Миллион для комфорта

-Сразу видно, кто хорошо ел и пил вчера. - Хлопнул ладонями Даниял.

-Вынужденно и ел и пил. –С улыбкой на лице ответил Кариман. -Мой дядя после возвращения из больницы, где восстанавливался в связи с третьим инфарктом, на радостях, как сам объяснил, пригласил к себе родственников и друзей, зарезал телку, купил ящиками водки и шампанского, пригласил музыкантов и певцов, одним словом устроил пир до самого утра.

« -Ты же на уколах. Тебе же нельзя! –Возмутился я. -З-з-наешь, что д-даш (дядя)? –Как обычно заикаясь ответил он. - Если я появлюсь на том свете весь пропахший лекарствами, что мне скажет мой отец, и что скажет твой отец - мой брат?

Т-т-ы забыл, какой он говорил т-т-ост за столом? Мужчина должен умереть в бою за родину или за справедливое дело. Если в этом ему не повезло, то мужчина должен уйти в тот мир из дружеской компании. Вот поэтому, д-даш, я пригласил тебя и своих друзей, пью с вами, чтобы инфаркт сам рассосался от водки или унес меня сытым и веселым к нашим отцам. Или я его или он меня. Третьего не дано. И запомни, в к-каком состоянии душа покинет тело, в таком состоянии она будет пребывать на небесах.

Вот где я пропадал с девяти вечера до трех часов ночи, пока вы дядя Эскер и Матфей Никонович отдыхали. –Со смущенной улыбкой на лице объяснил Кариман.

-Ну и как почувствовал после такого застолья твой дядя –сердечник? –Спросил Матфей.

-Уснул прямо на крытом коврами полу. Широко раскинув руки-ноги. Храпя богатырским храпом. От которого притихли лягушки в пруду перед его домом.

-Говорят Черччиль дожил до девяноста двух лет только благодаря тому, что каждый день выпивал не менее двух бутылок коньяка. –Промолвил Матфей задумчивым голосом.

-И коньяк этот ведь был наш, дагестанский! Настоящий бальзам для сердца. –Воскликнул Оскар.

-Да, если это настоящий коньяк. А не подкрашенный чаем самогон ахцахских или дагестанских фальшивых виноделов.

Водитель грузовика дал протяжный сигнал, в ответ ему просигналили трактор и «уазик» и вся колонна, дав немного поостыть моторам и напившись с родника, поехала по уже не столь крутой дороге, проложенной заброшенных хлебных полей и цветущих сенокосов.

В горах обычно косят поздно, в августе и даже сентябре, когда все цветы отцветут и под розовой ромашкой и синий кипреем нарастет обильно мягкая отава, увеличивая выход сена и по весу, и по кормовой ценности. В горах сено с обсемененными злаками больше цениться, чем сено от трав в стадии бутонизации.

-Спираль дороги тянется вверх, как спираль жизни. –Заметил Матфей.

-Спираль ввысь, от грешной жизни к синим ангельским высотам небес. –Сказал Оскар.

-Спираль от прошлого к будущему , от мало знания к много знанию, -прошептала Каролина.

-Спираль к много обеспеченной жизни. Что хочу то и делай жизни. –Джон улыбаясь уставился на Каролину, от чего та сердито мотнула головой и отвернулась от него и посмотрела на горы, которые медленно освобождались от серых равнодушных туч.

Кариман упершись рукой о кабинку стоя показывал Каролине расположение вершин Шахдаг, Базардюзи и Китиндаг, которые, по его мнению, вместе с Шалбуздагом составляют как бы природную основу мифа о Прометее, олицетворяя собой не только Прометея, но и Власть и Силу, а также зевсова телку Ио, на которую так похож рыжий Китиндаг, возвышающийся напротив Шалбуздага.

Каролина хотела спросить, почему Шалбуздаг имеет и второе название – Уранлер, как «уазик» сердито гуднув, резко остановился, что Кариман от неожиданности повалился на крышу кабины.

В нескольких метрах перед грузовиком лежал огромный валун, который был вдвое выше самой машины.

Водитель трактора Абас, ехавший за грузовиком, первым спрыгнул на землю и быстрыми размашистыми шагами подошел к камню, обошел вокруг, сплюнул и покачал головой.

-Без тяжелого бульдозера не обойтись.

А у мискискарцев маломощный «дт-бульдозер» имеется.

Абас еще раз обошел камень и пырнул носком сапога землю с краю дороги, затем неуверенно сказал:

- Можно и малым трактором попробовать. Убрав грунт вокруг камушка и дав ему возможность покатится вниз, под обрыв и дальше в ущелье.

Пассажиры, поняв, что дорога теперь надолго будет перекрыта, повскакали с мест. Прихватив свои нехитрые пожитки в виде сумок и пакетиков с конфетами и печеньем, они медленно двинулись пешком вверх по дороге, благо оставалось, как сказали знатоки, не более полчаса пути до самих пиров – святилищ. Пожилые стали рассказывать молодым, что раньше, из самого Ахцаха до самой вершины шли на своих двоих. Даже в хадж ходили только пешком, считая, что только так Всевышний примет твое поклонение и жертвы Уранлеру.

-Нет худа без добра. Землю можно почувствовать только собственными ногами.

Абас сообщил остальным водителям, что он пойдет в село, и, пригонит бульдозер. Иначе, пока главы эти почешутся и поплачутся, что денег нет на солярку, пройдет неделя. Чару пусть приглядит за транспортом. Хотя никто не тронет. Но, ведь недаром говориться, что береженного ведь и бог бережет.

Как только пассажиры скрылись среди огромных серых валунов, обросших с северной стороны мхом, цветущим желтым и серым цветом, Чару скинул растоптанные кирзовые сапоги, подложил под голову армейскую телогрейку, и, вытянулся на сиденье «уаза». Он всегда в жизни старался соблюдать правило, которому учила его мать:

--Ходи по земле и работай так, чтобы никогда не уставать. Как устал, сразу садись и отдыхай. Еще лучше – поспи. Уставший мужчина ни на что не годен. От голода, усталости и холода все болезни. И короткая жизнь. Поэтому, живи и трудись не уставая, не допуская голода. Тогда и дойдешь здоровым и сильным до того предела жизни, который установлен тебе Всевышним.

СИЛА СИЛЬНЫХ

Не оглядываясь на каждую, нагоняющую его автомашину, Хайдар размеренным шагом упрямо шел вверх, таща на себе выцветший армейский вещь-мешок, с которым вернулся из мест не столь отдаленных. В мешке были сложены в непромокаемых полиэтиленовых пакетах сливы, груши, молодая картошка, сушеные абрикосы и вишни. А также небольшие сладкие кумба -хлебца с начинкой из варенья, жирного творога и мелко нарезанного вяленного мяса с травами, которых напекла жена в дорогу, чтобы раздать детям на пире (святой могиле).

Жена Хайдара не признавала садаку -милостыню, которую покупали в магазине. Садака должна быть приготовленной дома, из своих продуктов и своими руками, с молитвой на устах. «Вот тогда она будет истинной и воспримется людьми и богом.». В свою очередь, Хайдар не признавал восхождение к Уранлеру на автомашинах. Только пешком, сметая пот с лица ладонью и выбиваясь из сил по крутой дороге к вершине. Иначе кто поверить твоей молитве к Всевышнему? Поэтому Хайдар отказывался садиться в автомобили, которые сразу останавливались, сравнявшись с ним. Хайдар махал рукой в сторону горы и всем говорил, что «и в детстве с бабушкой и матерью от самого Ахцаха подымался на вершину пешком. Грех будет, если в седьмой раз также не поднимусь на святой Уранлер на своих ногах. И мое семикратное восхождения в течение жизни тогда не приравняется совершению хаджа в аравийскую Мекку».

Не замедляя размеренного шага, Хайдар шел погруженный в свои невеселые думы, останавливаясь на отдых, или как принято в пехоте, на привал, через строго установленные расстояния и время в пути.

Чару еще издали, на повороте дороги заметил одинокую фигуру Хайдара, который нес большой вещмешок за спиной, а на голове возвышалась высокая серая папаха, взамен давно выцветшей офицерской фуражки.

-Хайдар халу! Остановись! Отдохни! Таким шагом ты не только взойдешь на Шалбуздаг, но стоящие за ним и Базар-дюзи с Шахдагом проскочишь. Если не остановят пограничники, конечно. Хотя, в такой генеральской папахе, кто посмеет тебе слово сказать?

Чару как был босиком выскочил на дорогу, уже подсохшую после обильной ночной росы.

Хайдар узнал Чару, тут же подошел к нему, протянул руку и поздоровался.

-Ну все застряли перед камушком, понятно. Но ты то на этой военно – мужчинском «уазике» зачем торчишь на дороге? Будто первый год за рулем.

-Ты открой глаза и посмотри, какой это камушек впереди!

-А ты вправо посмотри! Прояви солдатскую смекалку, вечно рядовой Чураев! Ты, что, чуркой стал на старости лет? Осторожно съезжай вниз, сверни налево и по лугу объезжай место, перегороженное камушком, и, затем, по травянистому склону, на полном газе, выползай на дорогу. Как раз в десяти шагах за камнем есть удобное для этого место.

-Легко сказать! Машина - то не твоя. И не моя. Не удержаться колеса по мокрому травянистому склону, со свистом полетишь в ущелье. Потом всю жизнь расплачивайся, машина то не государственная. Никто не спишет.

-Что за мужчины пошли на свете после Горбачева – леплачева

?! –Сплюнул в сердцах Хайдар и сорвав с головы свою новую папаху, хотел бросить ее оземь, но вспомнив, как уплатил за него после унизительного торга две пенсии, ибо больше денег не было, вздохнул и поправив борта папахи, как научил мастер-даргинец, тут же нахлобучил его обратно на голову и грозно посмотрел на Чару.

- Хайдар – халу! Я что-то не расслышал, когда мы его вместе обмывать то будем? Иначе же долго носиться не будет. А?

-Приговор уже вынесен! Вернемся в Ахцах, в моем саду под грушей «чабала» (барашка) зажарю, посидим целый день на самурском ветерке. А теперь, пошли, посмотрим, как можно объехать этот «пиши- хох» (глухой валун).

Хайдар сбросил с плеч и затолкал в раскрытую дверь «уазика» вещь-мешок и пока Чару натягивал свои растоптанные сапоги, зигзагами стал спускаться по крутому травянистому, и потому скользкому склону вниз.

-Видишь! Весь склон из рыхлого грунта, сброшенного с полотна дороги во время ее прокладки. Да после дождей ставшего как тесто. Ну, съехать то, как по снегу, еще можно. А как снизу вверх выедешь? Колеса же любят буксовать по такой крутой мокроте. –Развел руками Чару.

Хайдар остановился внизу возле еле заметного ручейка, вытекающего откуда то из под полотна автодороги и обернулся к Чару:

- Ты же сын воина! Если бы твой отец на войне также плакался перед каждым препятствием, мы разве победили намного сильного врага?

-Поэтому мой отец и остался навсегда на той войне, под Ростовом. Его артиллерийская батарея, шестнадцать бойцов, в один день с панфиловцами погибли все как один, но не пропустили танковые колонны через свои позиции на кургане Бербер – уба. Только в этом последнем бою артиллеристы из двух пушек уничтожили тридцать фашистских танков. Павшим под Москвой панфиловцам всем двадцати восьми присвоили посмертно звания Героя Советского Союза. А из павших артиллеристов только командиру и политруку дали высокие звания. Потому что большинство артиллеристов были националы: армяне, казахи, азербайджаны, осетин, грузин и мой отец лезгин Велихан. Я был на их братской могиле. Там на камне еще в 1941 году солдаты написали: «они все погибли как герои, но не пропустили врага». –Недовольным голосом сказал Чару, глядя уже не в лицо молча слушающего его Хайдара, а на север, в сторону темного Самурского хребта, вся гряда которого по-прежнему была обволочена темными тучами.

Хайдар что-то хотел сказать в ответ, но промолчал, только обнял за плечи Чару и тихо молвил:

-Ладно. Не сердись. Государство -это многоголовый аждаха, а по -русски – змей – горыныч, и у него ни совести не бывает, ни жалости к людям. И твой отец Велихан погиб защищая не государство – аждаху, а тебя, твою мать, братьев, твое будущее. И не за ордена и медали. Главное для мужчины не эти медные побрякушки, а честь и достоинство.

Хайдар стал подыматься вверх по тому месту, где он предполагал, должен был «уаз» выехать снова на дорогу, но его офицерские сапоги вскоре стали погружаться в зыбкое месиво из коричневого горно-лугового грунта.

Чару, стараясь скрыть улыбку на лице, следил, как чавкая в насыщенном влагой грунте, Хайдар упрямо лез вверх, с невероятными усилиями вытаскивая то одну, то другую ногу из грязи, а иногда и придерживая рукой сползающие с ноги голенище.

Наконец, он с трудом вышел на дорогу, сердито, несколько раз ударил подошвами о землю, затем крикнул:

-Лопату доставай! Грязь раскидаю до твердой земли. Сделаю колею. Да еще сухим грунтом сверху присыплю. Чтобы не буксовали колеса.

-А если я не удержу машину и она по мокрому склону поползет вниз, словно санки по снегу?

-Сколько весит твой «уаз» вместе с тобой? Тонны полторы? Не больше? Я в финскую кампанию удерживал на оледенелых крутых спусках полуторки, полные снарядами. Выскакивал из кабины, упирался спиной в мотор, каблуками в снег и так шаг за шагом веду за собой машину. Главное -не бояться! Не опускать руки беспомощно перед трудным делом. Трудных дел на свете нет. Есть слабые мужчины и очень слабые хакимы -руководители.

-Тогда ты был молод. Кулаком неугодных командиров с ног сбивал.

-Я и сейчас могу.

Выковыряв набившуюся в верх голенищ грязь, Хайдар подтянул их повыше и подойдя к «уазику» стал перед ним, упершись широкой и согнутой годами спиной в передок.

Чару вздохнул и медленно залез в кабину, начал нехотя нажимать на стартер. Перегревшийся на подъемах мотор вяло, с жалостным надрывом крутился от стартера, но не заводился.

-Видишь, машина чувствует, что это опасно. –Высунувшись из кабины крикнул Чару.

-Когда хозяин не хочет работать, то и ишак его начинает брыкаться. А ты резко, до конца, воткни педаль газа вниз до упора, как своей бабе, когда был по молодому горяч, тогда увидишь, заведется или нет.

-Когда твой язык очистится от харжафа -скверно – словия? А?

-Когда жизнь наша станет человеческой! Давай, заводи, а то как баба начинаешь трепаться, прежде чем приступить к делу.

Чару покачал головой и рассердившись, резко нажал на педаль стартера и, до упора, выжал газ.

Мотор чихнул и тут же взревел высокими оборотами.

Хайдар удовлетворенно кивнул головой и показал рукой, что сперва надо подать назад, а потом круто повернув роль направо и медленно, на тормозах, съехать по склону.

-Если ты не покажешь, я не догадаюсь, что делать? Уходи в сторону, не мешай! То же мне, живой тормоз. –Остановив передние колеса на кромке дороги, крикнул Чару.

Но Хайдар сделал шаг назад и подняв обе руки кверху, сделал знак, чтобы Чару ехал прямо на него.

-Я не привык, как ты наезжать на людей. Уйди с пути. Лучше возьми хороший камень и держись возле левого борта, в случае чего - сунешь под заднее колесо.

-Ты за мою девяносто шестилетнюю или за свою шестьдесят семилетнюю шкуру беспокоишься? –Спросил Хайдар, подходя к раскрытой кабине.

-За обе. Где ахцахцы еще таких ослов упрямых найдут, если не будет ни тебя, ни меня, а?

-Откуда в твоей ослиной голове такая умная мысль появилась?

-Оттуда! –Подняв голову, посмотрел в небо Чару.

Хайдар покачал головой, не то осуждая – не то посмеиваясь, и и решительно махнув рукой, мол, давай, трогай, отошел на шаг назад и положил руку на край борта «уазика».

Автомобиль покатился вниз, быстро ускоряя ход. Чару хотел притормозить, но по мокрому травянистому склону колеса скользили словно по снегу. Когда передние колеса оказались на поляне, Чару отпустил тормоз и крутанув руль влево, нажал педаль газа до упора. Двигатель заревел и автомобиль разбрасывая из под колес ошметки грунта вместе с травой занесло кузовом вниз, к краю крутого обрыва. Еще немного, и правое заднее колесо оказалось над краем пропасти. Еще секунда и «уаз» неминуемо полетел бы вниз, если его ходовые передние колеса, буксуя, не зацепились за каменистый подпочвенный слой и не вытянул автомобиль вверх по склону. С натужным ревом, все буксуя до твердой почвы автомобиль с трудом передними колесами выехал вверх и тут же сел днищем на борт дороги. Мотор заглох.

-Хорошо! –Махнул рукой Хайдар. - Передние ноги твой осел на дорогу закинул. Теперь надо, чтобы и задние перекинул. Давай лопату!

Когда Чару достал из-за сиденья маленькую саперную лопатку с короткой ручкой, Хайдар рассердился:

-А я подумал, ты действительно поумнел. С такой в штыковую ходили в первый год войны на фашистских автоматчиков, когда не хватало винтовок и патронов. Иди к водителю грузовика, он там с колесом возится.. Возьми настоящую лопату. А то с этой ковырялкой до вечера будем на этой дороге сидеть.

После того, как Чару принес лопату и Хайдар размеренными движениями расчистил до плотной породы склон горы под колесами, к ним подошел вытирая ладони ветошью водитель грузовика:

-О! Дядя Хайдар! Что за субботник? Куват - сил тебе!

Хайдар обернулся и не прекращая работы, крикнул:

-Ты у кого научился словами людей кормить? У Ельцина?

-Я же не дурак, учиться у болтунов и пьяниц. –Хмыкнул водитель.

-Тогда хватай лопату! Да бери больше и кидай дальше. А то получается как в новом Ахцахе. Один строит дом, а все, кто проходят мимо, желают ему сил. Как ты, на словах. Вместо того, чтобы остановиться и подать хоть один камень или кирпич на стену.

Задетый за живое водитель подскочил к Хайдару, чуть ли не силой вырвал у него лопату и начал быстро и загребая как можно больше мокрого и липкого грунта, шуровать лопатой. Но с непривычки, быстро запыхался и начал тяжело дышать. Хайдар вернулся от родника, куда спускался хлебнуть воды, и тут же вырвал черенок лопаты из ослабших рук водителя:

-Это тебе не капусту возит сельчанам за сто пятьдесят рублей рейс и всю ночь колесит по Ахцаху с такими же как ты дружками. Иди, камушки собери, если будут колеса буксовать, подбрасывать будешь. Хоть такая польза от тебя пусть будет.

Заметив, что под задним мостом автомобиля уже достаточно убрано грунта Чару снова завел двигатель и включив первую передачу нажал на газ. Колеса чуть дернулись и вновь забуксовали по разжиженному насыпному грунту у кромки дороги. Но тут Хайдар уперся плечом, а подбежавший водитель грузовика обеими руками в задний борт и автомобиль натужно ревя двигателем медленно выехал наконец на дорогу уже за валуном.
ПОД ЧЕРНЫМИ БАЛАХОНАМИ

Когда ты истинный мужчина,

Зачем тебе носит оружье?

А если вовсе не мужчина,

Тем более оно не нужно.

Аварская песня
Когда автомобиль выехал наверх и проезжал среди валунов перед ним на дорогу выскочил «чакал» в милицейских брюках и теплой куртке без погон, которая ему была явно велика.

-Чару! Стой! Надо уважаемых людей довести до святых мест. Я сейчас приведу их. А ты подожди.

Милиционер побежал обратно, к лужайку меж темных, обросших мхом валунов, где развернув большую полиэтиленовую пленку, взамен скатерти, на автомобильных подушках и брезенте, расположились Качабег, «Жук», «Кашевар» и еще кто-то полный до округлости всех форм, с двойным подбородком, гладко выбритый в светлом костюме и до блеска начищенных туфлях и серой сетчатой шляпе. С ним была пышных форм молодая женщина не по местному короткой юбке и белой блузке, плотно обтягивающий грудь и талию. Ее, похожий на Винни-пуха из детской сказки большой начальник, представил как журналистку из московской газеты. Сказанное подтверждал фотоаппарат – который висел у нее на руке, но которой она ни раза не фотографировала.

На импровизированной скатерти лежали бутылки коньяка, водки, минеральной воды, мясо, сыр, нарезанные заранее ломтики лаваша в прозрачных пакетах, хлеб, огурцы и помидоры, небольшой арбуз и связка бананов. Так как гость пожелал пить водку, то и Качабег с «Жуком» и «Кашеваром» хоть и были любители коньяка, но тоже решили соблюдая уважения и приличия заодно с большим гостем из Махачкалы, стали пить водку.

Хотя семьсот граммовая бутылка была фигурной, фирменной и дорогой, но внутри нее была налита самопальная «шахнабудка». Которую гость запивал изрядной порцией минеральной воды с лимоном, ибо в чистом виде такая водяра могла обжечь любой желудок.

Хозяева, заметив, что гость никаких замечаний насчет качества выпивки не высказал, тоже сделали вид, что все нормально. Просто гость из Махачкалы за долгие годы работы в комсомоле, советских и партийных органах всегда строго соблюдал устную установку руководства партии сотрудникам своего аппарата, чтобы они будучи в командировках в регионах ели и пили то, чем их угощают и свои капризы и вкусы никому не навязывали. Мол, нечего корчит из себя привередливых господ – буржуев.

К компании торопливым шагом подошел «чакал» и преданно глядя в глаза высокого гостя не без гордости доложил, что за валун проехал бортовой «уазик».

-Я задержал автомобиль. Он ждет. Кроме старика паломника с шофером никого нет, туристская экспедиция из Москвы ушла наверх пешком. Какие будут приказания?! –Довольный собой милиционер отдал честь и стал ждать, преданно глядя в глаза начальника не то из госсовета, не то из правительства республики.

Начальник из Махачкалы посмотрел на свою спутницу.

-А там гостиница с удобствами для дам имеется? – жеманным

голосом спросила гостья.

-Ни удобств, ни гостиницы там нет. Ночью можете замерзнуть и простыть. Мой совет, лучше в другой раз. Когда построят гостиницу. Когда там будут все удобства с теплой водой. –Раньше всех ответил «кашевар», которому также не хотелось подыматься вверх и тем более ночевать там, на горе, в продуваемом насквозь палатке или закопченном домике, с низким потолком, где на расстеленных в несколько рядов коврах паломники коротали ночь лежа впритык друг к другу. Разве такое подходит для такого авторитетного человека.

-Ну, что скажет наша госпожа корреспондент? Какая разница, где брать интервью, на вершине горы или у его подножия. Вот они самые известные и уважаемые люди района. Лучше их никто тебе путного не скажет, кроме слов, что пенсия маленькая и начальство вороватое. Будто в других краях начальство не такое же, как у нас в Дагестане. Не забудь, нас в Дербенте сегодня ждет еще хинкал с твоей любимой дулдурмой (вяленная колбаса), и купание в полночь в море при луне на турбазе в .. –Начальник хотел сказать «в чем мать родила», но женщина тут же прижала ладошку к его вислым влажным губам:

-Ты что? Опьянел уже? Какое купание? Мне надо передать материалы о поездке в редакцию, в Москву.

-Мы шутим, шутым, да! Как в армянском анекдоте. Ха-ха! Конечно, купаться будем днем. Со всем народом. Демократия обязывает. Как все, так и мы. Без привилегий!

Тем временем к «уазику», дожидавшемуся «чакала» с важными гостями, подошли брат Эсли, по прозвищу Кач (не то от русского слова качок, не то от лезгинског –сучка) со своим напарником, которого решил женить на засидевшейся в невестах сестре. Они только что подъехали на иномарке – джипе и застряли в конце длинной колонны автомобилей, беспомощно застрявших перед валуном. Почувствовав прохладу гор, они достали из багажника и надели длинные просторные кашемировые пальта. На бритые наголо головы напялили широкополые черные фетровые шляпы. И сразу стали походить на цивилизованных американских мафиози из популярных голливудских кинофильмов.

Брат Эсли –Кач- рванул на себя дверь кабины и уставился на Хайдара:

-Ты, старикан, лез в кузов! А в кабине поедем мы, братаны! Гостей все обязаны уважать! Это обычай наш. Усек?!

-Стариков уважать – тоже наш обычай. --Ответил Чару, качая головой.

-Ты водило, захлопни пасть! Не с тобой базарю! Иначе и оставшиеся зубы выплюнешь. Понял?!

Тут заговорил Хайдар:

-В кузов ты, балахоншик, сам залезай! Молод еще и глуп, чтобы старшими по возрасту командовать.

- Ты, что вякаешь, старичок?! Ты что? Совсем дремучий лох?

-Иди, проспись! –Посоветовал Чару. - Пьяным к святилище не идут. Тебя оттуда паломники прогонят.

- Плевать хотел я на всех. Понял? Эй, старикан – таракан! Не тяни кота за хвост – расцарапаешься.

«Кач» ехал в погоню за сестрой, чтобы сперва избить ее как следует, за непослушание. А затем насильно вернуть к матери. Чтобы отдать замуж за дружбана, который был с ним и еле держался на ногах.

А тут еще какой-то упертый старичок корчит из себя почетного ветерана на хрен развалившегося Советского Союза. Где смелые пацаны мотали сроки. А лизоблюды получали все привилегии.