319
же зловредное, что во всем этом наблюдается, - то искусство, с которым
деятели и главы партий прикрывают самыми благородными словами свои замыслы и
цели: неизменно являясь врагами свободы, они попирают ее под предлогом
защиты то государства оптиматов, то пополанов. Ибо победа нужна им не для
славы освободителей родины, а для удовлетворения тем, что они одолели своих
противников и захватили власть. Когда же власть эта наконец в их руках, -
нет такой несправедливости, такой жестокости, такого хищения, каких они не
осмелились бы совершить. С той поры правила и законы издаются не для общего
блага, а ради выгоды отдельных лиц, с той поры решения о войне, мире,
заключении союзов выносятся не во славу всех, а в интересах немногих. И если
другие города Италии полны этих гнусностей, то наш запятнан ими более всех
других, ибо у нас законы, установления, весь гражданский распорядок
выработаны и вырабатываются не исходя из начал, на которых зиждется
свободное государство, а всегда и исключительно ради выгоды победившей
партии. Вот почему, когда одна партия изгнана из города и одна распря
затухает, тотчас же на ее месте возникает другая. Ведь если государство
держится не общими для всех законами, а соперничеством клик, то едва только
одна клика остается без соперника, как в ней тотчас же зарождается борьба,
ибо она сама уже не может защищать себя теми особыми средствами, которые
сначала изобрела для своего благополучия. Все былые и недавние раздоры
нашего государства подтверждают, что это именно так. Когда гибеллины были
сокрушены, все думали, что теперь-то гвельфы и будут долгое время
существовать во благоденствии и чести, а между тем весьма скоро они
разделились на белых и черных. После поражения белых город ни единого дня не
оставался без разделения на партии: мы не переставали воевать друг с другом
- то из-за вопроса о возвращении изгнанных, то из-за вражды между народом и
нобилями. И ради того, чтобы одарить других тем, чем мы сами не могли или не
желали владеть в добром согласии, мы предавали свою свободу то королю
Роберту, то его брату, то его сыну и под конец герцогу Афинскому. И все же
мы никогда не могли обрести подходящего для нас порядка и оказывались
неспособными ни договориться друг с другом об основах свободной жизни, ни
примириться с рабской долей. До того склонны мы ко всяким раздорам, что,
даже живя еще под влас-
320
тью короля, предпочли его величию власть гнуснейшего человека, простого
смертного родом из Губбио. Ради чести нашего города не следовало бы и
вспоминать о герцоге Афинском, чья жестокость и тиранство могли бы нас
образумить и научить жить как должно. Однако не успели мы избавиться от
герцога, как, все еще держа в руках оружие, обратили его друг против друга,
притом с такой злобой и ожесточением, как никогда ранее, и дрались до тех
пор, пока наши древние нобили не были разгромлены и не отдались на милость
народа. Многие полагали, что теперь во Флоренции уже исчезли всякие поводы
для взаимных раздоров и ожесточения, раз уж обузданы гордыня и наглое
властолюбие тех, кого считали виновниками наших распрей. Но на горьком опыте
убедились мы, сколь мнения людей обманчивы, а суждения ложны, ибо гордыня и
властолюбие грандов были не уничтожены, а усвоены нашими пополанами, и
теперь уже они по обычаю всех честолюбцев наперерыв стараются добиться
высшей власти в республике. Не видя для этого никаких способов, кроме
распрей, они снова привели город к раздору и воскресили забытые имена
гвельфов и гибеллинов, которые наша республика лучше и вовсе бы не знала.
Так уже положено свыше, чтобы не было на земле устойчивости и мира; в каждом
государстве имеются злосчастные семейства, словно и порожденные только для
того, чтобы навлекать на него бедствия. Флоренция наша ими особенно
изобилует, ибо в ней затевали смуты и раздоры не одна, а многие семьи:
сперва Буондельмонти и Уберти, затем Донати и Черки, а ныне - о постыдное и
смехотворное дело! - смуту и распри сеют в ней Риччи и Альбицци. Мы
напомнили вам о наших растленных нравах и о наших старинных непрекращающихся
раздорах не для того, чтобы запугать вас, но чтобы вы вспомнили и о причинах
всего этого и осознали, что если мы о них вспомнили, то и вы тоже можете это
сделать, и что пример былых бедствий не должен вызвать у вас сомнений в том,
что вы способны покончить с нынешними. Тогда мощь древних родов была так
велика и милости, которыми их осыпали монархи, так щедры, что для обуздания
их недостаточно было обычных гражданских установлений. Но теперь, когда
императоры утратили свое влияние, папы не вызывают страха, а вся Италия, в
частности же наш город, достигла такой степени равенства, что способна сама
собой управлять, - это не так уж трудно. Республика же наша, несмотря на
былые примеры противного, более
321
других может не только сохранить свое единство, но видоизменить к
лучшему нравы свои и установления, только бы вы, милостивые синьоры,
соблаговолили этого пожелать. Вот к чему мы вас и призываем, одушевленные
единственно любовью к отечеству, а не соображениями своего личного
благополучия. И хотя порча зашла далеко, исцелите немедля ослабляющий нас
недуг, обуздайте пожирающую нас ярость, обезвредьте убивающий нас яд, а
прежние наши раздоры приписывайте не человеческой природе, а условиям тех
времен. Ныне же, когда времена переменились, вы можете установить лучшее
правление и надеяться на лучшую судьбу для отечества. Рассудительность может
совладать со злой волей рока, обуздав честолюбцев, отменив установления,
питающие враждебность клик, и приняв другие, способствующие свободной и
достойной гражданской жизни. Сумейте сделать это теперь, когда успеха можно
достичь благодетельными мерами законодательства, и не дожидайтесь времени,
когда вы будете вынуждены прибегнуть к силе оружия".
Достарыңызбен бөлісу: |