54 (45; 49)
Exc. De insid., p. 13, 19: В царствование лидийского царя Мела Лидию посетил сильный голод. Люди обратились к оракулу. Божество указало им, что нужно подвергнуть царей возмездию за убийство Даскила. Услышав это толкование оракула и узнав, что нужно искупить убийство трехлетним изгнанием, царь добровольно удалился в Вавилон. Затем он послал во Фригию к сыну Даскила, которого также звали Даскилом; мать была им беременна во время бегства. Царь велел ему явиться в Сарды, чтобы снять с них наказание за убийство отца: ведь так предписали предсказатели. Даскил не повиновался, говоря, что не видел отца, так как был еще во чреве матери, когда его убили, а поэтому и не следует ему вмешиваться в это дело. Удаляясь в изгнание, Мел доверил управление страной сыну Кадия Садиатту, который искони вел свой род от древнего Тилона. Он защищал интересы изгнанника, и когда тот по прошествии трех лет возвратился из Вавилона, то честно передал ему царскую власть.
55 (46; 49)
Exc. De insid., p. 13, 34: В царствование Мирса Даскил, сын убитого Садиаттом Даскила, боясь, как бы не навлечь на себя козни Гераклидов, бежал из Фригии и отправился к сирам, живущим на Понте за Синопом. Обосновавшись там, он взял в жены туземку Сиру, у которой от него родился Гигес.
56 (47; 49)
Exc. De insid., p. 14, 4: Адиатт, последний царь лидийцев, окончил жизнь таким образом. У Даскила, удалившегося на Понт, был в Сардах дядя, по имени Ардис, сын Гигеса. Тяготясь бездетностью, он обратился к царю Адиатту с просьбой разрешить ему вызвать с Понта Даскила и усыновить его, чтобы дом их не оказался лишенным наследников, так как сам он бездетен, а другие родные умерли. Кроме того, надлежит заключить договор с потомками Даскила, так как, по словам Ардиса, предки царя вернули их в Лидию из изгнания. (2) Когда царь удовлетворил эту просьбу Ардиса, он послал за Даскилом и стал звать его в Лидию. Но Даскил, привыкнув к новым местам, не захотел явиться, а послал сына Гигеса, которому было около 20 лет. Когда он прибыл, Ардис принял его и объявил своим сыном. (3) Гигес отличался красотой и высоким ростом, он был отличным воином, во всем значительно превосходил своих сверстников, упражнялся в верховой езде и в умении владеть оружием. До царя дошел слух о нем, о том, какой он в деле и какова его наружность, причем тот, кто это говорил, хвалил Гигеса то ли искренно, то ли от зависти, желая навлечь на него какое-нибудь зло. (4) Но царь обрадовался и позвал к себе Гигеса; увидев его красоту и рост, он пришел в восхищение и сделал его телохранителем. Немного времени спустя он и сам, как говорят, взял под подозрение благородство юноши. Погубить его открыто он не хотел, так как не представлялось никакого повода, зато он стал готовить ему гибель другим способом: налагал на него большие работы, посылал его охотиться на вепрей и других диких зверей. Но все это Гигес благодаря своей силе выполнял, и в конце концов под влиянием именно этого Адиатт изменил свое отношение к Гигесу и полюбил его, дивясь его способностям. Он забыл о былых подозрениях и дал ему много земли. В то время у Гигеса дела шли прекрасно. (5) Когда же Адиатт стал проявлять к Гигесу сильную любовь и особенно отмечать его передо всеми, то многие мучались от зависти и негодовали на царя. Среди них был и Ликс из рода Тилония. Он упрекал Адиатта в чрезмерной любви к Гигесу, врагу предков, и в намерении облечь его полнотой власти. Однако царь не обратил на это внимания, а подумал, что это говорится из чувства зависти. Так как часто повторяя одно и то же, Ликс не убедил царя, то, притворившись сумасшедшим, он стал бегать по городу Сардам и кричать, что царя Адиатта собирается убить сын Даскила Гигес. (6) С тех пор Адиатт стал думать о женитьбе на Тудо, дочери Арносса, царя Мисов, который основал город Ардиний на Фивийской равнине. Когда женщине настало время прибыть, царь снарядил колесницу, посадил на нее Гигеса и послал его к тестю за невестой. Говорят, что им было такое предзнаменование. В то время как Гигес собирался отправиться за ней, два громадных орла сели на крышу спальни, где была невеста. Предсказатели же возвестили, что Тудо в первую же ночь станет женой двух царей. (7) Немного спустя является Гигес и, после того как отец передал ему невесту, увозит ее. Когда Гигес ехал на колеснице, он воспылал любовью к Тудо и, не будучи в состоянии владеть собой, стал ее соблазнять и пытался обнять. Она же с негодованием очень решительно отвергала его притязания, прибегая ко многим страшным угрозам. Когда она прибыла к царю, то рассказала обо всем, что делал Гигес, и о том, как он хотел ею овладеть. Разгневанный царь поклялся на следующий день убить Гигеса. (8) Это услыхала находившаяся тогда в спальне служанка, которая очень любила Гигеса. Она-то все ему тотчас и рассказала. Поскольку еще была ночь, Гигес, обходя друзей, сообщает им об этом и просит помощи в замышляемом им убийстве царя. Он напоминал о тех проклятиях, которые Ардис призывал на убийц Даскила. И вот, рассудив, что при данных обстоятельствах лучше убить Адиатта, чем самому погибнуть от его руки, Гигес, заручившись согласием наиболее верных друзей, с мечом направляется к царю. Когда служанка открыла ему дверь спальни, он вошел и убил спящего Адиатта, который царствовал три года. (9) С рассветом он спокойно послал за всеми своими друзьями и недругами под предлогом, будто их зовет царь. Тех, кто по его мнению, будут его противниками, он убил, других же, щедро одарив, сделал своими помощниками. Когда последних у него собралось много, он, спеша овладеть властью, вооружается, выходит на площадь и созывает лидийцев на сходку. Они сначала пришли в смятение, негодуя на совершившееся, и готовы были броситься на Гигеса. Когда же он стал призывать к спокойствию и просить слова, чтобы сообщить собравшимся то, о чем они еще не знали, они совершенно прекратили шум и замолчали: одни желали услышать что-либо определенное, другие боялись вооруженных людей. (10) Затем они снарядили в Дельфы посольство узнать, делать ли им Гигеса своим царем. Бог дал согласие и добавил, что на Гераклидов в пятом поколении обрушится месть со стороны Мермнадов. (11) С этого времени Гигес, сын Даскила, стал царствовать над лидийцами и взял себе в жены мисянку, которую привел себе в жены Адиатт, нисколько не злопамятствуя по поводу того, что она наговорила о нем Адиатту. Ликсу же он приказал не появляться ему на глаза и поклялся в противном случае закопать его там, где в первый раз его увидит. Услышав запрет, Ликс с тех пор ходил по другим дорогам, избегая царских. Гигес очень желал его схватить, но не хотел делать этого, нарушив соглашение. (12) Кто-то из друзей посоветовал ему, раз он хочет взять его без нарушения договора, направиться по тем дорогам, по которым обыкновенно ходил Ликс, и добавил, что он знает эти дороги. Гигес распорядился, чтобы этот человек был его проводником, а сам поехал на колеснице по указанным дорогам. И вот, как-то по воле рока Гигес повстречался с ним на повороте дороги. Поскольку место было узким, и Ликсу не было куда укрыться с глаз царя, он подлез под колесницу и там спрятался. (13) Гигес заметил это и приказал его вытащить. Когда слуги извлекли Ликса и поставили перед колесницей, Гигес сказал: "Здесь я тебя, Ликс, должен закопать: ведь мы так условились". Тот же, нисколько не пытаясь задобрить его, сказал: "Справедливее было бы так пострадать тебе; я тебя избегал, а ты, преследуя меня, пошел по дороге, неприличной для царя". Тогда друзья после долговременного размышления посоветовали Гигесу освободить Ликса от казни. Гигес заявил, что поклялся закопать его там, где первый раз встретит. Они же предложили: "Когда он умрет, ты похорони его на этом месте, и клятва твоя будет соблюдена". Гигес внял советам и отпустил Ликса. (14) После этого он позвал его на пир, велел ему лечь на землю, положил перед ним кости и плохую еду, а для питья налил уксусу и спросил пирующего Ликса, каково ему пировать. Тот же ответил: "Как и полагается у врага". Гигес громко рассмеялся, стал угощать Ликса тем, что лежало перед ним самим, и вообще стал благожелательнее. Со временем он, окончательно примирившись с Ликсом, сделал его своим приближенным и уже совершенно не помнил о старом.
57 (48; 50)
Exc. De insid., p. 17, 6: Орест, убийца матери, пришел в Афины в царствование Демофонта, после которого царем был Оксинт, а потом Фимет. Зная, что после кончины отца царство предназначено его законнорожденному брату, Фимет коварно убил его и завладел престолом.
58 (49; 51)
Exc. De virt., I, p. 340, 16: Гиппомен, правитель афинян, был лишен власти по такой причине. Была у него дочь, которую тайно обесчестил один из горожан. Гиппомен в гневе запер ее в конюшне, привязав к коню и не давая пищи ни ей, ни животному. И вот конь, терзаемый голодом, набросился на девушку, растерзал её и вскоре сам сдох. Потом это строение было срыто, a место стало называться местом Коня и Девы.
59 (50; 52)
Exc. De insid., p. 17, 11: Сыновья Батта, Аркесилай и его братья, враждуя между собой, принудили сражаться и киренейцев, приведя против них ливийцев. Киренейцы потерпели поражение: на войне у них погибло семь тысяч. Поэтому Аркесилай выпил яд. Его, умиравшего мучительной смертью, задушил Леарх. Леарха убила жена Аркесилая Эриксо, а власть перешла к сыну Аркесилая хромому Батту.
60 (51; 53)
Exc. De insid., p. 17, 18: Фокейцы, воюя с жителями Орхомена, напав на их селения, захватили и увели в плен много женщин, которые сделались их наложницами и родили им детей. Когда подросло много таких незаконных детей, законнорожденные, испугавшись, изгнали их из своей страны. Они сначала отправились в Аттику, в Форик, выбрали себе предводителей и отплыли вместе с ионийцами. Были с ними и многие пелопоннесцы. Находясь со своими кораблями у реки Герам, они захватили один островок недалеко от берега, выдержали натиск множества сбежавшихся варваров, одолели их и, перебравшись на один холм, задумали соорудить земляной вал между островком и холмом. Так как Менн, тиран Кимы, бывший тогда владыкой этой местности, стал им препятствовать в сооружении вала, то его брат Ватия заключил с фокейцами союз дружбы и взаимного брака при условии, что он свергнет Менна, а им даст землю в полную собственность. Они согласились. Ватия с кимейцами, которых он смог привлечь на свою сторону, выступил против Менна. Так как народ сразу присоединился к Ватии, то он победил в сражении и выдал своего брата кимейцам. Они его убили, собственноручно побив камнями, а царём поставили Ватию. Он прежде всего позаботился о выполнении договора с фокейцами, который касался их самостоятельности. Кимейцы повиновались Ватии и отдали землю.
61 (52; 54)
Exc. De insid., p. 18, 9: Леодамант, царствуя над милетцами, стяжал у них весьма много похвал, так как он был справедлив и любим гражданами. Амфитр, желая гибели Леодаманта, убил его, когда он во время праздника Аполлона шел к святилищу, чтобы принести богу гекатомбу. Амфитр со своими сообщниками захватил город, сделался тираном и стал властно править милетцами. Сыновья и друзья Леодаманта ночью ушли в Ассес, где их охотно принял правитель города, ранее назначенный Леодамантом. Спустя немного времени Амфитр с войском двинулся против них и, расположившись около города, стал его осаждать. Терпя лишения, ассесцы некоторое время держались, а потом отправили своих людей в святилище и стали вопрошать бога об исходе войны. Бог ответил, что из Фригии к ним придут спасители, которые отомстят за убийство Леодаманта и избавят от бед ассесцев и милетцев. Осада затянулась. И вот однажды пришли из Фригии двое юношей, Тот и Онн, которые за ручки несли запертый ящик со святынями Кабиров. Еще была ночь, когда они подошли к городской стене и потребовали, чтобы их впустили. Стражники их не пускали, спросив, кто они такие. Юноши ответили, что по повелению бога несут из Фригии святыни на благо милетцам и ассесцам. Тогда стражники, вспомнив предсказание оракула, впустили их. С рассветом на городской площади собрались сыновья Леодаманта и все остальные осажденные и стали расспрашивать фригийцев, кто они и зачем пришли. Юноши сказали, что им бог приказал прийти со святынями в Ассес для того, чтобы отомстить за убийство Леодаманта (хотя они и не знали, кто он) и, кроме того, – для избавления от бед милетцев и ассесцев; чтобы это исполнилось, они должны совершить жертвоприношение, как положено у них по обычаю. Услышав это, весь народ обрадовался (ведь все это совпадало с изречениями оракула). Ассесцы пообещали поместить у себя принесенные святыни и почитать их, если все исполнится. Потом, совершив священный обряд, фригийцы приказали им в полном вооружении двинуться всем войском на врагов, неся эти святыни перед строем. Так они и сделали. Сторонники Амфитра выступили навстречу ассесцам, но как только приблизились к ним, обратились в бегство, объятые ужасом перед святынями. Ассесцы, бросившись за ними, одних стали убивать, а других преследовать. Амфитра уже убили сыновья Леодаманта. Так для милетцев окончились и война и тирания.
62 (53; 54)
Exc. De insid., p. 19, 15: Потом народ избрал эсимнетом Эпимена, который получил право убивать, кого захочет. Он не смог захватить ни одного из сыновей Амфитра (так как они из страха сразу обратились в бегство). Имущество их он конфисковал и объявил награду за их убийство. Трех участников убийства он предал смерти, а остальных приговорил к изгнанию; они удалились. Так положен был конец власти Нелидов.
63 (54; 55)
Exc. De insid., p. 19, 22: После того как аргонавты доставили золотое руно Пелию, Ясон сразу по возвращении стал замышлять его убийство, чтобы захватить власть, а Медея пообещала ему сделать это без особого труда. Она, не откладывая, разговорилась с его дочерьми и убедила их в том, что сможет при помощи зелья превратить их старика-отца в молодого человека, если они, разрубив отца на части, бросят его в кипящий котел. В подтверждение своих слов она, как говорят, разрубила несколько старых овец и превратила их в молодых. Полностью убежденные этим примером дочери убили отца. И так как ничто из ожидаемого не исполнилось, они впали в великую скорбь. Жители Иолка за это деяние возненавидели Медею и Ясона, покарали их изгнанием (они удалились в Коринф), а наивно обманутых дочерей Пелия простили, так как они не преднамеренно убили отца, а спасая его от смерти и старости. У могилы Пелия были устроены большие погребальные игры, учреждены величайшие награды и самые влиятельные граждане города взяли в жены дочерей Пелия, как если бы они совсем не были запятнаны убийством. У Пелопии родился Кикн, с которым сражался Геракл в Итоне, городе Ахайи. Царём в Иолке стал сын Пелия Акаст после того, как отец его погиб, а Ясон с Медеей отправились в изгнание в Коринф.
64 (55; 56)
Exc. De virt., I, p. 340, 23: Супруга Акаста, влюбившись в Пелея, завела с ним речь об этом, но он ответил отказом. Боясь, как бы он не рассказал обо всем ее мужу, она заранее стала клеветать на него, будто он посягал на ее ложе. Тогда Акаст с отрядом устроил засаду и стал подстерегать Пелея. Но он, узнав об этом, сам двинулся на него войной, призвав на помощь Тиндаридов и Ясона, врага Акаста, с которым был дружен из-за совместного плавания на "Арго". С их помощью Пелей захватил Иолк и убил супругу Акаста.
65 (56; 57)
Exc. De virt., I, p. 341, 6: Конец жизни Ликурга был следующий. Желая, как говорят, спросить богов о некоторых еще не установленных законах, он взял клятву с лакедемонцев, что они не отменят ни одного из уже принятых законов до тех пор, пока он не вернется обратно. Они дали клятву, и он покинул Лакедемон. Вопросив оракула, он услышал от бога в ответ, что государство будет пребывать в благополучии, если сохранит верность его законам. Ликург решил больше не возвращаться, считая, что клятва прочно охраняет законы. (2) Узнав об этом, лакедемонцы за его прежнюю добродетель и за ту доблесть, которую он проявил, осудив себя на смерть, посвятили ему храм, воздвигли алтарь и как герою круглый год стали приносить жертвы. (3) Ибо спартанцам было ясно, что он один послужил причиной всех их добродетелей и их главенства среди других народов, между тем как ранее они ничем не выделялись. Он не только установил у них замечательные законы, но следующим способом заставил их, волей-неволей, жить по этим законам. Взяв двух щенков от одной собаки, он вырастил их отдельно друг от друга в совершенно различных условиях: одного – при доме, давая ему мясо и прочие лакомства, а другого – заставляя охотиться на зверей и выслеживать их в горах. И каждый из них вырос в зависимости от воспитания. Когда однажды спартиаты совещались в народном собрании о войне с периеками и были в весьма затруднительном положении, Ликург вывел на середину обоих щенков, приказал привести косуль и принести похлебку и прочую приготовленную еду и сказал: "Вот, спартиаты, вы можете видеть, что причина благополучия или неудач заключается только в том, по каким обычаям жить: по дурным или по мудрым. Вот эти (он указал на щенков) родились от одной матери, но выращены в прямо противоположных условиях и поэтому стали совсем не похожи друг на друга. Один приучен к охоте, другой – к готовым лакомствам, и они оба при любых обстоятельствах продолжали бы себя вести привычным образом. И он приказывает псарю одновременно дать щенкам приготовленную для них пищу. Щенок, выращенный при доме, бросился к похлебке, а выращенный на охоте накинулся на косулю, схватил ее и разорвал. И Ликург снова сказал: "Считайте, спартиаты, что это относится к вам и ко всем остальным людям, ибо какими обычаями и законами вы будете пользоваться, такими людьми вы обязательно окажетесь в трудах и на досуге. Ведь из всего, данного богами людям, можно извлечь урок. Трудолюбию сопутствует независимость, благополучие и превосходство над всеми, а изнеженности – раболепство, низость и никчемность". Говоря так, он стал побуждать спартиатов изменить установившийся образ жизни и привыкнуть к лучшим законам. Со времени принятия новых законов они в короткий срок явно превзошли доблестью не только периеков, но и остальных эллинов. В течение пятисот лет непрерывно владея гегемонией, они достигли большой силы.
[Конец шестой книги Николая Дамасского.]
(Фрагм. 95?)
Книга 7
66 (57; 58)
Exc. De insid., p. 20, 6: Кипсел, Бакхиад по материнской линии, был первым, кто убив последнего Гиппоклида, следующим образом стал царствовать вместо него. (2) Существовало пророчество о том, что Кипсел, сын Аетиона, свергнув Бакхиадов, отберет у них власть. И вот, как только он родился и лежал еще в пеленках, к нему были тайно подосланы какие-то щитоносцы, которым было приказано его убить. Когда они с этой целью вошли в дом и уже собирались убить ребенка, он протянул к ним руки и улыбнулся. Тогда в душу их вошло сострадание, и они решили, что не убьют его, а, сказав правду отцу, уйдут прочь. (3) Они сделали так, как решили, а Аетион тайно отправил его в Олимпию и воспитал как заступника перед богом. Потом, осмелев, он перевел его в Клеоны, когда тот был еще мальчиком, но уже от многих отличался своей внешностью и добродетелью. (4) Спустя некоторое время, Кипсел, желая вернуться в Коринф, обратился к дельфийскому оракулу. Получив благоприятное предсказание, он, не медля, отправился в Коринф и быстро завоевал восхищение и уважение граждан, так как он был мужествен, разумен и заботился о благе народа в противоположность остальным Бакхиадам, гордецам и насильникам. (5) А когда он стал полемархом, коринфяне возлюбили его еще больше, ибо он оказался лучшим из всех, занимавших эту должность. И всё прочее он делал как следует. Например, у коринфян существовал закон, согласно которому осужденных по суду следовало отводить к полемарху и держать взаперти до внесения денежной пени, часть которой должна принадлежать полемарху. Сам же он не запер и не связал ни одного гражданина, но одних освобождал под поручительство, а за другие ручался сам и всем уступал причитающуюся ему долю. За это его особенно полюбил народ. (6) Видя, что коринфяне враждебно настроены к Бакхиадам и не имеют защитника, с помощью которого могли бы свергнуть их, он предоставил себя в их распоряжение и стал во главе народа. Одновременно он рассказал о пророчестве, согласно которому Бакхиадам суждено погибнуть от самих себя. Он говорил, что подобно тому как и раньше они пытались убить его, когда он только что родился, так и теперь они злоумышляют против него, но нельзя отвратить то, что предопределено судьбой. Коринфяне охотно допускали эти разговоры, так как они сами были враждебно настроены по отношению к Бакхиадам и благосклонны к Кипселу. Они верили в его мужество и в успех дела. Наконец, организовав сообщество заговорщиков, он убивает царствовавшего Патроклида22, который попирал законы и был невыносим. Народ тотчас вместо него сделал царем Кипсела. (7) Он возвратил изгнанников и вернул права гражданства тем, у которых Бакхиады отняли эти права. Теперь он мог распоряжаться этими людьми, как хотел. Недругов своих он вывел в колонии, чтобы легче править остальными. Своих незаконнорожденных сыновей Пилада и Эхиада он отправил в качестве основателей колоний в Левкаду и Анакторий, а Бакхиадов изгнал и конфисковал их имущество. Они удалились на Керкиру. Кипсел же спокойно правил Коринфом, не имея при себе копьеносцев и ни вызывая ненависти у коринфян. Процарствовав тридцать лет, он скончался, оставив четырех сыновей, из которых законным был Периандр, а остальные – незаконные.
67 (58; 59)
Exc. De virt., I, p. 342, 22: Периандр, сын Кипсела, царя коринфян, как старший в роде получил от отца царскую власть. Жестокостью и насилием он превратил ее в тиранию и окружил себя тремя сотнями копьеносцев. Он стал препятствовать гражданам в приобретении рабов и не оставлял им свободного времени, выискивая для них постоянно какие-то дела. Если же он заставал кого-нибудь сидящим на рыночной площади, то подвергал его каре, боясь, как бы не составили против него заговор. (2) Говорят, он совершил и другое нечестивое дело: охваченный страстью, он вступил в связь с только что скончавшейся супругой. Он был воинственным и постоянно совершал походы: выстроив триеры, он плавал по обоим морям. Некоторые говорят, что он был одним из семи мудрецов, но это не так.
68 (59; 60)
Exc. De insid., p. 21, 18: В старости у коринфского тирана Периандра погибли все сыновья: Эвагор умер при выведении колонии в Потидею, Ликофрон – устанавливая тиранию у периеков, Горг, правя лошадьми, упал с колесницы и сломал шею, а Николай, который оказался самый скромным, был коварно убит керкирцами следующим образом. (2) Периандр хотел, чтобы после его смерти власть осталась у его сыновей. Считая, что коринфяне подчинятся его воле и согласятся на то, чтобы быть под властью кроткого Николая, он решил удалиться на Керкиру, а Коринф передать Николаю. Несколько керкирцев узнали о замысле Периандра. Желая спасти свой город и боясь прибытия Периандра, они объединились и убили Николая, который находился у них. (3) Периандр, собрав войско, вторгся на Керкиру и, захватив город, предал смерти пятьдесят человек, виновных в убийстве, а их многочисленных сыновей отослал к Аллиату, царю лидийцев, для оскопления. По пути остановившись на Самосе, они обратились с мольбою к Гере, и самосцы, узнав обо всем, спасли их. (4) А Периандр вернулся в Коринф, передав Керкиру своему племяннику Псамметиху, который был сыном Горга.
69 (60; 60)
Exc. De insid., p. 22, 4: Наследником царской власти Периандр оставил Кипсела, другого сына своего брата Горга, который, придя с Керкиры, сделался тираном Коринфа на недолгое время. Он правил до тех пор, пока несколько коринфян не составили заговор и не убили его, освободив город. Народ срыл дома тиранов, конфисковал их имущество. Могилы их предков были разрыты, и кости выброшены вместе с непогребенным трупом Кипсела.(2) И сам народ тотчас учредил следующий государственный строй: была создала коллегия восьми пробулов и совет девяти из числа остальных граждан. Смотри "О политике".
70 (61; 61)
Exc. De insid., p. 22, 14: Сикионский тиран Мирон, который вел свой род от Ортагора, был человеком распущенным во всем, в том числе и в отношении женщин. Он бесчестил их, чиня насилие не только тайно, но и явно. В конце концов, он вовлек в преступную связь супругу брата своего Исодема. (2) Тот же, узнав об этом, сначала остался спокойным, а потом, терзаясь, рассказал все другому брату, вернувшемуся из Ливии. Исодем, как говорят, по характеру был простодушен и честен, а брат его Клисфен – коварен. На вопрос, что делать, Клисфен ответил, что и одного дня не стал бы терпеть, но покарал бы виновного, убив своими руками. Говоря это, он натравлял Исодема на Мирона и надеялся завладеть тиранией в случае, если один погибнет, а другой, оскверненный кровью брата, не сможет даже принимать участия в жертвоприношениях. (3) Так и случилось. На восьмом году правления Мирона Исодем убил его, застав у своей супруги. Потом, горестно причитая, он рассказал обо всем Клисфену, а тот ответил, что ему жаль обоих: и умершего, пострадавшего от брата, и его – за то, что убив брата, он теперь не сможет приносить жертвы богам, и вообще надо бы, чтобы это сделал кто-нибудь другой. Для того чтобы не лишиться власти, Исодем, убежденный в правдивости брата, на год взял его в соправители. Так Клисфен из-за простодушия брата достиг того, что задумал, и они оба стали управлять Сикионом. (4) Однако люди более тяготели к Клисфену, как к человеку, внушающему страх и предприимчивому; к нему перешли и друзья Исодема. В конце концов, он лишил Исодема власти при помощи такой хитрости. Был среди горожан некий Харидем, друг Исодема. Видя, что Клисфен более деятелен, он пришел к нему и завел речь о дружбе. Так как Харидем дал многочисленные обещания, то Клисфен приказал ему в знак верности своим словам пойти к Исодему и уговорить его удалиться по обычаю на год в изгнание из-за убийства, чтобы ему, очистившись, получить возможность приносить жертвы, а его сыновьям – править. В противном случае трудно будет ему, виноватому, сохранить тиранию и передать ее своим потомкам. Харидем одобрил это предложение и стал советовать Исодему уйти на год в изгнание. (5) Он как человек простой поверил в искренность слов Харидема и отправился в Коринф, передав тиранию Клисфену. А тот, как только он удалился, стал клеветать на Исодема, будто он злоумышлял против него, чтобы править одному. Вооружив войско под этим предлогом, Клисфен воспрепятствовал его возвращению, и сам стал тираном, самым властным и самым жестоким из всех, бывших до него. Много раз отправлял он войска на помощь другим городам, чтобы приобрести союзников. (6) Умер он на тридцать втором году своего правления.
Достарыңызбен бөлісу: |