ИЗ АЛЯСКИ В САН-ФРАНЦИСКО

14. ИЗ АЛЯСКИ В САН-ФРАНЦИСКО

Три инженера из Смайз Эир, местной авиалинии в Номе, Джон Рассел, Херб Россен и Дуг Диринг, взялись за ремонт глубоко израненного Флайера. Они заменили три лопасти винта на запасные, которые были у меня. Дуг заделал повреждения на одной из лопастей, так что у меня теперь оставалась еще лопасть про запас. Устранение неисправности двигателя, связанной с зарядкой аккумулятора заняло полтора дня. После многочисленных испытаний мы обнаружили, что причиной был дешевый держатель предохранителя, который стоил всего несколько пенсов. В нем возникало искрение. Инженеров не поразил уровень таких деталей в Флайере.

Я уплатил Петру Петрову и купил для него билет в Хабаровск. Он был нужен Барри и Энди для съёмочных работ в качестве профессионального актера с массой русских эмоций. Если бы в то же самое время не исчез мой запасной GPS, он стал бы моим безусловным героем¹.

Никто из моей спонсорской компании не связался со мной после моего сверхъестественного перехода из Сибири. Говорили, что они предполагали прекратить спонсорство и поэтому не связывались со мной. Я написал Далласу Мак-Гилливрею, но не получил никакого ответа. Это было моей постоянной озабоченностью. Без спонсора у меня хватало денег, чтобы продолжить перелет, но не для его маркетинга.

Когда я сделал тест-полет Флайера, моя радио связь была плохой. Радио было прекрасное, а вот интерфейс Lynx² сломался, и я оставался без него пока не добрался до Сан-Франциско, где ко мне вернулась приличная радио связь. Пока же это означало лететь тысячи миль, когда при приеме и передаче раздавался треск, что было еще одной заботой.

Моей основной проблемой были сомнения относительно моего нервного состояния. Вдвоем я мог лететь практически везде, но будет ли у меня та же смелость, когда я буду один? Я много думал о Ките, возвратившемся в Англию к своим курсантам. Чем больше я думал о нем, тем больше ощущал, что его душа должна раздираться. Я чувствовал его отсутствие. Между Номом и Анкориджем была большая горная область и дальше на юг серьезные горы, через которые я должен буду пробираться один. Все же в чем разница между полетом соло и полетом вдвоем?

Холодный ответ был, все дело в моей голове. Это мои мысли, полные страха и Джинн. Смогу я управлять этим страхом и уничтожить его?

Барри сообщил мне, что Эппо Ньюмен, первый человек, который перелетел Атлантический океан на СЛА, изъявил добровольное желание, занять место Кита. Я отверг это предложение. Эппо был смелым, но по его собственному признанию он избил пилота самолета, который гнался за ним. Мы были бы сыты по горло друг от друга через несколько часов. Энди и Барри оба высказали свои страхи относительно моей нагрузки в полете, и в Англии росло убеждение, что у меня должен быть партнер, чтобы продолжать перелет. Я больше не смог бы вынести предательства. Я верил себе. Мои аргументы относительно себя были беспристрастно обдуманными и отвечали собственным интересам.

На следующий день после того, как я прибыл в Ном, погода была отличная. 11 июня настало снова из-за того, что когда вылетел из Провидения, я пересек линию перемены дат. Ремонт занял второй день, 12 июня, но на 83 день, 13 июня, я принял решение направиться в Фэрбанкс, отвергнув маршрут через Анкоридж из-за высоких гор и плохого прогноза погоды. Была низкая облачность и изморось, но хороший западный ветер. Я летел на восток, остро ощущая призрак Джинна, опасаясь, что он полон мощи из-за того, что беспрепятственно мог дойти до меня.

Смутный туман Берингова моря дрейфовал с воды и достиг побережья. Я попытался подняться выше его, рассуждая что, смогу всегда спуститься над морем, если это будет нужно. Но на 5500 футах (1650 м) мне было так же холодно и дымка не прошла, меня трясло, я нервничал, поэтому спустился. Я нашел дыру в нижнем слое облаков, проскользнул на 400 футов (120 м) и взял курс на восток. Лил дождь, я уселся и приготовился быть залитым водой, ориентируясь по берегу и наблюдая за GPS.

Я летел над коричневой землей с подтверждением вечного поиска человеком золота: деревянные хижины, дорожки, рытье, поля грез. Я осторожно изучил свой ум, чтобы увидеть все ли было нормально, но мозг оказался энергичным и нисколько не заинтересованным в Джинне. Казалось, ликвидировать его легче, чем это было раньше. С другой стороны, я мечтал, покинуть берег и направиться через 60 миль (96 км) моря, на юго-восток к Уналаклиту, где как я знал была долина ниже облаков через горы на реке Юкон. Условия ухудшались настолько, что я не мог видеть где нахожусь. Я включил указатель крена и скольжения и попытался подняться через облака, но на 3000 футах (1000 м) не было никакого признака верха, я снова спустился, в белой мгле. Я чувствовал благоговейный страх. На 500 футах (150 м), все еще над морем, я увидел туманное очертание холодной воды. Я продолжал лететь на восток, спокойный в мыслях, преданный своей идее, и ожидая слои облаков, которые в конце концов и появились. Затем я увидел солнце, сияющее на удалении в воде, и 20 миль (32 км) до Уналаклита, небольшого рыбацкого поселка с большой гравийной взлетной полосой, летел при ясном небе.

Небольшая группа людей приветствовала меня. Я выслушал совет о маршруте через горы, и улетел в тряские термические потоки между низкими горными пиками. Я впал в раскованное пение, чего, конечно, не мог делать с Китом на борту, разные ритмические версии “Саммертайма”. Это была одна из нескольких песен, на которые я знал слова. Внизу раскинулась потрясающая местность, широкая и красивая. Я восхищался, насколько все было здесь расследовано. Интересно, остались ли здесь еще места, где можно найти невероятную Материнскую Жилу. Местами было похоже на Шотландию. В моей контактной книге в подписях преобладали Английские, Немецкие и Скандинавские имена. Я обнаружил, что мне не мешали высоты, на которых я летел, и я решил оставаться на 3000 футах (1000 м), счастливый, что ударялся вокруг термиками, пел, часто зевал и пробуждался, когда меня уводило с курса на 30 градусов или около того.

Галина находится на огромной реке Юкон, которая миллионы лет назад нарезала гигантскую плоскую долину на горы. Я подумал, что герои Джека Лондона Бэнинг Дейлайт, Мейлемьют Кид, Смоук Бэлоу - продвигались вниз по Юкону зимой, и я напомнил себе, что вижу землю в течение ее краткого отдыха от холода. Я сел и дозаправился в Галине. 20 галлонов (91 л) пожертвовал человек по имени Джеф Герман. Снова взлетел и наблюдал развитие погоды, опасаясь больших черных облаков к югу, которые выбрасывали завесы тяжелого дождя. Я выписывал кривые по Юкону, вычисляя расстояние впереди, готовый отвернуть от облаков, чтобы не быть пойманным ими. Радио сообщило о грозах в этом районе, и один раз о смерче 500 футов (150 м) около взлетной полосы в Танане. Я не хотел быть пойманным и молился, чтобы избежать этого области.

Затем я увидел, к своему ужасу, что ТГЦ - температура головки цилиндра - стремительно повысилась до слишком высокого значения - 205°, а температура масла была пока 119°.

Я нажал на GPS кнопку “ближайший”, и увидел, что моим ближайшим аэродромом был, тот самый Танана, где смерч прошел только за несколько минут до этого. Я мог увидеть его на расстоянии угрожающе большим черным облаком. Я летел туда 14 миль, сердце бешено колотилось, и я все время искал место для посадки. Не было ничего, это была тундра, которая не ждала гостей. Когда то же случилось с нами в Саудовской Аравии, внизу была плоская пустыня.

Я наблюдал, как температура масла поднималась до 123° и падало давление масла, пока я делал прямой заход на взлетную полосу Тананы, которая была длинной и полной гравия. Я снижался с выключенным двигателем, температура падала, и я благополучно достиг земли. Начал лить дождь, и затем вниз посыпался град. Местный, Ральф Эллер добровольно, дал мне галлон (4,5 л) антифриза. Он возвратил деньги и сказал, что их не возьмет. Мы залили антифриз в теперь холодный двигатель и за полчаса протестировали его под проливным дождем. Установилось 90°, что было нормально. Я думаю, что причиной, того, что он перегрелся, было то, что я замотал радиатор клейкой лентой для предупреждения переохлаждения. Я взял ленту для полета в Фэрбанкс.

Большую часть пути, я наблюдал за температурой, но она установилась и вела себя хорошо. Был ли мой диагноз правильным? Повредил я двигателю серьезно? Кто бы мог сказать? Кажется, он работает. Я проверил несколько посадочных площадок, через которые прошел, полосы шахтерских компаний и пару небольших городов, но ни разу не встревожился. Я попробовал новую тактику занять свои мысли: декламирование всего “Зазеркалья” Льюиса Кэрролла на разные лады и голоса и дансинг в воздухе, чтобы лететь не по прямой.

Пролетая над аэродромом Фэрбанкса, я никогда не видел так много маленьких самолетов, как на земле, так и на поплавках. Диспетчер сопроводил меня на запоздалые переговоры с таможней США и иммиграционной службой. Местный пилот СЛА, Джерри Стендефер, ожидал, чтобы помочь, он следил за моими приключениями по Интернет. Благодаря нему я нашел отель, еду, пиво и пять часов для сна.

На 84 день я поздно вылетел из Фэрбанкса, из-за интервью ТВ и надеялся попытаться добраться до Канады. Мое радио доставляло мне проблемы и искажало мои сообщения о полетных планах. Мой маршрут следовал вдоль широкой, ровной реки Танана в горы, где пошел сильный дождь. Я полетел налево к большому озеру, чтобы избежать военной базы и оставить в стороне лесные пожары, которые все еще дымились, несмотря на обильный ливень. Я летел в чистом от облаков воздухе, под которыми была черная дымка. В своих мыслях я был спокойным, даже торжествующим.

Все время я искал грозы, но здесь их не было. Был просто обильный дождь. Слева развивающиеся облака на более высоких горах были темными, и на них страшно было смотреть. Они медленно вырастали на моем пути. Направо, на расстоянии около десяти миль (16 км) все также было темным. Только через долину, где собрался идти, был чуть более ясный маршрут и полосы дождя определяли его границы. Моя путевая скорость была выше 70 узлов (130 км/ч) и я подумал, что стоит рискнуть. Температура была в норме, и у меня ни разу не возникло сердцебиения при взгляде на приборы.

Особенно плохая полоса дождя была в Ток Джанкшен, сразу, как только я узнал Аляскинское шоссе, которое выглядело, как широкая взлетная полоса подо мной, если у меня возникнет проблема. Я шел над небольшой горой и видел, что, в конце концов, две ужасные системы погоды с обоих сторон от меня соединялись на мосту через Танану. Я несся вниз по одной стороне, пытаясь разглядеть смутный пейзаж. В одном конце казалось более ясно, так что я погрузился в сильный дождь, пытаясь защитить GPS и пряча радио за ветровым стеклом. Дождь усилился, но я мог всегда видеть землю.

Я напевал себе, случайно прерываясь, импровизируя мелодию с бессмысленным набором слогов, в которой слова и звуки ничего не значили, но ритм успокаивал мою душу. Мне было комфортно в трех летных куртках, включая одну тонкую Кита, и электрических перчатках, которые работали хорошо и не перегружали электросистему. Я держал радио на приеме, но ничто не слышал.

После 20 минут быстрого полета при 80 узлах (148 км/ч) сквозь толстый дождливый мрак я увидел, что справа было светлее, и направился туда. Дождь кончился, и я обнаружил себя в красивой строгой долине, полной темных, белых и серых под балдахином облаков, выпускающих небольшие клубы, которые отмечают конец долгого дождя. Я разразился в громкое пение “Саммертайм” и полетел над горами, а не вокруг них, фактически рискуя попасть в облака на вершинах, которые могли бы возникнуть и окутать меня и флиртуя с их пальцами.

Я пересек огромную долину, полную озер и старых русел реки Тананы, направляясь в Нортуэй Джанкшен, всего в 50 милях (80 км) от моего назначения - Бива Крик, аэропорта у входа в Канаду. Сначала я думал только обойти вокруг Нортуэя с включенными камерами, но увидел огромный черный занавес из облаков справа, пересекавший мой маршрута на юге, и решил сделать посадку. У земли был сильный ветер, моя скорость упала до 35 узлов (65 км/ч), так что я закричал: “Это - опасность, моменты подобно этому должны привести в состояние тревоги, жди ударов!”, чтобы не разбить Флайера. Мы спустились вниз благополучно, и мой голос стал громче: “Это не - посадка, это пробежка, которая представляет опасность при сильном ветре, берегись!” Здесь все работали, и я зарулил на стоянку малой авиации за потрепанным Хэвилленд Кэрибу, который, кажется, летал еще во Вьетнаме и выглядел похожим на нечто из Голливудского фильма.

Центр погоды сообщил мне, что над Бива Крик была огромная гроза, так что я подумал, что ее нужно переждать. Но, когда синоптик сказал, что он ожидает, что когда прибудут дождь и облака, ветер переменится на северный, то встревожился и решил положить Флайера на ночь, сведя крылья в первый раз за все путешествие. Это я сделал один, работая быстро и воспользовавшись помощью только для того, чтобы положить крыло на трейлер, чтобы защитить его от грязи. Я был готов искать комнату, как только начался дождь. Он сильно лил всю ночь.

Комнаты были по 45 долларов за ночь в тусклом парке трейлеров. Вода, просачивалась над полом, и раковина была не подсоединена. Но мне понравилось. Хозяйка, Анна Дролц, была любезной и бескорыстной. По телевидению показывали игру в баскетбол и десятки людей, индейцев и белых, которые были пьяными, кричали на большого черного парня по имени Майкл Джордан. Очевидно, его команда выиграла. Я принял душ, съел огромный сандвич с говядиной, выпил три пива и сонливо сделал интервью с Кей. Она предупредила меня, чтобы я был осторожным.

На следующий день облака были на земле, и даже пуританин подобно мне не мог лететь. Дождь постепенно выдыхался и я с помощью местного инженера по имени Сэм Миллз переоснастил Флайера. Он спросил меня, был я Брайеном или Китом, так что я срезал эмблему с именем Кита с его полетной куртки. Это было действие глубокого психологического значения, и я решил, что должен послать его вещи домой и убрать его имя из аппарата. Я был более счастлив в одиночку.

Синоптик сказал, что облака поднялись на 500 футов (150 м) и, казалось, там был низкий проход, чтобы пропустить меня через горы в Бива Крик. Я взлетел с порывистым северо-западным ветром и направился на юго-восток на 400 футах (120 м) над бледно-зеленой местностью, не тронутой человеком, верхушками гор, затянутых облаками. Я лишь чуть-чуть беспокоился, что облака снова спустятся. Аляскинское шоссе было моим постоянным компаньоном для отдыха в течение всего дня. Было увлекательно видеть рассудительные решения инженеров, которые проложили маршрут.

Внутри себя я чувствовал спокойствие и счастье, оттого, что все решения были моими собственными. Я подумал, что Кит был бы против предшествующего дневного полета, и было менее утомительно убедить себя, чем также убеждать Кита. Я осторожно изучал свои мысли, чтобы увидеть, где мог бы быть Джинн, но его там не было. Помог скромный ночной сон. Во всяком случае, Джинн никогда не возражал низкому полету.

Бива Крик был первым таможенным постом на Канадской территории Юкона, небольшое общество, состоящее только из 150 человек, но имеющее три отеля. Таможня и иммиграция были пройдены безболезненно и диспетчер с вышки Хитер Морган, доставил меня в город, чтобы купить 50 литров неэтилированного бензина. Я купил бритвы, крем для бритья, полоски конфет, и полюбовался пластиковым мешком, в который сложил все это. Русские отношения все еще преобладали. Только неделю тому назад я был в Анадыре. Я подал полетный план на Уайтхорс, 230 миль (370 км) отсюда, и хотя был ранний вечер, отправился в путь.

Мой курс отправил меня через грозную долину, облака и дождь развивались справа от меня, но я прокрался через нее прежде, чем облака опустились в долину и заблокировали мой путь. Внизу в долине я видел на 100 миль (160 км). Вдали возвышались большие горы, которые не оказались ближе через час лета. Шоссе извивалось справа налево, пересекая большую реку, всегда выбирая самую твердую почву.

Я летел над местами с английскими названиями типа Беваш и Хэйнс Джанкшен, и праздно задумывался, кто они были такие и как они прибыли, чтобы место было так названо. Это было далеко от Англии и почти везде, где я совершал посадки (как и в Австралии), я сталкивался с английскими лицами и именами.

Уайтхорс, столица Юкона, открывается перед вами, когда вы обходите вокруг последней горы за этот день. Аэродром был огромным с двумя длинными полосами. Я нашел укрытие для Флайера в большом вертолетном ангаре. Моим хозяином был Боб Камерон, который служил в Транс Норс Опс, и работал допоздна, обучая полетам своего 16-летнего сына Кайла. Они доставили меня в отель, куда я поместил все свои вещи и вышел за прекрасным обедом с бифштексом. Меня так бодро обслужила официантка, что я оставил непомерные чаевые.

Чарльз сообщил мне, что Фиона должна в этот уикенд возвратиться из Дубаи со своим новым мужем. Я был остро чувствительным относительно этого развития событий. Мой развод был еще не оформлен. У меня все еще были бумаги, которые нужно было подписать.

16 июня, на 86 день после того, как я покинул Лондон, Чарльз позвонил снова. Он сообщил мне, что комитет GT Глобал беспокоится об опасностях, которые меня подстерегают, если я лечу один. Они обдумывают о привлечении общественности, приводят безопасность как причину и претензию считать мое страхование недействительным, поскольку я остался один. Это ужасало. Я подумал, что полет был теперь действительно против их деловых интересов, и они нашли извинение, чтобы развязать себе руки. Я не должен прощать их, если они выйдут на публику со своими страхами, так как это может уничтожить мои шансы пересечь Гренландию. Чарльз должен работать над страховой проблемой. Это может превратиться в настоящий кошмар. Банальным путем закончить это приключение было нанесение спонсором удара в спину.

Чарльз сказал, что Кит, тем временем, был занят попыткой достать Лину из России.

Был блестящий горный день, синее небо и мясистые облака, стоящие чуть выше самых верхних пиков. Когда я взлетел, направляясь на восток, воздух был тряский, и болтанка увеличивалась по мере того, как я медленно, со скоростью 45 узлов (83 км/ч), влетел в первую долину. Я подготовился к термической болтанке в горах, как только убедился, что болтанка была на самом деле термическая, а не от ветра обтекающего вокруг пиков. Я снимал на видео с помощью камеры на груди, поговорил с лицевой камерой и сделал несколько снимков. Я работал упорно, летя и пытаясь производить снимки об этом. Документальным было все, что я ни делал, если кто-нибудь купит это.

Местность была гористой, покрытой деревьями, с большими закрученными шрамами, где миллионы лет тому назад реки меняли свои русла, а затем высохли и исчезли. Я летел над длинными, блестящими синими озерами с отражениями отдаленных снежных гор в них, так что получились красивые снимки. Однажды у меня хватило мужества записать несколько версий "Саммертайма", только для сообщения истины о полете, а не красоты моего певческого голоса.

Термики становились сильнее, но они не были ужасными. Я пел с вожделением, когда приходило желание. Я хотел бы знать слова к большему числу песен.

Я наблюдал развитие облачности всегда справа, и наблюдал, как она становилась выше и извергала ливни. Снежные горы отступили и более низкие холмы, более закругленные, но все еще выше 5000 футов (1500 м), оказались слева от меня. Я летел вдоль длинного озера и затем на восток вдоль долины со старыми шахтами. Аляскинское шоссе поднялось, чтобы стать над последней высокой землей, и я оказался на восток от Скалистых Гор¹. Так как я направлялся на юг, то должен пересечь Скалистые Горы снова, чтобы достичь Западного берега и Сан-Франциско, чтобы там возобновить маршрут Филиза Фогга и пересечь горы в третий раз. В противном случае, я мог бы направиться от моей дневной цели Уотсон Лэйк, по диагонали через страну в Нью-Йорк. Это не было искушением. Даже если бы я был единственным человеком в целом мире, который интересовался целостностью полета, чувственно, я хотел следовать по этому правильному пути.

Я изучил эту часть маршрута в Лондоне, ожидая попасть в ледниковую долину, полную серого и белого, но равнина, на которой расположен Уотсон Лэйк, плоская и зеленая, с небольшими озерами. Я должен был уклониться от тяжелого дождя и наблюдал, как другой формируется справа на моем пути. Я смог найти ангар с помощью L&R Aircraft Repair.

Туристов притягивает в Уотсон Лэйк то, что там есть “лесной указатель” - тысячи табличек и названий мест, из-за которых он знаменит во всем мире. Все началось, когда тоскующий по дому американский военнослужащий в последней войне устанавливал знак, говорящий как далеко его дом и другие подражали ему. Теперь другие города имеют лесные указатели, но Уотсон Лэйк, претендует на то, чтобы быть первым. Мне придавала силы, умная двух - месячная копия Экономиста, который я нашел и читал от корки до корки. Даже “EMU”² возбуждал меня, так долго тоскующего об интересном разговоре и всегда говорящего лишь о полете.

На 87 день я приготовился лететь 495 мили (792 км) в Принс-Джордж. Я стартовал из Уотсон Лэйк в 10.10 утра и направился над плоской зеленой равниной, держа курс на юг на большой холм, который загораживал вход в 400-мильную (640 км) долину. Сначала было спокойно, но когда началась болтанка, я решил действовать иначе, чем в предшествующий день, который утомил меня больше, чем я ожидал. Я позволял погружать и подбрасывать Флайера, а затем возвращал его на прежний курс. Когда я усвоился в технике, которая включала не закрепощение себя во время бугров в воздухе, то обнаружил, что это не утомляло руки и особенно кисти, которые удерживают ручку трапеции. Мой курс через воздух, с этой новой техникой был странным.

На протяжении первых 180 миль (288 км) я не видел совсем никаких дорог. Это была девственная страна, хотя я видел подтверждение зимних следов. Я выбрал путь на юг между двумя горными областями. Глядя на небольшие озера, я не мог определить, были коричневые пятна на краях сухой землей или пеной на воде. Слева непрерывно развивались темные дождевые облака, и я избегал их, опускаясь вниз на правой стороне долины, где моя путевая скорость была близка к 50 узлам (93 км/ч). Я тщательно наблюдал за температурой и случайно бросал благодарный взгляд на зеленый свет зарядки аккумулятора, который вызвал у меня так много проблем в России.

Было трудно поверить, но прошла только неделя, с тех пор как я был там.

После четырех часов полета я прошел через первый аэродром, Тэминез Маунтин, и в дальнейшем были полосы грязи, включая шахтерские поселки и Форт Вэа. Я жужжал дальше, иногда полуспящий, и поражался, когда находил, что Джинн был все еще со мной. Только пройдя Тэминес, я вдруг обнаружил, что высота около 3000 футов (1000 м), на которой я находился выше земли, и это вызвало у меня страх. Он не появлялся, как я наполовину ожидал, а все, что было это дрожь, и он исчез под множеством пренебрежения, которое остальная часть моего ума обрушила на него, и которая прежде не работала. Я просто презрительно думал про другое, фотографируя, или используя видео камеру, и он исчезал. Было второе появление, также нерешительное и также быстро исчезнувшее. Единственное значительное в этом было то, что сам Джинн не умирал, а просто дремал.

После Тэминес моя путевая скорость упала до 30 (в среднем 56 км/ч), и я начал беспокоиться о топливе. Этим утром у меня была надежда, что я доберусь до Принс-Джорджа с одной заправкой топлива. Теперь я беспокоился о том, доберусь ли до Маккензи, почти за 100 миль (160 км) до моей цели. После почти семи часов в воздухе, дождь достал меня. В последние 35 миль (65 км) в Маккензи, тяжелое облако дождя протянулось через мой маршрут. У меня не было топлива или возможности, чтобы увертываться, и скоро дождь бежал вниз по моему щитку. Я управлял одной рукой, а другой пытался защитить мои GPS и радио. Но вместо того, чтобы раздражаться из-за того, что промок, я полюбил это. Это был одним из тех редких замечательных моментов, когда нигде в целом мире я не хотел бы быть, кроме как здесь. Здесь, на 2000 футах (600 м) над большой рекой со сплавляющимся по ней лесом, с горами слева от меня, дождем, льющим как из ведра и туманным видом, мой красивый Флайер прочный и постоянно подо мной. Почему я должен поменяться местами с кем-то и где-нибудь еще?

Мое радио заработало на пути в Маккензи, чистый большой аэродром, где легко было получить топливо и я смог сбегать по нужде. Я убыл через полчаса, это была самая короткая остановка за весь полет. Опять был встречный ветер, и я летел над низкими холмами и широкой рекой, где тысячи бревен плыли в больших кольцах по воде, направляясь к лесопилке. Между Маккензи и Принс-Джорджем была высокая земля, и длинные грязные полосы облаков тянулись через мой маршрут. Я снизился до нескольких сотен футов (одна - две сотни метров) и двигался через узкий промежуток между основанием облачности и землей, включая указатель крена и скольжения когда нужно было подняться. Я чувствовал себя свободным и описывал круги всякий раз, когда прихоть бросала меня, и сильно, насколько мог, взмывал вверх, крича во весь голос бессловесные молитвы, которые узнал случайно и которые успокаивали мой ум.

Радио заработало еще раз, когда я вошел в воздушное пространство Принс-Джорджа. Я немедленно нашел топливо и защиту на ночь в ангаре, принадлежащем Энди Хиллу, и хорошо поужинал в кафе Эстер.

Я позвонил старому другу около Сиэттла, Майку Вайнкоффу, с которым надеялся встретиться на следующий день, хотя не мог по таможенным причинам совершить посадку на его пляже. Чарльз сообщил мне, что Амвеско определенно собираются поддержать меня. Ничего личного, только бизнес. Он попытался позвонить Рори Мак-Картни о том, чтобы Вирджин взяла спонсорство, но Рори ни разу не ответил. Я сказал Чарльзу, что это было способом Рори потеряться и следует прекратить попытки.

Элисон сообщила мне, что Джеки Паркер, женщина, которая полетела бы с Ричардом Бренсоном вокруг Земли на СЛА захотела пообедать со мной в Сан-Франциско.

Несмотря на девять часов жесткого полета, я чувствовал себя полным жизни.

На 88 день, 18 июня, возросла утечка бензина, который просачивался из разъема, что доставляло неприятность с тех пор, как полет начался. Винт также выглядел неважно, с вдавленной и порванной алюминиевой лентой, которая защищала его передние кромки. Я осушил бензобак, исправил разъем и починил винт, используя клей и хлопковые отходы, которые Дуг Диринг дал мне в Номе. Низко на небе собирались облака, и было похоже на дождь. Я спешил, но было уже 11.30, прежде чем я был готов идти. На вышке Принс-Джорджа без проблем слышали меня. Я направился на юг и пришел в восторг от того, что нашел встречный ветер и делал более чем 60 узлов (111 км/ч), пересекая страну все более и более становящуюся цивилизованной, с огромной рекой Фрейзер (Канадский Большой Каньон) справа от меня, фермы и едва заметные города.

Я летел на высоте 2000 футов (600 м) выше земли, сначала с небольшой тряской, уклоняясь от дождевых облаков слева от меня, низких и ненадежных. К югу от озера Уильямс-Лэйк местность поднялась на 7000 футов (2100 м) и я предпочел уйти вправо с рекой, в более толстое облако и сильный дождь. Ветер был слабый, поэтому дождь перемещался медленно, но дважды я должен был в него погрузиться, что сделал со своего рода ликованием, иногда кружа в середине с включенными камерами. Я ощущал на острие чувств, что полностью непринужденно слился с полетом.

Но мое настроение изменилось, когда я полетел через более трудную цепь облаков. Я был зажат между ними и высокой землей и поспешил в захватывающую гранитную долину реки Фрейзер, тысячи футов (многие сотни метров) глубиной. Я снова стал осведомленным обо всем воздухе подо мной, огромной высоте, с которой мог бы упасть, и во мне вырос страх. Я помнил об этом всегда в полете до Чилевека, и эта постоянная фоновая угроза парализовала бы меня, если бы я это позволил.

Это оказывало влияние на мой стиль полета. Иногда я игнорировал страх, циркулируя в наихудших из возможных мест, кто-нибудь покрутил бы пальцем у виска. В другой раз я держался одной или другой стороны каньона и утешался от возможности видеть землю так близко ко мне, хотя и недоступную. Страхи возникали от того, что я не находился на земле, а от того, что время от времени я видел себя подающим. Мой налет на Флайере более 380 часов и трудные места, в которых мы побывали, были среди аргументов, которые я использовал против этих безымянных страхов.

Моя путевая скорость, которая в некоторых порывах доходила до 70 узлов (130 км/ч), постепенно снижалась, чем дальше на юг я летел. И у аэродрома Хоуп внизу долины, где она повернула направо, внезапно началась открытая местность и Ванкувер, я часто летел ниже 40 узлов (74 км/ч). Мой маршрут в Сиэттл отправил меня на запад, снова через Скалистые Горы, которые я уже пересекал, двигаясь на восток из Уайтхорса. Я наблюдал расцвет цивилизации подо мной, большие дороги, линии электропередач, железную дорогу, города, деревья и поля, и почувствовал себя без дрожи от Севера, который я должен буду посетить снова, чтобы вернуться в Англию, но только после того, как попробую вкус Америки.

Я кружился в крутой долине, и натыкался на стену облаков, в которые не хотел входить. Но, когда я был в них, то видел, что это был своего рода клин между погодой горной системы и береговой погодой Ванкувера. В дальнем конце клина был туман и холодно, с легким встречным ветром. Я нашел аэродром Чилевек и сел благополучно, привязал аппарат с зевакой по имени Джим Маршалл, который болтал со мной по пути в соседний отель. Я поужинал пиццей с пивом. Очень устал.

Джим Маршалл, истинный фанат полета, поднял меня из мотеля на следующий день и доставил к Флайеру. Я прошел длинный процесс подготовки к полету и отвечал на его вопросы. Потом подал полетный план, получил прогноз погоды, взлетел в туманный день и отправился через Беллингхем при низкой облачности на берег, а затем на юг к Сиэттлу, пересекая богатую зеленую местность с дорогими домами с превосходными видами океана. Время от времени я кружился, чтобы полюбоваться видами и поснимать на видео. Небольшая вилла Майка Вайнкоффа Меривилл оказалась на небольшом удалении слева. Он ждал меня с некоторыми “наиболее голодными на новости журналистами в мире” на летном поле Боинг Филд. Сиэттл был захватывающим и нужен был фотограф на другом аппарате, чтобы действительно все это оценить по достоинству, как в Гонконге. Я приблизился к полю Боинг Филд, которое напряженно звучало и услышал, что средства массовой информации ожидали на терминале.

Я дал все интервью, которые они хотели. Женщина репортер ТВ погримасничала с тревогой феминистки, когда я назвал планшет на своем колене “дамская сумка”. Впоследствии я пил кофе с Майком, которого не видел несколько лет. С ним была привлекательная женщина по имени Дебора, которой он, кажется, симпатизировал. Он почти не изменился с годами, только теперь у него были печеночные камни. Он был таким же замедленным в разговоре и внимательным, и открыл небольшой магазин, чтобы продавать резьбу по дереву. Когда мы были молодыми людьми, трое из нас решили, стать писателями. Майк остался верен идеалам. Джей Джефри Жене ушел в маркетинг и рекламу, хотя он писал пьесы и короткие рассказы, в то время как я занялся журналистикой и авантюрами.

Я съел копченый лососевый сандвич, сказал Майку до свидания и обнаружил, что аккумулятор Флайера подсел, но еще было достаточно мощности, чтобы запустить двигатель. Контрольная лампочка зарядного устройства светилась слабо зеленым, на взлете стала красной и оставалась такой же в остальном полете. Я решил, что между Сиэттлом и Олбани, достаточно аэродромов, чтобы приземлиться, если не смогу перекачать топливо в воздухе, и я решил двигаться дальше. Это не было безрассудством. Было необходимо немного рисковать, чтобы оценить свою способность лететь и увидеть, заслуживало ли мое решение доверия. На GPS, я видел, что путевая скорость возросла до 60 (111 км/ч) и я с поющим сердцем низко двигался над сельской местностью. Я не заботился о красном свете, светившем мне снова, хотя и помолился, когда обнаружил, что оставил приёмоответчик включенным, который и разрядил наполовину аккумулятор. Когда я выключил его, указатель уровня топлива снова заработал.

Аэропорт Олбани был пуст, когда я сел и рулил вокруг, ища укрытие. Я остановил двигатель, аккумулятор был разряжен. Высокая привлекательная женщина, которую звали Таня Олдерман, ждала своего брата Рьена, который должен был возвратиться по воздуху из рыболовной поездки. Таня помогла мне привязать Флайера и поместить его в укрытие. Она отвезла меня в соседний мотель, где у меня была прекрасная китайская еда, три пива, потом я дал интервью Анне Топпинг из Скай ТВ о том, что GT Глобал отказался от спонсорства. Причина, которую они привели, зазвучала неубедительно и состояла в том, что я потерпел неудачу с 80-дневным вызовом.

(За пределами небольшого напряженного мира моего полета, имеет смысл взглянуть на то, что происходило на этой неделе за тысячи миль отсюда в Англии. Казалось, что у Амвеско было две точки зрения на право спонсорства полета вплоть до конца. К концу мая, когда Кит и я все еще были в России, группа по Общественным Связям попросила подтвердить свой маркетинговый бюджет. Пола Лоча уволили 29 мая, после того, как Кит улетел в Анкоридж. В начале июня, после того, как Кит сказал, что собрался домой, Даллас сообщил Ньюлину не тратить больше денег и потребовать уплатить по счетам. Состоялись большие консультации между Далласом и Ньюлином, обоими служащими GT Глобал, но Даллас никак не контактировал со мной, другим участником в этом проекте. Затем Даллас позвонил Ньюлину и сказал, что это уже все.

Даллас указал четыре причины отказа от спонсорства: 80-дневная цель была упущена, Кит ушел, не было никакого страхования, и у меня не было разрешения пересечь Гренландию.

Позже, в письме к Далласу, я отметил, что 80 дней были только целью, и GT Глобал была особенно увлечена мной не беря на себя риск за этот временный период. Мое основное требование было благополучно облететь на СЛА вокруг Земли, быть первым человеком, который это сделает. Я сообщил ему, что отъезд Кита, вероятно заставит меня двигаться быстрее, а не медленней. Страхование было отвлекающим манёвром. Был как-то день, когда наша страховая компания беспокоилась обо мне, находившемся в одиночестве, но Чарльз быстро это уладил. И Гренландия, подобно Китаю, Японии и России, была просто еще одной препятствующей бюрократической проблемой, частью современного мира.

Проект официально заканчивался 19 июня, день, когда я достиг Олбани. Амвеско выпустила сообщение для печати по поводу этого события. Чарльз и Элисон должны были освободить офис на следующий день.

Но даже за день до того, как это закончилось, Майк Вебб сообщил Элисон, что все может не закончиться. Чарльз видел письмо от кого-то главного в Амвеско, говорившего, что они должны поддержать проект при условии, если смогут урегулировать детали относительно моей безопасности при полете в одиночку.

Трудно избежать вывода, что отъезд Кита был решающим доводом.)

На 90 день, 20 июня, я увидел в аэропорту Таню с ее семейством, включая мужа, Брайена. Парень оказался с большим зарядным устройством для аккумулятора, которое я подключил к Флайеру и обнаружил, что новый предохранитель установленный Дугом Дирингом перегорел. Когда его заменили, устройство снова заработало.

Я взял Таню в полет, чтобы поблагодарить за предшествующую ночную помощь. Она была красивым пассажиром, полностью без страха. Она сообщила мне, что ее семейство когда-то владело всей землей вокруг Олбани, но многочисленные наследники растащили владение и теперь она не владеет никакой землей. Мы сделали несколько низких пролетов - высвобождение после дней движения по прямой линии.

Когда я снова продолжил путешествие, то обнаружил воздух бурным с термиками и поднимался пока не оказался выше 5000 футов (1500 м), где воздух был спокойным. Я испытывал тревогу и все время чувствовал, что меня тянет вниз с кричащими страхами о высоте, на которой я летел и с которой падаю. Но я занялся своей программой - пением, танцами руками, даже чтением “Зазеркалья” - и страхи как-то исчезли.

Хотя подо мной были дороги, аэропорты и большие города, я был осведомленным о том, насколько неровная поверхность. Горы были покрыты кустарником и деревьями, и легко можно было представить себе, как здесь было 200 лет тому назад, прежде чем пришли белые люди. Я не ожидал увидеть такую суровую страну так близко к северной Калифорнии. Я искал что-нибудь интересное, чтобы занять свой ум. Опасные моменты были, когда я впадал в дремотное состояние и щелчком пробуждался после десятисекундного сна. Потом я узнал о ежедневном снижении защитных механизмов организма, включая Джинна. Хотя это еще не точное описание, половину времени в течение дня он исчезал и даже не намекал на свое существование. Но это было не всегда.

Через, пять часов я преодолел горы с их термическими потоками и полетел над равнинами северной Калифорнии, миновал Реддинг, чтобы сесть в Ред Блафе. Я спросил Боба Линдерхила, который проходил мимо, не поможет ли он с ангаром. Он не поверил, что я прибыл из Лондона и удивился когда я обозвал его “дерьмо”. Затем он снял ключ со своего брелка и предоставил мне свой собственный ангар.

Я не был под давлением времени на 91 день, 22 июня, так как встретил Барри Бэйза, чтобы снять мой полет над мостом Голден Гейт Бридж. Я переместился на юг на 130 миль (208 км) в Петаламу, к северу от Сан-Франциско, прибыв через тонкое облако на взлетную полосу полную самолетов. Дик Лодж, из Аэровентча, устроил Флайера, и я позвонил Энтони Тому, имевшему деловые связи с Энди Веббом, который отправил меня в отель и выпил со мной пока я ел. Я написал сообщение для печати и отправил его по факсу всем местным средствам массовой информации, но это вызвало лишь небольшой интерес. Возможно, это имело отношение к величинам американских новостей?

Я потратил 92 день, на обслуживание Флайера и смотрел, не мог бы я найти другого спонсора. Когда я посмотрел на свечи, они были в ужасном состоянии, и было удивительно, что они еще работали. Причиной, по-видимому, было русское топливо. Я очистил двигатель, проверил все провода и шланги, заменил разбитую крышку на правом дополнительном баке, работа, которую я должен был сделать давным-давно.

Чарльз, наконец, позвонил из моего дома, где он обосновался. Оказалось, его пригласил мой сын, Джеймс. Джеймс был полон слов типа “спокойствие” и “дорогой”, пытаясь помочь. Он сообщил мне, что Рори Мак-Картни попытался поддержать меня. Я глубоко вздохнул и позвонил Рори. На этот раз, его секретарь позволил мне поговорить с ним.

Рори был насколько прелестен, настолько и понимающим как всегда о полете. Когда мы начали говорить о том, действительно ли Вирджин заинтересована в приобретении спонсорства, от которого отказался GT Глобал, Рори сказал, что да. Я спросил, что он хочет.

“Мы хотим, чтобы Вы остановились здесь, отказались от вашего полета, возвратились в Англию и начали все снова под цветами Вирджин!” Я помню, что второе слово, которое я использовал, было “off”¹.