Нестор Махно

Для Фрунзе этот вариант был, пожалуй, наилучшим из
всех возможных. Махно стоил ему столько нервов, что,
пожалуй, какая-то болезненная, губительная ненависть
стала привязывать его к этому человеку (помните неот-
ступно глядящую на него фотокарточку врага в вагоне бро-
непоезда?). Поистине, эта роковая страсть могла серьезно
поколебать его психику, и в другой раз – случись она, –
встреча Махно и Фрунзе, двух заклятых врагов, могла бы
закончиться роковым образом – гибелью обоих. Теперь эта
опасность миновала. Враг ушел. 25 октября 1921 года Фрун-
зе, после более чем годичного отлучения, был, наконец,
лично принят Лениным.
В июле того же двадцать первого года, когда в Москве
проходил очередной парадный съезд – на сей раз Про-
финтерна, – тринадцать анархистов в таганской тюрьме
объявили голодовку, требуя либо осудить их открыто, либо,
если судить не за что, выпустить. История с голодовкой
стала известна делегатам конгресса на десятый день, во
избежание международной огласки анархистов выпустили
из тюрьмы. На всякий случай предложили уехать за грани-
цу. Тех, кто не последовал этому честному предупрежде-
нию, потом погубили. Уехавшие остались в живых. Среди
них был Всеволод Волин, бывший председатель Реввоен-
совета Повстанческой армии. Перед отьездом он пришел
проститься с братом – будущим известным литературове-
дом Борисом Эйхенбаумом. Братья проговорили всю ночь.
В этом разговоре промелькнула – и врезалась в память
Бориса (и так уцелела) поистине замечательная фраза бра-
та Всеволода, которую, по совести говоря, следовало бы
сделать обязательным эпиграфом к каждой книге, посвя-
щенной Махно: «Не верьте ни одному слову из того, что
вам будут рассказывать о махновщине…»
604
но накануне решающего столкновения с ядром банды, 26
июня, непосредственное руководство операциями против
Махно было передано В. К. Авксентьевскому, заместителю
Фрунзе. В паре с ним работал Р. Эйдеман, крупнейший спе-
циалист по борьбе с партизанами. Он понял, в частности,
что преследование Махно – дело хоть и небезнадежное,
но недостаточное. Казалось, что его гонят и ведут, но в
результате выходило, что ведет-таки он и, хоть и кругами,
приходит в назначенное место. Значит, нужно было по-
нять, куда он захочет двинуться, чтобы разбить встречным
ударом. Эйдеман предположил, что теперь Махно двинет-
ся к сахарным заводам в район местечка Недригайлов,
чтобы разгромить их.
Расчет оказался верным. 27 июня под Недригайловом
махновцы напоролись на части ударной группы, возглав-
ляемой Григорьевым, – в жестоком встречном бою было
убито около 200 человек. В рубке с красной кавалерией
погиб Феодосии Щусь, легендарный щеголь махновщины,
батькин спутник с 1918 года. Махновцы опять смяли крас-
ные заслоны и опять ушли из подготовленного Эйдеманом
окружения, но от этого удара оправиться уже не смогли.
Банда круто ушла на юг. Одной из самых филигранных
операций махновцев Эйдеман назвал переход ими в ночь
с 6 на 7 июля железной дороги Лозовая—Константиноград,
по которой курсировали 5 бронепоездов. Этот переход да-
же не был замечен: банда перешла железную дорогу ночью,
на широком участке, небольшими группами, определив
место сбора в двенадцати верстах южнее линии железной
дороги. Уже вечером Махно был вновь обнаружен и вновь
окружен. Ему опять удалось вырваться, набросившись все-
ми силами на истреботряд, а затем, разделив людей на
несколько групп, запутать погоню. Одна группа, правда,
была настигнута на хуторе Марьевка и изрублена. Вместе
593

с товарищами сложил в рубке свою голову бунтарь и пар-
тизан, красный командир и бандит Василий Куриленко…
Махно мог быть талантлив, неутомим, хитер, верток, бес-
пощаден. Но против него работал механизм гораздо боль-
шей мощности. Система располагала неизмеримо боль-
шими ресурсами. Система заменила людей, сражавших-
ся против Махно: на него была брошена молодежь – по
сути, поколение, сформировавшееся уже при большеви-
ках, которое ничего не знало о «легендарном» Махно, об
анархистской республике 1919 года, о героической парти-
занской борьбе, которое весьма смутно помнило пьяную
от свободы весну 1917 года, но зато навечно несло в себе
черный голод 1919-го и острую ненависть к врагам, кто бы
те ни были.
Возможно, один из парадоксов истории в том, что Мах-
но не мог быть уничтожен солдатами революции; он мог
быть уничтожен только новым поколением призывников
– солдатами Системы.
Противостояние махновцев как материализованной
эмоции ненависти и Системы как равнодушной машины
стало особенно наглядным, когда Эйдеман решил резко со-
кратить число преследовавших махновцев истреботрядов
и заменить их бронечастями. Тут уж есенинское видение
соревнующегося с паровозом жеребенка из поэтической
метафоры перелилось в план совершенно практический.
И конь стальной победил коня живого. Броневики в
буквальном смысле слова загнали махновцев. Неделю
без передышки 7 бронеавтомобилей, два грузовика с
красноармейцами и две мотоциклетки, на которых гоняли
разведчики, преследовали остатки банды. Уйти в район
Гуляй-Поля Махно так и не удалось: его погнали по-над
Юзовкой к верхнедонским степям, снова вытесняя в
Россию. Погоня длилась до тех пор, пока партизаны не
были совершенно измотаны и сломлены морально. К
594
разъезд был человек двенадцать, махновцев – семьдесят
восемь.
Днестр – бурливая река. Один из пограничников показал,
где можно переправиться.
Галина Андреевна – «она ведь любопытная была…» –
спросила парня, как хоть его звать, чтобы помянуть потом
добрым словом. Он сказал фамилию. Она запомнила на
всю жизнь: Олексенко.
Оружие красноармейцев забрали все с собой, чтоб не
стреляли в спину. Левка Задов помог перебинтованному
батьке слезть с тачанки и войти в реку, держась за седло.
Конь вошел в воду. Левка поплыл рядом. Какая-то дальняя
застава вроде бы пыталась стрелять по ним, но безуспеш-
но…
На румынском берегу их встретил разъезд. Опять же
Левка объяснился: так, мол, и так, мы эмигранты, просим
у вас убежища…
У хлопцев сразу забрали оружие. Нестор свой пистолет
отдал, Галина – свой, хоть ее и не обыскивали как жену
командира. И тут же она скинула свою юбочку-спидницу –
мокрая же стала, через реку пока плыла, – и аккурат прие-
хал начальник их заставы. «О, – говорит. – Среди вас жен-
щина?» Попросил назваться. Назвались.
– Вы прошли славный путь…
На заставе их накормили, дали выпить. Потом сдали
властям. А власти, не долго разбираясь,– за дощатый забор,
в лагерь для интернированных.
Через день к месту происшествия прибыл главнокоман-
дующий войсками Украины и Крыма М. В. Фрунзе. Вроде
бы долго стоял, глядя на противоположный берег. 21 сен-
тября газета «Коммунист» напечатала его слова: «Факт пе-
рехода в Бессарабию махновской банды установлен мною
при посещении приграничной полосы» (12, 217).
603

После 19 августа в постоянном совещании по борьбе с
бандитизмом при Совнаркоме Украины уже не слушались
доклады по махновщине, хотя в 1921 году именно Махно
в основном были посвящены 32 его заседания.
Ранним утром 28 августа махновцы достигли Днестра.
Над рекою клубился туман. За пеленою его была Бессара-
бия, тогда румынская – берег спасения, который для са-
мого Махно станет лишь первым причалом ненавистной
чужбины.
О переправе махновцев через Днестр ходят различные
слухи: наиболее фантастическая версия описывает пере-
праву на лодках гроба с телом якобы мертвого Махно,
убранного согласно похоронному обряду какой-то сек-
ты…
2
В. Волковинский описывает короткую – на лету –
стычку, опрокинувшую заставу пограничников возле Ка-
мянки, когда махновцы из последних сил рванулись – уже
не обращая внимания на раненых, цеплявшихся за колеса
тачанок…
Наиболее достоверным все же кажется рассказ, который
поведала внучатому племяннику Махно В. И. Яланскому,
Галина Андреевна, жена батьки, когда в 1976 году она была
в Гуляй-Поле. Он безыскусен, в нем нет ничего надуман-
ного, ничего «героического»: ранним утречком 28 августа
у Днестра махновцы наскочили на пограничный разъезд.
Сориентировались мгновенно: благо, одеты все были в
гимнастерки, красноармейские буденновки и фуражки. Не
замедляя хода, помчались к пограничникам. «Зачем вы
нас вызывали?!» – громко крикнул Левка Задов с тачанки.
«А мы не вызывали вас», – удивленно ответил взводный.
Пока произносились эти две фразы, пограничники были
окружены. Сопротивляться им не было никакого смысла:
2
См.: Спектор М., Коротеев Н. В логове Махно. Повесть. Альманах
«Подвиг», приложение к журналу «Сельская молодежь». Т. 5. М., 1969.
602
этому шло: люди много дней уже ничего не ели, не спали.
Проносясь по селам, не успевали даже расправляться с
советскими работниками, только меняли коней, иногда
буквально вырывая их у крестьян. Бойцы бронеотряда
отмечали, что после махновских реквизиций крестьяне,
не ерепенясь, указывали броневикам дорогу. Крестьяне,
глядя на полубезумные, изможденные лица повстанцев,
тоже ведь понимали: э-э-э, да от этих что ж добра искать…
Хватит. Дурные, шалые, окаянные – ничего не будет от
них, кроме беспокойства и худа…
Хроническая усталость наконец сказалась у махновцев в
каком-то странном симптоме: они стали бояться броневи-
ков. В принципе ведь броневик легко можно было подбить
гранатой или захватить орудие у какой-нибудь части и
воспользоваться им, чтоб разгромить весь этот бронеот-
ряд к чертовой матери… Но нет: у партизан, забывших,
казалось, о чувстве страха, по отношению к броневикам,
неотступно преследующим их, неумолчно гудящим сзади
моторами, развилась какая-то фобия. Они вдруг проник-
лись к ним ужасом, как немецкие солдаты, впервые уви-
девшие английские танки на Сомме в 1916 году… До добра
это довести не могло. 15 июля преследуемая бронеотрядом
банда скатилась в балку реки Ольховая и скрылась там. До
подхода пехоты махновцам ничего не угрожало – маши-
ны не могли спуститься по крутым склонам оврага, – но
чтобы поддержать паническое настроение отступающих
партизан, броневики три часа по очереди поливали балку
из пулеметов, пробуя простреливать ее то с одной, то с
другой стороны. Кончилось тем, что один бронеавтомо-
биль подъехал почти к самому краю балки и, дав сигнал
ракетой, включил сирену. Для издерганных махновцев это-
го оказалось достаточно, чтобы потерять хладнокровие:
приняв ракету и гудок за сигнал к атаке (хотя пехота так
595

и не подошла), они в панике бросились из оврага в поле,
под беспощадный пулеметный огонь…
Здесь мы должны чуть-чуть перевести дыхание и огля-
нуться, оглядеться вокруг себя. Река Ольховая – это ведь
километров шестьдесят всего от станицы Вешенской, и
даже если Махно к ней вышел в среднем течении – то мак-
симум сто. Вот здесь опять – как когда-то на Кичкасском
мосту, когда в 1917 году «черногвардейцы» разоружали
идущие с фронта казацкие эшелоны, – могли бы встретить-
ся махновцы и герои «Тихого Дона». Но какая пропасть
пережитого пролегла меж ними за эти годы! Воевали вме-
сте за красных, и друг против друга, и против красных
вместе бандитствовали, но мы не знаем – встретились или
нет. Махно промелькнул лишь в верховьях Дона: после
разгрома остатки банды – всего около 60 человек с одним
ручным пулеметом, – ударились на юг и, переправившись
через Донец, ушли на территорию Северо-Кавказского во-
енного округа, под Ростов. Проводником был, вероятно,
Виктор Белаш, который со своими людьми уже пережи-
дал весеннюю грозу в этих местах и имел здесь связи и
агентуру. Возможно, Махно надеялся разыскать следы от-
рядов Бровы и Маслакова, возможно, рассчитывал на воз-
мущение казаков, зная про их недовольство. Во всяком
случае, на Украине ему нельзя было оставаться. Помимо
истреботрядов была придумана подлость: добровольные
отряды каэнэсов (комитетов незаможных селян), которых
навербовали до 56 тысяч человек. Чем уж расплачивались
с ними за «бандитов», остается сегодня гадать (за бегло-
го зэка при Сталине таежные охотники получали сахар и
муку, предъявив, как доказательство, отрезанную голову
или ухо беглеца), но не могло быть, чтобы добровольная
опричнина не получала доли с царской охоты: на этом
всегда держалась власть Системы.
596
в оборванных, заросших щетиной бандитах, на лошадях,
вполовину без седел, навряд ли могли узнать бойцы седь-
мой кавдивизии своих соратников по взятию Крыма. Да
и вряд ли оставались в рядах дивизии бойцы, которые в
ноябре двадцатого попустили корпусу Каретникова уйти
из окружения под Евпаторией. Это было другое поколение,
двадцатитрехлетние, молодежь. Однако ж красные маль-
чики внезапной встречи с яростным прошлым не вынесли
– и бросились врассыпную. А махновцы, захватив у них 25
тачанок, ушли дальше, на Новый Буг.
Бригада потом собралась и вместе с истреботрядом пу-
стилась в погоню, но все-таки прямого боя с «дикарями»,
похоже, никто не желал – «настигали» их, как правило, на
переправах, когда плывущие через реку люди были прак-
тически беззащитны.
Случалось, по пути партизаны подбирали листовки:
«Махно убит». Убит! – они хохотали над этой бес-
смысленной ложью, угадывая за нею испуг и вечную
большевистскую врунявость. Ничто не могло причинить
им большей радости, чем эти лживые листовки, подтвер-
ждающие, что они еще страшны, что только их смерть
избавит врагов от страха.
22 августа на переправе через реку Ингул махновцев на-
стиг истреботряд и в воде безнаказанно расстреливал, как
дичь, на выбор. Махно был ранен в голову пулей, которая
ударила его чуть ниже затылка и вышла, разорвав правую
щеку от уха до самого рта, отчего на весь остаток жизни
раскраивал лицо его рубец, как от сабельного удара. На
ингульской переправе погибло человек сорок, среди них
– Тарановский и Петренко, немногие из уцелевших еще
старых товарищей. В живых осталось еще человек семьде-
сят. Преследовал их в последние дни совсем небольшой
отряд с одним автоброневиком. Красные, по-видимому,
тоже понимали: уходят. Не надо особенно мешать.
601

через Днепр в селе Мишурине крестьяне набросились на
них спящих и пытались перебить. Махно был шесть раз
задет пулями, но главная, шальная пуля его не нашла.
Но этот случай потряс его до глубины души. Он шел по
тем самым местам, где когда-то бился с деникинцами, где
полыхало григорьевское восстание… Все изменилось, он
был чужой. Иногда встречались ему группки бандитов,
закосневших в злодействе, с порыжевшими обрезами –
уверяли, что будут ждать. Но их было мало. Большинство
людей – кто мог – вернулись к обычной трудовой жизни.
Был поздний август. Люди убирали урожай 1921 года – пер-
вый после войны. И неторопливые реки с пленительными
украинскими названиями текли из вечности в вечность…
Река Сугаклея уходит в камыш,
Бумажный кораблик плывет по реке…
Качается, ветер в песке шелестит
И все навсегда остается таким…
Но он не видел реки Сугаклеи, не видел Украины детства
Арсения Тарковского (хотя они совпадали во времени), как
не видел Миргорода и Диканьки Гоголя, где оставил лишь
убитых да стреляные гильзы, – у него были свои меты на
этой земле. Он уходил – его гнали (была применена обыч-
ная тактика преследования автоброневиками и летучими
отрядами); ему казалось, что он вырывается из простран-
ства, а на самом деле он рвался из времени. Человеку труд-
но жить по хронографу неторопливых равнинных рек –
его время ломко, прерывисто, быстротечно. Человек мо-
жет выпасть из времени, отстать от него и больше никогда
не угнаться за своими современниками, навеки сделаться
чужим для них. Это случилось с Махно…
Утром 20 августа остатки махновцев, безостановочно
преследуемые красным истреботрядом, случайно влете-
ли в расположение первой кавбригады 7-й кавдивизии:
600
В середине июля красные «вычислили» и накрыли Ива-
нюка под Полтавой и Савонова под Изюмом – их банды
были раздавлены; под пытками открылись тайные места
сберегаемого оружия. Махно лишился всех арсеналов, сво-
их лучших снабженцев и вербовщиков. Но сам он об этом
еще не знал. Он многого не знал. Не знал, что Антонов раз-
бит. Он надеялся (как Антонов надеялся, тронув весною
свои армии в Воронежскую губернию с целью пробиться –
опять же, к Дону), что можно еще куда-то двинуться и най-
ти таких же несмирившихся, чтобы плечом к плечу драть-
ся до последнего… Но никого не было: находились лишь
отдельные люди, с судьбами, татуированвыми страшны-
ми письменами… 21 июля в селе Исаевке Махно и Белаш,
собрав всех оказавшихся поблизости партизан, устроили
последний совет остатков Повстанческой армии. Теперь
это была тысяча отверженных, погубленных людей, у ко-
торых не осталось уже ни охоты, ни надежды вернуться
к мирной жизни. Среди них мог быть с отчаяния подав-
шийся в бандиты Григорий Мелехов, но у Мелехова – до
последнего момента – была надежда, была любовь, был
сын. Большинство же этих людей потеряли все. Быть мо-
жет, они и хотели бы вернуться назад, да не могли: ничего
не осталось в прошлом, все выгорело. Сами души этих
людей выгорели от бесчисленных горестных потерь и мно-
жества совершенных злодеяний. А как вернешься вспять
через пустыню собственной души, зная, что в прошлом и
в будущем нет ничего – ни человеческого тепла, ни очага
родного дома? То, чему научила их война, теперь, в мирное
время, было не только уже не нужно людям, но и станови-
лось опасно для них. Люди должны были возненавидеть
их. Им оставалось исчезнуть. Надежнее всего – погибнуть.
Но не так-то просто было погибнуть достойно. Виктор
Белаш предложил, договорившись с красными, уходить в
Турцию, на помощь Мустафе Кемалю в его борьбе за рес-
597

публику. За этот «чегеваристский» вариант проголосовали
человек 750. Махно же предложил уходить через Галицию
на запад – чтобы оттуда раздуть пламя нового мятежа на
Украине. Его поддержало человек четыреста. На следую-
щий день отряды разошлись: Белаш и Махно расстались
навсегда.
Махно решил в последний раз оглядеться: он не верил,
что иссякла война, что, как вода в песок, ушли люди, что
те, кто еще вчера держал винтовку в руках, – сгинули, раз-
веяны по свету, загнаны страхом в глубокое молчание от-
чаяния. Он вновь со своими людьми кинулся в сторону
верхнедонских станиц – но никто уже на этой опустошен-
ной земле не откликнулся ему. Там, где в 1919 году горело
верхнедонское восстание, остались лишь могилы да страх
за последних мужиков. Слишком дорогую цену заплатили
казаки большевикам за непокорство. Даже легендарного
командарма Второй конной Миронова не пожалела боль-
шевистская власть, едва только он, вернувшись в родные
места, посмел заикнуться, что недопустимо же такое изде-
вательство – «расказачивание»…
В Поволжье нечего было ходить: земля высохла, как по-
рох, в пищу – полынь да человечина… Бросившись на север,
Махно достиг пределов воронежских и увидел, что пере-
сохла река Чир, и Дон убавился наполовину, и от крестьян
узнал, что Антонов разбит, обе его армии разгромлены
Тухачевским, одиннадцать тысяч повстанцев пало уби-
тыми, и нет уже в России места, где бы могли подняться
мужики…
И тогда он повернул назад.
Он возвращался в Украину, в свою родную Украину –
но и там уже все было по-другому. Села стояли притих-
шие, смирившиеся с новой жизнью. Он хотел вернуться
в 1918 год, когда все кипело под оккупантами и имя от-
чаянного молодца Махно звучало, как имя надежды, – но
598
нельзя было вспять… Слишком дорого расплатились лю-
ди за прекраснодушные надежды свои! Страна больше не
могла воевать. Жизнь целого поколения ушла на войну – а
это было, пожалуй, слишком. Но Махно не мог смириться.
Он готовился к этой войне всю жизнь. Он по-настоящему,
вволю жил только эти вот три года войны. Война все дала
ему: любовь, друзей, уважение и признательность люд-
скую, власть… Война приковала его к себе мщением: она
убила четырех его братьев, сожгла материнский дом, изло-
мала его тело, испещрила его шрамами, приучила сердце
к суровости и беспощадству.
Каким он, в сущности, зеленым – хоть и после каторги
– устроителем человечества вернулся в Гуляй-Поле 1917
года! Какое упоение воздухом революции ощутил здесь в
минуты своего торжества в 1919-м! Он пришел сюда наив-
ным романтиком, а стал воином. Он остался один: война
погубила почти всех его друзей. Он знал, за что они пали,
почему не смирились, знал закон битвы: пригни голову –
поставят на колени.
Но он знал только свою правду. Он не хотел видеть прав-
ду изменившегося времени: выросло новое поколение,
которое хотело жить, а не воевать. С тех пор как рекрутов
1914 года позвали на фронт – оторвав от дела, от семей, от
детей, – прошло семь лет, и за это время вызрела новая
молодость, которая жаждала цветения, ибо таков закон
жизни – а он со своей правдой, со своим девятнадцатым
годом в сердце встал поперек этого закона.
Он был перестарком, юродом, который был смертельно
опасен. Он требовал жить по своей ветхой, ненужной прав-
де—и тут стояла смерть. Он требовал помощи и соучастия
себе – но за помощь ему тоже была смерть.
Он нес смерть в себе и больше не был нужен. В этом
смысле чрезвычайно показательно свидетельство, при-
веденное В. Волковинским: после переправы махновцев
599

Библиотека Анархизма
Антикопирайт
Василий Голованов
Нестор Махно
TODO: в тексте отсутствуют фотографии из книги

жүктеу/скачать 1.91 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: