«Нашествие масс» и массовое сознание
жүктеу/скачать 0.65 Mb.
|
«Большой террор»Эдуард БагрицкийТВС
… Сосредоточен, как часовой. Иди – и не бойся с ним рядом встать. Твое одиночество веку под стать. Оглянешься – а вокруг враги; Руки протянешь – и нет друзей; Но если он скажет: «Солги», – солги. Но если он скажет: «Убей», – убей. Я тоже почувствовал тяжкий груз Опущенной на плечо руки. Подстриженный по-солдатски ус Касался тоже моей щеки. И стол мой раскидывался, как страна, В крови и чернилах квадрат сукна, Ржавчина перьев, бумаги клок, – Все друга и недруга стерегло. Враги приходили – на тот же стул Садились и рушились в пустоту. Их нежные кости сосала грязь. За ними захлопывались рвы. И подпись на приговоре вилась Струей из простреленной головы. О мать-революция! Не легка Трехгранная откровенность штыка; Он вздыбился из гущины кровей – Матерый, желудочный быт земли. Трави его трактором. Песней бей. Лопатой взнуздай, киркой проколи! Он вздыбился над головой твоей – Прими на рогатину и повали. Да будет почетной участь твоя; Умри, побеждая, как умер я16. ...
1929 г. «И вот как бывало, картинка тех лет. Идет [в Московской области] районная партийная конференция. Ее ведет новый секретарь райкома вместо недавно посаженного. В конце конференции принимается обращение преданности товарищу Сталину. Разумеется все встают (как и по ходу конференции все вскакивали при каждом упоминании его имени). В маленьком зале хлещут «бурные аплодисменты, переходящие в овацию». Три минуты, четыре минуты, пять минут они все еще бурные и все еще переходящие в овацию... Но уже это становится нестерпимо глупо даже для тех, кто искренне обожает Сталина. Однако: кто же первый осмелится прекратить?.. Ведь здесь, в зале, стоят и аплодируют энкаведисты, они-то следят кто покинет первый!.. Директор бумажной фабрики на 11-й минуте принимает деловой вид и опускается на свое место в президиуме. И – о, чудо! – куда делся всеобщий несдержанный неописуемый энтузиазм? Все разом на том же хлопке прекращают и тоже садятся. Они спасены! Белка догадалась выскочить из колеса!... Однако вот так-то и узнают независимых людей. Вот так-то их и изымают. В ту же ночь директор фабрики арестован. Ему легко мотают совсем по другому поводу десять лет. Но после подписания... заключительного следственного протокола следователь напоминает ему: – И никогда не бросайте аплодировать первый!... Вот это и есть отбор по Дарвину»
«...Я зашел к старому другу, глубокому ученому, занимавшемуся историей русской жизни прошлого века. Он был озлобленно-спокоен. – Смотри, – сказал он, подведя меня к окну, из которого открывался обыкновенный вид на стену соседнего дома. – Видишь? Тесный, старопетербургский двор был пуст... – Ничего не вижу. – Присмотрись. И я увидел – не двор, а воздух двора, рассеянную, незримо-мелкую пепельную пыль, неподвижно стоявшую в каменном узком колодце. – Что это? Он усмехнулся. – Память жгут, – сказал он. – Давно – и каждую ночь. И он заговорил о гибели писем, фотографий, документов, в которых с неповторимым своеобразием отпечаталась частная жизнь, об осколках времени – драгоценных, потому что из них складывается история народа. – Я схожу с ума, – сказал он, – когда думаю, что каждую ночь тысячи людей бросают в огонь свои дневники». (Вениамин Каверин, писатель, эпизод 1937 года) «Мы, живущие вне страны Советов, находимся в условиях кровавого режима. Несправедливость и убийства окружают нас со всех сторон» (Анри Барбюс, французский писатель, 1935 г.) «Сталин, вырезав ленинских апостолов, поставил свою ставку на сволочь, на отбросы, на выдвиженцев, то есть на людей, которые «выдвинулись» только благодаря его, Сталина, поддержке и которые ни по каким своим личным качествам ни в какой иной обстановке выдвинуться не могли. И поэтому они зависят от Сталина целиком и Сталин от них зависит целиком. Погиб Сталин – погибли и они. Они оставят Сталина и Сталин будет зарезан первым же попавшимся конкурентом. Отсюда происходит их обоюдная преданность – действительно уж «до гроба» (Иван Солоневич, публицист, 40-е гг.) «Если бы Сталин усомнился в самом себе, машина террора и в отношении Сталина сработала бы столь же неукоснительно, как и в отношении любого другого»
«…В течение 30-х гг. число священников на исконной территории Советского Союза понизилось на 95 % »; «…В Одессе, где сохранилась только одна церковь, не было постоянного священника. Церковь эта сохранилась только благодаря ходатайству академика Флатова, лечившего Сталину глаза. (Филатов был верующим и просил Сталина оставить в городе хоть одну церковь.) Вначале, по воскресеньям, среди присутствующих оказывался священник, который и совершал литургию. На следующий день этот священник исчезал в застенках НКВД. Потом литургии стали совершаться только на Пасху. Когда священников не стало, на их место стали дьяконы, которые могли совершать все богослужения, кроме литургии. Со временем исчезали и они. Их заменили псаломщики, впоследствии тоже пропавшие. В последние месяцы перед немецкой оккупацией на церковные молитвы собирались только миряне»
«Кто мы такие, чтобы с нас спрашивать? Мы просто щепки, и нас несет бурный, почти бешеный поток истории... Среди щепок есть удачливые, которые умеют лавировать – то ли найти причал, то ли вырваться в главное течение, избежав водоворотов. Как кому повезет... А что поток уносит нас черт знает куда, в этом мы неповинны: разве мы полезли в него по своей воле? Все это так, и все это не так... У человеческой щепки, даже самой заурядной, есть таинственная способность направлять поток. Щепка сама захотела плыть по течению и лишь слегка обижалась, когда попадала в водоворот. Каждый из нас в какой-то степени участвовал в том, что произошло, и открещиваться от ответственности не стоит. Мы были абсолютно бессильны, но при этом легко сдавались, потому что не знали, что нужно защищать»
«Я приписывал себе бескорыстную самоотверженность. А между тем был – вполне подготовленный палач. И попади я в училище НКВД при Ежове – может быть у Берии я вырос бы как раз на месте?.. Пусть захлопнет здесь книгу читатель, кто ждет, что она будет политическим обличением. Если б это было так просто! – что где-то есть черные люди, злокозненно творящие черные дела, и надо только отличить их от остальных и уничтожить. Но линия, разделяющая добро и зло, пересекает сердце каждого человека… И перед ямой, в которую мы уже собрались толкать наших обидчиков, мы останавливаемся, оторопев: да ведь это только сложилось так, что палачами были не мы, а они. А кликнул бы Малюта Скуратов нас – пожалуй, и мы б не сплошали!..» (Александр Солженицын, писатель, из книги «Архипелаг Гулаг») «…Я утверждаю, что большевизм может произрастать не на одной марксистской почве. Ленин был сомнительным марксистом. Сталин вообще никакой не марксист… Душа большевизма не в Марксе, не в классовой борьбе, не в мировой революции… Говоря кратко, большевизм – это культура тоталитарной злобы. Идея и идейки могут быть разные, но плоды проклятого дерева всегда одни и те же» (Георгий Федотов, историк, философ) «...Страх сковал всю страну, всех людей без исключения. Если кто-нибудь не поддался страху, то только по чистому идиотизму. Был тридцать седьмой год, когда размах террора достиг апогея. Дрожали люди, поднимавшиеся по служебной лестнице, занимая опустевшие места. Гибель одних – карьера для других. Таков закон, и умные люди старались использовать этот закон на пользу себе и своим детям. Но они не могли не дрожать, потому что знали, чему обязаны своим возвышением. Скрывая дрожь, они фиглярничали, паясничали и совершали любые преступления, лишь бы сохранить жизнь. Эти были способны на все»; «Из истории ... можно извлечь мораль: пугаться следует не до бесчувствия, не до потери человеческого облика. В меру. В нашу великую эпоху не испугаться было невозможно, и все дело – в соблюдении меры. Только в этом. Храбрых мальчиков, которые, ничего не испытав, посмеются над моим советом, я приглашаю в свою эпоху и ручаюсь, что, едва поняв сотую долю того, что знали мы, они проснутся среди ночи в холодном поту и неизвестно, каких мерзостей наделают утром» (Надежда Мандельштам, писатель) жүктеу/скачать 0.65 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|