Личные записи доктора Денниса Мосса о случае с пациентом № 72 568

С сегодняшнего дня я решил вести эти записи, поскольку считаю случай вверенного мне пациента исключительным и особым. Я не могу писать всё в историю болезни, и именно поэтому буду записывать всю информацию в деталях сюда. Возможно, это впоследствии поможет мне и моим коллегам при повторном возникновении подобных случаев.

Итак.

Имя пациента: остается под вопросом, равно как и другие данные его биографии.

Цвет кожи: бледный.

Волосы: тёмные, прямые.

Рост: 1,82 м.

Вес начальный (на момент обнаружения): 65 кг.

Вес стабильный: 85 (+/-3) кг.

В начале октября (5) минувшего года в районе Сэндфорд-Стрит появился абсолютно голый заросший человек. Он отрешенно шел под осенним дождем, когда его заметили местные жители и вызвали полицию.

Полицейскими субъект был доставлен в наш госпиталь, где был осмотрен доктором Дж. Роуэном. Его голова, лицо, плечи (ровно до локтей), часть спины и грудь были покрыты густыми сбившимися волосами.

На остальной же не защищенной волосяным покровом коже имелось множество видимых ссадин и микропорезов разной глубины, величины и направленности. Особенно счесаны и сбиты были пальцы рук, а под ногтями была почва.

Но психическое и психологическое состояние пациента вызвало куда большие опасения. Первое время человек совершенно не говорил и не издавал никаких звуков, лишь разглядывая окружавших его людей и вещи с неким флегматизмом. Это не было похоже на взгляд сумасшедшего, но это, определенно, не обычный человеческий взгляд, более всего походящий на осмысленный взгляд младенца. Возможно, причина в моем восприятии, поскольку я никогда не видел настолько ярких травянисто-зелёных глаз, как у пациента.

Пациент вел себя довольно странно, не выказывая никакой активности, подолгу глядя вдаль, сквозь меня и предметы. Вывести его из этого состояния я не мог, пока с ним не происходило это само собою, либо я не использовал способ, который опишу чуть позже. До выяснения обстоятельств этот молодой человек остался в одиночной палате нашего госпиталя, так как реакция на раздражители показала, что психически пациент здоров, но пребывает не то в состоянии шока, не то он действительно «ребенок-маугли» или вообще «сасквач». Против этой гипотезы свидетельствует следующее обстоятельство (тот самый способ, о котором я упомянул выше): единственной вещью, которой можно было поначалу привлечь его внимание являлось слово, размашисто написанное черным маркером на внутренней части его левого предплечья. Кто-то же сделал это! Со временем (12 декабря) он сказал своё первое слово и тоже в реакции на написанное на руке слово, которое, судя по всему, является его именем. С тех пор его словарный запас расширяется очень интенсивно, но в ответ на предположительное имя он, волнуясь, отвечает другое слово. Такое ощущение, что он хватается за эти слова, как за спасительный круг и единственное, что связывает его с прошлым. Я считаю, что эти 2 слова являются его именем и фамилией.

Пока нет оснований для перемещения пациента психиатрическую клинику я постараюсь сам разобраться в этом занятном случае.

РЕМАРКА: При осмотре места первого появления пациента полиция нашла дыру в асфальте с небольшим углублением в почве, которого вполне достаточно, чтобы там в позе эмбриона находился взрослый человек. Догадка звучит эта фантастически и ничем не доказана, но факт остается фактом. А в этом городе бывали и другие не менее удивительные происшествия и случаи.

С завтрашнего дня я начну более детально описывать произошедшее и происходящее, методы лечения, реакции пациента на те или иные события и раздражители.

- Что там, Даррен? – на меня озабоченно смотрела настороженная Ками.

- А? Да, история одного из пациентов местного госпиталя. Ничего особенного…

- Но на тебе лица нет! Оно у тебя стало одного тона с волосами.

Я машинально коснулся рукой лица, будто мог почувствовать его цвет.

- Есть одна мысль! Но это скорее догадка, которую я пока не хочу озвучивать. И даже не знаю, чтобы это могло означать, окажись это не просто совпадением. Какой-то очередной намек города, который можно трактовать по-разному.

- Ясно... Надеюсь, ты знаешь, что делать с этим. А когда всё вернется к прежнему состоянию? Это уже так долго продолжается.

- Тогда мы уничтожили сильное порождение, это нужно сделать и теперь.

Ками понимающе кивнула, покачивая Сибилл на руках.

- Я сейчас уйду... – я исподлобья посмотрел на Камиллу с ребёнком, затем перевел взгляд на Шарлин, потом снова на журналистку и сестру.

Обе девушки пытливо посмотрели на меня.

- Я хочу, чтобы вы знали. Мною была совершена глупость, не отдавая полного отчета о возможных последствиях. Именно человек, которого вы видите перед собой помог чудовищу под личиной доктора Кауфмана перейти в нашу реальность, тем самым создав диффузию между миром истинным и вот этим вот. Но я же обещаю вам всё исправить. Я… и Дин сделаем это. Примите это обещание, пожалуйста.

\Я опустился на корточки у кушетки с Камиллой:

- Я не имею права, но прошу тебя сделать одну вещь.

- Всё, что угодно.

- Можно? – я взял из её нагрудного кармана ручку и блокнот и написал адрес на последней странице обложки. – Вот это адрес моих родителей в Брамсе, куда нужно будет доставить маленькую Сибилл. Позаботься о ней, если я не вернусь… Быть может, выйдет так, что вернутся сможет только Дин. Ради всего святого…

- Даррен, не говори так! Ты сам её отвезешь.

Журналистка сжала в кулаке отворот моего плаща, испуганно бегая взглядом по моему лицу.

- Конечно! Сам не хочу! – я постарался как можно естественнее улыбнуться (даже не знаю, получилось ли) и, легонько сжав её кулак, убрал, не выпуская кисть девушки. – Береги себя, Ками! Кстати, у меня для тебя есть награда! Я отдам тебе её позже, в ней ещё не хватает маленькой детали для полной композиции.

Горько подумалось, что нужно на всякий случай проинструктировать Дина насчет подарка для Декстер.

- Ты мне веришь? Можешь даже включить свой диктофон.

Камилла помотала головой, а я, еле касаясь, приложил на головке Сибилл опять оттопырившийся непослушный хохолок.

- Потерпите, милые дамы, осталось немножко. Я на вас надеюсь! – уже направляясь к выходу, добавил я.

Чарли утвердительно кивнула, но на сцеплённых пальцами руках даже побелели еле видимые костяшки, а Камилла прижала к себе ребёнка.

Я взялся за ручку, потом, иронично усмехнувшись, вновь повернулся к девушкам:

- Вы бы себя видели! Сама серьёзность! Что там терминатор говорил перед тем, как пошел плавать в раскаленном металле?

- Шут гороховый! – беззлобно произнесла мне вслед Чарли, а я, выходя, поднял правую руку с оттопыренным вверх большим пальцем.

Когда дверь закрылась, улыбка осыпалась с лица, как грим. Проглотил комок в горле и решительно направился к Дину.

Школьный коридор. Звуков нет – одна музыка.

Школьник Даррен, складывает какие-то вещи в свой ящичек.

К нему подлетает испуганная девчушка – всё та же, которая ждала его с тренировки, и хватается за плечо обеими руками. Даррен растерянно смотрит на неё пока она что-то оживленно рассказывает ему. Даррен мрачнеет и хмурится на глазах. Девушка словно дает пощёчину невидимому человеку, а затем показывает на свою шею, убрав несколько локонов в сторону. Крупным планом можно увидеть порозовевшую кожу справа и слева шеи и именно в том месте, где она носила своё украшение в виде ремешка с кулоном. Даррен немного наклоняет голову, чтобы лучше рассмотреть. Затем позволяет локонам немного прикрыть края покраснения и суставом согнутого указательного пальца вытирает девочке слезу, готовившуюся скатиться по щеке.

Прогнал усилием воли мысли о том, что это может означать. Заплакал колокол. Мне сложно объяснить более точно этот звук, который я слышал. Исходил он определенно опять от колокола, но казалось, что колокол «умирает», его громогласный голос затихал, будто его изолировали от распространения звука. Опрометью бросившись к белым залам, я влетел в них и обомлел. Увиденное по ощущениям напоминало осмотр раненого аиста, по белоснежному оперению которого струилась кровь… Эмалированный камень, так же как и стены «отеля», расслаивался, жух, сворачивался пепельной стружкой и осыпался, но в этом месте это сопровождалось струями гнилостной воды, слезами сползавшей из необозримой выси. Забрезжил, как гибнущая уже лампочка, свет. И всё это под заунывный аккомпанемент сдавленных рыданий умолкающего колокола. Да что же это?!!

Кауфман в том самом помещении (Отражение Зала Колокола), где Белл-Мэн опускал нечто огромное автоматической лебёдкой. Нет ни звуков, ни музыки. Глаза Майкла Кауфмана не показываются, но его шрам вновь становится раной, и тонкие струйки крови начинают сочиться из диагональной звезды на лице этого человека. Доктор развязывает и снимает галстук, пряча его в карман. Он идет к тому самому объекту, который поднял Белл-Мэн, расстегивая жилетку, затем сорочку. Сбрасывает пиджак и начинает расстегивать пуговицы на запястьях. Камера демонстрирует «объект»: сшитые сухожилиями сереющие куски человеческих тел.

Сверху заскрежетало, но смотреть я не стал, хотя внутри всё похолодело – я догадывался, что это… и не ошибся. Когда я впрыгнул (в буквальном смысле) в первый из залов, имитирующих «Лунный танец», с приглушенным (почему?!!) грохотом обрушился сверху колокол, отрезав путь назад (вспомнились слова классика, которые я сам написал на поверхности зеркала в тюрьме).

- Д***мо! Что-то происходит!

- Ты тоже слышал голос Города, как и Чарли?

Хейт критично смерил меня взглядом, но озадаченность не сползла с его физии.

- Поднимайся! Вот теперь поспешить придется!

- Нас ждет Кауфман. Надеюсь, всё вернется на круги своя с его поражением.

- А я более чем уверен в этом.

- А если продуем?

- «Переиграем»! – со слабой иронией улыбнулся Дин, вручая мне лук с колчаном.

Мы беспрепятственно трусцой пробежали сквозь оба «Лунных танца» и оказались у дверей, одна створка которых была украшена изображением сокола, а вторая – младенца, сидящего на листе лотоса и приложившего указательный палец к губам. Подсвечивая фонарем, я записал несколько кадров этой двери. Аккумулятор показывал, что рекордер вот-вот и откажется снимать без подзарядки, но у меня в планах было ещё несколько кадров.

- Не вздумай кричать, стрелять и даже говорить!

- Я понял уже. Не рекомендовано так же падать.

- Молодец. Вот ещё что! Возможно, будет больно, очень больно – поэтому рот лучше заклеить.

Было ощущение, что мы глохнем – приходилось повышать голос и наклонять головы, чтобы донести свои реплики друг другу. Тишина материализовалась, поедая любой звук. Так, видимо, и должно было быть в срезе реальности, откуда вернулся доктор. Теперь я вспомнил, что в измененном состоянии разума также не было звуков, когда я выдирал дух Майкла из хватки окровавленной медсестры. Но тогда это было что-то на полпути между бредовым сном и явью, а здесь я был в отличном состоянии и отдавал отчет каждому своему поступку.

Человек в бейсболке протянул мне скотч. Я сделал, что от меня полагалось. А Хейт распечатал пачку одноразовых платков и запихнул себе в рот такой импровизированный кляп и лишь потом заклеил рот. Через каких-то пять минут я пойму, зачем он сделал это…

Кажется, не зря в тот миг у меня возникли ассоциации с тюремным «адом»: «Так вот что это было! Эти существа собирали тело для Гарпократа, более надежное (и соответствующее случаю), нежели несовершенная оболочка доктора Кауфмана!». Пошитый из человеческой плоти монстр высотою в три с половиной метра (как минимум!) высился у противоположной стены. Его матово-свинцовое тело покрывала какая-то сукровичная жижа, поблескивавшая в свете фонаря, а раскиданные россыпью по всему телу глаза пылали адским пламенем (знаю, не самое лучшее и уж совсем неоригинальное сравнение, но именно так, пускай и шаблонной ассоциацией, мне в тот миг подумалось). Чем-то он напоминал паука с толстенными шестью лапами, заканчивающимися связанными воедино человеческими конечностями в нижней части и двумя на верхней половине, напоминавшей скорее человеческий корпус, хотя и с такими же лапами вместо рук. В довершение картины на месте, где у человека должна быть шея, из туловища по пояс торчал оголенный Кауфман, я еле узнал его окровавленное лицо… Но не узнать того, кто издевался так изощренно надо мною в срезе с «Лунным танцем», я не мог! «Арахнотавр!» – так обозвало сознание существо, пожонглировав греческими понятиями и отказавшись называть этого монстра «Кауфманом», хотя бы из уважения к Валери.

Только в худшем кошмаре ЭТО могло полноценно функционировать, и оно функционировало! Перебирая снопами рук и ног на лапах из туловищ несчастных, «паук» двинулся на нас. Сумасбродная мысль заснять чудовище…. была выполнена, не взирая на осуждающе изумленный взгляд Хейта, мол «Нашел время!»

Драгоценная камера исчезла в кармане плаща, и я полноценно сжал лук в руках, заряжая стрелу.

Я указал Дину на торчавшее тело бывшего доктора, на что тот утвердительно кивнул, и мы рассредоточились по флангам – я пошел вправо, а Дин – влево. Что было дальше – вспоминается туманно, но я попытаюсь изложить, что запомнил.

Оббежав, стараясь не поднимать шум, сбоку, я заприметил выход из комнаты, ранее закрываемый монстром. Возможно, придется им как-то воспользоваться. Мыслить приходилось быстро, поскольку, как мне показалось, наш оппонент на мгновение опешил от двух противников, которые к тому же разбежались при его приближении в разные стороны. Но медлил он не дольше трёх секунд. Подняв высоко левую лапоруку, он продуцировал алые молнии с призрачным пламенем. По спине побежали мурашки, а сердце сжалось от ужаса, эмоции стали моими врагами настолько, что полностью сковали тело… И только неистово кричавший разум вывел меня из оцепенения, и я, перекувыркнувшись, ушел от павшего на моё место огня.

Когда я снова был на ногах, увидел, что та же участь ожидает и Дина. В ответ мы стали стрелять из лука и арбалета в монстра, маневрируя между огнем и молниями, а также пытаясь не попасть под физическую атаку арахнотавра.

Всё не получалось попасть в тело Кауфмана, а стрелы утыкались куда угодно, но только не туда, куда надо, что было как слону дробина. Практики стрельбы из лука я не имел никогда, и приноровиться быстро не выходило. Так же «мазал» и Дин из своего арбалета. Когда у меня в колчане остались только три стрелы, перевесил лук на спину, решив подготовить мишень к попаданию. Для этого я вооружился мачете и стал набегать на лапы врага (в основном задние), рубя по швам, чтобы сделать хоть что-то действенное. Дин понял мой замысел и стал отвлекать Кауфмана, уворачиваясь от молний и лишь изредка выпуская стрелы из арбалета, скорее для поддержания внимания нашего соперника, нежели, чтобы уже попасть. В эти мгновения я понял, что у меня одного в зале, убранство которого составлял лишь какой-то пульт управления и свисающие сверху крючки на цепях, не было никаких шансов и аргументов против такой «махины». Руководствуясь правилу «вода камень точит» я стал методично рубить ноги врага и, наконец приведя одну в нефункциональное состояние, стал настолько самоуверен в том, что победа будет за нами, что был отрезвлен ударом одной из лап – я перелетел через весь зал и больно ударился о стальную стену. Благо, звуки здесь были приглушены, и моё падение не стало причиной нашего проигрыша, а мачете мне посчастливилось не выпустить из руки, иначе, думаю, проблемы бы для нас закончились, равно как и всё остальное. Тварь засеменила к оглушенному мне, даже до конца не осознавшему, что происходит, и обе лапы её взмыли ввысь, собирая разряд невероятной мощности. Я даже разглядел сияющее триумфом лицо доктора.

«Я же тебе советовал не идти против моей воли!»

Освободившийся от внимания арахнотавра Дин получил возможность прицелиться и выпустил стрелу в спину Кауфмана. Судя по всему, попал, так как подсвеченное инфернально-красным лицо доктора исказила гримаса боли и злобы, но в следующий момент в мою сторону полетела целая пышущая жаром шаровая молния, размером с автомобиль. Я неуклюже приподнялся и прыгнул в сторону. Место, где я упал секунду тому назад, сейчас было раскалено почти так же, как и входная дверь, а штанина на правой ноге загорелась. Я потушил её. Чтобы набрать достаточно энергии для повторного удара, требовалось время, и арахнотавр не придумал ничего лучше, чем ударить в меня минимальным разрядом, я снова кувыркнулся, но чуть не взревел от боли, молния прошила правую ногу и сотрясла всё моё тело. Я пополз инстинктивно вперед, перебирая плечами, а руками волоча парализованную ногу. Сказать на что это было похоже я не могу… Кажется, что тебя убивают миллионом цыганских игл, а потом воскрешают сразу же обратно, чтобы ты почувствовал всю мощь своего врага и нечеловеческую боль.

Только что я был уверен в победе, а какое-то мгновение спустя где-то в глубине души я уже смирился с поражением. Как можно было уверовать в своё доминирование над демоном?! Да, что уж теперь.

«Ты хвастался тем, что ты человек, и этого достаточно! Ты и сейчас в это веришь?! Ты – ничто! Песчинка из миллиардов и миллиардов, приходивших в этот мир до тебя!»

Не знаю, было ли это послание для меня от Гарпократа или же просто рефлексия моего сознания, но я подобрался, поднимаясь на ноги у стены, как на расстрел.

«Я не хочу быть частью твоего мира, ублюдок! Если можешь меня уничтожить совсем – сделай это!»

Но Дин, напротив, сдаваться не собирался: он подпрыгнул на одну из цепей и взобрался повыше, а затем, раскачавшись… налетел на спину Кауфману, зажав шею последнего усыпляющим захватом. На лице, когда-то принадлежавшем дяде Валери, даже проявилось замешательство. Однако огромная правая лапа с легкостью оторвала Хейта от тела доктора и, зажав в хватке десятка рук, подняла над головой, словно принося в жертву. Вторая стала собирать разряд.

Багровый свет прошил Хейта. Я с ужасом смотрел, как падала кепка Дина с эмблемой вороного с огненной гривой…

Искать мачете я не стал. С ножом в руке я кинулся под монструозного паука, где было достаточно места, чтобы я мог пробежать. Вдоль всей длины тела шел один из швов и именно в него я направил удар ножа, а затем рванул изо всех сил вперед, разрывая армейской сталью жилы-нити. Посыпались «детали» с трухой запекшейся крови.

Я выбежал с другой стороны, а мой франкенштейнеобразный оппонент расползся. Все лапы, кроме тех, что служили руками, оказались не у дел.

Наотмашь монстр ударил меня, чтобы я не налетел сзади. Я прокатился по полу ярдов 7, но быстро вскочил на ноги, вооружаясь луком.

Я выпустил все три в Кауфмана и попал каждой, оборвав очередной «набор» энергии. Мой враг осел, а молнии обожгли левую конечность самого чудовища. Не верилось, что это всё.

Я подошел к горе плоти, испускавшей мерзкий запах и поглядел на тяжело дышавшее тело доктора.

Лицо Майкла сквозило пренебрежением, он приложил лоскут плоти на лице и вытер ладонью кровь с лица, но кровь выступила снова. Он, не отрывая взгляда, смотрел на меня с неким насмешливым вызовом. Нужно было его добить. Я нашел взглядом мачете и наклонился поднять его, но правая лапа арахнотавра десятком рук схватила меня за горло и прижала к ржавой клетке пола. Я стал колоть в лапу (и руки, и ноги на ней) сразу ножом и мачете. Прижатый к полу, я не мог размахнуться, чтобы отрубить конечности. В глазах стало темнеть. Не верилось, что я совершил глупость на последнем шаге. Мой заклятый враг приподнялся выше, чтобы, глядя мне в глаза, покончить со мною…

Мои руки слабели, и я видел, уже только черный силуэт и малиновые россыпи глаз. Когда я уже двумя руками сжимал нож и не мог уже и удара как следует нанести, у силуэта появилась вторая голова, и хруст ломающихся шейных позвонков закончил мою экзекуцию.

Напарник помог мне подняться. Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но Дин с равнодушным видом приложил указательный палец ко рту и жестом пригласил следовать за ним. Я зачем-то поднял мачете и спрятал, как и нож (видимо, уже привычка). Дин указал собрать все стрелы и оружие. Видимо, важно было, чтобы ничего не осталось здесь.

Мы отперли последнюю дверь из почерневшего серебра (что запало в память – она была гладко полированная и без каких-либо узоров) и вышли из зала последней схватки. Я ни разу не посмотрел на тело побежденного демона (даже выдирая из его последней оболочки стрелы) – не хотел.