Первая 5 серая лавина кайзера 5 часть вторая 130 трагедия под сольдау 130 часть третья 306 отхлынувшая волна 306
жүктеу/скачать 3.01 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- ЗУАВЫ, АФРИКАНСКИЕ СТРЬЛКИ И СПАГИ...
ЕЛИСЕЙСКИЙ ДВОРЕЦ ЭВАКУИРУЕТСЯВо всех залах, коридорах и комнатах Елисейского дворца усиленно работает целый батальон рабочих. Гобелены, картины, драгоценные бра исчезают с обтянутых шелком стен. Везде сворачивают громадные ковры, перевязывая их бечевками и устанавливая высокими колоннами в углах. Ящики, корзины, деревянные клетки и опять ящики, ящики, ящики... Повсюду стук молотков. Запах керосина, которым разводят сажу, чтобы вывести ловкими руками и написать «осторожно, стекло». Лихорадочная, молчаливая, угнетающая работа. Президент Пуанкарэ необыкновенно оживлен. Он появляется то тут, то там, дает указания, просит быть поосторожнее, помогает уложить самые хрупкие вещи и бросается к своей необъятной библиотеке, которую невозможно увезти целиком. Снова и снова скользит он глазами по полкам, по рядам книг, вынимаете какой-нибудь новый, ценный том и собственноручно опускает его в очередной ящик, в котором плотными слоями, поблескивая золотом корешков, улеглись десятки других. Возбужден и любимец президента — сиамский кот. Он, как верная собака, ходит за своим встревоженным хозяином, мяукает, пытается приткнуться то здесь, то там, но его отовсюду гонят, он везде мешает, его заставляют озлобленно шипеть. Елисейский дворец эвакуируется. Даже в кабинете президента, где по столам разложены государственные бумаги, кипит работа. Несколько человек мучаются над огромным гобеленом, который закрывает всю стену. Один угол уже отделен и свешивается беспомощной воронкой, люди берутся за другой, но их останавливает приказание: — Прекратите работу и выйдите. Вас позовут. Значит, пришли министры. Весь кабинет в полном составе. Их вводит сам президент республики. Необычная декорация для государственной работы: полуснятый гобелен, заваленный пакетами и связками бумаг пол, картины, снятые с крюков, но еще не упакованные, свернутые ковры в углу — вот обстановка, в какой собирается на последнее совещание кабинет. Это заседание неприятное. Со всех сторон жалобы, недоразумения, обиженные и раздраженные вопросы, которые должен урегулировать президент. Под заглушенные плотно притворенной дверью удары молотков, ему, между прочим, приходится решать неожиданный, но ставший очень актуальным, вопрос. Женский. Между прочим, в среде оппозиционерок оказалась даже супруга президента Государства, Мадам Пуанкарэ. Да, дамы доставили не мало хлопот кабинету министров! Выясняется, что зачинщицей является супруга министра президента, г-жа Вивиани. Она позвонила г-же Пуанкарэ, желая спросить, что можно взять для отъезда в Бордо. Г-жа Пуанкарэ ответила, что она вовсе и не думает покидать Париж, а останется в столице, чтобы работать в Красном Кресте. На это г-жа Вивиани категорически заявила своему мужу, что, в таком случае, и она не поедет, не желая чтобы люди впоследствии говорили — г-жа Вивиани трусиха, а супруга президента — героиня, остававшаяся до последней минуты на своем посту. Разговор двух дам быстро распространился в правительственных сферах, и вот кабинета министров стал лицом к лицу с настоящей забастовкой: ни одна жена не захотела слушаться своего мужа, ни одна из них не пожелала ехать в Бордо! Все решили стать сестрами милосердия, сиделками или дамами-патронессами. Создалось глупое положение. Мужья бегут, дамы остаются. Сколько оснований для пересудов и сплетен! Вивиани требует постановления, да, официального постановления кабинета министров о том, что жены обязаны последовать за своими мужьями. И постановление выносится: «Супруге господина президента республики, а также всем супругам членов правительства предписывается безоговорочно покинуть столицу Франции в том же поезде, в котором правительство эвакуируется в Бордо». Конфликт разрешен приложением государственной печати. Министры переходят к очередным делам. Подписываются прокламации, воззвания. К населению Парижа. К армии. К населению Франции. Требуется полное сохранение спокойствия, объясняются причины, почему правительство оставляет Париж. Снова и снова приказы и распоряжения. Пуанкарэ еле успевает подписывать предлагаемые ему бумаги. А в это время новый германский аэроплан появляется над крышами Парижа. В раскрытые окна доносятся первые звуки войны, встревоженное потрескивание пулеметов, расставленных на всех возвышенных точках города. Кабинет президента наполняется инфернальным шумом. Лопочут пулеметы Елисейского дворца. Глухие разрывы бомб. Шум и крики из соседних комнат. Мечутся перепуганные рабочие. Министры крепче впиваются руками в ручки кресел. Распахивается дверь, и бледный, как смерть, слуга истерическим голосом кричит: — Аэропланы, господин президент! — хотя этот факт для всех очевиден. Пуанкарэ, прекрасно владеющий собой, раздраженно отмахивается рукой и подписывает очередной манифест. Он капитан корабля. Не имеет права бежать, спасаться. Он может только погибнуть на своем посту. То ли от шума пропеллера, то ли от пулеметного огня, но в открытое окно президентская дворца влетает испуганный воробей. Маленькая птичка мечется по разгромленной комнате и забивается между составленными на полу картинами. Прыжок, и сиамский кот устремляется в щель между рамами. — Ах, негодник! — восклицает президента и бросается за котом. — Не смей гоняться за птицами! Сколько раз должен я тебе это говорить! Взъерошенный кот, сначала за хвост, а потом за тело извлекается из под рам. Рука президента гладит его голову, награждая нежными шлепками. Воробей, чирикнув, устремляется снова в окно и исчезает. Пуанкарэ, с котом в руках, подходит к окну и спокойно смотрит, как в синем небе кружатся хищные стальные птицы с черными железными крестами на причудливо изогнутых крыльях голубя. ЗУАВЫ, АФРИКАНСКИЕ СТРЬЛКИ И СПАГИ...Вечер второго сентября, как и многие предыдущие, был на редкость ясным. С наступлением темноты небо усеялось такими яркими звездами, что, несмотря на не восшедшую еще луну, они освещали город. Как средство противоаэропланной защиты, во всем Париже были потушены огни. Площади, бульвары казались теперь мрачными. Дома и словно вымершие рестораны не бросали на асфальт ни одной желтой полоски. Полицейские патрули зорко следили за тем, чтобы были плотно задернуты занавески, чтобы ни один луч не прорывался наружу. Улицы, однако, не были пусты. Парижане, хоть и приумолкшие, сидели на обычных местах террас кафе, обмениваясь мнениями, передавая очередные сплетни. О фронте говорилось много, очень много, но действительного положения не знал никто. Строга была военная цензура. Общее мнение было, однако, оптимистическим. Долго так продолжаться не может. Англичан прибывает все больше и больше. Русские мобилизуют миллион за миллионом, скоро их армии вновь ринутся на Восточную Пруссию, на Галицию и Буковину. Французская армия потрепана, да, но она еще не разбита — придет же, наконец, день, когда ее солдаты, истоптавшие в свое время почти всю Европу, сумеют показать, что не дешево отдают землю свою! Мнения, предположения, уверенность, надежды. И вдруг, когда доморощенные политики, болтуны и серьезные люди начали понемногу тянуться на покой, над городом навис необычный шум. Тысячи людей бросились к краям тротуаров, образовав непрерывные шпалеры. Звучал тяжелый шаг батальонов. Бряцало оружие. Тарахтели колеса. Звонко цокали поблескивающие копыта конницы. Шум начался у Орлеанских Ворот и покатился к центру города. Поспешными толпами парижане покидали дома, устремляясь на улицу. Молча стояли они, наблюдая мистически-красивую картину. Мимо них, так же молчаливо, проходили полк за полком. 45 Алжирская бригада, еще одна бригада, еще войска. Через Париж шли 27 000 человек, шли устало, орудия артиллерии были запряжены понурыми мулами, кавалеристы, по большей части в спешенном состоянии, вели своих коней в поводу. Обозы, хлебопекарни, санитарные двуколки. Радиостанции, понтоны, подрывники с буравами, топориками и лопатами. Офицеры верхом, офицеры пешком, неуклюжие автомобили. Парижане стояли толпой и смотрели. Война маршем шла через их город... Это не были блестящие, выравненные полки парижского гарнизона, которые парадировали в день 14 июля у Триумфальной Арки под резкие звуки горнов и корнет-а-пистонов, под команду лихо гарцующих с блестящими обнаженными шпагами генералов. Это шли люди, приплывшие откуда-то из глубин таинственного Алжира, люди, пришедшие спасать Париж, сердце своей родины. Впечатление было колоссальное. Молчаливой, грузной и темной массой шли эти 27 000 человек сначала по авеню д’Орлеан, затем по улице Данфэр-Рошро, по бульвару Сен Мишель, дю Палэ, де Севастополь, де Страсбур. Через весь город прошли они. С юга, к северо-востоку. Пехотинцы, тирайеры, зуавы, линейная пехота, кавалерия, шассер д’Африк, спаги и артиллерия... Всюду, где проходила эта ощетинившаяся штыками змея, распахивались окна, на улицу свешивались головы. А колонна идет и идет… Когда настанет рассвет, она будет продолжать свое движение к северо-востоку — далеко за периферию города, в направлении Экуэна, к северо-восточной линии парижских укреплений. Но пока над Парижем ночь, дивная, похожая на темно-синий холодный хрусталь, сентябрьская ночь. Из двора Елисейского дворца выезжают два автомобиля. В первом — госпожа Пуанкарэ с камеристкой, сиамским котом и маленькой собачкой — грифоном, подарком королевы бельгийцев. Президент же, вместе со своим адъютантом, едет во второй машине. Автомобили с потушенными фонарями скользят по направленно к вокзалу Отей, расположенному на окраине. Там не горит ни один огонь. По лестницам приходится подниматься при свете электрических фонариков. Вот и поезд. Громадный локомотив, тоже с потушенными прожекторами, тяжело дышит около перрона. За ним — два салон вагона, три спальных и вагон ресторан. Министры и их жены уже в сборе. Тут же их ближайшие помощники, представители ведомства, дипломаты и слуги. Поодаль от общей группы, впереди локомотива, там, где кончается уже навес платформы, стоят военный министр Мильеран и военный губернатор Парижа генерал Гальени. — Правительство сделало все, что было в силах, генерал, — говорит Мильеран. — В ваше распоряжение предоставлен максимум свободных войск. Если город придется защищать, мне остается только от души пожелать успеха. — Благодарю, — пожимает руку Гальени, — я обещаю вам исполнить свой долг до конца. Но если город придется все-таки отдать, помните: все мосты взорвать. Уличные бои в размерах самого большого ожесточенного сражения. Взрывайте, если вам понадобится целые дома. Разрушайте памятники. Если боши ворвутся в город, они должны получить пустыню и застрять в ней. Ни одного трофея в руки бошей! — Вы выражаете словами мои собственный намерения, г-н министр. — В таком случае, до свидания и еще раз, — всякой удачи. — На всякий случай, — прощайте, г-н министр. Мильеран и Гальени еще раз крепко пожимают руки и некоторое время не опускают их. Локомотив дает короткий свисток. Мильеран внезапно обнимает Гальени и крепко прижимает генерала к своей груди. Уже стоя на ступеньке движущегося вагона, он продолжает смотреть на исчезающую в темноте фигуру Гальени. Потом, войдя на площадку, вынимает из грудного кармана белый шелковый платок и, несколько раз кашлянув, прикладывает его к губам. Поезд набирает скорости, уносясь в Бордо. А в своем купе Пуанкарэ раскрывает свой дневник и, отмечая события дня, заносит: «Мы уезжаем. Сжимается сердце. Мой взор не может оторваться от неясных очертаний спящего города».
жүктеу/скачать 3.01 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|