Если верить психоаналитикам, во многом рациональная и воспринимаемая как должное реальность повседневной жизни отражает предубеждения и тревоги, стоящие за сознательной осведомленностью. Это предполагает, что многое происходящее на поверхности должно учитывать скрытую структуру и динамику человеческой души, и придает исследованию организации и менеджмента интересный поворот.
Как известно, основу такого подхода заложил Зигмунд Фрейд, утверждавший, что бессознательное создается по мере того, как люди подавляют свои желания и мысли. Он считал, что для того, чтобы жить в гармонии друг с другом, люди должны умерять и контролировать свои побуждения, и что бессознательное и культура – на самом деле, две стороны одной медали. Он считал культуру видимой поверхностью «подавления», сопровождающего развитие коммуникабельности человека. Именно в этом смысле он говорил о сути общества как о подавлении индивидуума и о сути индивидуума как о подавлении самого себя.
Со времен Фрейда область психоанализа стала полем битвы между противоборствующими теориями происхождения и природы бессознательного. В то время как Фрейд делал упор на его связи с разными формами подавленной сексуальности, другие подчеркивали его связь со структурой патриархальной семьи, со страхом смерти, с тревогами, идущими из раннего детства, с коллективным бессознательным и пр.
Общей для всех этих разнообразных интерпретаций является мысль о том, что люди живут, как пленники или продукты своей индивидуальной и коллективной психической истории. Прошлое воспринимается как жизнь в настоящем через бессознательное, и часто в итоге отношения с внешним миром искажаются и становятся дискомфортными. Платон видел путь к просветлению в поиске объективных знаний и деятельности правителей-философов, психоаналитики же ищут его в самоанализе, который показывает, как происходит столкновение с внешним миром, и с помощью которого люди находят в себе скрытые стороны.
Как мы увидим далее, яркие образы и идеи, повлиявшие на психоанализ, очень важны для нашего понимания жизни организации.
ОРГАНИЗАЦИЯ И ПОДАВЛЯЕМАЯ СЕКСУАЛЬНОСТЬ
Фредерик Тейлор, создатель «научного менеджмента», был совершенно помешан на контроле. С присущей ему маниакальностью он неустанно стремился ограничить и взять под контроль каждый аспект своей жизни. Его домашние занятия, работа в саду, игра в гольф, деятельность на рабочем месте проходили по программе, планировались детально и исполнялись строго по плану. Даже послеобеденные прогулки обдумывались заранее; он имел обыкновение следить за своими движениями, замерять, сколько времени требуется на тот или иной отрезок пути, и даже считать шаги.
Эти свойства характера у Тейлора наблюдались с раннего возраста. Живя в богатом поместье, которым управляли, исходя из строгих пуританских ценностей (труд, дисциплина и строгий контроль над своими эмоциями), Тейлор быстро научился самоорганизации. Друзья детства рассказывали о его скрупулезном «научном» подходе ко всем играм. Тейлор настаивал на том, чтобы все неукоснительно следовали строгим правилам и точным формулам. Прежде, чем начать играть в бейсбол, он требовал, чтобы поле тщательно измерили с точностью до дюйма, и все отрезки идеально соотносились друг с другом, даже если на эти измерения уходило почти все солнечное утро. Даже игра в крокет подвергалась подробному анализу: Фред обдумывал углы разных ударов и высчитывал силу, преимущества и недостатки слишком сильного и слишком слабого удара. На прогулках по лесам и полям юный Фред постоянно проводил эксперименты со своими ногами, пытаясь выяснить, как пройти максимальное расстояние, затратив минимум энергии, или найти самый легкий способ перепрыгнуть через забор, или идеальную длину прогулочной трости. Будучи подростком, перед тем, как пойти на танцы, он составлял списки привлекательных и непривлекательных девушек, которые могут там присутствовать, чтобы провести равный период времени с каждой.
Даже во сне не прекращалось это скрупулезное упорядочивание. Примерно с двенадцати лет Тейлор стал страдать от кошмаров и бессонницы. Заметив, что самые ужасные кошмары снятся ему, когда он лежит на спине, он соорудил нечто вроде сбруи из ремней и острых деревянных палочек, которые будили его всякий раз, как только он пытался перевернуться на спину. Пробовал он и другие способы избавиться от кошмаров, например, повесил кусок полотна на двух шестах, чтобы остужалась голова. Бессонница и различные приспособления для сна не покидали его на протяжении всей жизни. В более поздние годы он предпочитал спать вертикально, подпертый множеством подушек. Это затрудняло сон в те периоды, когда он находился вдали от дома, и в гостиницах, где подушек не хватало, он иногда спал, подпершись ящиками письменного стола.
Жизнь Тейлора представляет собой прекрасный пример того, как бессознательные тревоги и предубеждения могут влиять на организацию, поскольку очевидно, что вся его теория научной организации труда стала результатом внутренней борьбы возбужденной и невротичной психики. Его попытка организовать и контролировать мир вокруг себя – будь то в детских играх или в системе научного управления – на самом деле была попыткой организовать и контролировать самого себя.
С фрейдистской точки зрения случай Тейлора – это классическая иллюстрация анально-компульсивного типа личности. Как известно, теория человеческой личности Фрейда подчеркивает, что черты характера во взрослой жизни формируются на основе детских переживаний, и в частности, на основе того, как ребенку удается примирить потребности своей сексуальности и силы внешнего контроля и ограничения. Точка зрения Фрейда на сексуальность очень широка и обозревает все виды желаний и удовлетворения, связанных с либидо. Он считал, что дети в своем развитии проходят три фазы сексуальности, и трудные переживания ведут к разным формам подавления, возникающим во взрослой жизни. Как показано на Примере 7.1, подавление может стать основой разных механизмов защиты, вытесняющих и направляющих эти бессознательные стремления так, что они приобретают другие, менее угрожающие и более контролируемые формы.
Согласно теории Фрейда, чрезмерная увлеченность бережливостью, порядком, правильностью, чистотой, послушанием, долгом и пунктуальностью – прямое следствие того, чему учится и что подавляет ребенок по мере того, как он переживает ранний анальный опыт. Жизнь Тейлора изобилует подобными переживаниями и примерами «формирования реакции», в которых проявляется противоположное.
Пример 7.1. Глоссарий некоторых фрейдистских и неофрейдистских защитных механизмов
Источник: Hampden-Turner (1981: 40-42), Klein (1980: 1-24).
Фрейдистская психология интересуется формированием личности человека по мере того, как его мозг учится справляться с необузданными импульсами и желаниями. Фрейд считал, что в процессе созревания они становятся подконтрольными или оттесняются в бессознательное. Бессознательное, таким образом, становится резервуаром подавляемых импульсов. Взрослый человек относится к этому резервуару по-разному, используя разные механизмы защиты, чтобы держать их под контролем. Здесь представлены некоторые из важнейших защитных механизмов, которые выделили Фрейд и его последователи.
Подавление: оттеснение нежелательных импульсов и идей в сферу бессознательного
Отказ: отказ признать факт возникновения импульса, чувства или воспоминания
Вытеснение: смещение импульсов, возбужденных одним человеком или одной ситуацией, на другие, более безопасные
Фиксация: строгая приверженность определенному мнению или стилю поведения
Проекция: приписывание собственных чувств и импульсов другим
Интроекция: присвоение свойств внешнего мира душой человека
Рационализация: создание сложных схем оправдания, скрывающих истинные мотивы и намерения
Формирование реакции: преобразование отношения или чувства в противоположное ему
Регрессия: усвоение моделей поведения, считавшихся удовлетворительными в детстве, чтобы сократить настоящие запросы собственного «я»
Сублимация: перевод базовых импульсов в приемлемые обществом формы
Идеализация: преувеличение хороших сторон ситуации, чтобы защитить себя от плохих
Расщепление: изоляция разных элементов переживания, чтобы защитить хорошие от плохих
|
Например, многое в его жизни отражает внутреннюю борьбу с пуританской дисциплиной и отношениями власти в детстве. Есть основание полагать, что отношения, установленные его теорией между руководителями и рабочими, берут свое начало в характере дисциплины, в условиях которой он вырос. Его пристрастие к грязи и саже заводов и отождествление себя с рабочими (он всегда заявлял, что является одним из них) можно понять как противоборство той же ситуации в семье. При всех тех конфликтах, окружавших введение научной организации труда, в том числе прямых оскорблениях, угрозах его жизни и его появлении перед специальным комитетом по тейлоризму американской Палаты представителей, где его назвали «врагом рабочего человека», Тейлор остался убежден, что сохранит дружбу тех, кого стремился контролировать. В мозгу Тейлора агрессия научной организации труда превратилась в себе противоположное: в идею о том, что это способствует гармонии. Именно такой взгляд позволял ему считать себя миротворцем в промышленности, хотя научная организация труда была одной из главных причин возникновения ее нестабильности.
У Тейлора был продуктивный невроз! Его навязчивые мысли и идеи идеально совпадали с заботами организации того времени. Поэтому вместо того, чтобы отмахнуться от него как от чудака, его чествовали как непризнанного героя. Исход его личной внутренней борьбы привел к промышленным инновациям, идеям и методам контроля, оказавшим широкое влияние на общество.
Отношения между анально-компульсивным подходом Тейлора к жизни и моделью организации, соответствующей теории научного менеджмента, поднимают ряд любопытных вопросов касательно стилей организации в целом. Например, до какой степени можно рассматривать организацию как внешнее проявление бессознательных стремлений? Каковы связи между расцветом формальной организации и подавлением либидо? До какой степени модели организации включают в себя механизмы защиты? Отражают ли строго контролируемые бюрократические формы влияние навязчивых идей? Привлекают ли они тех людей, которые обладают этими чертами? Отражают ли и делают ли нормой органическая и другие формы организации навязчивые идеи, относящиеся к другим типам личности, по Фрейду?
Эти вопросы могут показаться надуманными. Но можно обнаружить любопытные связи. Понятно, что всегда существовала явная связь между ростом формальной организации и контролем сексуальности. Если вернуться в Средние века, то мы обнаружим общество либидо, где почти не было различий между личной и общественной жизнью. Открытые проявления сексуальности были нормой. Как показал мой коллега Гибсон Бёррел из Уорвикского университета, даже в средневековых монастырях и церквях вызывающее сексуальное поведение представляло серьезную проблему. Рукописи VII и VIII веков сообщают, что наказание за разного рода сексуальные нарушения тщательно просчитывалось. Некоторые из наиболее серьезных нарушений требовали кастрации, другие – сурового покаяния. Так, монах, которого признали виновным в обычном прелюбодеянии с не состоящей в браке персоной, должен был отсидеть год на хлебе и воде, тогда как монахине грозило от трех до семи лет поста, а епископу – двенадцать. Наказанием за мастурбацию в церкви было сорок дней поста (для монахов и монахинь – шестьдесят дней пения псалмов). Епископа, пойманного на прелюбодеянии с животными, приговаривали к восьми годам поста за первое нарушение и к десяти – за каждое последующее.
Сам факт, что такие статьи существовали, показывает, до какой степени подобное поведение представляло вечную проблему для порядка и рутины монастырской жизни – одного из ранних видов формальной организации. Они наглядно иллюстрируют позицию Фрейда насчет того, что для установления общественного порядка и «цивилизованного» поведения либидо необходимо взять под контроль.
По мнению французского историка Мишеля Фуко, этот конфликт между организацией и сексуальностью не должен вызывать удивления, поскольку овладение телом и его контроль – обязательные условия контроля над политической и общественной жизнью. Таким образом, он указывает на параллели между расцветом формальной организации и стандартизацией и систематизацией человеческого тела. Это видно из вышеописанных примеров, из того, как Фридрих Великий создал дисциплинированную армию из неуправляемого сборища (как рассказывалось в Главе 2), и в ранних формах промышленной организации. Например, британское «Фабричное законодательство»1833 года уделяло большое внимание проблеме контроля сексуального поведения на рабочем месте. Современное законодательство по вопросам сексуальной агрессии направлено на борьбу с остатками этой проблемы. Промышленная революция XVIII-XIX веков поддерживала такие добродетели, как воздержание, самообладание и чистота помыслов. Многие из первых промышленников в Европе и Северной Америке были квакерами* или пуританами**, то есть принадлежали к общинам, против которых позже выступал Фредерик Тейлор.
В свете теории Фрейда этот процесс приобретения контроля над телом опирается на социальный процесс, в котором организация и дисциплина анальной личности становятся доминирующими. Эта сублимация обеспечила значительную часть энергии, ушедшей на развитие индустриального общества.
Изучая бюрократическую форму организации, следует остерегаться остающегося значимым строгого контроля человеческой деятельности, неустанного планирования и упорядочивания работы, а также упора на производительность, следование правилам, дисциплину, обязательства и послушание. Бюрократия – это механистическая форма организации, но также и анальная. Неудивительно, что некоторые люди способны работать в такой организации более эффективно, чем в других.
Исторически чрезвычайно важна здесь идея о том, что анальность – основная форма подавления сексуальности, определяющая характер организации. Однако, если оглядеться вокруг в организационном мире, нетрудно заметить признаки других форм. Возьмем, к примеру, наиболее яркие, гибкие, органичные, новаторские компании, которые влияют сегодня на формирование корпоративного мира. Эти организации зачастую требуют творческой свободы, чуждой бюрократу. Теория Фрейда предположила бы, что для корпоративных культур этих организаций характерны различные комбинации оральной, фаллической и генитальной сексуальности.
Какова основная цель, лежащая в основе побед в залах заседаний совета директоров, приобретений и слияний или эксгибиционистского, эгоцентричного поведения, с помощью которого руководители и организации привлекают к себе внимание? В агрессивных, индивидуалистических организациях корпоративной культуре часто свойственно то, что Вильгельм Райх назвал бы традицией фаллического нарциссизма, когда удовлетворение приносят пребывание на виду, всеобщее восхищение и имидж «победителя». Такие организации рассматривают и поощряют нарциссизм точно так же, как бюрократии – анальность.
Теория Фрейда, таким образом, представляет собой интересный поворот к эксгибиционизму, свойственному некоторым корпоративным культурам, описанным в Главе 5. Фрейд предлагает новую теорию случайностей. Организации формирует не только их внешняя среда. На них влияют бессознательные тревоги их членов и бессознательные силы, определяющие общества, в которых те существуют.
ОРГАНИЗАЦИЯ И ПАТРИАРХАЛЬНАЯ СЕМЬЯ
В то время как фрейдистский подход создает много новых интерпретаций жизни организации, по мнению критиков, Фрейд слишком сосредоточился на сексуальности и слишком далеко зашел в своих утверждениях. Среди этих критиков особенно выделяются сторонники современного женского движения, которые считают Фрейда мужчиной, увлекшимся мужскими ценностями и загнанный в ловушку собственных бессознательных сексуальных навязчивых идей, особенно когда они сочетаются с викторианской моралью его времени. Вместо того чтобы сосредоточиться на подавляемой сексуальности как на движущей силе современной организации, эти критики считают, что нам следует попытаться взглянуть на организацию как на проявление патриархальности. С их точки зрения патриархат выступает в роли концептуальной тюрьмы, производя и воспроизводя организационные структуры, в которых доминируют мужчины и традиционные мужские ценности.
Патриархальный взгляд на организацию очевиден. Формальные организации обычно строятся на свойствах, ассоциируемых с западными мужскими ценностями, и исторически в них всегда доминировали мужчины, кроме тех работ, где нужно поддерживать, прислуживать, льстить, угождать и развлекать. Так, мужчины преобладали на тех должностях, где нужны агрессия и решительность, тогда как женщинам до недавних пор отводились подчиненные роли – медсестер, клерков и секретарей – или те, что удовлетворяли разные проявления мужского нарциссизма. Бюрократический подход к организации стимулирует рациональную, аналитическую и инструментальную характеристики западного стереотипа мужественности, недооценивая способности, традиционно считающиеся «женскими»: интуицию, заботливость, сочувствие и поддержку. Так образовались организации, которые определяют «мир мужчин», где мужчины и женщины вступили в схватку за господство, как самцы, соревнующиеся за лидерство в своем стаде.
По мнению многих писателей (по поводу отношений между полами и организацией), доминирующее влияние мужчин коренится в иерархии, свойственной патриархальной семье, которая, как заметил Вильгельм Райх, выступает в роли фабрики авторитарной идеологии. Во многих формальных организациях один человек подчиняется авторитету другого точно так же, как ребенок подчиняется родителям. Затянувшаяся зависимость ребенка от родителей способствует образованию зависимости, укоренившейся в отношениях лидеров и их сторонников и в практике, когда люди оглядываются на кого-то, прежде чем инициировать ответные действия при возникновении проблем. В организациях, как в патриархальной семье, сила духа, храбрость и героизм, приправленные самолюбованием, часто высоко ценятся, равно как и твердость духа и чувство долга, которые отец желает видеть в своем сыне. Ключевые члены организации также часто культивируют отеческую роль, выступая в качестве наставников для тех, кому нужны помощь и защита.
Критики патриархата считают, что, по контрасту с матриархальными ценностями (безоговорочная любовь, оптимизм, доверие, сострадание и интуиция, творческая способность и счастье), психическая структура семьи, где глава – мужчина, создает ощущение бессилия, сопровождающееся страхом перед авторитетом и зависимостью от него. Эти критики утверждают, что под влиянием матриархальных ценностей жизнь организации станет намного менее иерархичной, в ней будет больше сочувствия и цельности, средства станут важнее цели, станет больше терпимости к несходству и открытости для творчества. Многие из этих традиционно женских ценностей наблюдаются в небюрократических организациях, где заботливость и образование кругов общения заменяют авторитарность и иерархию как доминирующие схемы интеграции.
Рассматривая организации как бессознательное продолжение семейных отношений, мы можем понять основные черты корпоративного мира. Нам также предоставляется ключ к тому, как организации могут меняться вместе с изменениями в современной семье и отношениях детей и родителей. Мы видим, какую важную роль играют женщины и ценности, связанные с принадлежностью к тому или иному полу, в трансформации корпоративного мира. Пока в организациях господствуют патриархальные ценности, роли женщин в них всегда будут исполняться по мужским правилам. Отсюда вытекает мнение многих феминистски настроенных критиков современной корпорации: настоящая проблема, стоящая перед женщинами, которые хотят преуспеть в организационном мире, – изменить ценности организации фундаментально.
ОРГАНИЗАЦИЯ, СМЕРТЬ И БЕССМЕРТИЕ
В своей книге «Отрицание смерти» Эрнест Беккер выдвигает предположение, что люди – это «боги с анусами». Из всех животных только мы осознаем, что умрем, и нам приходится всю жизнь жить с сознанием парадокса, что, хотя наша душа способна выйти за пределы тела, существование наше зависит от определенной структуры из плоти и крови, которая когда-нибудь увянет. По мнению Беккера, люди тратят большую часть своей жизни на то, чтобы пытаться отрицать надвигающуюся реальность смерти, оттесняя патологические страхи в глубины своего бессознательного. По сути, он заново интерпретирует фрейдистскую теорию подавляемой сексуальности, связывая детские страхи, испытанные при рождении и развитии сексуальности, со страхами, относящимися к нашей неадекватности, уязвимости и смертности.
Эти взгляды приводят нас к пониманию культуры и организации по-новому. Например, мы осознаем многие из наших символических актов и конструкций как бегство от собственной смертности. Объединяясь с другими для создания культуры как набора общих норм, верований, идей и социальных практик, мы пытаемся поместить себя во что-то более масштабное и долговечное, чем мы сами. Создавая мир, который можно воспринимать как объективный и реальный, мы вновь подтверждаем конкретность и реальность собственного существования. Создавая системы символов, позволяющие нам участвовать в значимом общении с другими людьми, мы находим значение и собственной жизни. Хотя иногда мы в минуты затишья осознаем, что умрем, большая часть нашей повседневной жизни проходит в искусственной реальности, созданной культурой. Эта иллюзия реальности помогает замаскировать наш бессознательный страх оттого, что все в этом мире зыбко и преходяще.
Таким образом, как показывает Беккер, если рассматривать их с точки зрения собственной надвигающейся смерти, артефакты культуры можно понять как системы защиты, помогающие создать иллюзию, что мы великие и могучие, что на самом деле не совсем так. Последовательность и развитость, присущие системам религии, идеологии, естественной истории и общих ценностей, помогают поверить, что мы часть общего процесса, который продолжается намного дольше, чем длится наша жизнь. Неудивительно, что люди столь решительно защищают свои основные убеждения, даже если это означает пойти на войну и лицом к лицу столкнуться с реальностью смерти. Поступая так, они помогают сохранить миф о бессмертии, пока живут.
Согласно этому подходу, мы можем рассматривать организации и поведение людей в их рамках как поиск бессмертия. Создавая организации, мы создаем долговечные структуры деятельности, часто живущие многие поколения. Отождествляя себя с такими организациями, мы обретаем собственные смысл и долголетие. Когда мы вкладываем силы в работу, наши роли становятся нашей реальностью, и мы воплощаем себя в продуктах, которые производим, или в деньгах, которые зарабатываем; мы становимся заметными и значимыми для самих себя. Неудивительно, что в организациях вопросы выживания получают так много внимания, ведь на карту поставлено намного больше, чем выживание организации.
Выявляя подсознательное значение связи между бессмертием и организацией, мы понимаем, что, пытаясь управлять этим миром, пытаемся управлять собой. Особенно важен здесь тот факт, что многие из базовых концепций организации опираются на идею о превращении сложного в простое. Так, при бюрократическом подходе предпочитают разбивать деятельность и функции на четко определенные части. Во многих науках и в повседневной жизни мы управляем своим миром, упрощая его; упрощая, мы делаем его управляемым. Поступая так, мы создаем миф, что на самом деле контролируем его, и что обладаем большей властью, чем на самом деле. Знания, на основе которых мы организуем свой мир, можно сказать, защищают нас от мысли о том, что фактически очень мало что в нашей власти. Под заносчивостью часто скрывается слабость, и мысль о том, что люди, такие маленькие, слабые и недолго живущие, могут организовывать, и хвастовство, что они являются хозяевами природы, – признак их собственной уязвимости.
Люди используют мифы, ритуалы и разные виды участия в повседневной жизни, чтобы защититься от сознания своей уязвимости. Прекрасно иллюстрируют это Ричард Боланд и Реймонд Хоффман в своем исследовании работы машинного цеха, производящего детали на заказ, где для того, чтобы справиться с трудной ситуацией, используют шутки. Работа, выполняемая как мужчинами, так и женщинами, часто бывает рискованной, и еще опаснее ее делают розыгрыши. Исследование показывает, как шутки помогают мужчинам справляться с трудной ситуацией и вопросами самоопределения и позволяют им осуществлять некоторый контроль. В других организационных контекстах ту же функцию выполняют процессы постановки целей, планирования и другие виды ритуальной деятельности. Устанавливая личные или организационные цели, мы заново подтверждаем уверенность в своем будущем. Вкладывая время и энергию в любимый проект, мы превращаем пролетающее время в нечто конкретное и долговременное. Тогда как фрейдистский анализ показал бы, что чрезмерная озабоченность производительностью, планированием и контролем как проявлениями сублимированных анальных тревог, работа Беккера приводит нас к пониманию их как попытки сохранить и контролировать жизнь перед лицом смерти.
Достарыңызбен бөлісу: |