Никколо Макиавелли. Государь: сочинения ocr: Ихтик

190

свободе. Они защищали ее столь упорно, что никогда не были бы

порабощены, если бы не исключительная доблесть их завоевателей. Многие

примеры свидетельствуют о том, каким опасностям подвергали себя тогдашние

народы, дабы сохранить или вернуть утраченную свободу, как мстили они тем,

кто лишал их независимости.

Там, где теперь имеется всего лишь одна страна, о которой можно сказать, что

она обладает свободными городами, в древности во всех странах жило множество

совершенно свободных народов.

Альп, отделяющих ныне Тоскану от Ломбардии, и до ее оконечности на юге, жило

много свободных народов. Это были тосканцы, римляне, самниты и многие другие

народы, населявшие остальную Италию. Нет никаких указаний на то, что в

Италии тогда имелись какие-либо цари за исключением тех, что правили в Риме,

да еще Порсены, царя Тосканы, род которого угас, но как и когда - история о

том умалчивает. Тем не менее совершенно очевидно, что в пору, когда римляне

осаждали Вейи, Тоскана была уже свободной и так радовалась свободе, до такой

степени ненавидела само имя государя, что когда вейенты для своей защиты

избрали в Вейях царя, а затем обратились к тосканцам за помощью против

римлян, тосканцы после долгих совещаний решили не помогать вейентам, пока те

будут жить под властью царя, полагая, что нехорошо защищать родину тех, кто

уже подчинил ее чужой воле.
Нетрудно понять, почему у народа возникает такая любовь к свободной

жизни. Ведь опыт показывает, что города увеличивают свои владения и умножают

богатства, только будучи свободными. В самом деле, диву даешься, когда

подумаешь, какого величия достигли Афины в течение ста лет, после того как

они освободились от тирании Писистрата. Еще больше поражает величие,

достигнутое Римом, освободившимся от царей. Причину сего уразуметь несложно:

великими города делает забота не о личном, а об общем благе. А общее благо

принимается в расчет, бесспорно, только в республиках. Ибо все то, что имеет

его своей целью, в республиках проводится в жизнь,

191

даже если это наносит урон тому или иному частному лицу; граждане, ради

которых делается сказанное благо, столь многочисленны, что общего блага

можно достигнуть там вопреки немногим, интересы которых при этом ущемляются.

большинстве случаев то, что делается для государя, наносит урон городу, а

то, что делается для города, ущемляет государя. Так что когда свободную

жизнь сменяет тирания, наименьшим злом, какое проистекает от этого для

городов, оказывается то, что они не могут больше ни развиваться, ни умножать

свою мощь и богатство. Чаще же всего и даже почти всегда они поворачивают

вспять. Если по воле случая к власти и приходит доблестный тиран, который,

обладая мужеством и располагая силой оружия, расширяет границы своей

территории, то это идет на пользу не всей республике, а только ему одному.

Тиран не может почтить ни одного из достойных и добрых граждан, над которыми

он тиранствует, без того, чтобы тот тут же не попал у него под подозрение.

Он не может также ни подчинять другие города тому городу, тираном которого

он является, ни превращать их в его данников, ибо не в его интересах делать

свой город сильным: ему выгодно держать государство раздробленным, так чтобы

каждая земля и каждая область признавала лишь его своим господином. Вот

почему из всех его завоеваний выгоду извлекает один только он, а никак не

его родина. Кто пожелает подкрепить это мнение многими другими доводами,

пусть прочтет, что пишет Ксенофонт в трактате "О тирании". Не удивительно

поэтому, что древние народы с неумолимой ненавистью преследовали тиранов и

так любили свободную жизнь, что само имя свободы пользовалось у них большим

почетом. Вот пример того: когда в Сиракузах погиб Гиероним, внук Гиерона

Сиракузского, и весть о его смерти дошла до его войска, стоявшего неподалеку

от Сиракуз, войско поначалу принялось волноваться и ополчилось против убийц

Гиерони-ма, но, услышав, что в Сиракузах провозглашена свобода, отложило

гнев против тираноубийц и принялось думать, как бы в означенном городе

устроить свободную жизнь.

192

Не удивительно также, что народ жестоко мстит тем, кто отнимает у него

свободу. Примеров тому достаточно, я хочу указать лишь на события, имевшие

место в Керкире, греческом городе, во время Пелопоннесской войны. Тогда вся

Греция разделилась на две партии, одна из которых была на стороне афинян,

другая - спартанцев; следствием сего было то, что из многих городов,

разделенных на партии, одни стремились к дружбе со Спартой, а другие - с

Афинами. Случилось так, что когда в упомянутом городе верх одержали нобили и

отняли у народа свободу, народная партия с помощью афинян собралась с

силами, захватила всю знать и заперла нобилей в тюрьму, способную вместить

их всех. Затем их начали выводить оттуда по восемь-десять человек зараз под

предлогом отправки в изгнание и убивать, проявляя при этом большую

жестокость. Проведав про то, оставшиеся в тюрьме решили по возможности

избежать столь позорной смерти и, вооружившись чем попало, принялись

защищать дверь в тюрьму, отбиваясь от тех, кто хотел в нее ворваться.

Сбежавшийся на шум народ сломал крышу тюрьмы и похоронил заключенных в ней

нобилей под ее обломками.
Потом в Греции было много других не менее ужасных и примечательных

событий. Из всего этого явствует, что за похищенную свободу люди мстят более

энергично, чем за ту, которую у них еще только собираются отнять.
Размышляя над тем, почему могло получиться так, что в те стародавние

времена народ больше любил свободу, чем теперь, я прихожу к выводу, что

произошло это по той же самой причине, из-за которой люди сейчас менее

сильны, а причина этого кроется, как мне кажется, в отличии нашего

воспитания от воспитания древних, и в основе ее лежит отличие нашей религии

от религии античной. Наша религия, открывая истину и указуя нам истинный

путь, заставляет нас мало ценить мирскую славу. Язычники же ставили ее

весьма высоко, видя именно в ней высшее благо. Поэтому в своих действиях они

оказывались более жестокими. Об этом можно судить по многим установлениям и

обычаям, начиная от великолепия языческих жертвоприношений и кончая

скромностью наших религиозных обрядов, в которых имеется не-