Царствование императора Николая I

377

ГА РФ, Ф. 109. Оп. 223. Д. 10. Л. 87-124.

как пламя свечи, грозящей погаснуть, и сделало необходимым консилиум врачей. Они все требовали скорого отъезда на юг, не ручаясь в противном случае ни за что... Предложили Крым, но Папа отверг это ввиду того, что там бушевала малярия. Вопрос о юге Франции даже не поднимался из-за короля Луи-Филиппа. Неаполь не подходил оттого, что там был Двор, а следовательно, обязанности по отношению к нему. Поэтому остановились на Палермо. Там будет спокойнее. Предполагалось, что Мама уедет на девять месяцев» («Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825-1846». - «Николай I. Муж. Отец. Император». М. 2000. С. 308-309).

Происходившие в начале 1846 года беспорядки в Галиции и великом княжестве Познанском¹ побудили и наше правительство поставить себя в готовность предупредить всякое беспокойство, которое могло бы начаться в нашем Отечестве. Хотя обстоятельство это придавало политическим делам нашим вид менее спокойный, нежели в предшествовавшие годы, но с одной стороны, заграничные беспорядки почти не проникли в наши пределы, а с другой - опасения представлялись только в Западном краю России; спокойствие же в прочих областях государства не было нарушено ни одним важным обстоятельством. Поэтому общий обзор дел по части высшей полиции приводит к тому убеждению, что Отечество наше, несмотря на некоторую шаткость Западного края, и в 1846 году вообще сохраняло прежний вид твердости и неизменности в политическом отношении, так что если бы другие державы европейские не представляли совершенно другого вида, то правительству нашему оставалось бы только пользоваться плодами своего попечения.

ДЕЛА ВНЕШНИЕ

В Германии и Швейцарии религиозные секты, дух своевольства и пагубное учение реформаторов, стремясь разрушить не только политический быт общества, но и самые священные верования человека, быстро распространяются по всем слоям общества и достигли в настоящее время до той степени необузданности, которая, по словам даже французских демагогов, превосходит всякое вероятие. Нельзя еще определить с точностью конечного результата этого зла, но, во всяком случае, должно опасаться, чтобы нравственная зараза, по соседству к нам Германии, не перешла и в наши пределы.

Франция и Англия представляют для нас причины беспокойства другого рода, тем, что укрывают в пределах своих всех эмигрантов. Прави-

* Перед текстом помета Л.В. Дубельта: "Его Величество изволил читать. 18 января 1847. Г[енерал]-л[ейтенант] Дубельт".

380

Всеподданнейшие отчеты III отделения

тельства этих держав если не содействуют явно интригам польских выходцев, то, по крайней мере, ведут дела свои таким образом, что выходцы считают себя под их покровительством. Поляки убеждены, что с кончиною короля Людовика-Филиппа² Франция, а с тем вместе и Англия не откажутся открыто помогать им в деле восстановления прежней Польши. Все неприязненные действия их совершаются в виду правительств Франции и Англии без всякой преграды, и вообще судьба поляков находит там большое сочувствие.

Французские журналисты в 1846 году заняты были преимущественно сочинением статей о судьбе поляков. Из клевет собственно на Россию они только продолжали от предыдущего года грубый вымысел игуменьи Ме-числавской о жестоком гонении, будто бы понесенном монахинями бази-лианского монастыря в Минске. К этому журналисты присоединили еще клевету какого-то ксендза Чарсковского, который разгласил, будто бы он, не согласившись переменить веру своих предков, был сослан в Сибирь вместе с 240 других польских священников; что одни из них во время перехода, в Тобольске, пали под ударами кнута, а другие, в том числе и он, Чарсковский, скрылись и успели пробраться за границу. Впрочем, вслед за тем журналы сами объявили, что басня Чарсковского неосновательна.

Нет сомнения, что эти вымыслы и клеветы составляются частию находящимися в Париже обществами поляков с тою целью, дабы, возмущая умы против нашего правительства, иметь большую подпору при исполнении своих замыслов, а частию - французскими писателями из личных их выгод. Примером последнему может служить профессор славянской литературы в Парижском коллегиуме Киприян Роберт, который, вопреки прежним своим мнениям о России, ныне обнаруживает к нам самую непримиримую ненависть. Причина этой перемены заключается в том, что журналисты провозгласили его приверженцем России, а потому и лекции его оставались без слушателей; избрав же направление, согласное с духом времени, он снова привлек к себе слушателей.

Побужденный этою выгодою, он даже вступил в общество поляков, цель которого состоит в распространении коммунизма между низшим классом племен славянских.

Находящийся во Франции изгнанник наш Головин, несмотря на то что напечатанная им в 1845 году книга о России не обратила на себя никакого внимания, приготовляется издать новое сочинение с клеветами на свое отечество. Кроме недостатка в таланте, Головин и по нравственным качествам нигде не пользуется хорошим о себе мнением. Он настоятельно просил о принятии его сначала в английское, а потом во французское подданство, но правительства отказали ему в этом более по невыгодным све-

Царствование императора Николая I

381

дениям о его характере и нравственности. Непринимаемый ни в чье подданство и находясь почти без всяких средств к существованию, он сделался отверженцем всех наций и терпит жалкую, заслуженную им участь.

В 1846 году из польских обществ во Франции секта Товянского и Военная партия Рыбинского почти совершенно утратили свое существование. Такая же участь ожидает общества Соединения и Резуррекциони-ітов, которые по бездарности своих правителей лишились большей части своих последователей. Этот ущерб делается, впрочем, в пользу Адама Чарторижского. партия которого неутомимо стремится к осуществлению легкомысленной надежды изгнанников на восстановление прежней Польши. Не менее деятельности оказывают ревнители польской независимости, находящиеся в Бельгии и Англии, и последние беспорядки в Кракове и Галиции были следствием обширного заговора, составленного и Лондоне.

План этого заговора заключался в том, чтобы сначала приготовить носстание во всех областях прежней Польши и, когда уже созреют пред-нарительные распоряжения, произвести общее возмущение. План этот передан был главным членам всех партий польской эмиграции только для

382

сведения. Но Польский демократический комитет без ведома прочих обществ отправил эмиссаров Мирославского³ и Алциато. первого в великое княжество Познанское, а второго в Галицию и Краков, поручив им немедленно открыть мятежные действия. Естественно, такое рановременное* начало не имело успеха. Правительство прусское, открыв следы злоумышлении, предупредило восстание в Познани, и Алциато, узнав об этом, разослал приказания остановить неприязненные действия в Галиции, но это было уже поздно. Впрочем, мятеж, вспыхнувший в Кракове, был в скором времени подавлен распоряжениями покровительствующих держав.

Казалось, этого опыта было бы довольно для уничтожения несбыточных замыслов поляков, но, к несчастию, они столько слепы, что не видят необходимых неудач и снова стремятся к тому, чего никогда не достигнут. Центральный комитет демократической партии в Париже сделал воззвание к сообщникам, в котором, обвиняя Алциато в неточном исполнении возложенного на него поручения, изъяснил свои виды и предначертания к произведению нового восстания в областях прежней Польши.

Присоединение Кракова к Австрийской империи еще более возбудило деятельность польских выходцев. Адам Чарторижский вошел в сношение с министрами Франции и Англии, подстрекая правительства к защите Венского трактата относительно Кракова, а между тем делает заем и сборы денег, предположил разослать во множестве экземпляров революционные воззвания и отправить в польские провинции новых эмиссаров. Нет сомнения, что эти замыслы будут столько же ничтожны, как прежние, или даже окончатся одними похвальбами, свойственными полякам, но, тем не менее, со стороны высшей полиции в империи и Царстве Польском приняты все меры наблюдения и предосторожности.

Главнейшие пункты, в кои стекались эмиссары, высылаемые польскими выходцами, были в 1846 году великое княжество Познанское и Галиция. Особенно Краков всегда был, можно сказать, гнездом злоумышленников. Наше правительство получало также сведения о намерении эмиссаров проникнуть в Царство Польское и другие места империи, но они или не могут успевать в этом по строгим принятым у нас мерам, или немедленно задерживаются. Не говоря о Свидзинском. которого польские выходцы в конце 1845 года выслали в самую Россию для возмущения Донских казаков, и который, как жалкая жертва, тотчас был схвачен верными казаками, даже в Царство Польское не проникнул ни один важный эмиссар, хотя на этот край преимущественно обращены были замыслы изгнанников. В Литовских губерниях появлялись из княжества Познанского нес-

* Так в тексте. <■■(', • '■;.> ■. і

Царствование императора Николая I

383

колько эмиссаров, но двое выехали обратно, потому что не в состоянии были сделать ничего важного, а один, Pep, задержан в Гродненской губернии. , В 1846 году завелось еще гнездо польских выходцев у границ Бессарабии, в окрестностях Тульчи. Там поляки составили из себя целое поселе-¹ ние. Главный из них Пулавский. именуясь Ахмет-Беем. руководил прочи-, ми и поддерживал их денежными пособиями. Цель этого скопища определенно не известна, по одним сведениям - они намерены действо-| вать неприязненно на Отечество наше, по другим - возмущать славянские племена, подвластные Турции, но, во всяком случае действия их располагаются по указаниям Чарторижского и его главного агента в Константинополе Чайковского. Управляющий Новороссийским краем⁴ находится по этому предмету в беспрерывных сношениях с нашими консулами в со-седственных областях Турции и имеет там своих агентов по отношениям высшей полиции, государственный канцлер⁵ входил в переписку с нашим посланником в Константинополе⁶ для предупреждения правительства Оттоманской империи. Сначала по распоряжению этого правительства один из главных выходцев, Александр, был задержан, препровожден скованным в Рущук и оттуда в Константинополь, а за ним отправился и Пулавский. так что польские выходцы близ Тульчи были сильно поражены этим случаем; но впоследствии получено известие, что Александр в Константинополе освобожден из-под стражи и в скором времени вместе с Пулавским возвратится в Тульчу. Как Пулавский с сотоварищами своими летом 1846 года приезжал для охоты к нашей брантвахте⁷ у Георгиевского рукава Дуная, то командиру этой брантвахты прапорщику Баркареву. который в прежние приезды поляков видался с ними и приобрел от них доверенность, поручено завлечь их под каким-либо предлогом к нашей брантвахте и задержать.

Главным поводом к беспорядкам, произшедшим в Галиции и великом княжестве Познанском, было послабление со стороны правительств австрийского и особенно прусского, которые дозволяли польским выходцам иметь там беспрепятственное пребывание. Стекавшиеся туда из Парижа, Лондона, Бельгии и Швейцарии эмиссары, действуя на жителей то правилами коммунизма, то революционными внушениями, приготовляли парод к волнению. Новым эмиссарам, Мирославскому и Альциато, прибывшим для начатия действий, уже нетрудно было поднять восстание.

(Прусское правительство успело предупредить беспорядки в своих провинциях, но в Кракове они обнаружились во всей силе: бунтовщики овладели вольным городом и, упразднив сенат, утвердили революционное правление. В Галиции влияние возмутительной пропаганды нашло

384

многих поборников из среды арендаторов, обедневших помещиков и других, не имеющих значительного состояния лиц. Не прибегая к государственным мерам, австрийское правительство старалось восстановить крестьян на мятежников, и это распоряжение оказалось слишком пагубным. Видя в нарушителях общественного спокойствия всегдашних своих притеснителей, крестьяне воспользовались этим случаем для отмщения им и обратили свою жестокость не только на виновных, но и на мирных помещиков. Наконец, крестьяне потребовали уничтожения податей, рекрутской повинности и совершенного освобождения от помещичьей зависимости. Владельцы, оставленные без защиты, искали убежища в пределах нашей империи.

Вступление в Краков войск покровительствующих держав скоро восстановило там прежний порядок; беспокойства же в Галиции, уже не политические, но общественные, продолжались весьма долго. Наконец, Краков присоединен к Австрийской империи, и эту меру должно считать одною из благодетельнейших.

С другой стороны, имеются сведения, что между поляками великого княжества Познанского и Галиции образовалась особая партия, которая, видя неудачи покушений к восстановлению прежнего королевства, убеждена, что для польской нации не может быть другого блага, как соединение всех отдельных частей ее под одно российское подданство. Партия эта называется Славянским обществом. Поборники этой мысли полагают достигнуть своей цели не насильственными мерами, но взаимным соглашением трех покровительствующих держав.

ЦАРСТВО ПОЛЬСКОЕ ;;_: л

При всех деятельнейших мерах нашего правительства к устранению влияния заграничных беспорядков на Царство Польское, краковские и га-лицийские происшествия по сочувствию поляков к действиям заграничных соотечественников их, не могли остаться без отголоска в Царстве. Это влияние обнаруживалось общим, хотя скрываемым, но, тем не менее, заметным ожиданием успехов заграничных происшествий, невольными выражениями мнимого польского патриотизма, там и здесь находимыми революционными воззваниями и другими случаями.

В одном Седлецком уезде горсть безрассудных людей, соблазненная помещиком Потоцким, решилась было действовать открыто и вооруженною рукою, но они тотчас были схвачены жителями же Седлеца. Главным возмутителем здесь был помещик Домбровский. которому заграничные злоумышленники поручали начальство в бунте на правом берегу Вислы, но который, не видя возможности действовать, скрылся и не успел произвести никакого беспорядка.

Царствование императора Николая I

385

Следственная комиссия, учрежденная в Варшаве, встречала большие затруднения к разысканию виновных, как потому, что явных и единодушных умыслов в Царстве не было, так и по невозможности иметь факты к обличению одних только намерений. Сознания познанских арестантов, сообщенные в Варшаву, дали потом возможность к более положительным разысканиям, но и здесь обстоятельства убеждают не более как только в том, что если бы в княжестве Познанском и Галиции заговорщики успели произвести решительное восстание, то, быть может, многие и в Царстве сбросили бы с себя личину и последовали бы заграничному примеру. Движение российских войск к усмирению мятежников и решительные меры в наказании открывшихся бунтовщиков способствовали к удержанию их мечтательных намерений.

ВОЗВРАЩЕННЫЕ ОТ ПОЛЬШИ ГУБЕРНИИ

В Западных губерниях империи во время происходивших за границею беспорядков сделаны были строжайшие распоряжения к наблюдению за всеми действиями жителей. Наблюдение это сверх местных властей поручено и войскам, там расположенным. Для большего же единства в распоряжениях возвращенные от Польши губернии объявлены на военном положении и подчинены непосредственному управлению главнокомандующего действующею армиею⁸. В Киеве и Вильне учреждены постоянные следственные комиссии над политическими преступниками по примеру Варшавской комиссии.

Замечательно, что заграничные недоброжелатели весьма мало устремляли свои злоумышления на губернии, вверенные управлению генерал-адъютанта Бибикова, и там не произошло ни одного важного случая в политическом отношении. Напротив того, в Литовских губерниях были и эмиссары, и предположения к внутренним волнениям. Сюда из великого княжества Познанского приезжали для узнания духа жителей и приготовления мятежа три эмиссара: Сломчевский. Магдзинский и Pep: первые два в скором времени выехали обратно, а последний задержан в Гродненской губернии.

Pep и Магдзинский от познанского общества злоумышленников назначены были начальниками восстания - Pep в Литве, Магдзинский в Сам-оштии; им было поручено завладеть Вильной, Слонимом и Брест-Литовским, а в случае неудачи присоединиться к отряду Домбровского, долженствовавшему действовать на правом берегу Вислы.

Производимым в Вильне следствием открывается, что Магдзинский и Pep приобрели в Литве многих сообщников. Из них особенную деятельность оказывал лекарь Реньер. который хранил у себя революционную инструкцию и разные возмутительные бумаги, распространял идеи

386

Всеподданнейшие отчеты III отделения

о восстановлении прежней Польши и завлекал в свои замыслы других. Прочие молодые люди и мелкопоместные дворяне только разделяли мнения эмиссаров и Реньера, имели свидания с Рером или укрывали его, но, не ожидая успеха от возмутительных замыслов, советовали ему удалиться из России. Впрочем, дело это при дальнейшем ходе обнаруживает более и более злоумышлении, таившихся в Литве, и обстоятельства убеждают, что если там не было явного покушения к беспорядкам, то это нисколько не происходило от чувства привязанности к правительству, но от совершенного убеждения в недостатке средств произвесть возмущение.

Равным образом и возмущение поселян в Галиции против помещиков не осталось без отголоска в наших пограничных губерниях. Общее спокойствие жителей нарушено не было, но в некоторых имениях Гродненской, Виленской и Ковенской губернии раздражения помещичьих крестьян против своих владельцев проявлялись сначала жалобами на притеснения и толками об освобождении их от барщины, потом явным неповиновением, особенно в Белостокском уезде. Здесь крестьяне шести владельцев, отказываясь от свидетельских присяг по следственным и уголовным делам в том предубеждении, будто бы после того они подвергнутся вечной барщине, собирались толпами и произносили угрозы против помещиков. Впрочем, это волнение в скором времени прекращено было местными начальствами при содействии военных отрядов.

В подстрекательстве крестьян к возмущению обнаружено до двадцати местных жителей; замечено также, что некоторые католические ксендзы имели неблаговидное влияние на умы поселян и ожесточали их против владельцев. Кроме того, ожесточение крестьян происходило от самих помещиков, арендаторов и управляющих, которые большею частью не обращают внимания на нужды их, даже в неурожайные годы, заботясь только о собственных своих выгодах.

Должно еще упомянуть, что в этих немногих случаях неповиновения крестьяне не оказывали ни буйства, ни особого сопротивления; не доверяя только убеждениям чиновников, они изъявляли беспредельную преданность высшей власти.

Постоянная заботливость правительства об улучшении нравственного и материального состояния других обитателей Западных губерний - евреев - начинает уже приносить желаемые плоды. Многие из них немедленно перестали носить еврейскую одежду и уже менее прежнего чуждаются обществом. Число евреев, желающих переселиться на казенные земли для хлебопашества, также увеличивается.