преступлением не воспользоваться этим кинематографическим выразительным средством. Когда
вы транслируете телеспектакль, ваши режиссерские возможности ограничены: приблизил
говорящего персонажа, переключился на слушающего, показал группу персонажей, если
требуется отследить движения всех сразу. Выбор не столь велик, поскольку разные планы нужны
лишь для того, чтобы максимально широко охватить разыгрываемую сцену — это не те
настоящие
кинематографические
планы,
которые
выстраиваются
с
определенной
художественной целью. Безусловно, кадры — это кирпичики, и
вы можете создать из них
логическую цепочку событий, где сохраняется хронологический порядок и каждый кадр
добавляет в историю немножко новой информации. В старых немых фильмах именно так и
делали. К примеру, лента «Крытый фургон» Джеймса Круза, эпическая история 1923 г. о
караване фургонов с поселенцами, направляющимися на Запад, в Орегон и Калифорнию,
целиком состоит из последовательных кадров — и хотя они порой накладываются друг на друга,
каждый все равно демонстрирует событие, происходящее в данный момент повествования. В
этих кадрах отражалось действие: они давали нам представление о том, как это действие
разворачивается, и
позволяли предположить, что будет дальше. Скорость переключения на
другие планы могла увеличиваться по мере ускорения действия, но в целом последовательность
кадров полностью соответствовала ходу развития сюжета.
В судьбоносном для меня фильме Сергея Эйзенштейна «Октябрь: Десять дней, которые
потрясли мир» кадры комбинировались разными способами и с разными целями, и эффект от
этих комбинаций после выхода фильма оказался столь ошеломительным, что Эйзенштейн
мгновенно взлетел на вершину кинематографа 1920-х гг.
В начале фильма нам в деталях показывают статую царя — на экране чередуются кадры,
которые дробят ее на отдельные части, почти как на картинах кубистов. Затем кадры
выстраиваются в причинно-следственную цепочку: мы видим, как на
памятник натягиваются
веревки. Дальше чередование кадров используется для сопоставления противоположностей: в
них появляются то винтовки, то косы. Потом следует почти лишенное логики повторяющееся
действие: мы несколько раз наблюдаем с разных ракурсов, как царский трон падает с пьедестала.
После чего на экране мелькают крупные планы поющих людей, а затем кадры с людьми
перемежаются кадрами с взрывами военных снарядов.
Моя мысль заключается в том, что стоит лишь измельчить материал, с которым вы работаете,
до состояния разрозненных кадров, как у вас возникнет желание сделать с этими кадрами что-то
интересное, а не просто составить из них последовательную историю развития событий. В
«Октябре» монтаж идет по пути сопоставления кадров друг с другом: дальние планы
перемежаются очень крупными, богачи контрастируют с бедняками и т.д. Как только вы
возьметесь работать с самостоятельными кадрами, а не с последовательным действием, вы
сможете найти им множество применений. Сначала повторяющиеся крупные планы людей на
вокзале, чтобы вызвать у публики любопытство, заставив ее задаваться вопросом: «А
чего они
ждут?» Потом, внезапно, средний план с лучами от прожекторов и надпись на экране: «Он». И
как награда за ожидание — динамичные кадры с Лениным и красным знаменем. А теперь только
тщательно выстроенные кадры знамен и транспарантов с хорошо читаемым словом «Долой»,
сопровожденные титром: «Долой временное правительство!» Разбивка отснятого материала на
динамичные кадры открывает массу возможностей для комбинирования. Очень быстрое
чередование кадров с пулеметом и богатой дамой — и вам уже кажется, будто за счет одних
лишь этих резких смен вы слышите пулеметную очередь. В знаменитой сцене с разводным
мостом монтаж используется для того, чтобы растянуть время. Нам не просто показан процесс
разведения моста — кадры разбивают его на этапы, контролируя скорость, а вы не можете
оторвать взгляд от фигуры мертвой лошади. Ваши эмоции подстегиваются осознанием того, что
в итоге (когда наступит нужный момент) лошадь упадет с моста — и она правда в конце концов
красиво срывается вниз.
Дело в том,
что разбивка на отдельные, хорошо выстроенные кадры дает режиссеру
возможность затем составить из них множество различных комбинаций, что позволяет вызвать
гораздо больший спектр эмоций и реакций, чем если просто разбить сцену на компоненты и
следовать непререкаемым правилам монтирования сoverage (всех кадров разной крупности,
которые снимаются для одной сцены). Если вы расщепите воду на атомы кислорода и водорода,
то, собрав их вновь, сумеете получить все ту же воду, ну или, может, перекись водорода. Однако,
расщепив ее до протонов, электронов и нейтронов, вы сможете сотворить из них что угодно!
Восприятие фильма как совокупности кадров, объединяемых посредством монтажа, дает
большую степень свободы.
В эпизод, где Керенский (председатель Временного правительства) ждет, как будут
развиваться события, вмонтированы кадры со статуей Наполеона и хрустальными бокалами и
графинами. Затем Керенский скрещивает на груди руки. Корона сменяется паровым свистком (и
вы слышите его визг, хотя в фильме нет звука). Далее: церковь, иконы, бог, БОГ. Улыбающийся
Будда, изображение маски, похожей и на хищную птицу и на старика одновременно, чудовище,
первобытная маска, фигурки, медали, эполеты, возвращение статуи царя —
которая собирается
из обломков заново. Эйзенштейн, пользуясь языком кинематографа, передает нам свое
восприятие Керенского. Он показывает нам корону, Наполеона, Керенского, Наполеона,
смотрящего на самого себя. Кадры с гусеницами танка, еще танками, свистком, дымом,
локомотивами, поездами, современным вооружением. Противопоставление
книг Керенского
винтовкам и флагам противоборствующей силы. Кино — это новый язык, в котором кадры
служат словами или предложениями и могут, по воле говорящего, объединяться, повторяться и
контрастировать друг с другом.