Моя встреча с М.К. Янгелем
Моя встреча с М.К. Янгелем произошла в 1969 году.
Это было время создания нового поколения систем управления МБР, систем, основанных на применении бортовых цифровых вычислительных машин (БЦВМ) в качестве главного средства обработки всей информации на борту. В одной БЦВМ производились вычисления (или, как говорили, решались задачи) для всех каналов управления и контроля. БЦВМ становилась единым "мозгом" системы управления. Поскольку до этого системы управления МБР создавались на основе аналоговых или дискретных устройств с автономным многоканальным управлением при слабых связях между каналами, переход к такому единому "мозговому центру" как БЦВМ был важным и почти революционным шагом.
И естественно, что Михаил Кузьмич – Генеральный конструктор ракеты стремился понять и оценить как преимущества такого новшества, так и связанные с ним риски.
Будучи в очень дружеских отношениях с Я.Е. Айзенбергом, тогда руководившим теоретическим отделением харьковского Конструкторского бюро электроприборостроения (КБЭ) – головного разработчика системы управления (СУ), Михаил Кузьмич попросил его прислать толкового молодого инженера – специалиста в области применения БЦВМ в СУ. Как он тогда выразился, какого-нибудь "умника" в этой области.
Вот таким "умником" я и оказался.
В то время, когда многие специалисты в области систем управления сильно сомневались в возможностях БЦВМ решить все задачи управления ракетой, я был уверен в успехе. А будучи молодым и энергичным, возможно и переоценивал перспективы применения БЦВМ, но тогда искренне считал, что ничего невозможного нет.
Я хорошо понимал дистанцию между собой и М.К. Янгелем. Но поскольку я знал, что Михаил Кузьмич – человек исключительно интелли-гентный, то никакого страха перед тем, чтобы "предстать пред светлы очи", я не испытывал.
И я не просто не ошибся. Эта встреча превзошла все ожидания и запомнилась на всю жизнь. Я расскажу о ней так, как она происходила – в хронологическом порядке, специально опустив процесс моей подготовки к этой встрече.
Итак, меня провели ведущие конструкторы (не помню кто) в кабинет М.К. Янгеля, где я представился как "человек Айзенберга". Я подробно рассказывал об основных применениях цифровой вычислительной техники на борту. Стоя с мелом в руках у доски, даже что-то рисовал, отвечал на вопросы Михаила Кузьмича.
Разговор продолжался около двух часов. Я полностью потерял ощущение разницы в возрасте и положении. Шла беседа двух инженеров: одного – молодого энтузиаста, одержимого идеей цифровых СУ, и другого – многоопытного сомневающегося аналитика.
Безусловно, я старался не отягощать Главного конструктора "специальными терминами", но меня поразила способность руководителя такого масштаба вникать в техническую суть дела и быстро улавливать самое главное.
В конце разговора Михаил Кузьмич своим удивительно приятным негромким голосом спросил: "Не можете ли Вы все, что мне здесь рассказали, подробно изложить на бумаге?" И вот тут я блеснул (до сих пор приятно похвастать) – достаю из папочки текст на 20 листах и говорю: "Вот, пожалуйста".
На лице Михаила Кузьмича, до этого момента почти бесстрастном, отразилось удивление. Пролистав мой труд, он сказал: "Прекрасно. Но теперь, если можно, то же самое, но в краткой форме – листа на три-четыре". Тут я снова открываю папочку и достаю из нее аннотацию моего доклада на четырех страницах.
Только здесь Михаил Кузьмич улыбнулся и сказал, как бы обращаясь к кому-то третьему, кого не было рядом: "Да, толковые у Яши ребята"
(у Яши – это у Я.Е. Айзенберга). Не было похвалы приятней, чем эта.
И по сей день воспоминания об этой встрече вызывают у меня теплые и вместе с тем грустные ощущения, потому что очень горько, когда такие люди, как Михаил Кузьмич, рано уходят из жизни. Им нет эквивалентной замены. И хотя есть соратники, есть продолжатели его дела, есть, наконец, ГКБ "Южное" им. М.К. Янгеля. Но нет его с нами, и уже никогда не произойдет новой встречи, которая оставила бы неизгладимый след в памяти молодого инженера.
Сентябрь 2001 г.
По материалам газеты "Конструктор"
С.А. Матюшенков
Летные испытания нашей ракеты Р-36 шли очень трудно, сопровождались многочисленными авариями, число которых в начале испытаний превышало число нормальных пусков. И первый пуск, который состоялся 28 сентября 1963 г., был аварийным. Ракета сгорела на стартовом столе. Лишь после двенадцатого старта счет стал равным 66. Обстановка создалась очень тяжелая. Ситуацию усугубляла активная подготовка к пуску нашего конкурента – челомеевской УР-200. Представители смежных организаций-разработчиков систем, применяемых на ракетах Р-36 и УР-200, привозили на "хвосте" слухи о бесполезности наших стараний. Дескать, ракету Р-36 все равно прикроют, приоритет дается ракете УР-200. Это, конечно, портило настроение, оставляло в душе неприятный осадок, но не влияло на наш энтузиазм и трудоспособность.
В августе 1964 г. Михаил Кузьмич принимает смелое решение о начале проведения пусков ракеты Р-36 на максимальную дальность 14 тыс. км (недосягаемую для УР-200) в акватории Тихого океана. При этом в очень критичной обстановке: пуски должны быть проведены в период демонстрации ракетной техники высшему руководству страны. Ракета Р-36, создатели ее и испытатели оказались на высоте: пуски в акваторию Тихого океана были успешными. В то же время пуск ракеты УР-200 был неудачным, а вторая подготовленная ракета так и осталась стоять на стартовом столе (команда на пуск была отменена).
Возвращаясь к 1963 г., нетрудно понять в той ситуации состояние Михаила Кузьмича, что творилось у него в душе! Но внешне Михаил Кузьмич сохранял спокойствие, выдержанность, хотя в поведении постоянно была видна озабоченность.
Его спокойствие действовало успокаивающе, давало надежду, внушало уверенность, поднимало настроение участников испытаний да и не только их.
Вспоминается одна из бесед в то тяжелое время. В перерыве работ как-то сидим в курилке на площадке, судачим о делах, перспективах, заботах и прочей прозе жизни. Подошел Михаил Кузьмич, разговоры затихли.
Что, хлопцы, приуныли?
Разговор пошел, естественно, о состоянии дел, ближайших задачах и перспективах. Высказали свою озабоченность, беспокойство.
Естественно, по прошествии сорока с лишним лет трудно воспроизвести дословно ту беседу, но смысл и содержание беседы помню до сих пор. Иногда вспоминаю с чувством собственного достоинства о роли и ответственности испытателя ракет, высказанных Михаилом Кузьмичом.
Не беспокойтесь – убеждал он нас. – Мы переломим ситуацию в свою пользу. Хорошо, что это вас волнует. Но для этого нам необходимо еще аккуратнее, внимательнее, дисциплинированнее относиться к порученному делу.
Работа испытателя самая ответственная. Ведь ошибка проектанта, конструктора, производственника может быть исправлена на последующем этапе: доработкой, заменой узлов и пр. У вас такого этапа нет. Вы крайние, последняя ступень, самая ответственная – ваши ошибки исправлять уже некому! Это накладывает на вас особую ответственность. Поэтому вы обязаны не оставлять без внимания и устранения любую кажущуюся "мелочь". Ведь, мелочей в нашей работе не бывает!
Вы завершаете труд тысяч людей, создавших это чудо техники.
Жизнь испытателя интересная, но имеет свои издержки – работа не "от" и "до", а "сколько надо" без учета времени, отрыв от дома, гостиничный не всегда достойный быт, да и известности не много, ведь работаете вдали от коллектива КБ – не "на виду": немногие представляют ваши трудности и радости.
Но все это компенсируется великим чувством удовлетворения после очередного пуска, чувством принадлежности к великому делу создания новой техники.
Старт и полет ракеты, в подготовку которой ты вложил частицу своего труда – ни с чем не сравним!!!
Апрель 2006 г.
В.А. Пирог
Достарыңызбен бөлісу: |