собака откашливается от застрявшей в ее горле кости. Некоторых особей можно настолько приручить, что они начинают брать пищу из рук. При случае они могут у вас стащить что-нибудь, например, висящую солёную рыбу. Иногда можно встретить лисят – одного видел совсем маленького, величиной с кошку. Лисицы живут в основном вдоль побережья, питаются крысами и чилимоподобными бокоплавами, осенью не прочь полакомиться рыбой, рябиной и клоповкой.

Морские выдры (еще их называют бобрами) каланы – очень семейные и преданные друг другу животные, которые плавают почти всегда вдвоем, часто затевают игры и постоянно перекликаются. Они с удовольствием могут погонять по воде большой круглый поплавок от рыбацкой сети, если его бросить в волны.

Калан – животное крупное, самец может достигать метра полтора в длину. От холода в воде их защищает слой жира. Мех этих животных особенно ценится – он тёплый и не намокает, и браконьеры прекрасно это знают. Палец в рот калану класть не рекомендую: у него острые зубы и мощные челюсти. Для каланов характерна утюгообразная форма морды с всегда каким-то изумлённым выражением и полуоткрытым ртом.

Традициям браконьерского грабежа на Курилах, кстати, уже более чем триста лет, и привлекали добытчиков мех лисиц и каланов, охота на китов и ныне полностью исчезнувшую стеллерову корову.

Из птиц распространены бакланы (он съедобен, но мясо вкусным не назовёшь, и оно припахивает рыбой), чайки, поморники, утки (которые сбиваются в морских заливах в стаи до нескольких сотен штук) и вороны. Последние по вороватости не уступают лисицам. К примеру, однажды на «выбросе» я припрятал под низенький самодельный стол кусок сала. Его не было видно даже со стороны, но пернатые, разбросав доски столика, все-таки добрались до него. Я подозреваю, что они обладают неплохой памятью, наблюдательностью и заранее запланировали грабёж.

На Охотской стороне зверья ещё больше: из одной точки на берегу можно увидеть сразу до пяти пар каланов, спокойно плавающих на спине или играющих недалеко от берега, дальше в море встречаются стайки дельфинов с их характерным синхронным нырянием. Если повезет – там же увидите величественных касаток с высокими верхними плавниками.

Большее оживление на Охотской стороне связано с более высокими температурами моря и большим количеством рыбы.

Кстати о рыбе. В нерестовый период в речки заходят горбуша, кумжа и кета. Достать их на перекатах в речках не составляет большого труда, надо просто взять камень поувесистее и подождать, проявив в нужное время сноровку и хороший глазомер. Рыба, завернутая в лопухи и запеченая в угольях, превращается в сочный горячий деликатес.

Возможностью порыбачить пользуются и другие обитатели острова. Орлан-белохвост, например, садится на ветку над мелководьем и караулит рыбу; в нужный момент бросается вниз и впивается в неё когтями. На рыбе жируют нерпа и каланы в устьях рек, лисицы на берегу.

Из мелкой живности обычны бокоплавы («морские блохи») – шустрые прыгучие родственники чилимов, живущие как в воде, так и в прибрежной зоне на суше. Бокоплавы обожают целлюлозу. Большой рулон кальки в нашей палатке они изгрызли почти полностью. Комаров и слепней мало, по сравнению с континентом, но в начале лета «достает» белоножка.

Растительный мир тоже обеднен, но побогаче животного. Здесь особенно широко распространен курильский бамбук и ольха, иногда встречается кленок кустарниковый, крупноплодная рябина нежинская и бересклет, цветущий розовыми цветами-коробочками; по долинам и склонам редколесье из курчавой каменной березы. Пышно растет трава, которая явно страдает гигантоманией. Стебли лопуха здесь, например, могут быть выше человеческого роста в высоту, их листья – до метра в диаметре; остальная трава тоже выше всякой меры: крапива, кукольник, шеломайник, ядовитый борец и медвежья дудка. Растёт трава густо. Чтобы пройти, приходится пробивать в ней туннель; вся эта зелень легко ломается руками и лопается с сочным чавканьем под ногами.

Хуже, если попадаешь в заросли бамбука. С курильским бамбуком бьёшься, как с живым тысячеруким существом – хватким, упорным и безжалостным; в его двух- трехметровых зарослях с трудом дается каждый метр. Но этот бамбук, непримиримый враг в маршрутах, становится лучшим другом, когда карабкаешься по скалам, обходя скользкие водопады – он прочен и хорошо держит вес тела. А ещё сухой бамбук – прекрасная растопка для костра.

Именно бамбук вместе с кедровым стлаником делает склоны и водоразделы острова непроходимыми, и маршруты можно выполнять только по речкам и по побережью.

По долинам иногда встречаются сырые луговины в оранжевых саранках, купальнице и ирисах, с глубокими ручьями в травянистых берегах. На скалистых склонах обычны крошечные примулы с запахом фиалок, тонким и загадочным, а также полынь, огромные ромашки и махровая гвоздика. На вулканическом плато вас обязательно покорят изящные сиреневые низкорослые колокольчики.

Я не ожидал, что на берегах острова будет так много мусора, особенно на Охотском побережье – буи, поплавки и рыбацкие сети, источенные червями стволы деревьев, пластмассовые ящики из-под рыбы, а также всякая другая всячина типа позвонков китов и обломков толстенного бамбука диаметром до пятнадцати сантиметров. Большинство хлама имеет японское происхождение – сказывается относительная близость второй промышленной державы Мира. На океанском побережье обломков древесины немного, собирали для печек мы её обычно мешками.

Главный наш лагерь стоял на террасе вблизи ручья Коленчатого на Тихоокеанском побережье в центре острова. Здесь мы поставили восемь палаток, баньку, склад, столовую, всё это из досок и рубероида. Кстати, найти хорошее место под лагерь не так уж и просто. В глубине острова таких мест практически нет, а на побережье трудно найти спокойную бухту. Удобством лагерной жизни было то, что по вечерам подключали электричество и регулярно выпекали свежий хлеб. Впрочем, мне на базе пришлось прожить не так уж много – почти все время провел на выбросах и в разъездах.

Начальником нашей партии был Антишин Владимир Егорович, которого за чёрно-бородатую внешность коллеги звали то Цыганским Бароном, то Бен Ладаном, то Че Геварой. АВЕ – личность несомненно яркая, горячая кровь которого, личные пристрастия и внутренняя тяга к справедливости толкали к постоянным бурным разборкам с людьми. Мне в нём казалась примечательной особенность интуитивно принимать правильные решения в сложных ситуациях полевой жизни.

Всего в лагере было «прописано» до двадцати человек – канавщики, маршрутные рабочие, геологи, в том числе две девушки – Ирэна и Женька.

Маршрутным рабочим мне назначили молодого парня М., типичного представителя «поколения пэпси и пива». В городе он вел «рассеянный» образ жизни, определенных занятий не имел, и родители рады были спровадить его на работу к геологам. В поле он, впрочем, довольно терпеливо преодолевал трудности и кое-чему научился. Забегая вперед, могу сказать, что в последующем году он стал почти идеальным рабочим, «на расхват», с его длинными ногами, выносливой спиной и своеобразным чувством юмора.

Горняками на Лидинской площади работали бывшие моряки, которых после начала распределения квот на рыбную ловлю в Москве по зарплатам почти приравняли к учителям, и шахтеры, которых неурядицы в угольной промышленности острова оставили без работы. Кстати, сахалинский уголь прибирают к рукам новые московские хозяева, и в этом видится одна из основных причин упадка.

Работая споро, мы значительно перевыполнили запланированные объемы работ. Между прочим, в этих краях трудовые достижения зарабатываются побитыми и растянутыми ногами и простуженной от постоянной сырости спиной; могут быть ситуации и похуже, если вы перевернётесь на лодке или «загремите» с высокого водопада.

Основным средством перемещения вдоль острова являются надувные лодки – отечественные «Фавориты» и «Бомбарды» французской береговой охраны. Последние хвалят особенно – это исключительно прочные и манёвренные «утюжки». Носиться со скоростью тридцать-сорок километров в час им позволяют мощные японские подвесные моторы «Ямаха» в сорок лошадиных сил. В штормовую погоду лодки не выходят, но бывает всякое – выезжаешь в спокойное море, а через час оно может уже и забурлить. Кроме того, море в районе Токотанского перешейка и в проливе Фриза обычно неспокойное.

Да, я вам скажу, что гонять на лодке в трёхбалльное волнение, да ещё в туман – это что-то, развлечение для любителей острых ощущений. Лодку сильно и часто бьет о волны, в лицо и грудь летят уже не столько брызги, сколько струи воды. Пять минут, и ты мокрый с ног до головы, по позвоночнику бежит холодный ручей, отплёвываешься от соленой воды, и никакие плащи не помогают.

Для ориентировки в тумане у нас имелись компактные спутниковые навигаторы JPS – умные машинки, определяющие географические координаты и направление следования. JPS «Гармин» однажды пожаловался мне на английском на неделикатное обращение, когда я поносил его в кармане во включенном состоянии: «Бедный Гармин! В коробке носить надо!»

Вторым признаком технического прогресса были спутниковые телефоны. Набрал любой номер – и звони хоть на другой край Земли.

С помощью лодок выполнил десять «выбросов», часть маршрутов сделал из лагерей. Основным походным жильем у нас являлась крошечная палатка типа «лотос», которую мы для себя назвали «норкой». Сидеть там можно было с трудом, но вот спать довольно удобно. Несомненным достоинством этой палаточки является её малый вес и компактность в упакованном состоянии.

Первый из выбросов получился в историческую бухту Алеутка, самую глубоко врезанную на острове, при этом небольшую – менее километра в поперечнике. Алеутка была главным русским форпостом на всех Курилах. В конце восемнадцатого века (примерно в половине шестидесятых) здесь возникло русское поселение – основное на Курилах, позже ставшее базой Аляскинской Российско-Американской Котиковой компании. Сюда ежегодно прибывали и зимовали корабли русских купцов Лебедева-Ласточкина, известного Шелехова и других – закупали пушнину, привозили припасы. В 1775 году место укрепили и привезли пушки. На берегу, на террасе были построены дома, разводились огороды, сеялся ячмень, пшеница, рожь, овёс, пшено, конопля и паслись коровы. Немногочисленные жители посёлка занимались, кроме того, ещё и охотой на морского зверя. Археологи проводили здесь раскопки – основания домов в виде земляных валиков до сих пор сохранились, но сами они давно рассыпались в прах.

С истощением меховых запасов Курил и отменой Екатериной II ясака с айнов торговля на островах и сам посёлок пришли в упадок. Кроме того, заниматься пушным бизнесом на Аляске оказалось для купцов делом более выгодным.

В 1795 году селение вновь возродилось как база Российско-Американской компании под названием «Куриллороссия». Здесь проживало в это время около сорока человек (русские, камчадалы, алеуты) под командой передовщика Звездочетова. Торговля на островах была возобновлена, в том числе и с Хоккайдо.

Тем временем японцы усиливали свои позиции на Южных Курилах и предприняли попытку выживания русских с Урупа. На остров прибыл их корабль и на берегу установили доску с устрашающей надписью: «Остров издревле принадлежит Великой Японии». К тому времени русские суда почти перестали ходить на Уруп и население посёлка голодало; в 1805 году он и вовсе прекратил своё существование.

В период Крымской войны в середине XIX века англичане и французы тоже предпринимали попытку захватить остров.

Позже, уже в XX веке, здесь существовал поселок японских военных и после войны – российская пограничная застава, развалины которой до сих пор сохранились. Местами в районе Алеутки можно увидеть остатки японских оборонительных сооружений – дотов и окопов на сопочке.

Рассказывали, что один сахалинский писатель провел здесь вообще год в одиночестве – он хотел прочувствовать, каково это – жить одному на краю света, в тишине и уединении*. Кроме того, на острове где-то бобылем живет охотник-браконьер, который бродит там и сям и называет себя Бен Ганом – на манер героя из книги Стивенсона.

*Михаил Финнов. Написал о Курилах историческую повесть «Российского владения земля».

Вдоль моря маршруты особенно мне полюбились – во-первых, вследствие хорошей обнаженности легко вести наблюдения. Во-вторых, пейзажи «неспокойных ландшафтов» радуют глаз. Громадные скалы образуют скопления-бастионы или одиночные выходы. Рядом нависает обрывистый берег с прядями белых водопадов, у водяной кромки лежат глыбы величиной с дом и тянутся плоские стесанные прибоем скальные абразионные террасы-бенчи. Гудит и пенится океанский накат, кричат чайки, пахнет гниющими водорослями, плывут клочковатые туманы… Нет, это надо почувствовать, ощутить самому.

Местами на прибрежных пляжах можно встретить окатыши местных светлых голубоватых агатов величиной с орех или горошину, округлые, гладкие, с перламутровым блеском, мутноватые или водяно-прозрачные и холодные, как застывшие слезы.

Путешествуя вдоль побережья, можно упереться в скальные «непроходы», которые всегда можно обойти путем потери некоторого времени, взобравшись на горы. Или в отлив, осторожно и на цыпочках по подводным скалам, закатав сапоги-болотники повыше. Обращает внимание, что среди покрывающих дно водорослей много ярко-красных, под водой похожих на кораллы. Уж не те ли это красные водоросли, которые широко используются сейчас для биотехнологий? Их переработка приносит огромные доходы биофармацевтическим фирмам Японии и США, а в районе Южных Курил находится крупнейшее в Мире (!) месторождение этого ценного сырья.

В общей сложности довелось пройти по восточному побережью Урупа около шестидесяти километров, по охотскому – более двадцати километров.

Между прочим, в названии гор, бухт, мысов и речек острова много каких-то печальных названий: мыс Непройдёшь, Бухта Негодная, мыс Несчастья, бухта Опасная, мыс Горюшко, речка Кручинушка, озеро Смерти, гора Гроб. И какой «оптимист» развлекался такой топонимикой?

Восточный берег сложен туфоконгломератами и туфовалунниками, которые не очень прочны и постепенно разваливаются на более мелкие фрагменты, превращаясь, таким образом, через пятнадцать миллионов лет снова в песок, гравий и валуны.

Скалы в районе второго «выброса» севернее устья реки Нигори оказались непроходимыми вдоль океана, и поэтому пришлось навязать канатов (их можно найти вместе с обрывками рыбацких сетей на берегу) и ежедневно карабкаться туда-сюда на почти отвесную стену высотой с шестиэтажный дом.

Третьим по счету стал выброс в бухту Негодная, где на берегу в тумане мы увидели выброшенное на сушу, похожее издалека на призрак, большое рыболовецкое японское судно «Йоси мару». Дерзкое браконьерское судно с таким названием в начале семидесятых годов изрядно попортило крови нашим пограничникам – и, возможно, бог пометил шельму. Произошло это, вероятно, во время жуткого весеннего шторма 1976 года, когда на соседнем Итурупе на взлетной полосе пополам разрывало самолёты и посрывало крыши на ангарах. Тогда же на Итурупском рейде погибло несколько сот японских моряков на шхунах, затёртых льдами.

На изрядно проржавевшем корабле сейчас – унылое запустение, деревянные скользкие палубы подгнили и поросли травой, в трюме сохранились останки мумифицированной рыбы. На борту зияет несколько пробоин, огромный бронзовый винт погнут. Это не единственное судно, выброшенное на Урупе. Происходит это во время штормов, или когда неосторожный корабль налетает на подстерегающие его многочисленные подводные и прибрежные скалы.

Из лагеря в бухте Негодной сделали ряд маршрутов, в том числе на самый крупный на острове мыс Тёмный, за пределы площади на север и на ручей Встречный, где с помощью крюка и остроги добыли первую горбушу. Рыбу эту мы запекали в углях, завернув ее в большие лопуховые листья.

В конце августа Егорович предложил мне съездить поработать на западное побережье: «Кириллов, я правильно понял, что у тебя есть авантюрная жилка? Вот и сплавай на Шмидтовскую площадь, тётенькам поможешь, а заодно и на источники с современным рудообразованием посмотришь». По части моей склонности к некоторому авантюризму он, пожалуй, угадал, а поэтому – «Всегда готов, начальник» – и вскоре мы грузились на наши боевые «Бомбарды». Переезд занял часов шесть-семь, по дороге заскочили в маленький лагерь на Океанской площади и за бензином в южную части острова, в бухту Отважная. Погода на восточном побережье выдалась прохладной и ветреной, но солнечной, и с удовольствием ещё раз полюбовался проплывавшими мимо прибрежными пейзажами.

Океан в такую погоду ярко-синий, густо-сапфирового цвета. На подходе к берегу насыщаемые пузырьками воздуха вершины волн на солнце загораются изумрудно-зелёным цветом, закипают снежной пеной и с размахом обрушиваются на прибрежные скалы. Океанское побережье изобилует скалами и кекурами самой разнообразной формы – в основном базальтовыми, представляющими собой отпрепарированные дайки и жерловины разрушенных вулканов.

С несущейся лодки видно было, что с хребтов вдалеке снег уже почти сошёл, и стали различимы рыжие поля аргиллизитов на верхушках четвертичных вулканов.

Работы на западном побережье острова, на западных склонах хребта Шмидта выполнял небольшой коллектив, состоящий из трех молодых женщин (Юли, Гули, Оли), студента Вити, В.В. Удодова и трех горняков. Женщины пропадали на выбросах, выполняя маршруты по водотокам. Их упорство не могло не вызвать уважения: ходить по речкам Охотской стороны труднее, чем океанской; профиль их круче, а русло завалено большими скользкими глыбами. Кроме того, в тайфуны речки, размывающие поля аргиллизитов, вздуваются и становятся настолько мутными от глинисто-лимонитовой взвеси, что дна не видно, и идти по ним приходится с большой осторожностью, прощупывая дно палкой. Самый значительный ореол интенсивной аргиллизации, приуроченный к разрушенному вулканическому кратеру диаметром семьсот метров я обнаружил в среднем течении речки Лесная. Выполнена жерловина была крупнообломочными агломератовыми пестрыми стекловатыми туфами, местами превратившимися в пластичную глину, которая встречалась в виде округлых бело-рыжих «подушек» в русле водотока.

Канавы горняками проходились в районе современного проявления меди и полиметаллов Отливное. Рудообразование с отложением минералов происходит в настоящее время из гидротерм с температурой более восьмидесяти градусов. Выглядят источники как трещины на скальном бенче, из которых изливается горячая пузырящаяся водичка, от которой исходит отчётливый малоприятный запах сероводорода. Вода отлагает белые корочки травертиновых наростов с сульфуритом (минерал серы и опала) и кварц с мельниковитом и другими сульфидными минералами. В источниках при высокой температуре тонкими прядями растут жёлтые нитевидные водоросли (или «ниточные бактерии»), в воде похолоднее – медузоподобные светлые.

Из верховьев реки Лесная нам с маршрутным рабочим довелось забраться на вершину двойного тысячеметрового вулкана «Три сестры», названного так, по всей видимости, по количеству озёр на верхушке. Сделать это было, между прочим, непросто, так как Курильские вулканы, в отличие от Камчатских, и даже современные, являются сильно заросшими бамбуком, ольхой и кедровым стлаником. От подножия карабкались семь часов, последние метров пятьсот – из-за крутизны на четвереньках. Поставили свою «норку» на краю древнего кратера в провале между скалистыми уступами у горного озера и сразу же вышли в маршрут.

С востока вершину вулкана дугой окаймляет серия больших и малых озер, а также фреатических (взрывных) воронок глубиной до нескольких десятков метров. В центре вулкана над краем кратера на двести метров в виде огромной скалы возвышается дацитовая «пробка». Забравшись на нее, мы стали свидетелями чарующей, почти иллюзорной картины царства волшебных зеркал: на севере над пеленой облаков величественно парил вулкан Колокол классически правильной конусообразной формы, ниже нас и вдалеке плыла круговерть из обрывков тумана и облаков, в разрывах приоткрывающая синие и ярко-зелёные горы, ущелья, скалы и дальние хребты; пепельно-серебристого цвета широко мерцающее море далеко на горизонте сливалось с бледно-серым небом.

Это место – одно из немногих, где растет мелкая брусника, а у высокогорных озёр на краю жерловины можно увидеть карликовую голубику (конобобель).

На вулкане царила какая-то особенная тишина, что не часто бывает на острове: обычно или прибой шумит, либо речка, либо водопады. Возможно, это было затишьем перед бурей: ночью поднялся штормовой ветер, палатку начало с грохотом трепать, а под утро сорвало и закрутило винтом, несмотря на то, что мы придавливали ее основание большими глыбами. Пришлось срочно эвакуироваться вниз на большую белесую проплешину, которую мы приметили ещё с верхушки вулкана.

Место это выглядело довольно драматично, может быть потому, что представляло собой довольно обширное, лишённое растительности ярко-белое пространство с контрастно разбросанными по нему чёрными глыбами. Было еще сумрачно, в воздухе носились раздуваемые штормом клочья серого тумана. К тому же, здесь резко пахло серой. От серных сольфатар остались холмы до двух метров высотой и до пятнадцати метров в диаметре, состоящие из серо-жёлтой серы с глиной. Самородная хрупкая сера встречалась также рядом в виде ярко-жёлтых жил протяженностью в несколько метров.

Словом, пейзаж и запах был таким, что не было бы удивительно, что где-нибудь рядом обнаружились бы ворота в преисподнюю. Чёрта из этой преисподней вполне бы мог заменить большой чёрный лис, очевидно, обитатель этих специфических мест. Было заметно, что наше неожиданное появление здесь его изрядно озадачило. Не спуская с нас глаз, он то присаживался и наблюдал за незнакомцами, то принимался копать какую-то ямку, то беспокойно принимался бегать туда-сюда.

Спустившись по узкому труднопроходимому ключу, мы вышли к побережью моря, где тайфун на вольном просторе бушевал с особенной силой. Пошёл дождь; поскольку терять нам было уже нечего, решили выходить к лагерю. Ветер был таким сильным, что либо бил в спину и бросал на колени на скользкие валуны, либо лупил «под дых» и подбрасывал мои семьдесят килограмм с гаком в воздух. Штормовые порывы срывали гребешки с поверхности волн и превращали их в горизонтально летящий в лицо дождь в смеси с пляжным песком. Недалеко от лагеря путь нам преградил «непроход»; пришлось карабкаться по скалам под порывами ветра с риском быть сброшенным вниз.

После таких штормов на берегу появляются валы из рваной морской капусты высотой до метра и протяженностью до нескольких сотен метров, среди которой валяется множество чёрных бычков-«липучек» с большой присоской на животе.

Со Шмидта попали на лодке на реку Дорошенко южнее, где прожили неделю. Палатку-«норку» мы благополучно забыли в лагере и поэтому жили в берлоге, сделанной из старого драного брезента, натянутого на жерди. В первый же день сходили на источники мыса Ключевого – примечательное место, расцвеченное потеками белых травертинов и жёлтой флуоресцирующей серы. Делювий на склонах рядом и прибрежные валунники цементированы лимонитом – таким образом происходит современное породообразование. Термальных источников, стекающих со склона ручейками и водопадиками, было довольно много. Один из них, самый крупный, перегорожен искусственной плотиной; в образовавшемся озерце по пояс горячей воды, на дне лежит толстый слой сметанообразной серы. Температура в озерце почти горячая, в нем приятно посидеть, но бойтесь задержаться в воде побольше и задремать! Пройдет всего полчаса, сероводород впитается через поры в кровь, и вы уже больше никогда не проснетесь.

В верховьях Дорошенко нашел несколько холодных доселе неизвестных серных источников. Эти «источниковые» обстоятельства наводят, между прочим, на мысль, что вулкан «Три Сестры» может быть ещё живым, не уснувшим.

Самый красивый водопад из тех, которые я видел на острове, тоже находится на Дорошенко в трех километрах от побережья. Он образует несколько ступеней, в которых вода высверлила несколько глубоких котлов. Потоки образуют здесь несколько широких живописных каскадов, а в котлах зелёно-аквамариновая вода активно бурлит в разводьях снежно-белой пены.

На Дорошенко при преодолении многочисленных водопадов так растянул ногу, что не мог годить. Давая ей отдых, последующий дождливый и штормовой день пролежал в нашей тёмной берлоге, в унылой меланхолии рассматривая беснующееся белое от пены море. И как пятиметровые валы, сталкиваясь на мелководье, выбрасывали вверх пенистые фонтаны метров до пятнадцати высотой.

В такие дни или спишь, сколько можешь, либо лёжа думаешь о чем попало и о чем угодно; в душе начинают рости сорняки и такое в голову от безделья лезет… Так и ипохондриком недолго стать. Или мизантропом. Ненастная погода только усугубляет настроение. В маршруты ходить куда как веселее.

Обратно с Охотского на океанское побережье на лодках выбирались через месяц через лагерёк в устье речки Кама на юго-западе острова. Со «Шмидта» на Каму выехали уже вечером и не успели туда попасть засветло. Наступила ночь, а мы всё ещё неслись на юг, оставляя за собой мерцающе-флуоресцирующий след на воде. В конце-концов заблудились и носились кругами в тумане в кромешном мраке, рискуя налететь со всего маху на скалы и свалиться в ледяную воду. Поняв, наконец, бесплодность таких попыток, на ощупь с трудом пристали к берегу. Там и заночевали среди булыжников, предварительно устроив большой костер из бревен, канатов и больших пластмассовых поплавков.

Пользуясь появившейся оказией, с Камы посетил расположенное недалеко месторождение золота «Купол». Месторождение это приурочено к экструзивной постройке кислого состава, каменистым стометровым бугром возвышающейся над береговым обрывом. Породы экструзии замещены вторичными кварцитами и пронизаны многочисленными золотосодержащими с теллуридами кварцевыми жилами. Думается, что вскрывать руды здесь можно будет и карьером, но о добыче речи пока не идёт. Месторождение во время моего посещения исследовалось бурением и глубокими канавами. А смелости геологов, которые изучали восточную сторону месторождения, нельзя не выразить восхищения: документировать обнажения и отбирать пробы им приходилось в подвешенном состоянии, на веревках над стошестидесятиметровым обрывом.

Кстати, говоря об остальных, с удовольствием могу засвидетельствовать, что мои сахалинские коллеги оказались народом «тёртым», мужественным и упорным, психологически хорошо подготовленным к работе в экстремальных условиях.

На месторождение из бухты Отважной ведёт грунтовая дорога через посёлок, где в вагончиках во вполне «цивильных» условиях жили работники совместного предприятия – «инвестиционного проекта». Проект этот, сам по себе относительно небольшой, является в наше «интересное» время самым крупным разведочным на золото в Сахалинской области, и у местной прессы к нему особое внимание.

На «десерт» на Лидинской площади мне достался район залива Бархатный. Пожалуй, это самое живописное место на восточном побережье, из-за фигурно изрезанных скал и протяженных чёрных пляжей. Наиболее высокой – девяностометровой – является здесь скала Серая в виде огромного и толстого столба. Скала Лисичка разрезается на несколько частей, разделённых песчаными отмелями и сложена столбчатыми базальтами. Их контакт с туффитами представляет собой глубокую узкую расщелину метров сорок длиной, по которой, как по стволу пушки, быстро с шумом регулярно проносится пенная волна. А ещё одну скалу я назвал про себя «Парус» – она является высокой, длиной и плоской, с большой дырой посередине наподобие окна.

Погода в заливе, однако, далеко не «бархатная» – здесь постоянны волнения, и высадка с лодки требует известной ловкости.

С середины октября продукты начали заканчиваться. В ожидании парохода геологи взялись камералить, рабочие – для нужд кухни рыбачить и заготавливать дрова.

Кстати, если доведется очутиться на островах и у вас возникнуть «продуктовые» проблемы, то могу кое-что посоветовать. Лопух-белокопытник сможет помочь вам не умереть голодной смертью. Его корни варят, а затем жарят. Кроме того, стебли лопуха засаливают, как папоротник. Для этого его предварительно отмачивают, потом немного варят, сливают воду и пересыпают солью. А еще здесь изобильно произрастают крупные черемша, сельдерей и щавель. Впрок можно наготовить морской капусты, высушив ее рулончиками. А такой рябины, как на Урупе я вообще ещё не видел. Это мясистая довольно сладкая ягода на невысоких кустах, из которой можно сварить отменное ароматное варенье. Также как из морского сладкого шиповника размером с ранетку. На склонах местами произрастает клоповка – удивительно вкусная ягода, которая нравится всем, но аромат её специфичен. В чае можно заваривать золотой корень. Ну и конечно, ловится рыба-голец большую часть тёплого времени года.

Вышли на кораблике на Сахалин в конце октября. Кают было мало, и мужиков разместили в сухом трюме.

Курилы на горизонте ещё долго были видны. Какие красивые острова, и с такой трагичной судьбой… Не давало покоя это «изумрудное ожерелье» и русским казакам-конкистадорам, и японским хищникам-рыбодобытчикам, и американским полубандитам-китобоям… А тут ещё войны, столкновения межгосударственных интересов, сложная политическая судьба… Крайними остались ни в чём не повинные айны да пострадавшая от грабежей браконьеров природа. Что-то ждёт острова дальше?

На подходе к Сахалину над нами сделал круг белый японский самолет с красным солнцем на борту – экологический патруль проверил, не тянется ли за нами нефтяной шлейф (а вот интересно: имеют ли они право на полёты над нашими территориальными водами так вот – запросто?).

В Южно-Сахалинске провел около трёх недель – готовил бумаги к приёмке полевых материалов. Надеясь набрать немножко янтаря, съездил на восточное побережье в посёлок Стародубское. Дорога туда пролегает по сквозной долине Сусуи и Большого Такоя. Долина эта хорошо освоена и распахана, вдоль параллельных «шоссейки» и «железки» много посёлков, ближе к побережью стоит маленький город Долинск.

Когда-то народ в Стародубском жил неплохо: здесь находился передовой рыбопромысловый совхоз, в годы «перестройки» развалившийся. Янтарь в песках и среди водорослей там красивый и яркий, неравномерной окраски, но мелкий. К тому же его там мало, зато множество ракушек, мелких дохлых колючих крабов и гладкой гальки чёрного каменного угля, которую местные бедные бабки собирают ведрами для своих печек.

Улетал из Южно-Сахалинска в период, когда по центральному телевидению заговорили о мирном договоре с Японией ценой (это требование последней) передачи ей Южных Курил. Очень надеюсь, что до такой глупости наше правительство не докатится.

Понятно, что при освоении Курил и наши соотечественники, и японцы преследовали колониальную политику и одинаково усердно драли по «три шкуры» с несчастных айнов. Но каких-либо особых прав на эту территорию японцы не имеют, а в аспекте первоочередности приоритет принадлежит русским. Правда, казаки осваивали эти территории слабо, занимаясь преимущественно сбором ясака с айнов, в том числе и на Хоккайдо. С течением времени японцы начали осваивать южные острова более рьяно, порубив могильные кресты на русских кладбищах и повыдергивав пограничные знаки.

Проблема Южных Курил действительно сложная и путанная, разборки между соседями тянутся вот уже триста лет. Но мне ясно одно: отдать острова для нас – это не только потерять 8.6 тысяч квадратных километров (между прочим, площадь Кипра или Ливана) красивейших земель, которые можно было бы превратить в «туристическую Мекку». Это значит еще – лишиться большей части рыбных запасов России, население которой в «демократические» времена и так трудно было назвать закормленным. И потерять других ресурсов (минеральных, геологических морских, биологических) на сумму около 90 млд. долларов (!). И разрушить передовой стратегический оборонный рубеж на востоке страны. Кроме того, этот случай мог бы создать аналогичные неприятные политические прецеденты с Калининградской областью и другими территориями и глубоко травмировать российское общество.

В душе нас, дальневосточников, живут опасения того, что подобное низкое действо может произойти – тайком, без ведома общественности. Как это произошло с островами на Амуре, например. Вскоре после совершившегося услышал по центральному радио – и ушам своим не поверил: «Передача Курил – это не совсем то, что передача ничего не значащих островов на Амуре». Кого обмануть пытаются?

Это заявление – нахальное, «на арапа», оболванивание нашего населения. Острова, находящиеся напротив столицы Дальнего Востока, распаханые, с посёлками, дачами, дорогами, укрепрайоном и – оказывается, ничего не значат! Да они же имеют стратегическое, ключевое значение! С этой территории можно теперь контролировать воздушные, водные пути, весь Хабаровск с его окрестностями и Транссиб на значительном протяжении – не даром китайцы так долго их домогались. И никто не знает, что было настоящей ценой торга – это скрывается, вероятно, в силу недостойности сделки.

Напротив, китайская пресса оживлённо одобрила совершившееся, что и понятно.

Официально это было преподнесено: «Острова будут находиться в совместном пользовании». Но как вы это себе представляете? Лично я – с трудом.

Что до соседства… После двух поездок в страну Чжунго (Китай) у меня сложилось впечатление, что китайцы народ в принципе миролюбивый. В настоящее время на фоне экономических достижений заметен рост их национального самосознания. Не повлияют ли эти процессы на изменения во внешней политике государства? И в чём это выразится?

Дружить с китайцами несомненно, надо, но…

В древности китайцы воевали и вырабатывали военные теории, и вот вам образчик одной из них: «Притворись другом, войди в доверие и, когда тебе поверят, ударь ножом в спину». Каково? Хороша концепция, не правда ли? Хочется верить, что за долгие прошедшие века их военное теоретизирование изменилось в лучшую сторону.

У многих стран имеются территориальные претензии друг к другу. Но, создай прецедент уступки – и мир увязнет в конфликтах, войнах и разборках. Это – как принцип домино. Не играли бы вы, господа московские хорошие, в поддавки!