Новая постиндустриальная волна на Западе
жүктеу/скачать 2.88 Mb.
|
| Все больше и больше сотрудников, приходя на работу, погружаются в мир идей и информации. По расчетам Стивена Барли, к концу века доля американцев, чей труд связан главным образом с материальными предметами (сельскохозяйственные рабочие, механики, чернорабочие, ремесленники) и оказанием непрофессиональных услуг (работники гостиниц и ресторанов, рабочие, занятые в сфере распределения, розничные торговцы, домашняя прислуга, парикмахеры, косметологи, работники оздоровительных учреждений и т. п.), сократится более чем в два раза, с 83% в 1900 году до примерно 41%. Доля же тех, кто работает прежде всего с информацией (в торговле, на управленческих и административных должностях, в свободных профессиях, в промышленности, в учреждениях) увеличится с 17% в 1900 году до 59% в начале следующего века.
В направлении этой тенденции невозможно ошибиться: неуклонно возрастает доля людей, которые становятся «работниками умственного труда». Информация и знание составляют одновременно и исходный материал, и продукт их деятельности. В интеллектуальных компаниях, т. е. в тех, где доля работников умственного труда доходит до 40 и более процентов, занято 28% всех работающих в США, однако в последние пять лет на них приходится 43% вновь созданных рабочих мест. Но дело не только в том, что все больше людей занимаются умственным трудом: растет интеллектуальное содержание всякого труда, будь то в сельском хозяйстве, промышленности, учреждениях или в свободных профессиях. Современный врач, вооруженный антибиотиками, магнитными резонансными томографами и методами микрохирургии, привносит в свою деятельность гораздо больше знаний, нежели его предшественники до второй мировой войны, главными лекарствами которых были горячая вода и внимательное отношение к больным. Героический образ фабричного рабочего — голого по пояс, с отблесками адского пламени из доменной печи на торсе — уходит в прошлое, как до него исчез с исторической арены крестьянин. Современный работник трудится скорее в диспетчерской с кондиционером, наблюдая за рядами экранов и циферблатов. Время от времени он отлучается, чтобы взглянуть на вверенные его заботам роботы или принять участие в совещании, где вместе с коллегами изучает гистограммы, схемы Парето, графики и другие средства статистического анализа с целью найти способ сделать еще более безотходным производственный процесс. Рабочие автосборочного конвейера, которым когда-то приходилось вручную крепить тяжелые детали к корпусу, должны овладеть навыками управления роботами, теперь выполняющими эти операции. В то же время интеллектуальная составляющая их труда возросла. Они сами устраняют неисправности в оборудовании и берут на себя многие управленческие функции; на автозаводах теперь вдвое меньше среднего руководящего персонала, чем в начале девяностых годов, и число их, как ожидается, сократится еще наполовину до конца текущего десятилетия. Десять лет назад большинство промышленных рабочих (57%) были станочниками, сборщиками и чернорабочими; остальные имели более высокую квалификацию и были заняты в точном производстве и на специализированных работах. В настоящее время соотношение обратное: 55% заняты в точном производстве, а 45% являются станочниками и чернорабочими. Неудивительно, что для выполнения наукоемких видов работ производители нанимают более образованных рабочих. До 1947 года в отделе кадров корпорации «Форд» даже не спрашивали, сколько классов закончил нанимаемый работник. Теперь же от одной трети до двух пятых — вдвое больше, чем десять лет назад, — вновь нанятых рабочих на автозаводах получили какое-то образование после окончания средней школы. Подобные изменения претерпела и конторская работа. Всю механическую, монотонную, иссушающую душу деятельность — сверку таблиц, перепечатку писем и т. д. — взяли на себя компьютеры, выполняющие ее с невообразимой быстротой. В 1973 году подруга моей тещи, женщина средних лет, работавшая секретарем в крошечном учреждении, получила от своего начальника в подарок на Рождество электрическую печатную машинку. Позже она не без удовольствия жаловалась, что работать на ней настолько легче по сравнению с механической, что она даже на пять фунтов прибавила в весе. Теперь же секретари говорят, что благодаря электронной почте они экономят от одного до двух часов в день: не надо ждать, пока компьютер напечата- ет конверты и письма для рассылки, не надо томиться возле факсов и фотокопировальных машин, упаковывать почту, чтобы ее забрал посыльный из «Федерал Экспресс». А ведь в свое время каждое из этих новшеств помогало в значительной мере сокращать непроизводительные затраты времени и труда. В результате сокращается число секретарей; но более важный итог состоит в том, что они уже не выполняют привычную секретарскую работу: не сверяют таблицы, а помогают их анализировать, не перепечатывают письма, а готовят для них материал, не обслуживают совещания, а устраивают конференции. Из подмастерьев они перешли в разряд мастеров. Рынок безжалостен. Он вознаграждает все, создающее стоимость, и либо не замечает, либо карает все, что ее не создает. В этом нет ничего личностного. Невидимая Рука так же незряча, как и незрима: она движется, не зная и не заботясь о том, потрепала ли она кого-то по плечу или ударила в челюсть. На рынке труда ее движение менее заметно, чем на других рынках. На бирже инвесторы в считанные минуты могут забрать миллиарды долларов у «Эй-Ти энд Ти» и отдать их «Ай-Би-Эм». Но семьям не так-то легко в одночасье сняться с насиженных мест и отправиться пытать счастья в другой город, и не всякий автомеханик будет тратить свои выходные дни на изучение компьютерного программирования. Да и компании еще подумают (по крайней мере, какое-то время), надо ли им увольнять старых, преданных служащих и набирать новых. Понятно, что правительства скорее попытаются как-то повлиять на рынок труда, чем будут вмешиваться в деятельность других рынков: надо ведь защитить тех, кому не повезло, за счет дополнительного налогообложения тех, кто пользуется наивысшими благами рынка. Тем не менее Невидимая Рука движет и рынком труда. Коль скоро знание является главным источником стоимости, следует ожидать, что плоды будут пожинать те, кто работает головой, а все шишки будут доставаться тем, кто этого делать не умеет. В 1996 году писательница Сьюзан Шихен рассказала трогательную историю супружеской пары из штата Айова. Жена работает санитаркой в ле- чебнице: она купает, одевает, кормит больных, укладывает их спать. Муж также занят на тяжелых ручных работах в строительной компании: он укрепляет ограждения и предупредительные знаки на строительных площадках мешками с песком. Вдвоем они зарабатывают чуть больше 31 тыс. долл. в год и постепенно влезают в долги. А ведь несколько лет тому назад он один получал примерно такую же сумму. Тогда он работал на заводе по производству автомобильных моек, но его сократили, а других таких мест не было. Когда-то после окончания средней школы он поступил в технический колледж, но бросил учебу из-за неуспеваемости по математике. Его жена работала учетчицей, но у нее не ладилось с машинописью, и ее понизили в должности, поручив подшивать бумаги. Теперь, когда им обоим уже за сорок, они чувствуют, что обречены получать семь долларов в час до конца своей жизни. Супруги, пишет Шихен, «когда-то считали, что принадлежат к среднему классу»4. Не их вина, что они стали жертвой ожиданий, порожденных конкретным временем и конкретными обстоятельствами. И сочувствия они от этого достойны ничуть не меньше. Но на протяжении почти всей истории человечества почти во всех странах мира род их занятий — персональное обслуживание и неквалифицированный ручной труд — определял принадлежность к рабочему, а не к среднему классу. Небывалый экономический расцвет Соединенных Штатов после второй мировой войны позволил американским работодателям обеспечить уровень жизни среднего класса почти всему белому работающему населению страны. Но как только Европа восстановила разрушенное войной хозяйство, а в Азии начался экономический бум, между ними и Соединенными Штатами завязалась жестокая конкурентная борьба. Однако описанная Шихен супружеская пара страдает не из-за глобальной конкуренции: ведь американские больничные санитарки и дорожностроительные рабочие не конкурируют с немцами или малайзийцами. Не вовлечены они и в информационную экономику, где обеспечивается наивысший уровень оплаты труда; их пребывание в рядах среднего класса было недолгим, и они снова влились в состав пролетариата. Много сказано и написано о растущем неравенстве в доходах в США и других промышленно развитых странах, а также о мучитель- ной борьбе за выживание, которую ведут люди, некогда составлявшие становой хребет народного хозяйства этих государств. Можно возразить, что неравенство в доходах не увеличивается, но это будет неверно. Сегодня, на пороге информационной революции, оно усиливается так же, как когда-то в эпоху индустриализации. Можно возразить, что рост неравенства не влечет за собой никаких моральных, политических и экономических последствий, и опять это будет неверно. Впрочем, рассмотрение этого предмета не входит в нашу задачу. В росте неравенства в доходах винили японцев, дешевую рабочую силу из стран «третьего мира», соглашения о свободной торговле, жадность корпораций, изменения политики в области налогообложения и социального обеспечения и т. п. В доказательство любого из этих утверждений можно привести массу статистических данных, но с таким же успехом их можно выбросить в корзину. Неравенство растет оттого, что экономика перестала быть индустриальной, а рынок труда не успел приспособиться к происшедшим в ней изменениям. Существуют данные — и их еще никто не сумел опровергнуть, — что образованные люди в наше время получают больше, чем когда бы то ни было. Сокращая плату за физический труд, рыночные силы одновременно все более щедро вознаграждают труд умственный. Начиная с 1969 года, когда появились первые признаки упадка промышленного века, работники и работницы всех отраслей промышленности стали получать «надбавку за образование», которая постоянно увеличивалась. С 1979 года только одна группа американцев — выпускники высших учебных заведений — смогла увеличить свой реальный еженедельный доход. В тот год доходы окончивших колледж мужчин были на 49% больше доходов тех, кто закончил только среднюю школу; четырнадцать лет спустя, в 1993 году, надбавка за образование составила уже 80%. Важно отметить, что надбавка к зарплате работников с высшим образованием увеличилась, несмотря на одновременный рост предложения, связанный с расширением доли работников, имеющих такое образование5. Существование надбавки за образование указывает на растущую роль знаний в создании стоимости и материальных ценностей. Джеймс Роч, экономист из Калифорнийского университета в Сан-Диего, доказал, что производительность труда городской рабочей силы возрастает на 2,8% пропорционально каждому году дополнительного обучения. Иными словами, если обучение среднего рабочего, скажем, из Хьюстона длилось десять лет, а среднего рабочего из Атланты — одиннадцать, то выработка продукции на одного рабочего в Атланте будет почти на 3% больше. Отчасти этот феномен можно объяснить тем, что более образованный рабочий способен трудиться с большей отдачей, но скорее всего дело в том, что образованная рабочая сила выполняет качественно иную работу, в которой преобладает интеллектуальное содержание: предоставление юридических услуг или программирование отличается от работы типографского наборщика или экспедитора. Хотя иногда говорят, что из-за внедрения компьютерной техники снижается зарплата рабочих и служащих, не входящих в управленческое звено, это совершенно неверно. На самом деле зарплата сотрудников тем выше, чем больше в организации используется компьютеров. В соответствии с государственной политикой, проводившейся в прежде социалистическом обществе Швеции, считалось, что несправедливо выплачивать производственным рабочим меньшее вознаграждение, чем их начальникам. Соответственно устанавливались и ставки заработной платы. Вследствие того, что получение знаний не окупалось, немногие из шведов стремились продолжать обучение после окончания средней школы; происходила «утечка мозгов», так как большое число лучших выпускников высших учебных заведений искали работу за пределами страны. И напротив, все больше людей стремятся получить образование, если образованные работники получают повышенную зарплату. Среднее образование сейчас имеют четверо из пяти взрослых американцев, тогда как всего пятнадцать лет назад среднее образование имели двое из трех. Процент мужчин, обучавшихся хотя бы четыре года в колледже, вырос с 20 в 1980 году до 25 в 1994; процент женщин — с 13 до 20. В 1993 году, впервые за всю историю, число поступивших в университеты Германии молодых немцев превысило число тех, кто воспользовался немецкой системой «двойного образования», предназначенной для подготовки рабочих кадров для промышленности. В среде самих абитуриентов резко возросло соперничество при поступлении в институты, считающиеся лучшими. Так, в Гарвардский университет поступило 18190 заявлений о приеме на 2000 мест, или 11 человек на каждое место. За пять лет до этого соотношение было 8 человек на одно место6. С интеллектуальным капиталом обходятся так небрежно отчасти потому, что от него не ожидают никакой отдачи, т. е. прибыли на инвестированный капитал. Инвестор, захотевший убедиться в прибыльности «Ай-Би-Эм» или «Майкрософт» единственно на основании их финансовых отчетов, так и не узнает, из чего складывается столь высокая стоимость этих двух компаний. Активами авиакомпании «Америкэн Эйруэйз» являются ее реактивные самолеты. Однако информационная система, лежащая в основе службы бронирования авиабилетов -«Сейбр», которая приносит большую прибыль, чем самолеты, представляет собой нематериальный актив и не заносится в балансовые отчеты. Подобно электронам в камере Вильсона, интеллектуальные активы проявляются в бухгалтерских книгах корпораций только в виде призрачных изображений. Только в редких случаях они имеют на рынке какую-либо стоимость, и чаще всего последняя не соответствует их действительной ценности. В 1976 году композитор Эндрю Ллойд Уэббер, создатель мюзиклов «Кошки», «Эвита», «Призрак оперы» и «Бульвар заходящего солнца», основал «По-настоящему полезную компанию», имевшую права на все его работы. Что бы вы ни думали о музыке Уэббера, произведения, написанные руководителем «По-настоящему полезной компании», пользуются огромным успехом. В 1986 году Уэббер преобразовал ее в открытую акционерную компанию со следующими активами: театр «Палас» в Лондоне стоимостью около 2 миллионов фунтов стерлингов, права на мюзиклы и песни Уэббера (главным образом, «Кошки»), контракт на семь лет с самим Уэббером и полис по страхованию жизни Уэббера (тогда ему было тридцать семь лет). На момент оформления компании общая стоимость всех ее акций, включая ту их часть, которая принадлежала Уэбберу, составляла 35,2 млн. фунтов стерлингов. Четыре года спустя Уэббер выкупил компанию. Судя по тому, сколько он заплатил за акции, принадлежавшие другим участникам, ее стоимость составляла уже 77,4 млн. фунтов. Такая цифра была получена, главным образом, на основе расчетов инвестиционных банков, пользовавшихся установившимися правилами оценки предметов интеллектуальной собственности — авторских прав, патентов и т. д. Через год Уэббер продал 30% акций фирме звукозаписи «Поли-Грам» за 78 млн. фунтов, т. е. за сумму большую, чем та, которую еще год назад назначили за всю его компанию. Тем временем состоялась премьера его «Бульвара заходящего солнца», но не это послужило главной причиной увеличения более чем втрое стоимости компании. Скорее всего, лучшие аналитики Сити самым постыдным образом недооценили величину дохода и, следовательно, ценность старых авторских прав. <...> Когда компанию покупают за сумму, превышающую ее балансовую стоимость, то цена обычно повышается за счет цены интеллектуальных активов — доходов, ожидаемых от патентов, связей с потребителями, прав собственности на торговую марку и т. д., а также надбавки за приобретение прав на управление компанией. Но поскольку по правилам бухгалтерского учета не разрешается платить за нечто неосязаемое, то за неимением лучшего придумали вычитать балансовую стоимость из покупной цены и обозначать разницу по существу бессмысленным термином «добрая воля» (денежная оценка неосязаемого капитала). Между тем таковая <...> зачастую составляет более половины покупной цены. Можно возражать против занесения стоимости интеллектуального капитала в бухгалтерские книги, но непростительно ее не учитывать. Невежество стоит очень дорого. Информация и знания отличаются от денежных, природных, трудовых и технических ресурсов. Экономисты называют их «обществен- ным благом»7. Это означает, что знания не убывают по мере их использования. Они неотчуждаемы: приобретение мною некоего объема знаний никоим образом не уменьшает вашей способности приобрести столько же, чего не скажешь, например, о порции мороженого или о месте в автобусе. На стоимость создания знаний не влияет, сколько человек будет пользоваться ими впоследствии. Знания, воплощенные мною в этой книге, будут стоить одинаково, независимо от того, прочтут ли ее 5 или 500 тыс. человек. Конечно, экземпляр, который вы держите в руках, не может быть прочитан десятком людей одновременно, а стоимость печати, безусловно, зависела от тиража, но эти экономические факторы относятся к изделию, а не к знаниям. Знания и их оболочка — не одно и то же. Кроме того, средства их воспроизведения — магнитофоны, ксероксы, телевизоры, компьютеры — часто находятся под контролем потребителей, а не производителей. Производственные же возможности, по существу, ничем не сдерживаются. Так, миллиарды телезрителей каждый год смотрят церемонию вручения премии «Оскар», а Американской академии кинематографии это обходится не дороже, чем если бы вся зрительская аудитория была ограничена теми, кто сидел в «Павильоне Дороти Ченддер». Знания существуют вне зависимости от пространства. Подобно квантовым частицам, они могут находиться в нескольких местах одновременно. Продайте мне пирог, и у вас его больше не будет. Продайте мне рецепт пирога, и он будет у нас обоих. В царстве интеллектуальных активов и неосязаемой продукции пирога не становится меньше, сколько его ни ешь. Но вы не можете забрать его назад. Продавец может вернуть себе, предположим, автомашину, но сообщив покупателю какую-либо информацию, он не может забрать ее обратно. В информационной экономике есть одна уловка, касающаяся и покупателя, и продавца: покупатель не может судить, стоит ли платить за информацию до тех пор, пока ее не получит; но как только он завладел ею, ему больше не нужно ее покупать. Еще одна странная особенность, отсутствующая в сделках с материальными предметами, состоит в следующем: тот факт, что вы продали мне информацию, не мешает вам продавать ту же информацию другим — ведь университетский профессор из года в год читает одну и ту же лекцию. А мне этот факт не мешает перепродавать то, чему меня научили, при условии соблюдения законов об интеллектуальной собственности; этим в конечном итоге и занимаются журналисты. Но если знания в целом не ограничены пространством, некоторые их формы чрезвычайно чувствительны к фактору времени — даже в большей степени, чем материальные активы. Хотя последние обесцениваются катастрофически, порой до полной потери стоимости (за механическую печатную машинку, хранящуюся у меня в кладовке, теперь мало что дадут), это происходит постепенно и медленно, тогда как совет, на какую лошадь ставить, который до забега потенциально стоил тысячи долларов, теряет всякую цену, как только закрывается окошко тотализатора. Чувствительность к фактору времени вызвала к жизни целые отрасли, основанные на желании предвосхитить будущие формы знаний: службу погоды, опросы общественного мнения по политическим вопросам, фондовую биржу. Второе различие между знаниями и прочими ресурсами заключается в изобилии знаний. В учебниках сказано, что категория стоимости в экономической теории выводится из понятия редкости (scarcity). «Покупайте землю, — советовал читателям сатирик Уилл Роджерс, — а то ее больше не делают». Мы же с каждым днем «делаем» все больше знаний, и, как мы потом увидим, они зачастую вырастают в цене именно потому, что имеются в изобилии, а не потому, что их недостает. Несмотря на отсутствие надежного способа измерения запасов знаний, накопленных в мире, самые разные показатели указывают на то, что их объем продолжает увеличиваться. Так, например, в Соединенных Штатах число заявок на получение патентов неуклонно растет: в 1953 году было 72 тыс. заявок, а в 1993 году — уже 189 тыс. Хотя знания, в особенности научные, часто вытесняются более свежими, они редко исчезают совсем. Вот что говорит французский специалист по финансам Шарль Гольдфингер, чью книгу «Полезное и бесполезное: неосязаемая экономика»* я считаю лучшим сочинением об экономическом поведении нематериальных активов: «[Информация] структурно изобильна. Информации всегда слишком много. Каждый вид экономической деятельности производит ее больше, чем в состоянии потребить»8. При переработке одного барреля нефти, например, происходит сокращение запаса нефтепродуктов, но при этом использование знаний нефтехимии не уменьшает объема этих знаний. Одновременно создается дополнительная информация, как-то: характеристики нефти данной партии, ее стоимость, местонахождение и пункт назначения. Может быть мало талантов, но не знаний: человечество знает сейчас больше, чем когда-либо прежде. В-третьих, структура себестоимости большинства наукоемких товаров и услуг («материализованного знания») резко отличается от структуры себестоимости «материализованного материала». Большая часть заключенных в них издержек приходится на подготовительный период: это означает, что себестоимость изготовления первого экземпляра непропорционально велика по отношению к себестоимости последующих. В книгоиздательском деле, например, начальные капиталовложения, включающие в себя гонорар автора, а также стоимость макета и набора, значительно выше, чем себестоимость бумаги, процесса печати и переплета тиража. Чем более неосязаем продукт — чем ближе он к чистому знанию, — тем больше разрыв между затратами истекшего периода и предельными издержками; затраты на изготовление и доставку электронной копии документа равны искре электричества, да и несет эти затраты главным образом получатель, а не «изготовитель». То же самое относится к программному обеспечению, фармацевтическим изделиям, кинофильмам и т. д. Тенденция к накоплению издержек на начальной стадии производства проявляется и при изготовлении промышленных товаров по мере роста их информационного содержания; затраты на конструкторские работы, научные исследования и опытно-конструкторские разработки при производстве самолетов, автомобилей и многих других продуктов растут относительно прямых производственных издержек. В «фуджи Электрик», занимающей в Японии четвертое место по производству электротехнического оборудования, принята на вооружение гибкая произ- водственная система для выпуска магнитных соединителей, используемых в электромоторах. Система состоит из очень дорогих универсальных станков, способных выпускать 8 тыс. различных модификаций данного изделия, причем для их перевода на выпуск новой модификации практически не требуется дополнительных затрат, поскольку все инвестиции в новый продукт делаются на стадии НИОКР. Наконец, что касается творческой работы, между затратами знаний на входе и объемом знаний на выходе нет значимого экономического соответствия. Поскольку стоимость интеллектуального капитала не обязательно соотносится с затратами на его приобретение, мерилом успеха не может быть количество усилий, приложенных к его достижению. Отдача от подготовки кадров также не соотносится с объемом затрат. Гораздо легче оценивать стоимость основных фондов. Поэтому бухгалтеры сходятся во мнении, что стоимость оборудования достаточно полно отражена в уплаченной за него цене минус аккумулированные амортизационные отчисления. Такие данные можно занести в баланс, тогда как тот же объем инвестиций, но существующий в виде неосязаемых активов, окончательную стоимость которых невозможно определить, капитализировать не стоит. Неотчуждаемый, структурно многообразный, сосредоточенный на предварительной стадии, непредсказуемый — когда самый важный из экономических ресурсов имеет подобные характеристики, нет ничего удивительного в том, что такие насыщенные информацией виды деятельности, как финансы и составление компьютерных программ, отличаются досадной изменчивостью. Очень часто они даже выходят за рамки основных экономических законов. жүктеу/скачать 2.88 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|