– Я худо бедно умею хранить секреты, – говорит Уотерхауз.
– Мне это прекрасно известно, – отвечает полковник Эрл Комсток. – Замечательное качество. Именно поэтому вы нам понадобитесь. После войны.
Над зданием пролетает группа бомбардировщиков; гул сотрясает расшатанное войной здание до самого основания. Они пользуются паузой в разговоре, чтобы поднять массивные фаянсовые чашки с массивных фаянсовых блюдец и отхлебнуть немного слабого, зеленоватого армейского кофе.
– Не обманывайтесь, – орет Комсток, стараясь перекричать шум и бросая взгляд на бомбардировщики, которые величественно разворачиваются к северу, чтобы вытрясти душу из упрямого Тигра Малайи. – Знающие люди говорят, что нипы на последнем издыхании. Пора подумать, чем вы займетесь после войны.
– Я же сказал, сэр, женюсь и…
– Да, и будете преподавать математику в захудалой школе на западе. – Комсток глотает кофе и кривит лицо. Гримаса явно коррелирует с глотком, как отдача с нажатием на курок. – Звучит очаровательно, Уотерхауз, нет, правда. Эх, столько фантазий кажутся прекрасными, пока сидишь тут, на задворках того, что когда то было Манилой, вдыхаешь запах бензина и гоняешь москитов. Я слышал, наверное, от сотни парней – большей частью рядовых – целые рапсодии о подстригании газонов. Сейчас они мечтают только об этом, но когда вернутся домой, как вы думаете, они все кинутся к газонокосилкам?
– Нет.
– Правильно. Стричь газоны хочется, лишь пока сидишь тут, в норе, и гоняешь вшей.
Один из полезных навыков, который приобретаешь в армии, – умение приспосабливаться к тому, что шумные люди грубят тебе громкими голосами. Уотерхауз не обращает внимания.
– Возможно, мне и не понравится.
Комсток становится тише на несколько децибел, придвигается ближе и с отеческим выражением говорит:
– Не только вам. Думаю, ваша супруга тоже не будет в восторге.
– О, она не против сельской местности. Ее не прельщают большие города.
– Вам не обязательно жить в городе. С таким жалованьем, о котором идет речь, Уотерхауз… – тут Комсток делает театральную паузу, сглатывает, гримасничает и снижает голос еще на порядок, – вы сможете купить симпатичный «фордик» или «шевроле». – Он снова замолкает, чтобы собеседник проникся идеей. – С восьмицилиндровым двигателем – огонь! силища! Будете жить в десяти двадцати милях и каждое утро ездить со скоростью миля в минуту!
– Десять двадцать миль откуда? Я что то не понял, где буду работать – в Нью Йорке, на «Электрикал Тилл», или в Форт Мид, в новом… э э…
– Мы планируем назвать его Агентством Национальной Безопасности, – отвечает Комсток. – Разумеется, название – тоже секрет.
– Понимаю.
– Что то похожее уже было между войнами. Называлось «Черный Кабинет». Звучало красиво, хотя малость старомодно.
– Его распустили.
– Да. Госсекретарь Стимсон разделался с ним, заявив: «Джентльмены не читают чужих писем». – Комсток громко и долго смеется. – Ах, как изменился мир, правда, Уотерхауз? Если бы мы не читали переписку Гитлера и Тодзио, то где были бы сейчас?
– В большой заднице, – соглашается Уотерхауз.
– Вы видели Блетчли парк. Видели Центральное бюро в Брисбене. Целые заводы! Чтение писем в промышленном масштабе! – Глаза Комстока блестят, он словно глядит сквозь стены, как Супермен с рентгеновским зрением. – За этим будущее, Лоуренс. Такой войны, как сейчас, больше не будет. С Гитлером покончено. Третий Рейх ушел в историю. Япония скоро падет. Но все это – только пролог для борьбы с коммунизмом. Черт, нам нужен огромный Блетчли парк для этой работы! Он займет целый штат, например, Юту. Разумеется, если работать по старинке, усадив девочек за дешифровальные машины.
Тут наконец до Уотерхауза доходит.
– Цифровой вычислитель, – говорит он.
– Цифровой вычислитель, – эхом отзывается Комсток. Он отхлебывает из чашки и корчит гримасу. – Несколько комнат с цифровыми вычислителями заменят гектары девочек за дешифровальными машинами. – На губах Комстока играет озорная заговорщическая ухмылка. Он подается вперед. Капля пота с подбородка падает в кофе Уотерхауза. – А еще они заменят горы оборудования, что производит «Электрикал Тилл». Так что, как видите, здесь совпадение интересов. – Комсток ставит чашку на стол. Может, он наконец убедился, что под слоем плохого кофе не скрывается слой хорошего, а может, кофе – сущий пустяк по сравнению с той тайной, что он сейчас раскроет. – Я в постоянном контакте с моим руководством в «Электрикал Тилл». Интерес к цифровому вычислителю огромен. Огромен. Уже запущены шестеренки предстоящего проекта – и, Уотерхауз, я сообщаю вам об этом только потому, что, как мы установили, вы умеете хранить секреты…
– Понимаю, сэр.
– Проект такой: «Электрикал Тилл», крупнейший в мире производитель вычислительных машин, совместно с правительством Соединенных Штатов сооружает в Форт Мид, Мэриленд, машинную комнату титанических размеров под эгидой нового Черного Кабинета – Агентства Национальной Безопасности. Блетчли парк грядущей войны – войны с коммунистической угрозой изнутри и извне.
– И вы хотите меня как то к этому подключить?
Комсток моргает и отодвигается. Его лицо внезапно становится холодным и отчужденным.
– Если уж начистоту, Уотерхауз, дело пойдет – с вами или без вас.
Уотерхауз фыркает:
– Понятно.
– Я хочу лишь помочь вам. Я уважаю ваш талант, у меня к вам… отеческие чувства, что ли, после нашей совместной работы. Надеюсь, вас не обижает, что я так говорю.
– Ничуть.
– Ну ну! А, кстати… – Комсток встает и начинает ходить вокруг своего ужасающе чистого стола, потом вырывает лист бумаги из блокнота для записей. – Как дела с «Аретузой»?
– Архивируем перехваты по мере поступления. Взломать пока не удалось.
– У меня есть интересные новости.
– Вот как?
– Да. Кое что, чего вы не знаете. – Комсток внимательно смотрит на лист. – После захвата Берлина мы собрали в кучу всех гитлеровских криптографов и тридцать пять из них направили в Лондон. Наши люди допрашивают их. Помогают нам восполнить многие пробелы. Что вы знаете о Рудольфе фон Хакльгебере?
У Уотерхауза пересохло во рту. Он сглатывает и застывает с каменным лицом.
– Знаком с ним по Принстону. Доктор Тьюринг и я считаем, что в перехватах «Лазури/Рыбы еж» узнали его почерк.
– Вы не ошиблись, – говорит Комсток, шурша бумагой. – Но известно ли вам, что он, вероятно, коммунист?
– Ничего не знаю о его политических наклонностях.
– Ну, начнем с того, что он гомик, а Гитлер ненавидит гомиков. Может, это и толкнуло его в объятия красных. Кроме того, он работал под началом у русских в Гауптгруппе «В». Предположительно, они были царскими приверженцами и настроены прогитлеровски, но кто их знает. В общем, в середине войны, где то в конце сорок третьего, он определенно сбежал в Швецию. Забавно, верно?
– Что тут забавного?
– Если у вас есть средства, чтобы убежать из Германии, почему не двинуть в Англию, чтобы сражаться на стороне свободного мира? Нет, он поехал из Финляндии к восточному побережью Швеции – прямо через залив. Финляндия граничит с Советским Союзом. – Он ладонью припечатывает бумагу к столу. – По моему, все очевидно.
– Значит…
– Далее, везде эта чертова «Аретуза». Некоторые сообщения посылаются прямо отсюда, из Манилы! Некоторые приходят с загадочной подводной лодки. Очевидно, что не японской. Сильно смахивает на какую то шпионскую сеть. Как вы думаете?
Уотерхауз поводит плечами.
– Объяснять – не мой профиль.
– Мой, – говорит Комсток. – И я заявляю: это шпионаж. Возможно, направляемый прямо из Кремля. Почему? Потому что, согласно вашему анализу, они используют «Лазурь/Рыбу Еж», которую изобрел гомик коммуняка Рудольф фон Хакльгебер. Я предполагаю, что фон Хакльгебер немного отоспался в Швеции, пропер в задницу какого нибудь мальчика блондинчика, а потом смылся в Финляндию, а оттуда – прямиком в распростертые объятия Лаврентия Берии.
– О черт! – восклицает Уотерхауз. – Что же нам делать, как вы думаете?
– Я перевел «Аретузу» в разряд вопросов первостепенной важности. Мы обленились и успокоились. Наши пеленгаторы неоднократно засекали, что сообщения «Аретузы» посылаются из этого региона. – Комсток поднимает указательный палец и тычет им в карту Лусона; потом спохватывается, сообразив – несолидно, нагибается и берет длинную указку; потом опять спохватывается, что стоит слишком близко, и отходит на пару шагов, чтобы конец указки доставал до того места, где только что был палец. Заняв наконец позицию, Комсток яростно обводит указкой берег к югу от Манилы и заодно пролив, отделяющий Лусон от Миндоро. – Южнее вулканов, тут, вдоль побережья. Здесь шатается эта субмарина. Мы не смогли как следует запеленговать ублюдков, потому что все наши пеленгаторные станции были на севере. – Конец указки молниеносно перебрасывается к Центральной Кордильере, где окопался Ямасита. – Но теперь – нет. – Указка мстительно переносится вниз. – Я приказал установить несколько пеленгаторов в этом районе и в северной части Миндоро. Стоит субмарине выйти в эфир, как мы накроем ее «Каталинами» за пятнадцать минут.
– Тогда, – предлагает Уотерхауз, – может, мне стоит вплотную заняться взломом «Аретузы».
– Если вы преуспеете, Уотерхауз, это будет первой блестящей победой в криптологической схватке с коммунистами. Великолепное начало для работы с «Электрикал Тилл» и АНБ. У вашей молодой жены будет симпатичный домик в деревне, с газовой плитой и пылесосом. Она и думать забудет про Палус.
– Звучит чертовски заманчиво. – отвечает Уотерхауз. – Не могу удержаться! – И с этими словами выскакивает за дверь.
Из разбитого окна комнатки с каменными стенами в полуразрушенной церкви выглядывает Енох Роот. Лицо его огорченно кривится.
– Я не математик, – говорит он. – Просто помогал Денго делать расчеты. Вам придется обратиться к нему.
– Увезите передатчик в другое место, – требует Уотерхауз, – и приготовьтесь отправить сообщение, как только оно будет зашифровано.
Гото Денго там, где и обещал, сидит на трибунах над третьей базой. Поле приведено в порядок, но никто не играет. Сейчас здесь только он и Уотерхауз, да еще пара филиппинских крестьян, которых война загнала на север, в Манилу, собирают под скамейками просыпанный попкорн.
– То, о чем вы просите, очень опасно, – говорит он.
– Никто не узнает, – отвечает Уотерхауз.
– Подумайте о будущем. Когда нибудь эти цифровые вычислители, о которых вы говорите, взломают «Аретузу». Разве не так?
– Так. Но нескоро.
– Скажем, через десять лет. Пусть через двадцать. Код взломан. Они вернутся к старым перехватам – включая это сообщение, что вы хотите передать друзьям. Прочитают его. Так?
– Так.
– И наткнутся на послание: «Внимание, внимание, Комсток подстроил ловушку, вас пеленгуют, не включайте передатчик». Ясно, что в окружении Комстока был шпион, и это наверняка вы.
– Вы правы. Вы правы. Я не подумал, – говорит Уотерхауз. Потом вдруг ему приходит в голову: – И о вас тоже узнают.
Гото Денго бледнеет.
– Пожалуйста, я так устал.
– В одном из посланий «Аретузы» говорится о некоем ГД.
Гото Денго закрывает лицо руками и надолго застывает. Слов не нужно; они с Уотерхаузом представляют себе одну и ту же сцену: через двадцать лет в офис к преуспевающему бизнесмену Гото Денго вламывается японская полиция и арестовывает его как коммунистического шпиона.
– Только если они расшифруют старые перехваты.
– Расшифруют. Вы же сами сказали.
– Если они у них есть.
– Конечно, есть.
– Да. В моем кабинете.
Гото Денго в ужасе раскрывает рот.
– Вы же не собираетесь их выкрасть?
– Вот именно, собираюсь.
– Но ведь заметят.
– Нет. Я подложу вместо них другие.
Алан Матисон Тьюринг кричит, перекрывая шум синхросигнала. Долгоиграющая пластинка с записью шума крутится на диске.
– Ты хочешь что нибудь новенькое из области случайных чисел?
– Да. Какую нибудь математическую функцию, генерирующую почти идеальную случайную последовательность. Я знаю, ты над этим работаешь.
– О да, – отвечает Тьюринг. – Я могу дать тебе гораздо большую степень случайности, чем этот идиотский граммофон, на который мы оба в данный момент пялимся.
– Как ты ее получаешь?
– Основываясь на дзета функции. Она легка для понимания и крайне утомительна для вычислений. Надеюсь, ты запасся лампами?
– Об этом не беспокойся, Алан.
– У тебя есть карандаш?
– Конечно.
– Очень хорошо, – отвечает Тьюринг и начинает громко диктовать математические символы.
В Подвале удушающе жарко, потому что Уотерхауз вынужден делить его с коллегой, выделяющим тысячи ватт тепловой энергии. Коллега заглатывает, затем выплевывает перфокарты. Что он делает в промежутке – забота Уотерхауза.
Примерно сутки он сидит здесь, раздевшись до пояса, обмотав голову майкой, как тюрбаном, чтобы капли пота не устроили замыкания в аппарате. Он щелкает переключателями на лицевой панели цифрового вычислителя, коммутирует кабели, меняет сгоревшие лампы, ищет с осциллографом неисправности. Чтобы вычислитель мог вычислять функцию Алана, приходится по ходу проектировать дополнительную цепь и паять ее прямо здесь. А в это время Гото Денго и Енох Роот работают где то в Маниле с обрывком бумаги и карандашом, шифруя последнее сообщение «Аретузы».
Уотерхаузу даже не нужно думать, будет ли оно послано, – ему сообщат.
Действительно, в пять вечера приходит сияющий лейтенант из службы перехвата.
– Новое сообщение «Аретузы»?
– Два, – отвечает лейтенант, показывая два листка, испещренных буквами. – Наложение!
– Наложение?
– Сначала включился южный передатчик.
– На суше или…
– В море – у северо восточной оконечности Палавана. Они передали вот это. – Он машет листом. – Затем, почти тут же, вышел в эфир передатчик в Маниле и передал это. – Машет другим листом.
– Полковнику Комстоку доложили?
– О конечно, сэр! Он как раз собирался уехать на целый день, когда пришли сообщения. Он в самой гуще событий – с перехватчиками, с ВВС, со всеми. Он считает, мы накрыли ублюдков!
– Э э… пока у вас не закружилась голова от счастья, не могли бы вы оказать мне услугу?
– Да, сэр!
– Что вы делаете с оригиналами перехватов?
– Подшиваем, сэр. Хотите взглянуть?
– Да. Принесите все. Я хочу сверить их с перфокартами. Если «Аретуза» работает так, как я предполагаю, то даже единичная ошибка может свести на нет все мои вычисления.
– Я принесу, сэр! Все равно я не иду домой.
– Не идете?
– Нет, сэр! Я хочу дождаться, чем кончится история с чертовой субмариной.
Уотерхауз подходит к печи и достает пачку теплых неиспользованных перфокарт. Он пришел к выводу, что они должны быть теплыми, иначе пропитаются тропической влагой и застопорят машину. Прежде чем в комнате установили вычислитель, сюда по его настоянию притащили все наличные печи.
Он бросает горячие карты в приемный карман перфоратора, садится за клавиатуру и прикрепляет перед собой первый лист перехвата. Одну за другой набивает буквы. Сообщение короткое, достаточно трех карт. Затем он принимается за следующее.
Входит лейтенант с картонной коробкой.
– Вот, все оригиналы перехватов с «Аретузой».
– Спасибо, лейтенант.
Лейтенант заглядывает через плечо.
– Помочь вам набивать сообщения?
– Нет. Если хотите помочь, принесите воды в кувшине и не беспокойте меня до утра. «Аретуза» – моя навязчивая идея.
– Есть, сэр! – отвечает лейтенант, невыносимо счастливый оттого, что в данный момент «каталины» бомбят таинственную подлодку.
Уотерхауз заканчивает набивать второе сообщение. Он уже знает, что в нем: «ЛОВУШКА ПОВТОРЯЮ ЛОВУШКА НЕ ВКЛЮЧАТЬ ПЕРЕДАТЧИК ТЧК БЛИЗКО ПЕЛЕНГАТОРЫ».
Он аккуратно складывает карты, вылезшие из перфоратора, в коробку с картами – перехватами «Аретузы». Затем берет все содержимое коробки – кирпич карт толщиной сантиметров тридцать – и кладет себе в чемоданчик.
Потом открепляет от перфоратора листки с последними сообщениями и кладет их к старым перехватам. Подшивка в руках и кирпич в чемоданчике содержат одну и ту же информацию. Оригинал и единственная в мире копия. Он бегло просматривает их, убеждается, что самые важные сообщения на месте – длинный перехват с координатами Голгофы, и другой, с инициалами Гото Денго. Кладет листки на печку.
Вставляет пачку чистых горячих перфокарт толщиной сантиметров тридцать в приемный лоток перфоратора. Затем кабелем соединяет машину с вычислителем. Теперь вычислитель может управлять машиной.
Устсрхауз запускает программу, которую только что написал, ту, которая генерирует случайные числа в соответствии с функцией Тьюринга. Мигают лампочки, гудит перфосчитыватель, программа загружается в КОЗУ вычислителя. Наконец пауза – функция ждет ввода. Чтобы она заработала, нужно бросить затравку – поток битов. Любой. Уотерхауз, немного подумав, набирает на клавиатуре: КОМСТОК.
Перфоратор начинает гудеть. Пачка чистых карт уменьшается, пачка пробитых в поддоне растет. Когда все сделано, Уотерхауз вынимает одну и просматривает на свет. Узор из маленьких прямоугольных отверстий, пробитых в манильской бумаге. Созвездие дверных проемов.
– Это будет выглядеть как обычное зашифрованное сообщение, – объяснил он Гото Денго, когда они сидели на трибуне, – но… э э… дешифровщики (он чуть не сказал – АНБ) могут гонять свои вычислители целую вечность, а кода им не взломать – потому что кода нет.
Наконец, перед тем как покинуть лабораторию, он возвращается к печи и подвигает пачку перехватов на листках поближе к запальнику. Огонь никак не занимается, и Уотерхауз помогает ему зажигалкой. Отступает и ждет, пока прогорит вся пачка, и необычная информация будет уничтожена.
Затем выходит в коридор в поисках огнетушителя. Наверху, у рации, столпились ребята Комстока и ржут, как лошади.
Достарыңызбен бөлісу: |