Мирча Элиаде (Йога : бессмертие и свобода)



бет16/25
Дата14.06.2016
өлшемі1.77 Mb.
#134752
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   25


ПОХВАЛА ТЕЛУ: ХАТХА-ЙОГА

В тантризме человеческое тело приобретает такую важность, которая не была дотоле известна в Индии. Конечно, ценность здоровья и силы, стремление к сопоставлению внутренне освященных телесных органов с мирозданием характерны уже для ведических, если не доведических времен. Но тантризм еще глубже развивает идею о том, что совершенство может быть реализовано только в "божественном теле". Пессимизм и аскетизм упанишад и периода после упанишад здесь окончательно преодолеваются. Тело больше не источник страдания, но наиболее надежный и эффективный инструмент, находящийся в распоряжении человека и служащий ему для "покорения смерти". И поскольку освобождение может быть достигнуто даже в этой жизни, тело необходимо сохранять как можно дольше, причем в отличном состоянии, чтобы оно было пригодно для медитации. Как мы скоро увидим, индийская алхимия преследует такие же цели. В Хеваджра-тантре Будда (Бхагаван) провозглашает, что без абсолютно здорового тела нельзя достичь блаженства. Этот мотив настойчиво повторяется в тантрической и сахаджийской литературе. Сараха выражает это в присущем ему образном стиле: "Здесь (в этом теле) - Ганг и Джамна... здесь Праяга и Бенарес, здесь солнце и луна. Здесь священные места, здесь питхи и упапитхи - я не встретил ни одного места паломничества или обители блаженства, сравнимых с моим телом". Сам Будда сокрыт в теле, - добавляет Сараха2. Можно выделить по меньшей мере две ориентации - отличающиеся друг от друга, но сходящиеся в одной точке - в этой высокой оценке человеческого тела и его возможностей: 1) ориентация на полное переживание жизни, что является неотъемлемой частью садханы, и такова общая позиция всех тантрических школ; 2) желание овладеть телом, для того чтобы превратить его в тело божественное, и такова специфическая позиция хатха-йоги. Подобное овладение должно происходить постепенно, на основании точного знания об органах и их функциях. Ибо "как могут йогины, не знающие своего тела как дом с одним столбом и девятью дверями, (контролируемый) пятью божествамихранителями, достичь совершенства в йоге?"3 Совершенство остается постоянной целью, но, как мы скоро увидим, это не атлетическое, не гигиеническое совершенство. Хатхайогу нельзя смешивать с гимнастикой. Ее возникновение связано с именем Горакхнатха, который основал общину йогинов-канпхатов. Предполагается, что он жил в XII в., возможно, даже раньше. Все, что мы знаем о Горакхнатхе, искажено мифологизацией его школы, а также богатым магическим фольклором; но есть и относительно надежные факты, из которых можно осторожно сделать вывод о том, что он был близко связан с "алмазной колесницей". Так или иначе, трактаты хатха-йоги упоминают сексуальные практики, которые использовались в буддийском тантризме. Горакхнатху приписывается авторство небольшого трактата, Хатха-йоги, а также Горакша Шатаки, которая, в отличие от предыдущего текста, дошла до нас. Комментарий к этой последней, Горакша Паддхати, объясняет слово "хатха" (букв. "разрушение", "деструктивное усилие") путем разложения его на слоги: ха - солнце, тха -луна; соединение луны и солнца образует йогу. (Согласно другим текстам, ха-тха = сурья-чандрау = пранапанау.) Позже мы увидим, что эта интерпретация совершенно согласуется с тантрическим учением. Канпхаты назвали "хатха-йогой" свою дисциплину, однако этот термин вскоре стал общим названием для всех традиционных формул и практик, делающих возможным достижение совершенного контроля над телом. В любом случае, трактаты хатха-йоги происходят тем или иным способом от литературы, составленной йогинами Горакхнатха либо приписываемой им. Мы обладаем значительным количеством текстов, но, помимо "Горакша-шатаки", лишь три из них представляют интерес для нашего исследования: 1) Хатха-йога прадипика (автор - Свами Сватмарама, живший, вероятно, в XV в.; он использует и повторяет ряд стихов из "Торакша Шатаки"); 2) Гхеранда самхита (автор - некий Гхеранда, вайшнав (вишнуит) из Бенгалии, частично воспроизводит "Хатха-йога прадипику"; 3) Шива самхита (она вдвое длиннее - 517 стихов, - чем оба предыдущих текста, и намного глубже разработана в философском отношении; это тантрическая йога, сильно окрашенная ведантой. Старейшей из всех этих трех произведений, скорей всего, является "Хатха-йога прадипика", которая, в свою очередь, согласно традиции, основана на утерянной "Хатха-йоге". Легко обнаружить в этих сочинениях буддийские влияния. "Хатха-йога прадипика" использует лексикон мадхьямиков (например, термин "шуньята"); первый же стих "Шивы-самхиты" звучит почти по-буддийски: "Знание вечно, оно не имеет ни начала, ни конца, и на самом деле ничего другого и не существует". Веданта здесь встречается наряду с йогой, однако все же философские рассуждения занимают очень незначительное место в этих небольших трактатах, которые почти целиком посвящены практическим вопросам. (Нижеследующие образцы взяты как примеры лежащей в основе хатха-йоги "идеологии". Страдание универсально; оно есть даже на небесах (ШС, I, 29). Человек должен отказаться от плодов своих действий (там же, I, 30), от пороков и добродетелей (I, 32) и т. д. Вселенная возникает из чайтаньи (I, 49) и Майи (I, 64), поскольку Ишвара пожелал создать мир, но из его желания появилась авидья, мать ложной вселенной (I, 69) и т. д.) Состояния сознания, которые вызываются теми или иными упражнениями, упоминаются довольно редко, да и то в упрощенной форме. Только физика и физиология медитации представляют интерес для авторов. 32 асаны описываются в "Гхеранда самхите", 15 - в "ХатХа-йога прадипике"; "Шива самхита" упоминает 84 асаны, но обсуждает только четыре из них. Подчеркивается магическая и гигиеническая ценность асан: одни укрепляют здоровье и "покоряют смерть", другие даруют сиддхи. Повторяющиеся формулы типа "разрушает старость и смерть", "покоряет смерть" иллюстрируют реальное значение и нацеленность всех этих технических процедур. "Гхеранда самхита" посвящает 5 стихов пратьяхаре, в то время как пранаяме отводится 96 стихов, а мудрам - 100. Однако вскоре мы увидим, что некоторые физиологические детали, упомянутые в связи с дыхательной дисциплиной, не лишены интереса. Хатха-йога придает большое значение предварительным "очищениям", которых насчитывается шесть видов: дхаути, басти, нети, наули, тратака и капалабхати ("Хатха-йога прадипика", II, 22). Наиболее часто используются первые два. Дхаути(букв. "чистка") разделяются на несколько групп и подгрупп: "внутренняя чистка", чистка зубов, прямой кишки и т. д. ("Гхеранда самхита", 1,13 - 44). Самая эффективная - дхаути карма (ХЙП, II, 24): длинный кусок материи проглатывается и на некоторое время опускается в желудок. Басти состоит в очищении толстой и прямой кишки (ХЙП, II. 26 - 28) через всасывание воды анусом. Нети заключается в очищении носовых пазух путем введения тонкой нити в ноздри (ГС, I, 50 - 51). Чтобы выполнить наули, нужно совершить энергичные и сложные движения животом, затрагивающие желудок и кишки (ХЙП, II, 33 - 34); в "Гхеранда самхите" (I, 52) это упражнение называется лаулики йогой. Тратака состоит в пристальном смотрении на маленький предмет до тех пор, пока глаза не наполнятся слезами (ХЙП, II, 31 - 32). Капалабхати включает в себя три варианта "очищения" носовых пазух (вамакрама, въюткрама и шиткрама, ГС, I, 56 - 60); вода втягивается ноздрями и извергается через рот. В текстах то и дело подчеркивается, что эти "очищения" имеют большую ценность для здоровья йогина, они предотвращают появление болезней желудка, печени и т. д.; скорее всего, так оно и есть. Приводятся детальные инструкции по поводу диеты (ХЙП, I, 58, 59, 62; ГС, V, 17), социального поведения (йогину следует избегать путешествий, утренних купаний, дурной компании, половых сношений: ХЙП, I, 62, 66 и т. д.). Вполне понятно, что решающую роль играет "практика" (абхьяса: ШС, IV); ничего нельзя достичь без "практики" - это, кстати говоря, является и лейтмотивом тантризма. С другой стороны, если йогин "реализует" цели хатха-йоги, не существует никаких грехов или преступлений, которые нельзя было бы уничтожить. Убийство брахмана или утробного плода, осквернение ложа наставника и т. д. - все эти преступления можно ликвидировать с помощью йонимудры (ГС, III, 43 - 44). Восхваление магической эффективности исполненного в совершенстве действия старо, как сама Индия. Пранаяма уничтожает грехи и дарует 81 сиддхи (ШС, III, 51 - 52; ГС, V, 1 - 2), но все же это упражнение преимущественно практикуется с целью очистить нади (ШС, III, 26). Каждая новая ступень дыхательной дисциплины сопровождается соответствующими физиологическими феноменами. В целом происходит уменьшение времени сна, количества фекалий и мочи (ШС, III, 40). На первой ступени пранаямы тело йогина покрывается испариной (ХЙП, II, 12 - 13; ШС, III, 40); на второй оно сотрясается; на третьей он "прыгает как лягушка"; и на четвертой он взмывает в воздух (ШС, III, 41; ГС, V, 45 - 57). Согласно личным переживаниям Теоса Бернарда, все эти явления, за исключением последнего, действительно происходят во время хатха-йогической пранаямы. В любом случае они являются немаловажными симптомами, и тексты упоминают о них только потому, что они служат объективным свидетельством успеха в практике. Намного более значимы подлинные "сверхспособности", достигаемые йогинами, особенно их потрясающая способность контролировать нервно-вегетативную систему и умение влиять на сердечные и дыхательные ритмы. Мы не будем обсуждать здесь эти важные вопросы. Достаточно сказать, что, согласно д-ру Шарлю Лобри и д-ру Терезе Бросс, хатхайогины могут контролировать не только поперечно-полосатые мышцы (на что способны от природы все люди), но и мышцы продольные. Учитывая эту способность, можно объяснить как втягивание и извергание жидкостей мочеиспускательным каналом или прямой кишкой йогина, так и остановку семяизвержения (и даже "возврат семени"!), чрезвычайно важное упражнение в тантризме "левой руки". Для некоторых из этих "сверхспособностей", возможно, годятся какие-то иные физиологические толкования. Относительно втягивания и извержения жидкостей уретрой д-р Жан Филлиоза полагает, что этот феномен может быть объяснен через практику вдувания воздуха в мочевой пузырь. Он основывает свое мнение на отрывке из "Хатха-йога прадипики" (III, 85): "С помощью тонкой трубки медленно вдувай воздух в полость "удара грома"" ["ваджра"; в данном случае - мочеиспускательный канал]. Санскритский комментарий приводит некоторые подробности этой операции: "Он обзаводится гладкой свинцовой палочкой, длиной в 14 пальцев, и практикует введение ее в уретру. В первый день он вводит ее внутрь на один палец. На второй день - на два пальца... И так далее, постепенно увеличивая введение. Когда палочка войдет на 12 пальцев в глубину, уретральный канал очищается. У него есть еще одна подобная палочка, только с изогнутым концом длиной в два пальца и отверстием вверху; эту палочку нужно ввести на 12 пальцев внутрь. Затем он берет трубку для вдувания, похожую на трубку ювелира, с помощью которой тот разжигает пламя, и вставляет ее в отверстие искривленного на два пальца конца свинцовой трубочки, введенную на 12 пальцев в уретру, и потом выполняет вдувание. Таким способом осуществляется полное очищение канала. Затем следует практиковать поглощение воды уретрой". Транслируя этот немаловажный текст, д-р Филлиоза добавляет: "Раздувание мочевого пузыря воздухом, однако, не является необходимостью для всех йогинов, практикующих мочепузырное всасывание. Мы самолично наблюдали одного из них, исполнявшего это упражнение без предварительной воздушной инъекции. Если такая инъекция имела место в наше отсутствие, то это должно было произойти не менее чем за полчаса до начала упражнения, потому что йогин выполнил несколько других упражнений в течение этого времени, еще до этого всасывания. Впрочем, необходимы еще более точные наблюдения, чем те, которые удалось сделать". По всей видимости, существуют и другие методы хатхайоги, дающие те же результаты. Следовательно, мы вправе предположить, что некоторые йогины специализировались в физиологических техниках, в то время как большинство выполняло старомодные практики "мистической физиологии". Хотя индуисты и разработали сложную систему наукообразной медицины, ничто не обязывает нас считать, что теории мистической физиологии развивались в зависимости от этой объективной утилитарной медицины, или, по крайней мере, в связи с ней. "Тонкая физиология", скорее всего, была выработана на основе аскетических, экстатических и созерцательных упражнений, выраженных тем же символическим языком, что и традиционная космология и ритуал. Это не значит, что такие упражнения являлись нереальными; они были абсолютно реальны, но не так, как реальны физические объекты. Тантрические и хатха-йогические тексты поражают своим "практицизмом", однако эти "практики" совершенно отличались от деятельности, происходящей на уровне обычной мирской жизни. "Вены", "нервы" и "центры", которые мы вскоре начнем обсуждать, несомненно, известны из психосоматического опыта и связаны с глубинной жизнью человека, но из этого не следует, что "вены" и т. п. означают какие-то анатомические органы и чисто физиологические функции. Некоторые исследователи пытались локализовать эти "вены" и "центры". Например, Г. Вальтер полагает, что в хатха-йоге "нади" означает "вену"; он идентифицирует иду и пингалу с сонной артерией (laeva и dextra), а брахмарандхру с sutura frontalis (лобным швом). Обычно отождествляют "центры" (чакры) с нервными узлами, плексусами: муладхара чакра соотносится с крестцовым плексусом; свадхиштхана - с плексусом предстательной железы; манипура - эпигастрический плексус; анахата - фарингиальный, аджня - кавернозный (полостной) плексус. Однако при внимательном чтении текстов уясняется, что переживания, о которых идет речь, являются трансфизиологическими, что все эти "центры" представляют йогические состояния, т. е. состояния, которые недоступны без предварительной духовной аскезы. Одними лишь психофизиологическими практиками по "умерщвлению плоти" недостаточно "пробудить" чакры или проникнуть в них; существенным и необходимым фактором остается медитация, духовная реализация. Так что уместнее рассматривать "мистическую физиологию" как результат и концептуализацию экспериментов, с незапамятных времен выполнявшихся аскетами и йогинами. Далее, не следует забывать, что йогины проводили опыты на своем "тонком" теле (т. е. испытывая такие ощущения, усилия и сверхсознательные состояния, которые были недоступны непосвященным), что они являлись мастерами в сферах бесконечно более глубоких, чем "нормальный" психический мир, что они проникали в глубины бессознательного и были способны "пробудить" архаические области примордиального сознания, которые у других людей находятся обычно в состоянии спячки. Тело, создаваемое в практиках хатха-йоги, тантры и алхимии, типологически соответствует телу "человека-бога", концепция которого, как мы знаем, имеет долгую предысторию как у индоариев, так и у доарийских народов. Тантрическая теандрия была только новым вариантом ведической макроантропии. Исходным началом для подобных теорий, примеры которых можно обнаружить почти во всем мире, являлась, безусловно, древняя идея трансформации человеческого тела в микрокосм. В арийской Индии она находила свое выражение начиная с ведических времен. "Ритмы дыхания", как мы уже видели, соотносились с космическими ветрами ("Атхарваведа", XI, 4,15) и со сторонами света ("Чхандогья-упан.", III, 13,1 - 5). Ветром "связана" вселенная ("Брихадараньяка-упан.", III, 7, 2), а дыханием "связан" человек (АВ, X, 2,13); эта символика "связывания" развилась впоследствии в Индии в грандиозную концепцию космической иллюзии (майя), а в других регионах - в представление о "нитях жизни", о нитях судьбы, которые ткут некоторые богини. Когда с течением времени ведическое жертвоприношение "интериоризуется", тело становится микрокосмом ("Вайкханасасмартасутра", II, 18). Спинной хребет отождествляется, например, с горой Меру, т. е. с осью мира. Вот почему, в соответствии с буддийской традицией, Будда не мог повернуть свою голову, и ему приходилось поворачивать все тело целиком, "подобно слону": его позвоночник был фиксирован, недвижен, как ось вселенной. Согласно традиции, Меруданда состоит из одного монолита, что указывает на ее идеальный, неанатомический характер. В одном тантрическом тексте заявляется, что Сумеру располагается в самом теле; пещера в горе уподобляется высшей истине. Ищущий "реализует" антропокосмос в ходе йогической медитации: "Представь, что центральная часть [спинной хребет] твоего тела - это гора Меру, руки и ноги - четыре континента, пространство между ними - субконтиненты, голова - миры богов, два глаза - солнце и луна". Тантрическая садхана использует эту архаическую космофизиологию, образы и символы которой предполагают некую мистическую проверку, теандрию, освящающую человека в процессе аскетических и духовных практик. В этих практиках вследствие бесконечных идентификаций органов и физиологических функций с космическими сферами, звездами и планетами, богами и т. д. сенсорная деятельность чрезмерно превозносится. Хатха-йогаи тантра придали телу универсальность, придав ему макроантропологический масштаб и отождествив его с различными "мистическими телами" (акустическими, архитектоническими, иконографическими и т. п.). Например, яванский тантрический трактат Санг хьянг камахаяникан, на который обратили внимание Штуттергейм и П. Мю, соотносит каждый соматический элемент человеческого тела с буквой алфавита и частью архитектонического памятника, ступапрасадой (которая, в свою очередь, уподобляется Будде и космосу). Некоторые "тонкие тела" здесь выделяются особо: акустическое, архитектоническое, мистико-физиологическое тело (гомология, разумеется, относится не к обычным телесным органам, но к чакрам, "центрам"). Эта многослойная система соотнесений должна быть "реализована"; предполагается, что следствием этой йогической реализации является "расширение" физического тела до вселенских, универсальных размеров. "Вены" и "центры", упомянутые в трактатах, относятся прежде всего к таким состояниям, которые можно воплотить лишь на уровне сверхобычного углубления "ощущений тела".

НАДИ: ИДА, ПИНГАЛА, СУШУМНА



Тело - как физическое, так и тонкое - пронизано разнообразными "нади" (букв. "Трубка", "судно", "вена" или "артерия", а также "нерв") и содержит чакры (букв. "диск", "колесо", "круг", необычно "чакра" переводится как "центр"). Несколько упрощая, можно сказать, что жизненная энергия, в форме "дыханий", циркулирует внутри нади, а космическая энергия присутствует в скрытом виде в чакрах. Нади многочисленны: "Невозможно сосчитать даже те большие и малые нади, которые содержатся в листе ашваттхи." (Тришикхибрахманопанишад, 76). Впрочем, некоторые цифры все-таки приводятся: 300 000, 200 000, 80000, 72 000 нади. Из них число "72" имеет особенную важность. Далеко не все носят имена. "Шива самхита" упоминает 14, в большинстве сочинений перечисляются 10 нади: ида, пингала (или пингла), сушумна, гандхари, хастиджихва, пуса, яшасвини, аламбуша, кухуш, самкхини ("Горакша шатака", 27, 28). Эти нади заканчиваются соответственно в левой ноздре, правой ноздре, брахмарандхре, левом глазу, правом глазу, правом ухе, левом ухе, во рту, половом органе, анусе (ГШ, 29 - 31). (Впрочем, есть и иные варианты; согласно другим трактатам, некото рые нади заканчиваются в области колен.) Самые важные из всех этих нади, которые играют основную роль в любой психотехнике хатха-йоги - первые три: ида, пингала и сушумна. Мы позднее обсудим некоторые названия, касающиеся иды и пингалы, а также чрезвычайно сложную систему гомологии, которая разрослась вокруг них. В данный же момент назовем несколько эпитетов для сушумны: брахманади (ХЙП, II, 46), махапатха ("великий путь"), шмашана ("кладбище"), шамбхави (одно из имен Дурги), мадхъямарга ("срединный путь") (ХЙП, III, 4). Их символизм прояснится в дальнейшем. Описания нади обычно даются в краткой форме; в изобилии встречаются клишированные, стереотипные формулировки, а использование "тайного языка" делает их еще более трудными для понимания. Мы процитируем один из основных текстов, описывающих мистическую сущность сушумны: "В пространстве за пределами Меру (Позвоночник. (Это и следующие за ним 17 примечаний сделаны пере водчиком текста, Артуром Авалоном [сэром Джоном Вудроффом].)), слева и справа от нее, располагаются две схиры (т.е. нади) : Шаши (луна, т. е. женское начало, или Шакти-рупа нади ида, с левой стороны) и Михира. (солнце, или мужское начало, пингала, с правой стороны) Нади сушумна, чья субстанция состоит из трех гун (три гуны - либо как саттва, раджас, тамас, либо как "нити": нади сушумна находится внутри нади ваджра, а эта последняя - в нади читрини), находится в центре. Она имеет форму луны, солнца и огня. (т. е. как читрини, ваджрини и сушумна.) Ее тело подобно стеблям цветов дхустура (dhatura fastuos), протянуто от середины канды (корень всех нади. "Канда" означает "луковицу".) до головы, а ваджра внутри нее тянется, светясь, от медхры (пенис) до головы. Внутри нее (т. е. внутри ваджры, которая, в свою очередь, располагается внутри сушумны) находится читрини, которая светится блеском пранавы (мантра "ом") и к которой стремятся в йоге йогины. Она (читрини) тонка, словно паутина, и проходит сквозь все лотосы, находящиеся в позвоночнике; она является чистой способностью познания. (Шуддхабодхасварупа. "Из нее производят джняну те, кто чист" (Шан кара).) Она прекрасна от этих лотосов, встречающихся на ее пути. Внутри нее - брахманади (Брахманади - это не нади, отделенная от читрини, но канал внутри нее), которая тянется от отверстия в пещере Хары (Шива; здесь - сваямбху-лингга) до запредельной сферы, где пребывает Адидева (парама бинду... Брахманади достигает ее вершины, но не самого Ади деву). Она (т. е. читрини, внутренняя часть которой называется брахманади) красива, как вспышка молнии и прекрасна, как нить лотоса, и светится в сознании святого. Она чрезвычайно тонка; она - источник чистого знания, воплощение всякого блаженства, истинная природа которого есть чистое сознание (шуддха-бодха-свабхава) Брахмадвара (дверь Брахмана) сверкает в ее устье. Это место - вход в сферы, благоухающие амброзией, и называется он узлом, а также устьем сушумны". (Satcakranirupana, 1-3; tr. Arthur Avalon, the Serpent Power. Madras, 1924, p.4 - 12.) Безусловно, мы сталкиваемся здесь с феноменами "тонкого" тела и "мистической физиологией". Тем не менее в данном отрывке нет ничего абстрактного - в нем содержатся не концептуализации, а образы, выражающие сверхчувственные переживания. Трактаты постоянно подчеркивают, что у непосвященного нади "нечисты", "засорены" ичтоони должны быть "очищены" с помощью асан, пранаямы и мудр (напр., ХЙП, I, 58). По иде и пингале циркулируют два дыхания, равно как и вся тонкая энергия тела; они никогда не являются просто "суднами" или "каналами", относящимися к физиологическим органам. Согласно Саммохана-тантре (цит. по "Шатчакранирупане"), ида - это Шакти, а пингала - Пуруша. В других текстах говорится, что лалана (т. е. ида) ирасана (пингала) проводят соответственно семя и яйцеклетку. ("Садханамала", "Хеваджра-тантра" и "Херукта-тантра" цитируют ся по: Dasgupta, Introduction to Tantric Buddhism, p. 119.) Но семя есть сущность Шивы и луны, а менструальная кровь (в целом отождествляемая с "раджасом женщин") есть сущность Шакти и солнца ("Горакшасиддхантасанграха", цит. Дасгуптой, с. 172). В комментарии на "Дохакошу" Канхупады сказано, что луна рождена из мужского семени, а солнце - из яйцеклетки. Самые обычные обозначения иды и пингалы в индуистских и буддийских тантрах - "солнце" и "луна". "Саммохана-тантра" утверждает, что левосторонняя нади является "луной", по причине своей мягкой природы, а правосторонняя нади, благодаря своей сильной природе, - "солнцем". "Хатха-йогапрадипика" сравнивает их с днем и ночью; мы скоро убедимся в важности этого темпорального символизма. Нельзя забывать и о том, что через иду и пингалу движутся прана и апана; прана отождествляется с Раху (асуром, глотающим луну), а апана - с "огнем времени" (калагни). Эти соотнесения дают один из ключей к пониманию их смысла: практикуя главные виды дыхания через главные "тонкие каналы", можно разрушить время. В буддийских тантрах сушумну заменяет авадхути, этот "нерв" рассматривается как дорога к нирване. В "Садханамале" (II, 448) говорится: "Лалана обладает природой праджни, расана - природой упайи (средств); авадхути пребывает в центре, будучи обителью махасукхи (великого блаженства)". Комментарии к "Дохакоше" объясняют термин "авадхути" как "то, что своей лучезарной сущностью уничтожает все грехи". Трактаты постоянно возвращаются к этой теме: держаться среднего пути, избегать левого и правого как ловушек. "Отрежьте оба крыла, зовущиеся солнцем и луной!". "Разрушая... лалану и расану с обеих сторон..."3 "Когда чандра (луна) и сурья (солнце) стерты и смешаны друг с другом, заслуги и проступки немедленно исчезают" (saraha). Адепт достигает великого блаженства, "неуклонно следуя срединным путем и подавляя [держа под контролем] правый и левый (пути)" 5. "Правое и левое - две западни". Подводя предварительные итоги, отметим два аспекта этого символизма: 1) акцент ставится на двух главных дыханиях - пране и апане, уподобляемые солнцу и луне, что влечет за собой и тенденцию к космизации человеческого тела; 2) тем не менее все усилия садхаки направлены на объединение "луны" и "солнца"; действуя в таком духе, он придерживается "срединного пути". Мы вскоре увидим, как многозначен и сложен символизм этого солнечно-лунного союза. В данный же момент для нашего анализа требуется описание чакр.

ЧАКРЫ


Согласно индуистской традиции, существует семь основных чакр, которые отождествляются некоторыми учеными с шестью плексусами и с лобным швом (sutura frontalis). (Для более полного знакомства с доктриной чакр мы рекомендуем читателю обратиться к наиболее авторитетному трактату в этой области, "Шатчакранирупане", переведенному Артуром Авалоном.) 1) Муладхара (мула - "корень") располагается у основания позвоночного столба, между анальным отверстием и половым органом (крестцово-копчиковый плексус). Она имеет форму красного лотоса с четырьмя лепестками, в которые вписаны золотые буквы в, щ, ш и с. В середине лотоса - желтый квадрат, эмблема элемента "земля" (притхиви); в центре квадрата находится треугольник, вершиной вниз, символ йони. Этот треугольник называется камарупой; в центре его - сваямбхулинга (лингам как таковой), вершина которого сверкает подобно драгоценному камню. Обвившись вокруг него, словно змея, восемь раз, яркая, как молния, спит кундалини, блокируя открытие лингама своим ртом (или головой). Таким образом, кундалини препятствует открытию брахмадвары ("двери Брахмана") и вступлению в сушумну. Муладхара-чакра отождествляется со связующей силой материи, инерцией, возникновением звука, чувством обоняния, апаной, Индрой, Брахмой, Дакини Шакти и т. д. 2) Свадхиштхана, которую называют также джаламандала (ибо ее таттва - вода) и медхрадхара (медхра - "пенис"), располагается у основания мужского полового органа (крестцовый плексус). Лотос с шестью алыми лепестками, вписанные буквы - б, бх, м, й, р, л. В середине лотоса - белый месяц, мистически соотнесенный с Варуной. Посреди месяца находится биджа-мантра бога Вишну, а внутри нее - сам Вишну в объятиях Чакини Шакти. (Согласно "Шива самхите" (V, 99) - Ракини) Свадхиштхана чакра отождествляется с элементом "вода", белым цветом, праной, осязанием, рукой и т. д. 3) Манипура (мани - "драгоценность", пура - "столица") или набхиштхана (набхи - "пуп") находится в поясничном отделе, на уровне пупка (эпигастрический плексус). Голубой лотос с десятью лепестками и церебральными д, дх, н, зубными т, тх, д, дх, н, а также п и пх. В середине лотоса - красный треугольник, в треугольнике - бог Махарудра, сидящий на быке, вместе с голубой Лакини Шакти. Эта чакра соотносится с элементом "огонь", солнцем, раджасом (менструальной кровью), дыханием саманой, зрением и т. п. 4) Анахата (анахахата шабд; звук, произведенный без контакта между двумя объектами, т. е. это мистический звук); область сердца, обитель праны и дживатмана. Цвет красный. Лотос с двенадцатью золотыми лепестками (буквы к, кх, д, дх и др.). В середине его - два скрещенных треугольника, образующие фигуру, похожую на печать Соломона, в центре которой - еще один золотой треугольник, внутри же последнего находится сверкающий лингам. Над двумя треугольниками - Ишвара с красной Какини Шакти. Анахата-чакра соответствует элементу "воздух", осязанию, фаллосу, мускульной энергии, кровеносной системе и т. д. 5) Вишуддха (чакра чистоты); область горла (ларингиальный и фарингиальный узлы, в точке соединения позвоночного столба и продолговатого мозга), место дыхания уданы, обитель бинду. Лотос с шестнадцатью лепестками (буквы-звуки а, аа, и, у, уу и др.). Внутри лотоса - голубое пространство, в центре которого - белый круг, в середине же круга находится слон, на нем биджамантра х (хам), которую поддерживает Садашива, наполовину серебряный, наполовину золотой, что символизирует его сущность андрогина. Сидя на быке, он держит в своих многочисленных руках разные предметы и (, эмблемы, характеризующие его (ваджра, трезубец, колокольчик и т. д.). Половину его тела образует Сада Гаури, имеющая десять рук и пять лиц (с тремя глазами на каждом лице). Вишу ддхи-чакра связывается с белым цветом, эфиром (акашей), звуком, кожей и т. п. 6) Аджня ("порядок", "власть") расположена в точке между бровей (многополостной, кавернозный плексус). Белый двухлепестковый лотос с буквами х и кш. Сфера когнитивных способностей - буддхи, аханкара, манаса, а также и индрий в их "тонкой" модальности. В лотосе находится белый треугольник, вершиной вниз (символ йони); в центре треугольника - белый лингам, называемый итара ("другой"). Здесь обитель Парамашивы. Биджа-мантра - ом. Богиня-покровительница Хакини; у нее шесть лиц и шесть рук, и она восседает на белом лотосе. 7) Сахасрара - на макушке головы, представлена в форме лотоса с тысячью лепестков (сахасра - "тысяча"), обращенными верхушками вниз. Также называется брахмастхана, брахмарандхра, нирвана-чакра и т. д. Лепестки несут многообразные буквосочетания санскритского алфавита, насчитывающего 50 букв (50 x 20). В середине лотоса - полная луна, содержащая треугольник. Именно здесь окончательно воссоединяются Шива и Шакти, здесь реализуется последняя цель тантрической садханы, и здесь же кундалини завершает свое путешествие по шести чакрам. Следует отметить, что сахасрара не принадлежит к телесному плану, она означает уже план трансцендентного - это и объясняет то, почему авторы обычно говорят о "шести чакрах". Есть и другие чакры, имеющие меньшее значение. Так, между муладхарой и свадхиштханой располагается йоништхана; это место встречи Шивы и Шакти, обитель блаженства. Она, как и муладхара, называется "камарупа". Это источник желания и, на телесном уровне, ожидание союза Шивы с Шакти, который осуществляется в сахасраре. Возле аджня-чакры находится манас-чакра и сома-чакра, соотнесенные с интеллектуальными функциями и некоторыми Логическими переживаниями. Около аджня-чакры располагается также карана-рупа, вместилище семи "причинных форм", которые, как считается, производят и конституируют "тонкие" и "физические" тела. Наконец, другие тексты упоминают еще и адхары ("опоры", "хранилища"), находящиеся между чакрами или идентифицированные с ними. В буддийских тантрах говорится, как правило, о четырех чакрах, расположенных соответственно в пупочной, сердечной, ларингиальной и церебральной областях; последняя из этих чакр, самая важная, называется ушнишакамала ("лотос головы") и соответствует сахасраре индуистов. Три первые чакры - местоположение трех "тел Будды" (кая): нирманакая в пупочной чакре, дхармакая - в сердечной, самбхогакая - в горловой. Впрочем, относительно числа и расположения этих чакр мнения источников зачастую расходятся. Как и в индуизме, чакры ассоциируются с мудрами, а также богинями: Лочаной, Мамаки, Пандарой и Тарой. Говоря о четырех чакрах, "Хеваджра-тантра" соотносит их с другими четверицами: четырьмя таттвами, ангами, моментами времени, четырьмя благородными истинами и т. д. Если посмотреть на чакры проективно, то они образуют мандалу, центр которой выражен брахмарандхрой. Именно в этом "центре" происходит разрыв уровней существования, разрыв, осуществляемый через парадоксальный акт трансценденции, выхода за пределы сансары, "выпадения из времени". Символика мандалы вообще является конституирующим элементом индийских храмов и любых священных сооружений: рассмотренный в перспективе, храм представляет собой мандалу. Можно сказать, что любой ритуальный обход культовой постройки равносилен приближению к центру, что вход в храм повторяет инициатическое вступление в мандалу или продвижение кундалини через чакры. Кроме того, тело преобразуется как в микрокосм (с горой Меру в качестве центра), так и в пантеон; каждая область и каждый "тонкий орган" имеют своего бога-покровителя, мантру, мистическую букву и т. п. Ученик не только идентифицирует себя с космосом, но и "заново открывает" в своем теле возникновение и деструкцию Вселенной. Как мы позднее увидим, тантрическая садхана включает две ступени: 1) космизацию человека и 2) трансценденцию космоса, т. е. его деструкцию посредством объединения оппозиций ("солнца" с "луной" и др.). Великий символ этой трансценденции - последний акт подъема кундалини, когда она соединяется с Шивой, на вершине головы, в сахасраре1. (Впрочем, многие тантрические школы не используют символики кундалини для выражения единства противоположностей.)

КУНДАЛИНИ



Некоторые аспекты кундалини уже были упомянуты выше. Она описывается и в форме змеи, и богини, и "энергии". "Хатха-йогапрадипика" (III, 9) представляет ее в следующих выражениях: "Кутиланги ("изогнутое тело"), Кундалини, Бхуджанги ("змеиное тело"), Шакти, Ишвари, Кундали, Арудхати - все эти слова означают одно и то же. Как дверь открывается ключом, так и йогин открывает дверь мукти (освобождения), пробуждая Кундалини посредством хатха-йоги"2. Когда спящая богиня просыпается благодаря милости гуру, она быстро пересекает все чакры (ШС, IV, 12 - 14; ХЙП, III, 1). Отождествленная с Шабдабрахманом, слогом "ом", кундалини обладает всеми признаками всех богов и богинь3. В форме змеи кундалини манифестируется у основания "ствола" (адхары), в форме Парадеваты она пребывает в сердцевине узла в центре адхары, откуда исходят нади. Кундалини движется в сушумне посредством силы, возникающей во внутреннем чувстве, манасе, под влиянием праны, и "тянется вверх по сушумне подобно игле, передвигающейся по нити" (ГШ, 49). Кундалини пробуждается с помощью асан икумбхак, и "тогда прана поглощается шуньей" (ХЙП, IV, 10). Пробужденная кундалини вызывает интенсивный жар. Ее движение по чакрам проявляется в том, что нижняя часть тела становится оцепеневшей и холодной как труп, тогда как в местах, через которые проходит кундалини, возникает жар272. Буддийские тантры еще сильнее подчеркивают воспламеняющую природу кундалини. С их точки зрения, Шакти (она же Чандали, Домби, Йогини, Найрамани и др.) пребывает в спящем состоянии в нирманакае (пупочной области); адепт пробуждает ее, направляя сюда бодхичитту, и это пробуждение ощущается им как "великий огонь". "Хеваджра-тантра" говорит, что "Чандали разгорается в пупке" и что когда все сожжено, луна (расположенная в области лба) позволяет упасть благодатным каплям нектара. Поэма Гунджарипады высказывается об этом явлении в туманной форме: "Лотос и гром встречаются вместе в середине, и от их союза разгорается Чандали; это вспыхнувшее пламя соприкасается с домом Домби, но я беру луну и лью воду. Без опаляющего жара, без дыма взбирается она ввысь по горе Меру". Мы еще вернемся к значению этого символического языка. Пока отметим следующее обстоятельство: как полагают буддисты, тайная сила спит в пупочной чакре; она воспламеняется в процессе йогической практики и, в качестве огня, достигает двух высших чакр (дхармы и самбхоги), вступает в них, затем достигает ушнишакамалы и, уничтожив огнем все на своем пути, возвращается к нирманакае. Другие тексты считают, что этот жар возникает благодаря "трансмутации" сексуальной энергии. Связь кундалини (чандали) с огнем, вызывание внутреннего тепла через подъем кундалини по чакрам - факты, которые необходимо выделить особо. Читатель вспомнит, что, согласно некоторым мифам, богиня Шакти была создана огненными энергиями всех богов. Хорошо известно также, что производство "внутреннего огня" - очень старая магическая техника, которая достигла своего высшего развития еще в шаманизме. Уместно подчеркнуть факт обращения тантризма к этой универсальной магической традиции, хотя духовное содержание его главного переживания - восхождение кундалини и пробуждаемый ею "огонь" - находится на качественно ином уровне, чем в магии и шаманизме. В дальнейшем мы еще будем иметь повод, опять же в связи с феноменом "внутреннего огня", исследовать симбиоз тантризма и шаманизма, засвидетельствованный в некоторых гималайских практиках. Нельзя приступать к упражнениям по пробуждению кундалини без духовной подготовки, которая, впрочем, необходима и для всех рассмотренных выше дисциплин. Ее подлинное пробуждение и движение через чакры вызываются при помощи практики, сущностными элементами которой являются остановка дыхания (кумбхака) и особая телесная поза (асана, мудра). Один из наиболее часто используемых способов остановки дыхания - тот, который предписывается в кхечаримудре: загородить дальнее небо поворотом языка назад и всунуть кончик языка в горло. (Чтобы упражнение прошло успешно, уздечка языка должна быть заблаговременно надрезана.) Обильное слюновыделение, возникающее вследствие этой практики, интерпретируется как небесная амброзия (амрита), а плоть самого языка- как коровье мясо, которую "поедает" йогин (ХЙП, III, 47 - 49). Эта символическая интерпретация частного "физиологического случая" не лишена интереса: она пытается выразить тот факт, что йогин действует "трансцендентно": ему позволено нарушить строжайший индуистский запрет (есть мясо коровы), ибо он больше не обусловлен, не от мира сего; он вкушает небесную амброзию. Это лишь один аспект кхечаримудры; позднее мы увидим, что перегораживание горла языком и возникающая вследствие этого остановка дыхания являются также элементами и сексуальной тантрической практики. Однако пробуждение кундалини, вызываемое таким способом, суть только начало упражнения; йогин в дальнейшем пытается удержать кундалини в срединном канале (сушумне), а затем заставить ее подняться через чакры к макушке головы. Согласно самим тантрическим авторам, это усилие редко бывает успешным. Процитируем следующий загадочный пассаж из Таракханды (он встречается также и в Тантрасаре): "Пейте, снова пейте, пейте, пока не свалитесь на землю; вставайте и снова пейте, ибо нет перерождения". Здесь выражен опыт, реализуемый в процессе полной остановки дыхания. Комментарий поясняет: "На первой стадии Шатчакра Садханы садхака [ученик] не может задержать дыхание на сколько-нибудь длительный срок, который требуется для непрерывной практики концентрации и медитации на каждом центре Силы [чакры]. Поэтому он и не способен удержать кундалини в сушумне дольше, чем позволяет его контроль над кумбхакой. Следовательно, после того как он испил небесной амброзии, ему нужно опуститься на землю, т. е. до муладхары-чакры, являющейся центром элемента "земля". (Амброзия может быть понята по-разному, в частности как обильное слюнотечение, вызванное поворачиванием кончика языка в горле.) Садхака должен практиковать это снова и снова, и постоянной практикой причина перерождения ликвидируется". Для ускорения подъема кундалини в некоторых тантрических школах телесные позы (мудры) комбинировались с сексуальными практиками. В основе этого подхода лежала идея необходимости одновременного "обездвиживания" дыхания и семени. "Горакша самхита" (61 - 71) утверждает, что во время исполнения кхечаримудры бинду (т. е. сперма) "не исходит" даже тогда, когда йогин пребывает в объятиях женщины. Поскольку же "бинду остается в теле, страх смерти исчезает. Даже если бинду вступил в огонь (т. е. готов извергнуться), его немедленно возвращают, останавливая с помощью йонимудры". "Хатха-йога прадипика" (III, 82) рекомендует ваджролимудру для тех же целей. Требуется молоко и "покорная женщина". Йогину "следует извлечь свой половой орган (медхра), (вместе с бинду, извергаемым в майдхуне)", и такое же возвратное поглощение должна исполнить женщина. "Остановив свой извергаемый бинду, йогин может сохранить его... От извержений бинду наступает смерть, от его задержки - жизнь". Все произведения подобного рода настаивают на взаимозависимости дыхания, психоментального опыта и мужского семени. "Пока движется воздух, движется и бинду; когда воздух прекращает двигаться, то и бинду становится неподвижен. Поэтому йогин должен поставить дыхание под контроль и обрести неподвижность. Пока прана остается в теле, жизнь (джива) не покидает его" (ГС, 90-91). Мы видим, что бинду зависит от дыхания и в некотором смысле отождествляется с ним: ибо исхождение и одного и другого равносильно смерти. Бинду также соотносится и с сознанием; таким образом, в конце концов возникает гомология трех уровней, на каждом из которых присутствует "движение" или "неподвижность" праны, бинду и читты. Так как кундалини ослабляется (Так в тексте (weakened). Видимо, опечатка: должно быть awakened (пробуждается). - Примеч.. пер.)   благодаря намеренной остановке - будь то остановка дыхания или семяизвержения, - то очевидна значимость понимания структуры и разновидностей этой трехуровневой гомологии. Тем более что сами тексты не всегда вносят ясность в то, какой именно уровень они подразумевают.

"ИНТЕНЦИОНАЛЬНЫЙ ЯЗЫК"



Тантрические сочинения зачастую написаны "интенциональным языком" (сандхья-бхаша), т. е. языком тайным, темным, двусмысленным, в котором состояния сознания выражаются через эротические термины, а мифолого-космологический словарь перегружен словами, имеющими хатха-йогические или сексуальные значения. В Саддхарма пундарика-сутре выражения типа сандхабхашита, сандхабхашья, сандхавачана встречаются неоднократно. Бюрнуф переводил их как "энигматический язык". Керн- как "тайну", а Макс Мюллер- как "сокровенные речения". В 1916 г. Хара Прасад Шастри предложил термин "сумеречный язык", т. е. язык "света и тьмы" (ало-а-дхари). Однако только Видхушекар Шастри впервые показал, что этот термин является сокращенной формой слова сандхая, которое можно перевести как "нацеливаться на", "иметь в виду", "намереваться", "относитьсяк" и т. д. Здесь и в помине нет никаких признаков "сумеречного языка". "Вполне возможно, что писцы, не зная истинного значения сандхаи или ее краткой формы "сандха", изменили это слово в "сандхью" ("сумеречный"), с которым они были очень хорошо знакомы". "Хеваджратантра" называет сандхабхашу "великим учением" (махасамая) йогинов, "великим языком" (махабхаша) и провозглашает его "исполненной священного значения (самая-санкета вистарам). Так "сандха" приобретает значение "тайны", "сокрытости". Ритуальные загадки и шутки были в ходу еще с ведийских времен; (Ригведа, I, 164; I, 152, 3; VIII, 90, 14; X, 55, 5 и т. д. Атхарвабеда,   VIII, 1; XI, 8, 10.) каждая по-своему открывала тайны Вселенной. В тантризме же мы найдем целую систему тщательно разработанных шифров, происхождение которых невозможно объяснить одной только замкнутостью його-тантрических опытов; для выражения подобных опытов издавна использовались символы, мантры и мистические буквы. Сандхьябхаша преследует иную цель: во-первых, она старается скрыть учение от непосвященного, а во-вторых, что более важно, стремится ввести йогина в "ситуацию парадокса", необходимого для его духовного роста. Семантическая многозначность слов в конце концов сменяется двусмысленностью системы намеков, внутренне присущих и любому обычному языку. И эта деструкция языка тоже по-своему вносит вклад в "разрушение" профанного универсума и замещение его миром взаимообратимых целостных уровней. В целом подобный символизм выражает некую вселенскую "пористость", "открытость" для существ и вещей значений, далеких от повседневности. А в тантризме "интенциональный язык" становится ментальным упражнением, формирует неотъемлемую часть сад ханы. Ученик должен постоянно переживать таинственный процесс отождествлений, сходящихся в "одной точке, т. е. понимать причину космических манифестаций: ведь он сам отныне становится микрокосмом и должен "пробудить" и осознать все силы, которые, на разных уровнях, периодически создают и разрушают Вселенную. Не только для того, чтобы сокрыть великую тайну от непосвященного, ему рекомендуют понять бодхичитту одновременно и как "мысль о пробуждении", и как мужское семя; но через самый язык (т. е. через создание новой, парадоксальной речи, появляющейся вместо исчезнувшего мирского языка) йогин должен вступить на ту ступень, на которой семя может быть превращено в мысль, и наоборот. Этот процесс разрушения и воссоздания языка можно наблюдать у тантрических поэтов, особенно у буддийских сиддхачаръев, авторов энигматических песен (чарьев). В поэме Куккурипады говорится: "Когда из двух (сосцов) выдаивается молоко (или: "когда у черепахи сочится молоко"), оно не может быть сохранено в горшке; крокодил пожирает плоды тамаринда. Фасад находится перед домом... Серьги... украдены посреди ночи. Свекор ложится спать, невестка просыпается - вор стащил серьги, где их теперь искать? Даже днем визжит невестка, страшась вороны - а вдруг прилетит она ночью? Такую чарью поет Куккурипада, и лишь немногие сердца могут постичь ее" . Согласно комментариям, эта чарья может быть истолкована следующим образом: два- это две "вены", ида и пингала; молоко, которое "выдаивается" из них, - бодхичитта, а "горшок" (пита, или питха) - это манипура-чакра. Древо (рукха, т. е. врикша) тамаринд означает тело, а "плоды" тамаринда - мужское семя в форме бодхичитты; "крокодил", который "пожирает" его, - это йогин, задерживающий дыхание. "Дом" -место блаженства; "серьги" означают аспект омраченности, "вор" символизирует сахаджананду (блаженство "сахаджа", которое мы будем обсуждать ниже; "середина ночи" есть состояние полного поглощения наивысшим блаженством. "Свекор" (сусура) - это дыхание, "день" -бодрствующее состояние (паравритти) ума, а "ночь" - состояние покоя (нивритти), и т. д. Мы оказываемся во вселенной аналогий, гомологий, двойных смыслов. В этом "интенциональном языке" любой эротический феномен может соответствовать хатха-йогическому упражнению или ступени медитации, так же как любой символ может придать любому "состоянию святости" эротическое значение. Следовательно, тантрический текст допустимо прочитывать несколькими способами: литургическим, йогическим, тантрическим и т. д. Комментарии особо подчеркивают последние два. Прочтение текста йогическим способом предполагает выявление тех или иных ступеней медитации, на которые он намекает. Тантрическое значение обычно носит эротический характер, хотя подчас трудно бывает решить, относится ли это к конкретному действию или к сексуальной символике; точнее говоря, существует тонкая проблема различения "конкретного" и "символического", поскольку тантрическая садхана имеет своей целью как раз универсализацию любого "конкретного" опыта, трансформацию физиологии в литургию. Некоторые распространенные термины буддизма махаяны получают в тантризме дополнительное эротическое звучание: падма (лотос) интерпретируется как бхага (чрево); ваджра ("молния") означает лингам (половой член). Таким образом, можно сказать, что Будда (Ваджрасаттва) пребывает в таинственной бхаге бхагаватов. М. Шахидулла восстановил несколько рядов отождествлений, опираясь на "Дохакошу"; П. Ч. Багчи исследовал символизм технической лексики в "Чарьях"; однако надежное истолкование туманных произведений, написанных в "интенциональном" и аллегорическом ключе, все еще далеко от завершения. Приведем несколько образцов, извлеченных преимущественно из "Дохакоши": Ваджра = лингам = шунья. Рави, сурья (солнце) = раджас женщин (менструации) = пингала = правая ноздря = упая (средства). Шашин, чандра (луна) = шукра (мужское семя) = ида= левая ноздря = праджня (мудрость). Лалана (женщина) = ида = абхава (небытие) = чандра = апана = нада = пракрити = тамас = ганга (река Ганг) = свара (гласные) == нирвана, и т. п. Расана (язык) = пингала = прана = раджас = пуруша = вьякджана (согласные) = кали = ямуна (река Ямуна) = бхава (бытие), и т. п. Авадхути (аскет женского пола) = сушумна = праджня = найратма, и т. д. Бодхичитта (мысль о пробуждении) = шукра. Таруни (девушка) махамудра. Грихини (жена) = махамудра = дивьямудра, джнянамудра. Самараса (высшее наслаждение) = коитус = задержка дыхания = остановка

деятельности сознания = остановка эякуляции. Канха пишет: "Женщина и Язык становятся неподвижными и со стороны Солнца, и со стороны Луны". Первое значение - хатха-йогическое: здесь говорится об остановке двух дыханий (прана и апана) в иде и пингале, остановке, происходящей после прекращения деятельности этих двух "тонких вен". Но есть и другое значение: женщин - знание (праджня), язык - усилие, средства достижения (упая); как гносис, так и усилие к реализации должны быть остановлены, и это "обездвиживание" может быть получено только через йогу (задержка дыхания). Но в данном контексте "остановку дыхания" следует понимать как то, что помогает останавливать семяизвержение. Канха выражает это в присущем ему витиеватом стиле: "Неподвижное обнимает Мысль о Просветлении [так переводит Шахидулла; но это можно также перевести и как "мысль о пробуждении], несмотря на то что пыль покрывает ее. Он зрит семя лотоса, чистое по своей природе, в своем теле". Санскритский комментарий поясняет: если во время майтхуны (коитуса) шукра (сперма) не извергается, сознание остается неподвижным. Что касается "пыли" (раджаса), то она является "раджасом женщин" (менструации и генитальные выделения); в майтхуне йогин провоцирует истечение у своей партнерши, а сам не позволяет излиться своей шукре, что влечет двоякое последствие: во-первых, он останавливает извержение шукры и, во-вторых, становится способен поглотить "семя лотоса" (раджас). Таким образом, мы обнаруживаем здесь три "задержки", три "неподвижности", упомянутые и в хатха-йогических трактатах: остановка дыхания, семени и сознания. Глубокий смысл этой "неподвижности" нелегко постичь. Прежде чем исследовать его, нелишне будет ознакомиться с ритуальной функцией сексуальности в Древней Индии и в його-тантрических практиках.



МИСТИЧЕСКАЯ ЭРОТИКА

Майтхуна была известна еще с ведийских времен; осталась она и в тантризме, однако превратилась при этом в инструмент спасения. Применительно к дотантрической Индии необходимо различать два возможных способа ритуального оценивания сексуального союза, каждый из которых архаичен и по структуре, и по происхождению: 1) брачное совокупление как иерогамия; 2) оргиастический сексуальный союз, целью которого являлось либо обеспечение притока плодородности (дождь, урожай, осадки, женщины и др.), либо создание "магической защиты". За примером супружеского соития, превращенного в "иерогамию", не нужно далеко ходить: "Я небо; ты земля", - говорит муж жене ("Брихадараньяка-упанишада", VI, 4, 20). Брачное соединение является обрядом, предполагающим множество предварительных очищений, символических отождествлений и молитв, как и при исполнении ведийского ритуала. В первую очередь меняется женщина: она становится освященным местом, где исполняется жертвоприношение: "Ее лоно жертвенный алтарь; волоски - жертвенная трава; кожа ее - давильня для сомы. Половые губы ее - огонь в центре (вульвы). (Сенар замечает по этому поводу, что текст, видимо, испорчен. Однако другой перевод и невозможен. Кроме того, мы обнаруживаем здесь очень древнее верование, согласно которому огонь происходит из вагины.) Сколь велик, поистине, мир того, кто совершает жертвоприношение ваджрапея [букв. "напиток силы"], столь велик мир того, кто производит совокупление, зная это" (Брихадар.-уп., VI, 4, 3). Отметим одно существенное обстоятельство. Начиная с "Брихадараньяки", становится превалирующей вера в то, что плоды "деяний", идентичные "плодам" ведических жертвоприношений, могут быть получены посредством ритуально исполненного сексуального соединения. Идентификация женского полового органа с жертвенным огнем подкрепляется магическими чарами, которыми обманутый муж опутывает любовника своей жены: "Ты совершил подношение на моем огне" (VI, 4, 12). Деталь одного эротического ритуала, когда желательно, чтобы женщина не зачала, чем-то напоминает первые смутные идеи, касающиеся возвращения семени. "Он должен сперва вдохнуть, затем выдохнуть и произнести с силой: "Силой и семенем я беру из тебя семя! Так она оказывается без семени" (VI, 4, 10). Следовательно, хатхайогическая практика могла существовать, по крайней мере в качестве "магических чар", еще со времен упанишад. Как бы то ни было, в вышеприведенном отрывке движение семени координируется с дыхательным актом и магическим заговором. Концепция эта имеет место и в имени богов: Пусть Вишну приготовит лоно! Пусть Тваштар сотворит образы! Пусть Праджапати вольется! Пусть Дхатар дает тебе плод! Дай плод, Синивали! Дай плод, пышноволосая! Пусть Ашвины, увенчанные лотосами, Вложат в тебя плод! (VI, 4, 21). Адекватное понимание подобного поведения подсказывает, что сексуальность здесь не рассматривалась в контексте некоей психофизиологической ситуации, а расценивалась как ритуал, что открывало путь тантрическим инновациям. Если эротическая сфера освящается и сопоставляется с ритуальной и мифологической сферами, то это символическое сопоставление действует и в обратном порядке: ритуально"№ыражается в терминах, взятых из области эротики. "Когда декламируя, жрец разделяет первые две четверти стиха, а две другие произносит слитно, то это потому, что женщина раздвигает свои бедра и мужчина давит на них во время совокупления; так жрец демонстрирует совокупление, чтобы благодаря жертвоприношению родилось многочисленное потомство. ("Айтарея брахмана", X, 3, 2 - 4). Неотчетливость рецитации хотара тождественна истечению семени; адхварью, когда хотар адресует ему жертвенные призывы, падает на четвереньки и отворачивает свое лицо: это потому, что одно четвероногое поворачивается спиной к другому, изливающему семя (там же, X, 6, 1 - 6). Затем адхварью встает и поворачивает лицо к хотару: это означает, что двуногие находятся лицом друг к другу, когда один из них изливает семя". Мы уже рассматривали церемонию "махаврата", во время которой пуншчали ритуально совокуплялась с брахмачарином или магадхой, в месте, освященном для жертвоприношения. Вероятно, это одновременно выполняло функции ритуала "защиты" и обряда "процветания", как в великом приношении коня, ашвамедхе, в которой жена жертвователя, махиши, пантомимой изображала соитие с жертвенным животным; в конце же этой церемонии четыре жены отдавались четырем главным священникам. В ритуальном коитусе брахмачарина (букв. "целомудренный юноша") с пуншчали (букв. "проститутка") хорошо просматривается стремление достичь coincidentia oppositorum, воссоединения полярностей; тот же мотив мы находим в мифологиях и иконографическом символизме многих архаичных культов. Как бы то ни было, и в ашвамедхе, и в махаврате эротические церемонии все еще сохраняют свою космологическую значимость (ашвамедха суть повторение космогонии). Когда же глубокое значение "совпадения противоположностей" утрачивается, то сексуальный ритуал начинает отрицаться: тад этад пуранам утсаннам на карьям, говорится в "Шанкхаяна Шраута-сутре" (XVII, 6, 2), т. е. "это устаревший обычай; да не будет его больше". Луи де ла Балле Пуссен увидел в этом предписании "протест дакшиначаринов против церемоний сторонников "левой руки"", хотя это маловероятно, поскольку сексуальный символизм еще был далек от тех инноваций, которые привнесли вамачарины. Выше мы процитировали некоторые пассажи из брахман и упанишад; можно добавить еще один, из "Чхандогья-упанишады" (II, 13,1 - 2), в котором сексуальное сношение отождествляется с литургическим пением (саман), в частности, с вамадевъей (мелодией, сопровождающей выдавливание сомы в полдень): 1. Он призывает (ее) - это звук "хим", он просит - это прастава, он ложится с женщиной - это удгитха, он доходит до цели - это Нидхана, он доходит до конца - это нидхана. Это вамадевья, вытканная из соития. 2. Кто знает, что эта вамадевья выткана из соития, тот совершает соитие, возрождает себя с каждым соитием... Да не избегает он ни одной женщины - такова заповедь. Трудно, право, понять, каким образом подобные взгляды могли бы исповедовать адепты "левой руки", поскольку здесь важна трансмутация сексуального соединения в саман (со всеми вытекающими отсюда религиозными последствиями). Как мы уже говорили, такое превращение психофизиологической деятельности в религиозное таинство является характерной чертой любого архаического культа. "Декаданс" начинается с исчезновением символического понимания телесных движений; именно поэтому и были в конце концов отброшены "устаревшие обычаи". Тем не менее символизм совпадения оппозиций продолжает играть важную роль в брахманистской мысли. То, что эротический союз ощущается как "совпадение противоположностей", доказывается еще и тем, что в некоторых произведениях термин "майтхуна" заменяется "самхитой" ("союз"); этот последний термин использовался для выражения попарного группирования слогов, ритмов стиха, мелодий и т. д., а также и для выражения союза с богами и Брахманом. Как мы убедимся в дальнейшем, совпадение оппозиций формирует константу всех ритуалов и медитаций тантризма. В буддийских текстах тоже говорится о майтхуне (палийск. метхуна; см.: "Дигха-никая", I, 36). "Мы должны иметь в виду, - пишет Л. де ла Валле Пуссен3, - что некоторые секты разрешали монахам пользоваться любой "неохраняемой" женщиной (т. е. незамужней, не имеющей работы и т. д.)... Уместно напомнить эпизод с бывшим погонщиком ослов (или птицеловом) Ариттхой, который, даром что монах, утверждал, что любовь не являлась помехой для святой жизни; или еще один случай, с монахом Магандикой, предложившим Будде свою дочь Анупаму, "Несравненную" ("Чулла", VI, 32)". У нас имеется слишком мало сведений для того, чтобы в должной мере раскрыть глубокое значение всех этих обычаев. Необходимо помнить о том, что еще с доисторических времен в Индии были известны эротические обряды, причем в самых разных контекстах. Некоторые из этих обрядов, засвидетельствованных в сфере "народной магии", потребуют нашего внимания позднее. Скорее всего, они не родственны тантрической практике майтхуны.

МАЙТХУНА


Каждая женщина воплощает в себе пракрити. Следовательно, ее следует рассматривать также отстраненно (или с таким же обожанием), как и тогда, когда созерцают непостижимую тайну природы, ее способность к бесконечному созиданию. Ритуальная нагота йогини имеет внутреннюю символическую ценность: если в объятиях обнаженной женщины адепт не испытывает в глубине души тех же потрясающих чувств, которые он переживает при виде космической мистерии, то здесь нет ритуала, а только обыкновенное совокупление, со всеми уже знакомыми нам последствиями (усиление кармической цепи и т. д.). Вторая ступень состоит в трансформации женщины-пракрити в инкарнацию Шакти: она становится богиней, а йогин должен воплотить в себе бога. Тантрическая иконография божественных пар (яб-юм по-тибетски, т. е. "отец-мать") бесчисленных будд в объятиях их Шакти выражает идеальную модель майтхуны. Следует отметить неподвижное положение бога; вся активность исходит от Шакти. (В контексте классической йоги статичный Пуруша созерцает креативную деятельность пракрити.) Как и в случае хатха-йоги, в тантризме эта неподвижность, одновременно реализуемая на трех уровнях "движения" - мышления, дыхания, семяизвержения, - являет собой высшую цель садханы. Мы снова встречаемся здесь с имитацией божественной модели, будь то Будды, Шивы или просто чистого Духа, неподвижного и безмятежного посреди развертывания космической драмы. Майтхуна служит прежде всего для того, чтобы сделать дыхание ритмичным, а концентрацию устойчивой; в этом случае она заменяет пранаяму и дхарану, или, точнее говоря, выступает как их "опора". Йогини - это девушка, которую проинструктировал гуру и чье тело было освящено (адхиштхита) ньясами. Сексуальный союз оказывается ритуальным соединением, в котором человеческая пара становится парой божественной. "Подготовленный к исполнению майтхуны с помощью медитации и обрядов, делающих ее возможной и успешной, он (т. е. йогин) созерцает йогини - свою подругу и возлюбленную, носящую имя Бхагавати - как заместительницу и самую сущность Тары, чистого источника блаженства и покоя. Его возлюбленная воплощает всю женскую природу, она есть мать, сестра, жена, дочь; в ее голосе, просящем любви, ему слышится голос Бхагавати, взывающей к Ваджрадхаре, Ваджрасаттве. В этом и заключается - как для шиваитов, так и для буддийских тантрических школ - путь спасения, бодхи". Кроме того, женщина, избираемая для ритуала майтхуны, совсем не является обычной женщиной для оргий. Панчакрама описывает традиционный обряд: "Мудра, жена йогина, выбранная согласно установленным правилам, предложенная гуру и освященная им, должна быть юной, прекрасной и умной: с нею ученик исполнит церемонию, скрупулезно воплощая полученную шикшу (знание): ибо, если спасение невозможно без любви (стривьяти-ракена), то простого телесного соединения недостаточно для обретения спасения. Практика парамит, цель крия-йоги, не должна быть отделена от этого; пусть садхака любит мудру в соответствии с правилами"2. Пранаяма и дхарана представляют собой только средства, с помощью которых ученик, если верить "Дохакоше", во время майтхуны достигает "неподвижности" и остановки деятельности сознания, "высшего, величайшего блаженства" (парамамахасукха); это самараса (Шахидулла переводит ее как "идентичность наслаждения", но это скорее "единство эмоций", или, еще точнее, парадоксальное, невыразимое переживание открывшегося Единства). "Физиологически" самарасу получают во время майтхуны, когда шукра и раджас остаются без движения. Но, как замечает Шахидулла, "пользуясь мистическим языком "Дохакоши", мы можем объяснить майтхуну, союз лотоса (падмы) и молнии (ваджры) как реализацию состояния пустоты (ваджра = шунья) в сплетении церебральных (мозговых) нервов, т. е. впадме. Можно также понимать "девушку" как пустоту. В "Чарьях" Баудха Ганы найратма, т. е. состояние не-эго, или шуньи, "пустоты", описывается как девушка низшей касты или как куртизанка". (Хорошо известна роль, которую в тантрических "оргиях" (чакрах) играют девушки низших каст, а также куртизанки. Чем более распутна, порочна женщина, тем она пригоднее для обряда. Домби ("прачка", а на тайном языке - найратма) является любимым персонажем всех тантрических авторов (см. "Чарьи" Канхи, у Шахидуллы, с. 111). "Одомби! Ты вся в грязи... Многие зовут тебя безобразной. Но мудрый сжимает тебя в своих объятиях... Одомби! Нет женщины распущенней, чем ты!" (Шахидулла, с. 120). В легендах о 84 махасиддхах, переведенных с тибетского А. Грюнведелем можно часто встретить мотив девушки из низшей касты, которая полна мудрости и обладает магическими силами, которая выходит замуж за царя, может делать золото и т. д. Подобное возвышение женщин низкого социального ранга имеет под собой несколько оснований. Во-первых, это отчасти есть "народная" реакция на ортодоксальные религиозные системы, что также совпадает и с "контрнаступлением" автохтонных элементов на ту идеологию каст и иерархий, которую ввели индоарии. Но это только одна сторона проблемы, причем не самая важная. Куда важнее значение символа "прачка" и "куртизанка" -ведь мы должны принять во внимание тот факт, что, согласно тантрической доктрине тождества противоположностей, "самое благородное и драгоценное" скрыто как раз "в самом низменном и обыденном". (Алхимики Запада имели в виду то же самое, когда утверждали, что materia prima, тождественная lapis philosophorum, т. е. "философскому камню", присутствовала везде, в том числе и в низшей форме, vili figura.) Aвторы "Чарьев" смотрели на домби как на представительниц "пустоты", т. е. как на бескачественную и невыразимую Grund, ибо только "прачка" была свободна от любого качества и признака - социального, религиозного, этического.) Согласно "Панчакраме", изученной Ла Валле Пуссеном, майтхуна может быть понята как в смысле конкретного действия, так и в смысле внутреннего ритуала, состоящего из мудр, т. е. жестов, телесных поз и отчетливо визуализированных образов. "Для монахов майтхуна есть, в сущности, акт инициации (сампрадая). По приказу своего гуру они преступают законы целомудрия, которые соблюдали доныне. Такова, как мне кажется, доктрина панчакрамы (III, 40)... Тот, кто не практикует майтхуну в настоящем, но практиковал ее хотя бы раз в своей жизни, во время инициации все равно получает высшую самапатти посредством йоги... Майтхуну не обязательно практиковать реально: ее замещают упражнения внутреннего характера, в которых мудра (йогини) становится интеллектуальной формой, символическим жестом, выражением или искусной физиологической операцией". Тантрические тексты часто подчеркивают идею того, что майтхуна есть прежде всего объединение полярных принципов: "Истинное совокупление - это соитие Парашакти с Атманом; любые другие виды соития - только телесные связи с женщинами" ("Куларнава-тантра", V, 111 - 12). "Каливеласа-тантра" (X - XI) описывает этот ритуал, однако оговаривает, что его следует исполнять только с инициированной женой (парастри). Комментатор добавляет, что ритуал панчататтва (ритуал пяти макар, т. е. пяти понятий, начинающихся на "м" - матсья (рыба), манса (мясо), мадъя (алкоголь), мудра и майтхуна) исполняется в своем буквальном смысле лишь низшими кастами (шудрами). Тот же самый текст говорит в другом месте (V), что этот обряд предназначен для кали-юги, т. е. он адаптирован к нынешней космо-исторической эпохе, в которой Дух сокрыт, "погрязнув" в телесном мире. Однако автору этого сочинения хорошо известно, что панчататтва может интерпретироваться и буквально, особенно в магических и неортодоксальных кругах; так, он цитирует "Нигаматантрасару": "В Гауре и других странах можно обрести сиддхи через пашубхаву" (т. е. через панчататтву, практикуемую физически). Ранее мы уже говорили, что тантристы делятся на два разряда: самайины, верящие в идентичность Шивы и Шакти и пытающиеся пробудить кундалини с помощью духовных упражнений, и каулы, почитающие каулини, т. е. кундалини, и использующие "внешние" ритуалы. Это разделение не вполне валидно, однако не всегда легко быть совершенно уверенным в том, насколько далеко следует буквально понимать тот или иной ритуал: так, мы видели, в каком смысле должно быть истолковано "пьянство", доведенное до степени "падения на землю". Кроме того, грубый и брутальный язык часто используется как ловушка для непосвященного. Знаменитая "Шактисангама-тантра", почти полностью посвященная шатчакрабхеде ("проникновению в шесть чакр"), пользуется совершенно "конкретным" лексиконом (до такой степени, что издатель текста, Бенойтош Бхаттачарьяя, принял меры предосторожности, заменив "иксами" сексуальные термины; см.: Shaktisangama-tantra, I: Kalikhanda; II: Tarakhanda.), чтобы описать спиритуалистические упражнения. (См. там же, II, 128 - 31, о пяти макарах; согласно Бхаттачарьяе, эти термины берутся не как "рыба", "мясо", майтхуна и т. д., но как технические понятия, относящиеся к разным медитациям.) На двусмысленности эротического словаря тантрической литературы тоже не стоит заострять особого внимания. Например, подъем чандали через тело йогина часто сравнивается с танцем "прачки" (домби). "С домби в своей шее" (т. е. ощутив самбхогакаю в районе шейного отдела) йогин "проводит ночь в великом блаженстве". Тем не менее майтхуна зачастую практикуется и как конкретный ритуал. Если осознавать, что этот акт - не профанное, но ритуальное действо, что партнеры больше не человеческие существа, но подобны богам, "не привязанным ни к чему", то уже не обязательно воспринимать совокупление как происходящее на космическом уровне. Тантрические сочинения не раз повторяют высказывание: "Посредством тех же действий, которые заставляют большинство людей гореть в аду тысячи лет, йогин достигает вечного спасения". Это составляет, как мы знаем, краеугольный камень йоги, изложенной Кришной в "Бхагавадгите" (XVIII, 17): "Кто свободен от самости, чей не запятнан разум, тот, даже убив этих людей, не связан, не убивает". И уже в "Брихадараньяке" (V, 14, 8) сказано: "Если знающий это совершает даже много зла, он поглощает все это зло и становится безупречным, чистым, свободным от старости и смерти". Сам Будда, если верить тантрической мифологии, подавал здесь пример: только практикуя майтхуну, он сумел покорить Мару; благодаря той же практике он стал всеведущим, а также обладателем магических сил. Практики в "китайском стиле" (чиначара) рекомендованы во многих буддийских тантрах. "Махачинакрама-тантра" (другое название - "Чиначарасара-тантра") рассказывает, как святой мудрец Васиштха, сын Брахмы, идет искать Вишну в образе Будды, чтобы спросить его о ритуалах богини Тары. "Он вступает в великую страну Китай и видит Будду, окруженного тысячью любовницами, находящимися в эротическом экстазе. Удивление святого сменяется негодованием. "Подобные деяния противоречат Ведам!" - восклицает он. Голос из пустоты поправляет его: "Если бы ты хотел заслужить мою милость, то именно такими практиками в китайском стиле тебе следовало бы почтить меня!" Васиштха приближается к Будде и получает из его уст неожиданный урок: "Женщины - это боги, женщины - жизнь, женщины - украшение. Будь мысленно всегда среди женщин!"". Как гласит китайская тантрическая легенда, одна женщина из Янь-чжу отдавалась всякому юноше; после ее смерти обнаружилось, что она была "бодхисаттвой со сцепленными костями" (т. е. кости ее скелета были связаны друг с другом как звенья цепи). (Впрочем, это восхваление плотской любви может быть объяснено важностью, придаваемой (особенно в даосских кругах) сексуальным техникам как средству продления жизни.) Собственно говоря, этот аспект уже выходит за пределы майтхуны, являясь частью великого культа "божественной женщины", который стал Доминировать во всей Индии начиная с VII - VIII вв. Мы видели превосходство Шакти в обретении скорого спасения, а также важность женщины в духовных дисциплинах. С появлением вишнуизма кришнаитского толка люббовь (према) окончательно занимает лидирующую роль. Это преимущественно незаконная любовь, любовь к "чужой жене" (паракийя рати); в знаменитых бенгальских дворах любви проводились диспуты между вишнуитскими почитателями паракийи и защитниками супружеской любви, свакийи - и последние всегда оказывались в проигрыше. Образцовой любовью осталась та, которой Радха окружила Кришну - тайной, незаконной, "антисоциальной" любовью, символизирующей тот прорыв, которое всегда производит подлинное религиозное переживание. К слову сказать, с индуистской точки зрения брачная символика христианского мистицизма, в которой Христос играет роль жениха, недостаточно выражает подобное отречение от всяких социальных и моральных ценностей, которое подразумевает мистическая любовь как таковая. Радха воспринимается как бесконечная любовь, составляющая самую сущность Кришны. Женщина наделена природой Радхи, мужчина - природой Кришны; отсюда "истина", касающаяся любви Кришны и Радхи, может быть познана только в самом теле практикующего, но это знание на "телесном" уровне имеет общезначимое метафизическое обоснование. "Ратнасара" заявляет, что тот, кто постигает "истину тела" (бханда), может затем постичь и "истину вселенной" (брахманда). Однако, как и во всех других тантрических и мистических школах, когда упоминаются мужчина и женщина, то это не "ординарный мужчина" (саманья мануш), не "страстный мужчина" (рагер мануш), но универсальный, архетипический человек, человек "нерожденный" (айони), "необусловленный" (сахаджа), вечный (нитъер); точно так же это не "ординарная женщина" (бишеша рати). "Свидание" мужчины и женщины происходит во Вриндаване, мифическом месте встреч Кришны и Радхи; их союз есть "игра" (лила), свободная от бремени мира, и является чистой спонтанностью. Кроме того, все мифологические образы и практики совпадения противоположностей отождествляются друг с другом; союз Шивы и Шакти, Будды и Шакти, Кришны и Радхи может быть соотнесен с любым другим "соединением" (иды и пингалы, кундалини и Шивы, праджни и упайи, "дыхания" и "сознания" и т. д.). Любое объединение оппозиций производит перелом в жизни и заканчивается переоткрыванием изначальной естественности. Зачастую мифологическая схема одновременно и интериоризуется, и "инкарнируется" благодаря использованию тантрической теории чакр. Так, в вишнуитской поэме "Брахма самхита" сахасрара-чакра уподобляется Гокуле, местопребыванию Кришны. А вишнуитский поэт XIX в. Камалаканта в своей "Садхака-ранджане" сравнивает Радху с кундалини и описывает ее бег к тайному месту свидания с Кришной как подъем кундалини, стремящейся объединиться с Шивой в сахасраре. Некоторые буддийские и вишнуитские мистические школы продолжали практиковать його-тантрическую майтхуну даже тогда, когда "культовая любовь" окончательно возобладала. Глубокое мистическое движение сахаджия, которое продолжает традицию тантризма и которое, подобно тантризму, выступает и в буддийской, и в индуистской форме, наследуя их старую приверженность эротическим техникам. Но, как и в тантризме, и в хатха-йоге, в сахаджии сексуальный союз понимается как средство получения "высшего блаженства" (махасукха), и он никогда не должен заканчиваться семяизвержением. Майтхуна выступает как венец долгого и трудного ученичества. Неофит должен добиться совершенного контроля за своими чувствами; для этой цели ему нужно приблизиться к "благочестивой женщине" (найика) и постепенно превратить ее в богиню в процессе интериоризованной иконографической драмы. Так, в первые четыре месяца он должен ждать ее приказаний как слуга, спать в той же комнате, что и она, у ее ног. В течение следующих четырех месяцев, продолжая служить ей, как раньше, он уже спит в ее кровати, с левой стороны. Во время следующих четырех месяцев он будет ложиться спать с правой стороны, затем они будут лежать обнявшись и т. д. Целью всех этих предварительных этапов является, во-первых, "автономизация" чувственного удовольствия, рассматриваемого как единственный человеческий опыт, способный принести нирваническое блаженство, а во-вторых, достижение контроля над чувствами, т. е. остановку семени. В Найика-садхана-тике ("Комментарии к духовной практике совместно с женщиной") этот церемониал описывается в деталях. Он насчитывает восемь частей, начиная с садханы, т. е. мистической концентрации, использующей специальные мантры; затем следуют смарана ("воспоминание", "проникновение в сознание"), аропа (Аропа играет важную роль в сахаджии. Она означает первое движение к трансценденции: прекращение видения человека в его физическом, биологическом и психологическом ракурсах и рассматривание его в онтологической перспективе. См.: Dasgupta, op. cit., p. 158 ff.) ("придание качеств объекту"), в которой найике, начинающей трансформироваться в богиню, ритуально подносят цветы; манана ("памятование о красоте женщины во время ее отсутствия" ), на которой происходит интериоризация ритуала. На пятой ступени, дхьяне ("мистической медитации"), женщина садится слева от йогина и он обнимает ее "так, что дух его возносится"ь. На стадии пуджи ("культ" в собственном смысле слова) месту, где восседает найика, оказываются почести, ей делаются подношения, затем найику омывают, как изваяние богини. Все это время йогин мысленно повторяет мантры. Его концентрация достигает максимума, когда он берет найику на руки и идет к постели, читая мантру: хлин клин кандарпа сваха. Так происходит соединение двух "богов". Эротическая игра осуществляется на трансфизиологическом уровне, ибо она никогда не прекращается. Во время майтхуны йогин и его найика воплощают "божественный мир" - в том смысле, что они не только испытывают блаженство, но также и способны созерцать высшую реальность непосредственно.

"СОВПАДЕНИЕ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ"



Не следует забывать, что в майтхуне не допускается истечение семени: бодхичиттам нотсриджет, "семя не должно быть извергнуто". В противном случае йогин подпадает под закон времени и смерти, становясь обыкновенным распутником. В этих практиках "чувственное удовольствие" играет роль "колесницы", ибо оно производит максимальное усилие, уничтожающее обычное сознание и венчающееся нирваническим состоянием - самарасой, невыразимым переживанием Единства. Как мы уже видели раньше, самараса обретается путем "обездвиживания" дыхания, сознания и семени. "Дохакоша" Канхи постоянно возвращается к этой теме: "дыхание не слабеет и не учащается; ничего не совершая, оно остается неподвижным". "Тот, кто сделает неподвижным царственный дух посредством подлинного наслаждения (самараса) в состоянии Врожденности (сахаджа), сразу становится совершенным мудрецом, он не боится ни старости, ни смерти" (19). "Если он поставит прочный засов на входной двери дыхания, если в этой мрачной темноте вызовет он дух лампы, если драгоценный камень джины. ("победителя") коснется высших небес, то, - как говорит Канха,- он вступит в нирвану, продолжая радоваться существенно" (22). В этом "подлинном наслаждении", этом невыразимом переживании Единства (самараса) адепт достигает состояния сахаджи, т. е. необусловленного состояния, чистой спонтанности. Все эти понятия, разумеется, трудны для перевода. Каждое из них пытается выразить парадоксальное состояние абсолютной недвойственности (адвая), следствием которой является махасукха, "великое блаженство". Подобно Брахману упанишад и веданты, подобно нирване махаянистов, состояние сахаджи неопределимо; его невозможно понять диалектическим путем, оно может быть постигнуто лишь в непосредственном опыте. "Весь мир, - говорится в "Хеваджра-тантре", - имеет природу сахаджи, ибо сахаджа является квинтэссенцией (сварупа) всех вещей; эта квинтэссенция - нирвана для тех, кто обладает совершенно чистой читтой". Человек "реализует" состояние сахаджи посредством преодоления дуальностей: вот почему концепции адвайи и юганаддхи (принцип объединения) занимают важное место в тантрической метафизике. "Панчакрама" подробно обсуждает теорию юганаддхи: последняя представляет собой состояние единства, полученного через отмежевание от двух полярных противоположных понятий - сансары (космического процесса) и нивритти (абсолютное прекращение всякого процесса); человек преодолевает их благодаря сознанию того, что высшая природа феноменального мира (санклеша) идентична Абсолюту (вьявадана); следовательно, он осознает единство существования формы и существования без формы и т. д. В этой диалектике противоположностей можно узнать излюбленную тему мадхьямиков и махаянских философов в целом. Но тантриста интересует практическая сторона, садхана; он желает воплотить непостижимое, выражающееся во всех образах и мантрах, относящихся к объединению оппозиций, он жаждет непосредственного, опытного познания недуальности. Буддийские сочинения сделали особенно популярными две пары противоположностей - праджню-упаю и шунъю (пустоту)-каруну (сострадание). "Объединить" или "преодолеть" их - значит встать на парадоксальную позицию бодхисаттвы: в своей мудрости тот больше не различает людей (ибо, с метафизической точки зрения, "человек", "личность" не существуют; единственное, что существует, - это конгломерат пяти скандх), но тем не менее из сострадания он пытается их спасти. Тантризм умножает пары оппозиций (солнце и луна, Шива и Шакти, ида и пингала и т. д.) и, как мы только что заметили, старается "объединить" их посредством практик, комбинирующих тонкую физиологию с медитацией. Это обстоятельство стоит подчеркнуть особо: на каком бы уровне ни осуществлялось "совпадение противоположностей", оно представляет собой преодоление феноменального мира, ликвидацию любого дуалистического видения вещей. Используемые образы предполагают поворот к первоначальному состоянию бесформенности; так, объединение солнца и луны означает "разрушение космоса" и, следовательно, возврат в исконное Единство. В хатха-йоге адепт старается сделать "неподвижными" дыхание и семя; более того, он занимается "возвращением семени", т. е. совершением действия, которое совершенно невозможно в рамках "нормального" физиологического контекста, присущего "нормальному" миру; иначе говоря, "возврат семени" на физиологическом уровне состоит в трансценденции мира явлений, обретении свободы. Это лишь один аспект того, что называется "движением против течения" (уджаиа садхана) или "регрессивным" процессом (улта) натхасиддхов, подразумевающим полную "инверсию" всех психофизических процессов; это и есть таинственная пaрaвритти, которую можно обнаружить уже в махаянских текстах и которая в тантризме имеет в виду также и "возврат семени". Для того, кто воплощает указания этих текстов, подобное "возвращение" или "регрессия" означает деструкцию обыденного мира и, следовательно, "разрушение времени", достижение "бессмертия". ВГоракша Виджае Дурга (она же Шакти, Парвати) спрашивает Шиву: "Почему так случилось, о мой Господь, что ты бессмертен, а я смертна? Поведай мне истину, о Господь, чтобы я также обрела вечное бессмертие". По этому случаю Шива и раскрывает учение хатха-йоги. Бессмертие не может быть обретено иначе, нежели прекращением проявленности, а значит, и прекращением умирания и распада; необходимо "плыть против течения" и заново обнаружить первичное, неподвижное Единство, которое существовало до всякого расщепления. Именно это и практикуют йогины, когда они объединяют "солнце" и "луну". Сокровенное событие единения происходит одновременно на нескольких уровнях: во-первых, на метафизическом плане, посредством соединения Шакти (кундалини) с Шивой в сахасраре йогин вызывает инверсию космического развития, регрессию к бесформенному состоянию изначальной целостности; во-вторых, на физиологическом, "объединение" солнца и луны означает "соединение" праны и апаны, т. е. "тотализацию" (или прекращение) вдохов и выдохов; наконец, il-третьих, сексуальное соединение, посредством ваджроли мудры, осуществляет "возврат семени". Как мы уже видели, соединение солнца и луны достигается с помощью унификации дыханий и жизненных энергий, циркулирующих в иде и пингале; эта унификация происходит в сушумне. "Хатха-йога прадипика" (IV, 16-17) говорит, что "сушумна пожирает время". Тексты подробно останавливаются на "покорении смерти", на "бессмертии", которое обретает йогин, "покоряющий время". Задержка дыхания, прерывание деятельности сознания, остановка семяизвержения - все это названия, выражающие одно и то же состояние души, переживающей устранение времени. Мы уже отмечали, что любому усилию к трансценденции мира предшествует длительный процесс "космизации" тела и психоментальной жизни, ведь именно от совершенного, идеального "космоса" отталкивается йогин, преодолевая границы мира вообще. Эта "космизация", которая начинает осуществляться уже в пранаяме, изменяет темпоральные ощущения йогина. "Калачакра-тантра" соотносит вдох и выдох с ритмом дня и ночи, потом с растущей и убываю-щей луной, месяцами, годами, наконец, с самыми долгими промежутками космического времени. Можно выразиться иначе: посредством своего дыхательного ритма йогин повторяет и, так сказать, проживает заново Великое Время (махакальпа), периодические сотворения и разрушения Вселенной (космические "дни и ночи"). Задерживая дыхание, фиксируя его в сушумне, он преодолевает мир феноменов, переходит в ту необусловленную, вневременную сферу, где нет "ни дня, ни ночи", "ни болезни, ни смерти"; эти наивные и неопределенные фразы означают, конечно, "выход из времени". Преодоление "дня и ночи" является трансценденцией противоположностей. На языке натхасиддхов она означает растворение Вселенной посредством процесса деманифестации. Это и есть соединение времени и вечности, бхавы и нирваны; на чисто "человеческом" уровне она является воссозданием первичного андрогина, некоего целостного единства, сочетающего в своем собственном существе мужское и женское начала - одним словом, она является обретением заново полноты, предшествующей любому сотворению. Эта ностальгия по изначальной блаженной полноте мира воодушевляет и осмысляет все йогические практики, направленные на coincidentia oppositorum в человеческом существе. Как известно, подобная ностальгия, выражающаяся в поразительном разнообразии символических форм и обрядов, обнаруживается почти повсеместно в архаическом мире; известно также, что многие ритуалы, отклоняющиеся от официальной нормы, находят свои истоки и теоретическое обоснование в желании достичь "райского" состояния первого человека. Большинство крайностей, жестоких обрядов и аномалий, относящихся к "тантрическим оргиям", в конечном счете оправдываются типичной традиционной метафизикой, которая определяет высшую реальность не иначе как "совпадение противоположностей". Некоторые из этих крайностей и "популярных" форм, связанных с тантрическими теориями и методами, будут рассмотрены нами в дальнейшем. Стоит подчеркнуть тот аспект тантрической садханы, который обычно остается в тени: речь идет об особом значении, придаваемом растворению Вселенной. Вслед за описанием процесса творения "Шива самхита" (I, 69 - 77) говорит и об обратном процессе, в котором "принимает участие" йогин: он созерцает, как первоэлемент "земля" "утончается" и постепенно тает в воде, вода переходит в огонь, огонь - в воздух, воздух - в эфир и т. д., пока все не растворится в Великом Брахмане. Йогин выполняет это духовное упражнение для того, чтобы мистически предвосхитить"процесс растворения, который произойдет после его смерти. Иначе говоря, уже во время садханы йогин становится свидетелем поглощения этих первовеществ их соответствующими матрицами, поглощения, начинающегося в момент его смерти и продолжающегося на первых этапах загробного существования. Бардо Тхедол приводит бесценную информацию по этой теме. Рассмотренная под этим углом зрения, тантрическая садхана есть сосредоточение на опыте смерти во время инициации, т. е. переживание ритуальной смерти и во рождения. В этом смысле тантрист является "живым мертвецом", ибо он - "дважды рожденный", в инициатическом смысле слова, потому что достигает этого "нового рождения" не теоретически, а на своем личном опыте. Вполне вероятно, что многочисленные упоминания о "бессмертии" йогинов, особенно часто встречающиеся в сочинениях хатха-йоги, происходят из описания переживаний этих "живых мертвецов".



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   25




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет