Никколо Макиавелли. Государь: сочинения ocr: Ихтик

640

силы, и тогда, когда он тоже хочет быть литератором, это ему блестяще

удается. Но главное в нем - человек. То, что он пишет, является

непосредственным плодом его размышлений; факты и впечатления, нередко

сконцентрированные в одном слове, как бы вырываются из его души. Ибо

Макиавелли - человек, который мыслит и чувствует, разрушает и созидает,

наблюдает и размышляет, дух его всегда активен, всегда присутствует. Его

интересует сам предмет, а не его окраска, тем не менее под пером его этот

предмет получается таким, каким он запечатлелся в мозгу писателя, то есть

окрашенным в свои естественные тона, пропитанным иронией, грустью,

возмущением, достоинством. И прежде всего дан он сам, во всей своей

пластической конкретности. Проза Макиавелли ясна и полновесна, как мрамор,

но мрамор, кое-где тронутый прожилками. Так писал еще великий Данте. Говоря

об изменениях, которые претерпели в средние века наименования предметов и

людей, он заключает: "И вот Цезари и Помпеи превратились в Петров, Матвеев".
Перед вами не более чем мрамор, предмет в оголенном виде, но сколько в

этом мраморе прожилок! Мы чувствуем, как много связано у Макиавелли с этим

образом, как велико его восхищение Цезарями и Помпеями и как глубоко его

презрение к Петрам и Матвеям; его возмущение по поводу происшедших

изменений. Мы видим, с какой тщательностью он отобрал типичные имена и

поставил их, будто врагов, одно против другого, видим это заключительное,

энергичное "превратились", в котором содержится намек на то, что изменились

не только имена, но и души.

"вещная" - свидетельствует о зрелом уме, освободившемся от всех элементов

мистики, этики, поэзии и превратившемся в высшего руководителя мира, в

логику и силу вещей, в современный фатум. Именно таков подлинный смысл мира

в понимании Макиавелли. Если оставить в стороне вопрос о происхождении мира,

то он предстанет перед нами таким, как он есть: борьбой человеческих сил и

природы, развивающихся по своим законам. То, что называют фатумом, есть не

что иное, как логика, необходимый результат действия этих сил, аппетиты,

инстинкты, страсти, убеждения, фантазии, интересы, движимые и направляемые

высшей силой - человеческим духом, мыслью, интеллектом. Богом Данте была

любовь, сила, объединяющая разум и действие; результатом была мудрость. Бог

Макиавелли - интеллект, сообщающий разум силам мира и регулирующий их;

результат - наука. "Надо любить", - говорит Данте. "Надо понимать", -

говорит Макиавелли. Душа (центр) Дантова мира - это сердце; душа (центр)

Макиавеллиева мира - мозг. Мир Данте - это, по существу, мир мистики и

этики; в мире Макиавелли царит человек и логика. Понятие добродетели меняет

свое содержание. Это уже не моральное чувство, а по-

641

просту сила или энергия, душевная твердость. Чезаре Борджиа был

добродетельным, ибо обладал силой, достаточной для того, чтобы действовать

согласно логике, то есть, поставив себе цель, он не гнушался никакими

средствами для ее достижения. А если душа мира - это мозг, то неудивительно,

что проза Макиавелли от начала до конца рассудочна.

работам. История Флоренции, поданная в повествовательной форме, - это логика

событий. Дино Компаньи писал взволнованно, под свежим впечатлением от

случившегося; все казалось ему новым, все ранило его моральное чувство. В

его хронике царит этическое начало, так же как у Данте, у Муссато, у всех

тречентистов. Но Макиавелли интересует больше всего объяснение фактов, то,

что движет людьми, и он ведет свой рассказ спокойно и задумчиво, как

философ, толкующий о природе мира. Действующие лица обрисованы им не в

момент наивысшего накала чувств и не в разгар событий: его история не

драматична. Автор не присутствует ни на сцене, ни за кулисами: он у себя в

кабинете; события проходят чередой перед его мысленным взором, и он

старается установить их причины. Его кажущаяся апатия есть не что иное, как

поглощенность философа мыслью, стремлением объяснить явления; он

сосредоточен на этой мыслительной деятельности, и его не отвлекают никакие

волнения, никакие впечатления. Это апатия гениального человека, который с

сочувствием взирает на людей, раздираемых страстями.

отходит от фактов и затем вновь возвращается к ним, чтобы почерпнуть в них

силу и вдохновение. Все вращается вокруг фактов. Изложение лаконично, как

будто автор вспоминает то, что всем давно известно, и спешит скорее с этим

разделаться. Окончив рассказ, он сразу переходит к сути. Интеллект, как бы

почерпнув новые силы из этого источника, выходит на самостоятельную дорогу,

полный оригинальных мыслей, одновременно озадаченный и удовлетворенный.

Чувствуется, что автор получает удовольствие от этих умственных упражнений,

от этой оригинальности, от того, что он говорит такие вещи, которые рядовым

людям кажутся парадоксальными. Мысли эти подобны сомкнутой шеренге, куда не

проникает ничего постороннего, что могло бы нарушить порядок.
Процесс мышления даже у крупных мыслителей в моменты творчества

протекает бурно, поток воображения и эмоций возвещает обычно о зарождении

новой идеи. Разум Макиавелли не таков: он молод, свеж и спокоен, полон

сознания своей силы и недоверчив ко всему, что вне его. Отступления, образы,

эффектные приемы, сравнения, кружение на одном месте, неуверенность в

изложении позиции - всему этому нет места в его дисциплинированных рядах

идей, подвижных и плодотворных, рожденных необычайной силой анализа и

связанных неумолимой логикой. Все здесь глубоко и в то же время настолько

ясно и просто, что может показаться поверхностным.