РАЗИН
Говорят, что свет в доме нельзя тушить ровно в полночь. Это нужно
сделать чуть раньше или чуть позже. Так и с рассказом. Его нельзя
заканчивать там, где того ждет читатель, а -- чуть раньше или чуть позже.
Предчувствие -- это металл, из которого можно выковать монету.
В последнее время известия об архитекторе Афанасии Разине доходили до
нас из-за океана все реже и реже, зато было одно невероятнее другого.
Утверждали, что он по-прежнему одержим, как в те времена, когда у него было,
что называется, две левые ноги, поговаривали, что свою знаменитую фирму "АВС
Engineering & Pharmaceuticals" он продал за баснословную сумму. Как-то
утром, будучи в Северной Каролине, архитектор Разин впервые в жизни
неожиданно поручил собрать сведения о своих наличных средствах. Раньше он
придерживался правила: тот, кто знает, сколько у него денег, -- не богач.
Когда же его проинформировали и оказалось, что у него больше, чем он думал,
он выкинул нечто вовсе непредвиденное.
Живя без Витачи, он забросил все свои дела, опустился, пресытился
победами, глаза его потускнели, словно всю жизнь глядели против ветра, и
все-таки чувствовалось, что он что-то затевает. Никто не знал, когда он
принял решение.
В один прекрасный день, который так и останется неизвестным, он открыл
расписанную чаем тетрадь и в ней что-то стал искать. Поискал и нашел заметку
о
том, что пьет и курит Президент СФРЮ Иосип Броз Тито. Тогда он собрал
свои трубки, замоченные в коньяке так, что они играли, словно трубы, сложил
их в кисет из козлиного гульфика и забросил навсегда. Затем распечатал
новенькую, только что приобретенную коробку "гаваны", налил себе виски
"Chiwas Regal" и закурил сигару. И на первом же документе, который ему
подали, подписался, как некогда в Белграде: архитектор Атанас Свилар. Он
покусывал кончик сигары, смоченный виски, и по ушам было видно, что он себя
еще покажет.
Кони в русской тройке, пока упряжка стоит на месте, не кажутся
красивыми: они покусывают друг друга, жуют удила, не стоят на месте, мешают
друг другу. Но в движении тройка -- нет картины краше: кони тянут сильно,
голова к голове, и кажется, под их копытами сама трава обращается в
скорость. Так и добродетели Атанаса Свилара мешали друг другу, когда он
пребывал в покое, терзали его, но, стоило ему настроиться на дело, все его
доблести как бы объединялись. Он молодел, к нему возвращались его прежние
привычки. Он еще раз вывернул жизнь, как кисет, наизнанку, отдал день за
ночь. И снова у него волосы как сено, сон короткий и крепкий, хоть разбей об
него стакан -- не проснется, и левый глаз стареет быстрее правого, потому
что правый вообще не стареет. Он раскрыл чемодан со своими чертежными
принадлежностями, который не открывал вот уже двадцать лет. Облизал очки с
одним простым стеклом и из разрисованной чаем тетради извлек проект,
подписанный:
"ПЛАВИНАЦ"
ВИЛЛА И. Б. ТИТО
НА ДУНАЕ ПОД БЕЛГРАДОМ.
Он улыбнулся сквозь дым сигары, совершенно расслабленный. Все это были,
так сказать, предварительные операции. Он присовокупил к этому полученные с
родины подробные эскизы интерьера виллы, где Иосип Броз Тито иногда проводил
свой отпуск -- поблизости от столицы и рядом с великой рекой. Вскоре Атанас
Свилар приобрел близ Вашингтона, на маленьком холмике над рекой Потомак,
участок земли, размерами и ландшафтом напоминающий место на Дунае, где была
воздвигнута вилла "Плавинац". С невероятным размахом и подъемом, словно в
строительной горячке, он стал приобретать все необходимое и с неописуемой
скоростью и энергией начал строить. Его постоянно окружало человек десять,
способных птицу на лету сбить снежком, которые вместе с дымом "гаваны" и
запахом "Chiwas Regal" непрерывно получали всевозможные указания.
Работа летела стремительно, как последние дни лета.
Вскоре на реке Потомак в США выросло просторное здание с зимним и
летним залами для приемов, со стеклянными стенами, с французскими окнами,
полом из черно-белого мрамора и деревянными потолками. В нижнем этаже, рядом
с приемными залами, расположились три комнаты с подсобными помещениями, а на
втором этаже -- пять комнат с видом на Потомак, на фонтан в саду или на
столицу. Это была точная копия дунайской виллы "Плавинац", принадлежавшей
Председателю КПЮ Иосипу Броз Тито. Параллельно со строительными работами на
четырех с половиной гектарах поместья был высажен виноград. Все точно как
там, на Дунае.
Когда с этим было покончено, архитектор Свилар явился на свою пустую
виллу, протер стекла очков и пригласил тех, кто отвечал за меблировку.
Кратко сказал:
-- Смотрите, чтобы мои куры несли яйца, -- и отдал новые распоряжения.
Подробный перечень домашней мебели и предметов роскоши, по которому
архитектор Свилар делал заказы в Югославии, желая достичь полного сходства с
оборудованием виллы "Плавинац", которую готовили для Президента И. Б. Тито и
для проведения Первой конференции неприсоединившихся стран, был составлен из
произведений искусства, приобретенных за рубежом и у родовитых белградских
семей между 1958-м и 1961 годом художниками Педжей Милославлевичем и
Миодрагом Б. Протичем, взявшими в качестве образца летнюю резиденцию
Обреновичей. В американских, европейских и югославских антикварных
магазинах, по ценам, оставшимся тайной доверенных лиц архитектора Свилара,
были приобретены предметы в соответствии с этим списком, и на виллу на реке
Потомак в кратчайший срок доставлены если не оригиналы, находящиеся в
"Плавинаце" на Дунае, то во всяком случае изделия тех же художников или тех
же мастерских. Ибо цель у Свилара была четкая. Все, непременно все по мере
возможности сделать так, как там. Ему хотелось, чтобы все было как у Иосипа
Броз. Даже пронзительный скрип дверей, которые специально не смазывались.
Таким образом, в летней резиденции Свилара оказались: салон в стиле
бидермейер с инкрустациями из двухцветного дерева; два салонных гарнитура в
стиле Людовика XVI, мебель итальянского барокко, маленькое венецианское
зеркало зеленого стекла, напоминающее аквариум, пятиярусные подсвечники с
бело-голубой лепкой, изделия французского Севра, статуэтка из белого фарфора
"саро di note", изображающая мужчину, галантно целующего ручку даме, подобие
уникума, выполненного для сербской королевы Драги Машин, находящегося в
"Плавинаце". Затем в столовой Свилара появился стол в стиле Людовика XV,
стеклянная горка голландского барокко XVIII века, металлическая посуда,
подобранная в районе Косова, Метохии и Скопле, фарфоровые мейсенские
сервизы, серебряные столовые приборы, хрустальные бокалы и фарфор с гербами
Обреновичей. Архитектор Свилар приобрел музыкальный инструмент "шерух" (XIX
век), работающий с помощью валиков и являющийся точной копией инструмента,
находящегося в "Плавинаце", который венский двор в свое время подарил
сербскому патриарху Раячичу. Полы Свилар застелил персидскими коврами, углы
комнат украшали китайские вазы, на камине стояли часы с ампирными столбиками
и женский портрет работы Влаха Буковца. Возле портрета -- всегда свежие
цветы, как у маршала Тито, который велел ставить цветы перед портретом
королевы Наталии работы того же Влаха Буковца -- он висит над камином на
вилле "Плавинац".
Когда все было готово и снаружи и внутри, архитектор Свилар пригласил
одного своего приятеля, чтобы показать ему виллу, и ужин был подан на
керамике -- тарелках с портретом Обреновича, а с обратной стороны --
сербская корона, совсем как на посуде в "Плавинаце". После того как была
рассмотрена коллекция старинной металлической посуды в стиле голландского
сельского барокко и деревянной скульптуры того же периода, архитектор Свилар
предложил своему гостю и коллеге кофе в чашечках из терракоты, украшенной
сербским же гербом. Он видел, как посетитель сидит перед ним точно конь в
мыле, ожидая приказа. Архитектор Свилар тут же велел подготовить к отплытию
парусник и проводил гостя.
Через три дня он уже плыл по Карибскому морю с биноклем в руке. "Как
мудры мы были и как этого мало!" -- думал он, наблюдая, как рыбы ускользают
от птичьей тени. На палубе огромного учебного парусника -- который был
точной копией "Галеба", судна, на котором маршал Югославии Иосип Броз Тито
отправлялся в свои путешествия, -- застеленной бухарским ковром, стоял стол
и два кресла. На столе лежала одна из записных книжек архитектора Свилара.
Нарисованный на ее обложке пейзаж изображал четырнадцать Брионских островов
-- летнюю резиденцию Генерального секретаря СКЮ и Президента СФРЮ И. Б.
Тито.
Атанас Свилар бороздил Мексиканский залив и Карибское море в поисках
похожих островов. Два предложения его фирма уже получила, и архитектор
Свилар отправился поглядеть на них. Он был готов купить четырнадцать
островов, похожих на Брионские, на Багамском архипелаге или на Малых
Антильских, где обнаружится больше сходства...
Решил остановиться на Малых Антильских, где ему предложили четырнадцать
крохотных островков красной, как коралл, земли, расположенных западнее
Барбадоса. Он купил их, замерил, каждому острову дал новое название. Острова
стали называться -- Св. Марко, Округляк, Газ, Супин, Малый Брион, Супинич,
Большой Брион, Галия, Грунь, Мадонна, Врсар, Иероним, Козада и Ванга.
И опять он почувствовал себя прежним Свиларом, у которого даже ремень
на пояснице плесневел от напряжения и пота, он вновь носил серьгу Витачи
вместо перстня, облизывал очки, наблюдал за прибывшими сюда строителями и
сам вкалывал круглосуточно.
Прежде всего он занялся зеленым поясом, растительным покровом. Воплощая
в жизнь подробные планы, полученные с родины, и в соответствии с имеющимися
сведениями о флоре и фауне Брионских островов он пересадил на Антилы все
виды растений с архипелага и Истрийского приморья и создал точную копию
парка И. Б. Тито на Брионах. Говорят, его люди высадили тысячу видов луговых
и лесных растений таких же точно, как в летней резиденции Президента
республики Югославии; высаживали истово, словно молились, -- манго, киви,
бананы, эвкалипт, мандарины, пальмы, кедр, бамбук, тис, можжевельник.
Намучились, пока научились выращивать на этой земле лозу мальвазии,
Гамбурга, афусалии благородной, с тем чтобы выцедить из них вино "Брионская
ружица".
И пока все это прорастало и распускалось, архитектор Свилар опять
занялся строительством. Как и в прошлый раз, он строил все в соответствии с
хронологическим порядком. Сначала воздвиг копию римского акведука, вернее,
его остатков, обнаруженных на Большом Брионе, потом -- несколько точных
реплик церквей с Брионских островов: византийских из района залива Добрики,
трехнефовой базилики из района залива Госпы и бенедиктинского монастыря, в
которых он разместил копии брионских мозаик VI-- VII веков. Воздвиг
оборонительную башню (донжон), костел, церквушки Св. Германа, Св. Роки, Св.
Анте. Построил отели, крытые бассейны с подогретой водой, ипподром и поле
для игры в гольф. Установил портовые сооружения, в башне и крепости открыл
маленький музей, затем -- три резиденции и двести пятьдесят семь километров
дорог, столько же, сколько на Брионах, и по ним пустил множество автомобилей
без номерных знаков...
Днем безразличный к еде и застенчивый, ночью он становился удивительно
прожорливым и говорливым, трудился так, что пуговицы на воротничках трещали.
Он бормотал: "Ничто не сможет похоронить годы жизни и пищу, пищу и годы
жизни", запивал виски сигару за сигарой и строил. Резиденции он назвал
"Брионка", "Ядранка" и "Белая вилла"; последнюю он построил с крытой
галереей на двенадцати колоннах, а подход к ней выложил желтым, голубым и
белым мрамором -- совсем как в той, где Иосип Броз Тито в 1956 году подписал
брионскую декларацию с Насером и Неру.
На Ванте, маленьком островке, который можно перебросить камнем, он
построил свой второй дом. Соорудил пристань, у дорожки, окаймленной живой
изгородью, поставил статую Нептуна, пустил фонтаны, устроил "Индонезийский
салон", "Словенский салон", "Дом для работы и отдыха", кухню, мандариновый
сад, виноградник, террасу с перголом и навесом, старый и новый подвалы, куда
можно было попасть через огромную винную бочку с дверями. "Македонский
салон" он обставил мебелью работы Охридской школы резчиков по дереву, а на
пляже, где резиновая дорожка вела к морю, поставил стол, зонт и стул, в саду
разместил белые садовые кресла с лиловыми подушками, а на окна каменного
дома навесил наличники красного дерева. В кабинете поставил резной
письменный стол, под ним постелил огромную тигровую шкуру. По стенам
развесил полочки с бутылками, Белый салон украшало чучело леопарда; кухню
сложил из каменных плит, уложенных друг на друга и образующих свод; сделал
очаг с решеткой и вытяжкой дыма, с окошками в камине и на потолке. В винном
погребе он соорудил из терракоты глубокие стеллажи, откуда торчали только
горлышки бутылок. Над каждым сектором указал год урожая и собрал вина,
начиная с 1930 года (года своего рождения), так чтобы каждому гостю моложе
себя мог предложить, по обычаю И. Б. Тито, вино его же возраста. Свилар
устроил столярную и слесарную мастерские, фотолабораторию, а в Голубом
салоне, таком же, как на Брионах, где Иосип Броз Тито принимал
государственных деятелей, он принимал свою охрану, шоферов и строителей,
потому что деловых партнеров у него больше не было. Возле одной из
резиденций он построил ангар для старинных карет, вывезенных из Европы и
изготовленных в Австрии в XIX веке. На каждой -- табличка с именем
очередного югославского функционера 70-х годов, а поверх австрийского же
герба выбиты инициалы ИБТ...
Свилар сиживал под рыбацкими сетями, растянутыми на неоштукатуренной
стене, рассматривал каменные гусли, подаренные ему и так похожие на гусли из
коллекции И. Б. Тито, и давал указания егерям. Он замечал, что они куда шире
в поясе, чем в плечах, в ложке рыбной чорбы ему уже мерещились рыбьи глаза,
однако не прекращал работу даже во время еды. Ибо должен был позаботиться и
о животном мире.
Свилар устроил три зоосада и на шести тысячах гектаров разместил
открытый парк типа сафари, с 260-метровой глубины откачал воду на
поверхность и поставил обелиск в знак благодарности воды за обретенную ею
свободу. А потом, в соответствии со сведениями о летней резиденции маршала
И. Б. Тито, в лесную чащу и на просторы лугов выпустил породистых оленей и
муфлонов (четырех самцов и восемь самок), сомалийских овец, одногорбых
верблюдов и лам, белых верблюдов, диких коз, серн, сохатых оленей, а также
тибетского медведя, пуму, зебру, гепарда, льва, пантеру, трех яков,
канадскую рысь, гиену, двух индийских слонов и трех жирафов. В болотистой
части поселил редкую водоплавающую птицу, златокрылую дикую утку, японских
перепелок и попугаев. И купил ружье.
На соответствующем месте в сафари соорудил охотничью засаду с упором
для ружья и застелил ее медвежьей шкурой.
Затем сел в свой самолет и вернулся в Вашингтон. Вернее, на свою виллу
"Плавинац" на реке Потомак.
Словно в гамак, погрузился Свилар в немецкий язык, на котором он думал,
когда дело касалось архитектуры, прочитывая каждое пятое письмо из огромной
почты, скопившейся за время его отсутствия. На лбу, похожем на спущенный
чулок, спрятались серебряные неподбритые брови, его знобило, хотя на дворе
буйствовало лето. За распахнутым окном высился густой каштан, и каждый его
листик шуршал, словно маленькая волна, а дерево бушевало, подобно озеру.
Покончив с письмами, архитектор Свилар нетерпеливо потер руки и под
деревянной скульптурой XVII века раскрыл записную книжку, ту самую, на
обложке которой чаем был изображен Белый дворец на Дединье -- столичная
резиденция Президента республики Югославии И. Б. Тито.
Он уже давно высчитал, что Белый дворец отделяет от личной резиденции
Иосипа Броз по Ужицкой улице, пятнадцать, всего два неполных километра. В
Вашингтоне, столице США, он заплатил золотом за земельный участок, который
позволил ему установить удобное сообщение между двумя точками. Сейчас
настало время воплотить в жизнь самые сокровенные намерения. Надо было
наконец построить Белый дворец здесь, неподалеку от Белого дома.
Свилар просмотрел уже готовые проекты, по которым в ближайшее время на
этом месте должен был вырасти двухэтажный особняк с салонами для приемов в
первом этаже, а также столовой, рабочим кабинетом со столом совещаний,
библиотекой. Рядом с кабинетом он намеревался устроить небольшую
фотолабораторию и кухню, украшенную цейлонскими масками, где бы он сам
готовил кофе. На втором этаже он предполагал расположить спальни, ванные
комнаты, а в конце небольшой деревянной лестницы -- помещения с
парикмахерским креслом и зеркалами в форме трилистного клевера. Фасад в его
проекте был решен так же, как на Ужицкой, пятнадцать, в Белграде: высокие
трехстворчатые двери располагались под и над балконом и завершались круглыми
окнами. Над ними он разместил тимпаны; для фасада нашел и цвет -- какао с
желтым обрамлением, желтые консоли и белые дверные косяки...
Склонившись над проектами, архитектор Свилар работал не разгибая спины,
для него ничего не существовало, кроме этого дела, он был глух ко всему и
только ощущал, как когда-то, что слюна начинает менять вкус. Тогда он
откидывался на минутку на спинку кресла и представлял себе готовое здание,
стоящее посреди парка, засаженного теми же ста шестьюдесятью пятью видами
растений -- секвойей, испанскими елями, кедром, магнолиями, которые Иосип
Броз привез из своих путешествий по Индий, Бирме, Корее, Африке, Египту и
другим странам, чтобы высадить в своем дединьском парке, и которые Свилар
уже держал в соломе и мешковине для высадки в своей вашингтонской
резиденции. Он представил себе, как переезжает во дворец, как располагает
собранные по дединьскому каталогу работы художников и скульпторов --
Хегедушича, Педжи Милославлевича, Стийовича, Мештровича, Куна, как
развешивает коллекцию оружия и охотничьи трофеи -- львиную шкуру, чучела
головы африканского буйвола и подмосковного лося, как приобретает сапоги с
пряжками и куртку с пуговицами из оленьего рога, черные купальные трусы,
русскую шапкуушанку, охотничью четырехместную двуколку с высокими задними
колесами...
Он воображал, как размещает в будущем дворце охотничьи трофеи, которые
временно висели в кабинете и имели то же число попаданий, что и подобные
охотничьи трофеи маршала Югославии И. Б. Тито...
Он думал, что надо бы заказать еще шесть белых лошадейлипицанеров,
волкодава, которого он назовет Тигром, и двух белых пуделей. В летний зной
он представлял себе, как во дворец вместе с собаками ворвется и долго будет
растекаться по разным помещениям зимняя свежесть, запах ледяного пара и
свежевыпавшего снега.
Он представлял, как в его будущий дворец в Вашингтоне вносят белый
рояль времен французской монархии, с золотой окантовкой, как он набрасывает
на него персидский ковер, подобно чепраку на породистого скакуна, как он
садится за рояль и совсем как И. Б. Тито наигрывает какой-то вальс, быть
может "Последнюю голубую среду", который Свилар и вправду умел играть...
И тут, целиком погрузившись в свои мечты, архитектор Свилар ощутил
некоторую странность. Из вестибюля несло холодом.
"Что это они тут устроили?" -- подумал он, имея в виду прислугу,
которую сам же с утра отпустил. И поспешил к кабинету. Он чувствовал себя
сильным, мышцы бедер были напряжены.
"Выпорю их, выплачу каждому по апрельский вторник, да еще и сдачу
потребую", -- мысленно пошутил он, но, подойдя к двери кабинета, понял, что
дело нешуточное. Холод, который мог бы остановить часы, ударил ему в лицо.
Двери полутемной комнаты не были заперты, однако открыть их не удавалось.
Мешало что-то сыпучее. Свилар просунул руку и зажег свет. Его ослепил
хрусталь венецианской люстры XVIII века, и он застыл -- руки повисли в
воздухе над ручкой двери. В кабинете с невидимого потолка падал снег. В
воздухе носились снежинки, персидский ковер уже был скрыт под сугробами,
серебряный чернильный прибор с синими и красными чернилами напоминал два
заснеженных церковных купола, если смотреть на них издалека, а печь, тоже
заваленная снегом, походила на чернильницу вблизи.
Ничего не понимая, Свилар кинулся выключать кондиционеры, по пути
схватил лопату для угля, стоявшую у камина, и, с трудом отворив дверь,
влетел в кабинет, чтобы очистить его от снега. Намело уже сантиметров сорок,
а снег все шел и шел. Свилар изо всех сил прокладывал тропинку к дверям,
ведущим на террасу, а снег все падал. Барочные скульптуры оделись в белые
шапки, у африканских масок поседели усы и волосы, снег сыпал на бутылку
виски "Chiwas Regal" двадцатипятилетней выдержки, на только что открытую
коробку сигар; под снегом исчезла кофейная чашечка с гербом Обреновичей,
пропали двустволка и бинокль, а Свилар все разгребал снег. Он трудился изо
всех сил, а со стены за ним наблюдал своими стеклянными глазами лось,
отстрелянный в 1962 году в местечке Завидово под Москвой, с удивлением
смотрели на него два вепря из Польши; муфлон, убитый в 1977 году, за
которого ему насчитали двести сорок два с половиной очка, неотрывно смотрел
на него из-под рогов, которые в размахе были больше крыльев самого крупного
орла; сквозь снег за ним наблюдал отловленный в Бугойне огромный медведь,
забыв про свои четыреста девяносто три очка, ныне перекрытый рекорд... А
поверх всех, как из своей родной Монголии, из пустыни Гоби, взирал огромный
джейран, рога которого обросли ледяными сосульками.
Книг на столе уже нельзя было различить, исчез под снегом фотоаппарат
"Хассельблад"; у Свилара застучали сразу два сердца -- в каждом ухе по
одному, -- он изо всех сил разгребал снег и приближался к дверям террасы.
Когда он их наконец открыл, в кабинет ворвались свет и лето...
И пока на полочках сервировочного столика потихоньку оттаивала
засыпанная снегом коллекция чая, образуя потоки и лужи с запахами липы и
наркотических веществ, Свилар опустился на каменную ограду террасы
передохнуть и согреться. И тут он услышал звук, похожий на чириканье воробья
или посасывание пальца. И увидел колыбельку. Обыкновенную детскую
колыбельку, невесть откуда попавшую в угол террасы. Не понимая, как она
здесь оказалась, Свилар подумал было, что она пуста. Но, подойдя, увидел в
ней крохотного младенца. Красиво запеленатый, он во сне мирно посасывал
палец.
Услышав шаги, младенец проснулся, улыбнулся и открыл глаза. Свилар
заметил, что у ребенка на глазу бельмо, словно в глаз попала капля воска.
Младенец приподнял головку, посмотрел на него этим своим глазом сквозь воск,
и Свилара словно током пронзило в левой стороне груди, когда ребенок вытащил
палец изо рта и вполне отчетливо произнес:
-- Чего уставился, ...твою мать, качай!
Свилар не испытывал такой растерянности с тех самых нищенских времен,
когда вкалывал до седьмого пота, и покорно протянул руку к колыбели. От его
руки на каменный пол вместо одной упали три тени.
Читатель, наверное, не настолько глуп, чтобы не догадаться, что
случилось здесь с Атанасом Свиларом, который одно время назывался Афанасием
Разиным.
УКАЗАТЕЛЬ СЛОВ
(слова размещены в алфавитном порядке)
безопасность -- с. 182
и (passim)
вверх тормашками -- с. 198
ведро -- с. 71
чье (passim)
Витача Разин -- с. 60
в (passim)
вода -- с. 71
вообще вне игры -- с. 186
тут (passim)
вцепиться -- с. 270
вытащить -- с. 63
она (passim)
книга -- с. 196
колодец -- с. 71
ты (passim)
кресло -- с. 22
лицо -- с. 85
ложка -- с. 209
что (passim)
нагнуться -- с.74
не в силах -- с. 270
нож -- с. 226
этот (passim)
показаться -- с.71
поймать -- с. 270
полный месяц -- с. 67
полагать -- с. 61
посмотреть -- с. 270
развалиться -- с. 63
свой (passim)
расстаться -- с. 89
скамейка -- с. 102
спутник -- с. 111
как (passim)
стило -- с. 205
не (passim)
a (passim)
убийца -- с. 225
с (passim)
хозяйка -- с. 72
читать -- с.119
МЕСТО, ПРЕДОСТАВЛЕННОЕ ЧИТАТЕЛЮ
ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ВПИСАТЬ РАЗВЯЗКУ
РОМАНА ИЛИ РАЗГАДКУ КРОССВОРДА
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
_______________________________________
РАЗГАДКА КРОССВОРДА
Витача Разин, вытащив из колодца ведро воды, поймала полный месяц и
нагнулась посмотреть, чье лицо покажется в воде. И тут она и ее спутник
увидели тебя, читающего эти строки и полагающего, что ты, развалясь на
скамейке или в кресле, находишься в полной безопасности и вообще вне игры;
тебя, держащего эту книгу вверх тормашками и вцепившегося в свое стило, не в
силах с ним расстаться, как хозяйка не расстанется с ложкой, а убийца -- с
ножом.
1988
Достарыңызбен бөлісу: |