Пиренейские государства в системе англо-французских противоречий XIII-XIV вв
жүктеу/скачать 0.91 Mb.
|
2. 2. Гражданская война в Кастилии и установление династии Трастамара Выше было сказано, как на Пиренейском полуострове в результате «войны двух Педро» сложились предпосылки для вторжения английских и французских войск. Можно с достаточным основанием утверждать, что в период после битвы на Саладо, одного из ключевых событий Реконкисты, учет связей с Англией и Францией занимает важное место во внешнеполитических расчетах Арагона и Кастилии. Небывало острое прежде соперничество, вылившееся в полноценную войну, оказалось сопряженным с первыми битвами Столетней войны. С учетом достаточно прочных связей пиренейских государств с основными участниками конфликта, противоречия на полуострове оказывались тесно переплетенными с проблемами англо-французских отношений и вопросами преобладания в Средиземноморье. Соединение таких разноплановых проблем международных отношений, каждая из которых имела многовековую предысторию, в одной точке приводило к тому, что попытки разрешения какого-либо из них давали совершенно непредвиденные результаты. Это очень хорошо видно на примере инцидента в гавани Санлукар-де-Баррамеда, приведшего к началу арагоно-кастильской войны. Арагонские галеры, направлявшиеся на помощь королю Франции, напали на суда Генуи, союзницы Кастилии. Как было сказано выше, к началу 60х гг. XIV в. завершилась Эдвардианская война, не только не решившая главную проблему англо-французских противоречий, но, напротив, создавшая ряд новых. Энрике Трастамарский лишился покровительства Педро IV Арагонского по итогам мира в Туделе, а Педро I Кастильский совершил коренной переворот в кастильской внешней политике, заключив Лондонский договор 1362 г. с Англией. Все развитие Пиренейского полуострова в период 1337-1362 гг. (от начала Столетней войны до англо-кастильского союзного договора) обеспечило необходимые условия для пиренейских походов Англии и Франции. Но необходимо также проследить и то, каким образом Плантагенеты и Валуа решили использовать пиренейскую карту во внешней политике после 1360 г. Договор в Бретиньи, пусть и в смягченной, по сравнению с условиями Лондонского мира, форме закрепил сокрушительное поражение Франции. Состояние, в котором находилось королевство, было не чем иным, как структурным кризисом. Во-первых, пленение короля означало мгновенное ослабление центральной власти. Очевидная неспособность советников Иоанна II к управлению проявилась в ходе Парижского восстания 1358 г., в деятельности Этьена Марселя по ограничению королевской власти. Советники дофина Карла, будущего Карла V, слабо контролировали ситуацию. Ослабление центральной власти сопровождалось мощнейшим крестьянским восстанием, Жакерией. Обрушив свой гнев на рыцарство, виновное, по мнению крестьян, в нарушении предписанных им трехчленной структурой общества обязанностей по защите королевства, восставшие уничтожали тех, кто в будущем мог бы стать ядром возрожденной армии. Неудивительно, что все это моментально ударило по экономике. К 1360 г. монета потеряла девять десятых своей стоимости. Как видно, положение было просто катастрофическим. Из всех бедствий, обрушившихся на Францию, хотелось бы остановиться на двух, имевших наибольшее значение для исследуемой нами темы. Первое – это создание Аквитании, обладающей суверенитетом. Контроль над континентальными владениями Плантагенетов, разумеется, был возложен на Эдуарда Черного Принца. Титул герцога Аквитанского был дарован ему Эдуардом III 19 июля 1362 г. Это означало, что на границах уцелевших владений Франции создается сильное и самостоятельное герцогство, во главе которого находился один из лучших тогдашних полководцев. Как известно, еще до мира в Бретиньи стали налаживаться связи между владениями Принца и Кастилией. После Лондонского договора 1362 г. союз между Кастилией и Аквитанией стал еще прочнее. Тем не менее, все значительные успехи первого этапа Столетней войны не способствовали выполнению главной задачи Англии. Франция, пусть в значительно урезанном виде, оставалась в руках династии Валуа. Поэтому в будущем приходилось ожидать нового этапа борьбы. Если опасность, исходящая от Аквитании, могла сказаться в будущем, то проблема бригандов, банд наемников, известных еще как рутьеры, относилась к числу самых острых и требующих как можно более скорого разрешения. Не останавливаясь на генезисе этих компаний, отметим, что постоянные грабежи, основной источник их дохода и существования, грозил уничтожить все то, что могло стать фундаментом для процесса возрождения Франции. Эту опасность отметил еще Фруассар, писавший, что бриганды «…могут уничтожить славное королевство Францию». Колоссальный ущерб от грабежей и разбоев постоянно увеличивался по двум вполне очевидным причинам. Во-первых, рутьеров становилось все больше. «Опоздавшие» ничем не могли поживиться на уже опустошенных землях.. Как, впрочем, и «ветераны» компаний. Поэтому под ударом оказывались новые районы, не затронутые бедствиями войны. Получался своего рода порочный круг. На фоне бедствий войны, грабеж и разбой становился все более привлекательным, что, в свою очередь, обусловливало расширение территорий, за счет которых существовали эти банды. Казалось, что описанная выше ситуация должна была рано или поздно уничтожить Францию. Этого не произошло по нескольким причинам. Во-первых, после договора в Бретиньи, наступления мира по сути не произошло. После прекращения войны между Англией и Францией продолжалась ожесточенная борьба в крупнейших ленах Франции – Бретани и Бургундии. Борьба в Бретани в 1360-1365 гг. завершилась поражением Франции и ее сторонников. Первый Герандский договор 1365 г. сделал герцогом Жана IV Бретонского, который сразу после этого подписал договор с англичанами. Хотелось бы отметить, что наиболее чувствительным ударом стал не сам договор. В результате разгрома при Оре в плен был взят Бертран Дюгеклен, самый способный на тот момент полководец во Франции. Однако тяжесть поражения в войне за бретонское наследство уравновешивалась успехами в борьбе за Бургундию. В результате битвы при Кошереле 1364 г. был пленен капталь де Бюш, заметная фигура в рядах противников Франции. Эта победа позволила сделать новым герцогом Бургундским брата короля Карла V, Филиппа. Окончание войны в Бретани и Бургундии обострило проблему рутьеров. Платить за их услуги больше было некому, поэтому их отряды стали смещаться к южным районам Франции, осмеливаясь даже нападать на папские земли. Итак, в проблему рутьеров оказалось включено Папство, что, в свою очередь, открывало новые перспективы решения этой сложной проблемы. Необходимо заметить, что папская дипломатия в этом вопросе столкнулась с несколькими проблемами. С одной стороны, Папа Урбан V, Гильом Гримоар, сам француз по происхождению, непременно должен был действовать совместно с королем Франции. Усилий только Авиньона или Парижа было явно недостаточно, проблема была слишком сложной для ее разрешения только одной из сторон. С другой, помня о всемирной роли Папства, Курия должна была учитывать в своих расчетах и противостояние христианства и ислама. Усиление активности турок в их борьбе против христианских государств, в частности Кипра, толкало Урбана на поиски средств, направленных на борьбу против ислама. Нельзя не отметить, что в условиях второй половины XIV в. эти идеи, традиционно облекаемые в форму предполагаемого крестового похода, были уже архаичными. В контексте именно этой крестоносной идеи следует рассматривать первые попытки решения проблемы бригандов. Король Пьер де Лузиньян на Сретение 1362 г. прибыл в Авиньон с просьбами о помощи. Там же оказался и король Иоанн II Добрый. Идея об организации похода на Кипр нашла полное одобрение у короля Франции, живущего в полном соответствии с идеалами рыцарского кодекса. На примере переговоров в Авиньоне отчетливо видно, что Иоанну II было свойственно смешивать идеальные представления о долге рыцаря по защите христианской веры и трезвый расчет. Согласно хронике Ж. Фруассара, король решился поддержать планировавшийся поход по двум причинам. Первой из них был давний крестоносный обет, принесенный еще его отцом, королем Филиппом VI196. Кроме этого, Иоанн упомянул о колоссальных бедствиях, чинимых бригандами, и о желании очистить от них королевство197. Главную проблему для Франции тех лет король определил верно, но вот способ ее разрешения предложил совершенно нереальный. В случае реализации этого проекта пришлось бы собирать деньги на крестовый поход. Учитывая, что к тому моменту королевские сборщики налогов уже выбивали необходимые суммы для выкупа из плена короля Иоанна II, отпущенного Эдуардом III во Францию для ускорения этого процесса, сбор еще и для похода грозил новыми восстаниями. Было очевидно, что решение проблемы бригандов при Иоанне II невозможно. Его возвращение в Англию, где он вскоре скончался, способствовало выработке приемлемого для Франции решения проблемы грабежей и бесчинств банд наемников. Для Пьера Лузиньяна его смерть перечеркивала все надежды на организацию похода, поскольку только Иоанн II согласился принять крест. Во всей остальной Европе, от Праги до Лондона, в которой он побывал, идея крестового похода особой популярностью не пользовалась. Стоит отметить, что после коронации Карла V борьба с рутьерами усиливается. В частности, после победы при Кошереле и перехода герцогства Бургундского к брату короля Филиппу снаряжаются отряды для борьбы с наемниками198. Параллельно с этим привлечь бригандов для борьбы уже против Франции пытается Людовик Наваррский, брат короля Карла II. В частности, на стороне Наварры сражался один из самых заметных капитанов бригандов, Роберт Кноллис. Однако между Наваррой и Францией при посредничестве капталя де Бюша вскоре был заключен мир199. Это означало, что воевать, а следовательно и получать деньги за военную службу, больше негде. Завершение войн в Бретани и Бургундии, примирение между Карлом V и Наваррой закономерно обострили проблему бригандов. Выходом из этого положения могло стать предложение, которое сделал король Венгрии. Он, как и король Кипра, испытывал натиск со стороны турок. В письмах к Папе Урбану V и Карлу V он предлагал оплатить услуги наемников, однако те категорически отказались покидать Францию. Эти неудачи предельно конкретизировали будущую цель похода. При этом было очевидно, что для того, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, необходимы большие первоначальные вложения денежных средств. Все это определило в качестве мишени Кастилию и Педро I. Представляется, что борьбу против Педро I предопределило сочетание целого комплекса причин как чисто внешнеполитических, например, разрыв франко-кастильского альянса, заключение Лондонского договора 1362 г. с Англией, война с дружественным Франции на тот момент Арагоном, так и заключающихся в образе жизни Педро, весьма далекого от христианского. На этой стороне жизни Педро I, что вполне закономерно, акцентировали внимание французские хронисты. В частности, Фруассар подчеркивает, что отношение короля Кастилии ко всему, что исходило из Авиньона, было резко отрицательным200. Об этом же говорится и в «Хронике первых четырех Валуа». Описывая совет, на котором присутствовал и граф Трастамарский, хронист сообшает об образе жизни Педро201. Кроме этого, внимание Фруассара акцентировано на притеснениях клира и грабеже церковных богатств в Кастилии202. Также короля Кастилии обвиняли и в отравлении своей супруги, Бланки Бурбонской203. Надо учитывать, что сказанное выше было несколько вторичным по отношению к внешнеполитическим интересам Франции. Борьба против Арагона могла закончиться победой Кастилии. А это означало бы уничтожение последнего союзника Франции и доброго католика Педро IV, который, пусть и в прошлом, активно участвовал в Реконкисте. Наличие христианских добродетелей у правителя Арагона подчеркнул Фруассар204. К тому же имелся и способный стать лидером грядущей экспедиции граф Энрике Трастамарский. Напомним, что после Тудельского мира 1361 г. он лишился поддержки в Арагоне и оказался во Франции. Он вполне успел доказать свою верность Франции. Почти сразу же после появления в Лангедоке он начал борьбу против отрядов рутьеров. Словом, поводов сомневаться в его лояльности не было. К тому же Энрике, что характерно, для борьбы с одними рутьерами прибегал к помощи других, нанимая их к себе на службу. Альянсу короля Франции, Папы и графа Трастамарского предстояло разрешить целый комплекс проблем, прежде чем организовать экспедицию в Кастилию. Все меры по подготовке экспедиции, по нашему мнению, правомерно разделить на две большие группы. Первую составляют пропагандистские, идеологические мероприятия наиболее ярко отражающие уровень представлений сторон друг о друге. Их реализация была немыслима без тесного участия Курии – одного из главных творцов репутации правителя в Средневековье. С другой стороны, необходимы были и чисто практические усилия по обеспечению похода в далекую Кастилию, причем как дипломатические, так и внутренние. Пожалуй, самой главной проблемой в деле формирования облика грядущего похода было происхождение Энрике Трастамарского. Ни для кого не было секретом, что граф был бастардом. Это в будущем послужит одной из причин, которыми обосновывался поход уже Черного Принца для восстановления власти Педро I в Кастилии. Сам Педро перед началом битвы при Наварете для воодушевления своих отрядов вспоминал об этом. Поэтому Папе Урбану V пришлось издать буллу, в которой Энрике признавался законным потомком Альфонсо XI205. Это открывало перед пропагандой широкие возможности по созданию образа грядущей экспедиции как правого дела за возвращение трона наследнику Альфонсо XI. Более того, это было непременным условием для занятия кастильского престола. Однако для создания образа правого дела недостаточно было только буллы о благородном происхождении Энрике. Необходимо было также представить Педро I в крайне невыгодном для него свете. Собственно, сделать это было нетрудно. Интересно отметить, что упор папская пропаганда сделала на контактах Педро с маврами Гранады. При этом подчеркивалось, что новые союзники Кастилии – это, прежде всего, противники христиан206. Помимо этого, война против Арагона получалась войной против «доброго католика» Педро IV, чье участие в Реконкисте никем не оспаривалось. Словом, такое идущее вразрез с многовековой традицией борьбы против мавров поведение, в сочетании с далеким от других христианских норм образом жизни, предопределило отлучение Педро I от церкви. Однако такая «лакировка» происхождения Энрике Трастамарского и экскоммуникация короля Кастилии мало значили сами по себе. Требовались еще и определенные дипломатические маневры для обеспечения конечного успеха. Ключевой в данном случае была позиция короля Наварры Карла Злого. В конечном счете, от него зависело, попадут рутьеры в Кастилию или нет, поскольку ключевые перевалы через Пиренеи контролировались им. На первый взгляд, Карл Злой должен был оборонять проходы или же затруднить проход французских войск. Тем более, что в 1362 г. был заключен союзный договор между Наваррой и Кастилией. Организация обороны и сопротивление на Пиренеях как минимум существенно затормозили и ослабили французскую армию. А как максимум спасли бы кастильского союзника. Обычно решение Карла Злого о пропуске Дюгеклена и его отрядов пытаются объяснить коварством и беспринципностью Наваррца, его жаждой золота. Но, по нашему мнению, реальные причины отнюдь не сводятся к этим, без сомнения, характерным чертам его натуры. При анализе причин это ключевого решения необходимым представляется рассмотреть проблему в несколько более широком контексте. История Наварры в первый период Столетней войны во многом представляет собой борьбу за гегемонию во Франции. Все усилия Карла Злого были направлены на увеличение его запиренейских владений. В принципе, это стремление входило в противоречие и с английскими интересами, и с французскими. Поэтому договор в Бретиньи 1360 г. был поражением не только Франции. Текст договора отдавал лены Карла Злого во владения англичан207. Следовательно, в главном Карл терпел поражение. Его влияние на положение во Франции без опоры на французские владения было бы минимальным. Поэтому у Карла имелись все основания желать возобновления борьбы между Англией и Францией. Ведь в этом случае король Наварры становился третьей силой, мог играть на противоречиях между Плантагенетами и Валуа и надеяться вернуть утраченное. В этой связи договор 1362 г. между Наваррой и Кастилией связывал Карла еще сильнее, поскольку оставлял меньше пространства для лавирования во время борьбы Арагона и Кастилии. Система договоров 1362 г. между Кастилией, Наваррой и Англией была крайне невыгодна Карлу Злому. Низвержение Педро I одновременно освобождало его от всех обязательств по отношению к проанглийски настроенной Кастилии, ослабляло позиции Англии и усиливало Францию, которая могла относительно скоро возобновить борьбу против Плантагенетов. Невыгодность этой системы союзов в полной мере проявилась не сразу. Ведь во Франции Карл потерял только часть своих владений. Оставшихся ленов вполне хватило для того, чтобы начать борьбу за бургундское наследство. Без сомнения, основания для того, чтобы начать борьбу за наследство Филиппа I Бургундского у Карла были, ведь тот был его кузеном. Тем более, что помимо огромных ресурсов Бургундии успех принес бы королю Наварры и герцогский титул. А это давало бы уже совершенно иные возможности для влияния на французскую политику. Неудивительно, что вопрос о контроле над Бургундией был в то время основным. Хотелось бы отметить, что в момент борьбы за Бургундию дружественные англо-наваррские отношения проявились в полной мере. По итогам переговоров в Ажене, войскам Карла разрешили пройти через подконтрольные англичанам территории. Но итоговый разгром наваррских войск в битве при Кошереле 1364 г. обозначил, что Карл потерял значительные территории во Франции, не приобретя при этом ничего. Следовательно, сохранение status quo было для него крайне невыгодным, поэтому, решив пропустить войска Дюгеклена через южную Наварру, Карл выигрывал довольно много. В перспективе это означало, что Франция станет сильнее, сможет возобновить борьбу против Англии, что предоставит ему возможность вернуть утраченные территории. Важным также было и заключение союза с Арагоном. Сближение с Францией, начавшееся еще в 1357 г., длительная служба Энрике Трастамарского, совместная борьба против Педро способствовали скорейшему заключению договора. Ключевым для Педро IV был вопрос о возвращении завоеванных Кастилией территорий. Собственно, в состав Кастилии эти земли никогда не входили, так что на возвращение их, по крайней мере на бумаге, Энрике Трастамарский пощел довольно легко. Взамен король Арагона обещал обеспечение войск всем необходимым, предоставление жилища и фуража. Свою часть обязательств Педро IV выполнил в полном объеме. Осведомленный о деталях первого похода Дюгеклена за Пиренеи, Фруассар пишет о великолепном обеспечении отрядов всем необходимым208. Помимо продовольствия и фуража Педро IV, несомненно заинтересованный в успехе похода, предоставил и отряды для войны в Кастилии. Автор «Хроники Педро I» отдельно отмечает, что среди лидеров вторгшихся отрядов было немало арагонцев209. Помимо этих реальных дипломатических успехов необходимой была и финансовая подготовка экспедиции. Разумеется, в одиночку никто из коалиции противников Педро I не мог обеспечить столь дорогостоящее мероприятие. Поэтому все расходы неслись участниками поровну. Это хорошо видно на примере выкупа из плена Бертрана Дюгеклена, самого успешного на тот момент полководца во Франции. Согласно сведениям Фруассара сумма, запрошенная Джоном Чандосом, пленником которого был Дюгеклен, составляла сто тысяч франков210. Без сомнения, сумма астрономическая, которая, как следует из его же хроники, была выплачена совместно Карлом V, Папой Урбаном и Энрике Трастамарским211. После первых выплат рутьеры двинулись в Кастилию. Особого сопротивления войскам Энрике Трастамарского оказано не было. Это объясняется, в том числе, решительными мерами, нацеленными на формирование положительного образа нового короля. Буквально первым же шагом стало провозглашение Энрике королем Кастилии, причем предпринятая по инициативе не самого Энрике, а его советников212. Войско во главе с новым королем получало достаточно широкую поддержку, причем в качестве одного из решающих факторов стоит отметить поддержку, оказанную представителями элиты кастильского рыцарства – гроссмейстерами орденов Калатрава и Алькантара. Кроме потенциального народного ополчения, это были единственные силы, которые могли предоставить Педро I необходимые войска. Но грубое вмешательство в орденские дела, как в случае с Хуаном Нуньесом де Прада, немотивированная жестокость по отношению к доблестным рыцарям обеспечили переход лидеров этих ведущих воинских корпораций на сторону графа Трастамарского. Низвержение Педро I и приход к власти Энрике Трастамарского не означало окончание борьбы на Пиренеях. В первую очередь желание ее продолжать выразил вчерашний правитель Кастилии. Поскольку Педро лишился всякой поддержки в Кастилии, успех ему могла обеспечить только значительная международная поддержка расположенных к нему правителей. На самом полуострове известные прокастильские симпатии были у короля Португалии Педру IV. На союзника в недавней войне с Арагоном можно было рассчитывать. Этим и объясняется предпринятая поездка в Португалию. Но втягиваться в противостояние с Дюгекленом и бригандами король Португалии не спешил. За время его правления страна значительно ослабла, и сил для борьбы такого уровня у него не было. Как не было у Португалии и значительных интересов в Кастилии. Поэтому королевский Совет однозначно высказался за невмешательство в кастильские дела. Следовательно, единственным шансом оставалась помощь со стороны недавно приобретенного союзника – Англии. Разумеется, союзник Педро I не мог пройти мимо такого шанса коренным образом изменить обстановку на Пиренеях. К тому времени влияние Англии на пиренейские дела было минимальным. Арагон при Педро Церемонном, как было показано выше, оказывал определенную поддержку Франции. Наварра при короле Карле Злом склонялась к сближению с Англией только в случае собственной выгоды, при этом оно касалось только вопросов, связанных с территориями во Франции. Лондонский договор 1362 г. особой выгоды в тех условиях принести не мог. Поэтому обращение Педро I к герцогу Аквитанскому могло, при благоприятном развитии событий, существенно усилить позиции Плантагенетов на Пиренеях. Но проведение такой масштабной экспедиции, неизбежно сопряженной со значительными финансовыми тратами, было немыслимо без согласия аквитанских вассалов Принца. Требовались весомые доводы, которые могли бы убедить их. Причем стоит отметить, что в Аквитании, без сомнения, имели полное представление о всех неблаговидных поступках бывшего короля Кастилии213. Отвечая на возражения своих советников, Принц ответил, что ему известно, что представляет из себя человек, явившийся к нему с просьбами о помощи214. На конференции в Бордо 1366 г., где предстояло убедить своих вассалов последовать за ним в Испанию, Эдуарду пришлось построить свою аргументацию на двух веских доводах, никак не связанных с самим Педро I. Первым из них было то, что престол Кастилии занимает бастард215. Для Плантагенетов, таким образом, Педро I оказывался единственным легитимным кандидатом на престол. Видно также, что папская пропаганда и булла о законнорожденности Энрике Трастамарского произвели относительно скромный эффект. Если смотреть шире, то, говоря о посягательстве незаконнорожденного Энрике Трастамарского на престол, Принц имел в виду его попытки изменить структуру, установленную богом. Второй довод был тесно связан с первым. Говоря о необходимости организовать поход в Кастилию, герцог Аквитанский упоминал о верности долгу и взятым на себя обязательствам216. Под ними имелся в виду Лондонский договор 1362 г. В этом моменте, на наш взгляд, отчетливо видно, что экспедиция Черного Принца 1367 г., с одной стороны, была продиктована стратегическими интересами Англии, с другой, была реакций человека, основу мировоззрения которого составлял рыцарский кодекс поведения. Без сомнения, после смерти Иоанна II Доброго Эдуард Черный Принц был «цветом рыцарства», что признавали и его противники, в частности, король Карл V217. В причинах английского похода 1367 г., на взгляд историка XXI века, можно выделить смешение реальных внешнеполитических расчетов и идеальных рыцарских представлений о долге и верности ранее взятым обязательствам. Но важным представляется подчеркнуть, что для человека Средневековья подобная дихотомия была невозможной, категории «реального» и «идеального» зачастую сливались в единое целое. Тем не менее, экспедиция Принца была значимым международным событием. Как и Дюгеклену, ему требовалось согласие Карла II Злого для прохода войск. Выглядят несколько неожиданными согласие и помощь, которые Эдуард получил от короля Наварры. Причины, по которым английские войска спокойно прошли через территорию Наварры объясняются положением этого буферного королевства. Установление династии Трастамара означало, что Кастилия, в которой правил король Энрике, в теории может ударить по владениям короля Карла, если тот начнет борьбу против Франции. Реставрация Педро I такую возможность исключала. Помощь же Англии могла в будущем служить поводом для определенных уступок со стороны Плантагенетов. Речь, однако, шла не только о будущих выгодах. Ценой участия Карла II были области Гипускоа и Алава, отходившие в случае успешного завершения похода к Наварре. Уже в самой Наварре после того, как войска Принца миновали Ронсевальский проход, Педро I подтвердил свои обязательства, данные ранее218. Повторим, что для Наварры окончательный выбор между Англией и Францией был невозможен в принципе, поскольку безоговорочная поддержка Карла V ставила крест на мечтах Наваррца о господстве во Франции. Также невозможным был и окончательный переход на сторону Плантагенетов. В подобном случае пришлось бы смириться с утратой тех ленов, которые по итогам мира в Бретиньи достались англичанам. Помимо Карла II, к походу согласился примкнуть и Хайме IV Мальоркский219. Очевидно, что его интересы в большей степени определялись противоречиями с Арагоном, чем с Францией. Поражение при Льюкмайоре 1340 г. и присоединение Мальорки к Арагону были гораздо важнее, чем переход Кастилии под контроль к графу Трастамарскому. Окончательно условия похода и обязанности каждой из сторон были сформулированы в статьях Либурнского договора 1366 г. Согласно им, Карл II Злой должен был выставить тысячу конных и тысячу пеших воинов. Педро I после изгнания Дюгеклена должен был оплатить свою часть расходов на экспедицию. Однако принципиально важным представляется другое. После утверждения в Кастилии Эдуарду должны были пожаловать Бискайю, а его сына сделать королем Галисии220. Это, на наш взгляд, и было главной целью Черного Принца. В случае успеха за Пиренеями оказались бы значительные владения, контролируемые непосредственно Плантагенетами. А это давало возможность не только непосредственно вмешиваться в дела на самом полуострове, но и использовать ресурсы этих областей в борьбе против Франции. В этой связи напомним, что мир в Бретиньи основных противоречий между Плантагенетами и Валуа не решил, скорее обострив их. Поход в Кастилию, начавшийся зимой в январе 1367 г., стал последним крупным военным предприятием в жизни Черного Принца, одновременно обозначив пик могущества английской Гиени. Проведенные с Карлом II переговоры позволили английской армии спокойно миновать знаменитое Ронсевальское ущелье. Однако после этого король Наварры решился если не на предательство, то, во всяком случае, на то, чтобы минимально помогать Педру I и Принцу. Он срежиссировал, причем довольно топорно и грубо, свое «пленение», что позволило ему, формально оставаясь в антифранцузской коалиции, практически не участвовать в походе. Дело было не столько в предательстве или особом коварстве Карла Злого. К этому решению его подтолкнули скорее моментально начавшиеся в Наварре грабежи, которые устраивали приведенные Принцем бриганды. Ярким примером может служить поведение Хью Калвли, который со своим отрядом еще до прибытия и прохода основных сил, взял штурмом город Миранда221. Тем не менее, войска Принца сумели пройти сквозь Наварру и войти в Кастилию, что стало настоящим шоком для Бертрана Дюгеклена и короля Кастилии. Появление английских отрядов вызвало раскол среди советников Энрике Трастамарского, за которым оставалось решающее слово. Французы, в том числе лично Карл V, советовали избегать решающей битвы222. Кастильцы напротив, советовали вступить с врагом в бой. В итоге Энрике принял решение воевать. Битву при Наварете, произошедшую 3 апреля 1367 г., можно с полным правом назвать одной из главных битв Столетней войны. Причем по количеству задействованных войск она превосходила, например, битвы при Креси и Пуатье. Автор «Хроники Педро I» в соответствующем разделе приводит подробный перечень сражавшихся в тот день рыцарей. Из анализа этих сведений видно, что нового короля Энрике Трастамарского поддерживала рыцарская верхушка Кастилии. В его рядах сражались гроссмейстеры орденов Сантьяго и Калатрава223. Это подчеркивает, что сколь-нибудь серьезной опоры у Педро I уже не было. Также очевидно, что поход в Кастилию был чрезвычайно важен для Карла V. Помимо Бертрана Дюгеклена в походе участвовал маршал Одрингем224. Фактически при Наварете в бой шла почти вся воинская элита Франции. Помимо этого, можно констатировать, что союз Арагона и Франции был достаточно прочным, хотя в основе его лежал чисто практический момент борьбы против общего противника. Против коалиции Франции, Арагона и Энрике Трастамарского сражались тоже во многом разнородные отряды. Сердцевину их составляли английский контингент. Помимо Черного Принца, при Наваретте сражался главный впоследствии инициатор проведения активной пиренейской политики, Джон Гонт, герцог Ланкастер. Кроме титулованных особ, за интересы Педро I сражались ветераны английской армии, Джон Чандос и Хью Калвли. Кроме того, при Наваретте видны успехи Англии в локальных войнах после мира в Бретиньи. В частности, успехи Плантагенетов в бретонских войнах привели к тому, что значительные отряды бретонцев и заклятый соперник Дюгеклена Оливье де Клиссон сражались на стороне Черного Принца225. Вместе с отрядами наваррцев и Хайме Мальоркского Принцу и его союзникам удалось разгромить Дюгеклена, к тому же взяв коннетабля в плен. Казалось, успех Плантагенета вот-вот изменит ситуацию на Пиренеях коренным образом. Тем более, что никаких проблем с возвращением на престол у бывшего короля Кастилии не возникло. К Педро I, находящемуся в Бургосе, направлялись депутации от городов и областей, стремящиеся выразить свою лояльность226. Но после вступления отрядов Принца в Кастилию начались трудности. Практически сразу возникли проблемы с поставками продовольствия, что привело к разбоям и мародерству, ведшим к разложению армии227. Обязанности по снабжению войск лежали на Педро I, что привело к охлаждению отношений. Также стоит отметить, что сразу же после возвращения на Пиренеи встал принципиальный вопрос об оплате услуг рутьеров. Напомним, что после возвращения короны Кастилии Педро I должен был выплатить причитающиеся суммы. Но выполнять свои обязательства он не спешил. Изящным дипломатическим ходом стало сделанное Черному Принцу предложение перебраться из Бургоса в Вальядолид, обосновывающееся тем, что в том районе Эдуард и его отряды смогут найти все необходимое, поскольку это был весьма плодородный край228. Сам Педро I отправился в Севилью, где хранились остатки его казны. Однако передавать деньги он по-прежнему не торопился. Фактически король Кастилии бросил вернувшие ему трон английские отряды на произвол судьбы. Все это ясно давало понять герцогу Аквитанскому, что союзник его обязательства вряд ли выполнит. Помимо этого, король Кастилии сам совершал поистине самоубийственные шаги, ведшие к разрыву отношений. Например, после победы при Наваретте он сумел уговорить Принца предоставить ему некоторых пленных. Согласно рыцарскому кодексу, жизнь пленника была вне угроз: взявший его отвечал за безопасность. Более того, взявший в плен человека обязан был предоставить соответствовавшие знатности и положению человека условия. Поэтому Эдуард согласился на просьбу Педро. Злодейски умертвив их, он разрушил основу благоприятных отношений с Англией. Неисполнение обязательств, пренебрежение нормами рыцарского поведения привела к тому, что тяжело болеющий Черный Принц покинул Кастилию. Кроме этого, сложилась весьма небезопасная для его французских владений ситуация. Избежавший смерти и пленения граф Энрике Трастамарский появился во Франции, где сразу же вступил в союз с графом Анжуйским, который всячески ему благоволил229. Незамедлительно начались рейды во владения Принца, которые оказались, судя по сведениям, приводимым Фруассаром, слабо защищенными230. Момент для удара по Аквитании был как нельзя более благоприятным. Власть в герцогстве в тот момент была у герцогини Аквитанской Джоанны Кентской, которая руководить боевыми действиями не могла. Стоит отдать ей должное, в тех условиях она сделала максимум возможного, отправив послов в Париж для того, чтобы напомнить Карлу V о формальном мире между Англией и Францией. Разумеется, осторожный король Франции тут же заверил послов, что никакой поддержки оказывать не будет и строго-настрого запретит любые попытки напасть на владения супруга Джоанны. Демонстрацией миролюбия Карла стало заключение в тюрьму графа Осерского, который хотел участвовать в походе Энрике Трастамарского и даже собрал большой отряд231. Однако подготовка к походу продолжилась. Отряды, набранные графом, вторглись в сеньорию Бигорр, сумели взять город Баньер. Нельзя, безусловно, говорить о том, что это было серьезной войной против владений Черного Принца. Скорее можно говорить о традиционном рыцарском шевоше, грабительском рейде по территории противника. В пользу этого говорит и скромная численность отрядов: всего четыреста человек. Однако для Эдуарда было очевидно, что в его отсутствие английские владения чрезвычайно уязвимы. Поведение Педро I, шедшее вразрез с нормами рыцарского кодекса и угроза Аквитании обусловили уход отрядов Черного Принца из Кастилии. Это означало, что в случае повторения похода Энрике Трастамарского защитить Педро I будет некому. Тем более, что после поражения при Наваретте сама идея об установлении в Кастилии Трастамарской династии оставалась по-прежнему актуальной. К этому располагало также и то, что Энрике Трастамарский сумел удержать примерно половину Кастилии. Следовательно, база для повторения похода имелась. После возвращения Эдуарда из Кастилии будущий король Энрике II незамедлительно отправился в Арагон для возобновления войны против Педро I. Реставрация основного противника при помощи англичан, естественно, не устраивала короля Педро IV, поэтому он заключил новый союз с Энрике Трастамарским232. В ноябре 1368 г. посланники Карла V прибыли к Энрике Трастамарскому, а весной 1369 г. армия Дюгеклена, которого снова выкупили из плена, сошлась с немногочисленной армией Педро I у Монтеля. Убийство Педро означало, что у Кастилии будет новый король – Энрике II из династии Трастамара233. Итак, кастильский проект Карла V успешно завершился. Можно говорить как о крупном внешнеполитическом успехе, так и о бесспорно благотворном влиянии, которое оказало очищение Франции от банд бригандов. Удаление отрядов способствовало восстановлению Франции. В то же время представляется возможным говорить об отрицательном влиянии похода Черного Принца для Плантагенетов. Можно отметить ослабление позиций Англии на Пиренеях, поскольку и Арагон, и Кастилия были настроены по отношению к Франции в целом благоприятно. Также существенно ослабленной оказалась и английская Гасконь. Колоссальные траты не способствовали процветанию, тем более, что это не принесло никаких выгод. В целом бесполезное мероприятие способствовало усилению антианглийских настроений и во многом сыграло решающую роль в возобновлении Столетней войны. 2. 3. «Пиренейский фактор» и возобновление Столетней войны Вопрос о возобновлении Столетней войны в 1369 г. представляет особый интерес в контексте пиренейских связей Англии и Франции. В науке связь между началом боевых действий после жалобы гасконских сеньоров и неудачным походом Черного Принца признана давно устоявшимся фактом. Вопрос этот с разной степенью тщательности проанализирован в трудах зарубежных исследований. Насколько можно судить, специально он не изучался, но, например, в упоминавшийся книге Б. Эмерсон события во владениях Черного Принца во время и после подачи гасконскими сеньорами апелляций на незаконное введение налога фуажа выделены в отдельные главы. Тогда как в отечественной историографии об этой связи говорится мало, и после фактической констатации этого факта изложение переходит к процессу отвоевания потерянных территорий при Карле V. Все это заставляет подробнее проанализировать связь между английской экспедицией в Кастилию, жалобой гасконских сеньоров и началом боевых действий в 1369 г. После возвращения из Кастилии перед Черным Принцем встал целый ряд проблем, требующих незамедлительного разрешения. Самой острой из них была финансовая. Дело в том, что отряды гасконских сеньоров, участвовавшие в походе за Пиренеи, требовали оплаты234. Также нужно было рассчитаться и с наемниками-бригандами. Поскольку казна самого Эдуарда была пуста, то единственным средством ее пополнить было повышение налогов. После консультаций со своими советниками Принц решил обложить своих вассалов подымной податью, фуажем235. Закономерно, что это решение вызвало бурю негодования. Ведь введение фуажа означало, что неудачная кампания на Пиренеях должна была быть оплачена из казны гасконских феодалов. Никаких выгод от экспедиции они не получили, но должны были взыскивать тяжелый налог со своих крестьян, деньги от которого проходили мимо их собственной казны. Вопрос об обложении фуажем, если посмотреть на него чуть шире, относится к теме взаимоотношений аквитанских сеньоров и центральной власти. На юге Франции всегда негативно относились к любым попыткам вмешательства в их внутренние дела. После договора в Бретиньи 1360 г. на перешедших к Плантагенетам землях система управления начала перестраиваться по английскому образцу. Более строгая и централизованная, она закономерно вызывала неприятие у местной элиты, что давало основания желать возвращения под сюзеренитет короля Франции. Откровенно направленное против интересов Плантагенетов, оно поначалу приняло формы внешне безобидные, суть которых, однако, была вполне очевидна. В соответствии с традициями Средневековья, наиболее выгодным способом показать готовность к сближению было заключение политически выгодного брака. Интриги против герцога Аквитанского начали граф Арманьяк и его племянник, Арно Аманье, сир д’Альбре. Средство, к которому они прибегли с целью установить контакт с Парижем и Карлом V, заключалось в заключении союза между д’Альбре и Маргаритой Бурбонской. Во время частых поездок в Париж по делам, связанным с деталями предстоящего брака, Арманьяк встречался с Карлом V, что, разумеется, не могло понравиться Черному Принцу. После свадьбы он откровенно сказал д’Альбре, что это поступок вероломного вассала, поскольку прямо противоречит интересам его сюзерена236. В этой связи уместным представляется сказать, что отношения между Эдуардом и д’Альбре начали портиться еще до истории с женитьбой. Во время подготовки похода в Кастилию каждый из вассалов Принца должен был выставить определенный контингент. Разумеется, поход в богатую Кастилию привлек желающих гораздо больше, чем необходимо. Не стал исключением и д’Альбре. До начала похода за Пиренеи численность его отрядов составляла тысячу копий237. В данном случае речь идет не только об избыточном количестве воинов. Учитывая, что копье в условиях средневековой Европы представляло собой фактический отряд из рыцаря и его оруженосцев, реальная численность войск была в несколько раз больше. Все эти несколько тысяч воинов вернулись бы из Кастилии не с пустыми руками и благодарили бы за это именно д’Альбре. Вопрос превращался из чисто военного в политический, вопрос влияния и наличия достаточной клиентеллы. Принц, без сомнения, это понимал, поэтому в том же письме приказал сократить войска до двухсот копий238. Помимо достаточно резкого напоминания сиру о его месте в иерархии гасконских сеньоров, обидного самого по себе, это решение Принца подрывало репутацию д’ Альбре. Так что можно с достаточным на то основанием предположить, что определенные счеты у племянника графа Арманьяка к герцогу Аквитанскому были. История с женитьбой на Маргарите Бурбонской только подлила масла в огонь. Видно, что у английского правления в Аквитании было достаточное количество противников, состоящих, в основном, из бывших ленников короля Франции еще до начала обсуждения спорного решения о введении подымной подати. Постепенное возрастание симпатий к Карлу V и желание воссоединиться с Францией могло резко усилиться в случае открытого конфликта Принца и его вассалов. Поводом к такому конфликту послужило требование обложить население фуажем. На парламентском совещании в Ниоре оно было озвучено. Против него тут же выступил д'Арманьяк. В своей речи он упомянул о том, что в прежние времена его земли не были обложены даже знаменитым налогом на соль – габелем239. Поэтому собирать в своих владениях подымную подать граф категорически отказался. Вызов, брошенный таким образом Принцу, привел к окончанию работы парламента. Единственным утешением для Плантагенета служило то, что к вопросу о фуаже решено было вернуться на следующем собрании вассалов240. После этого д'Арманьяк, пользуясь налаженными связями, подал апелляцию в парижский Парламент на действия Черного Принца. Причем сам граф отметил, что, поскольку король Франции раньше был их сюзереном, то они вправе вернуться к нему241. Это поставило Карла V в затруднительное положение. С одной стороны, отказ в рассмотрении этой жалобы означал бы разрыв связей с оппозиционно настроенными аквитанскими сеньорами. С другой, рассмотрение и вынесение по ней решения оказалось бы прямым вызовом господству Плантагенетов на юге Франции. В итоге Карл санкционировал ее принятие Парламентом. Это решение объяснимо, на наш взгляд, следующими причинами. По сравнению с началом правления ему удалось поправить катастрофическое положение дел в финансовой сфере. Монета вновь стала полновесной. Это увеличивало численность французской армии, помогало рассматривать военную службу у короля как источник хоть какой-то стабильности. Изменилась и сама армия. Реформы Карла V боролись с несоответствующими времени приемами рыцарской войны, приведшим в свое время к катастрофам при Креси и Пуатье. Можно говорить о том, что в чисто военном аспекте Франция была готова к борьбе с Плантагенетами. Однако необходимо отметить характерную деталь в рассмотрении жалобы гасконских феодалов, которую можно считать характерной для политики Карла V вообще. Речь идет о повышенном внимании к юридическим тонкостям, которое было направлено на формирование образа Франции как государства, действующего исключительно в соответствии с буквой закона. Во время рассмотрения дел королевские легисты регулярно консультировались с магистрами Парижского и Болонского университетов. И правовые основания для вынесения решения были найдены. Они содержались в статьях договора в Бретиньи. Одна из них гласила, что Принц не имеет права силой удерживать своих вассалов, их города и замки242. А поскольку д'Арманьяк, д’Альбре и многие другие желали стать вассалами короля Франции, то герцог Аквитанский мог с полным правом считаться нарушителем условий договора. Этот текст вообще довольно часто служил для французской пропаганды фундаментом, на котором базировались обвинения герцога Аквитанского в беззаконии. Стремление представить именно Принца нарушителем статей в Бретиньи хорошо видно, в частности, из текста письма, которое из королевской канцелярии рассылалось по городам Аквитании243. В тех условиях это было, пусть и не явным, подстрекательством к мятежу. Однако тональность документов понижалась, если они были адресованы непосредственно Эдуарду. Например, в письме, отправленном Карлом V сразу после принятия апелляции, говорилось, что введение налога стало результатом чьего-то совета 244. Разумеется, подобные послания не могли вызвать у Черного Принца ничего, кроме желания воевать. Очевидные приготовления к войне обусловливали радикальные действия французского короля. Так в мае 1369 г. Карл V решился начать активные боевые действия. Первые же столкновения выявили превосходство новой французской армии. Без особых препятствий было захвачено стратегически важное графство Понтье. Фруассар отмечает, что ворота крепостей открывались без боя, а население не испытывало никаких тягот войны. На майских Генеральных Штатах король особо подчеркнул, что все случившееся в Гиени и Понтье было совершено по закону, тогда как герцог Аквитанский следовал путем войны и произвола245. Английский режим в Аквитании испытывал серьезные трудности. Войск было мало, казна была пуста, состояние здоровья Черного Принца, власть которого во многом опиралась на его личные качества, ухудшилось настолько, что он не мог даже ездить верхом246. Для спасения континентальных владений Плантагенетов пришлось обратиться за помощью в Лондон к Эдуарду III. Посылка войск на континент, разрешение на новые военные расходы были немыслимы без согласия палаты Общин. Она всегда крайне неохотно шла на подобные траты, тем более что в Англии Столетняя война уже воспринималась как несущая только лишние тяготы. Ценой военных субсидий стала отмена «этапа» английской шерсти в Кале. Успехи французской армии способствовали решительным действиям со стороны Карла V. 30 ноября 1369 г. было объявлено о конфискации Аквитании. Реально это означало возобновление войны и отвоевание юга страны у англичан. Подобному настрою способствовали и значительные внешнеполитические успехи. Карлу V удалось устроить брак между Филиппом Бургундским, его братом, и Маргаритой Фландрской247. Устройство брака между герцогом Бургундским и дочерью графа Фландрского было особенно ценно тем, что Карлу V удалось предотвратить складывание англо-фландрского альянса, поскольку Эдуард III также в течение целых пяти лет добивался руки Маргариты для одного из своих сыновей, Эдмунда Кембриджского248. Это означало блокаду Кале, закрытие для английских кораблей входа в другие порты Фландрии, в частности, Брюгге. Снабжение и переброска английских войск, таким образом, становились чрезвычайно затрудненными. Все это создавало великолепные предпосылки для отвоевания земель, потерянных по миру в Бретиньи 1360 г. Итак, пиренейский поход Черного Принца сыграл чрезвычайно важную роль в возобновлении Столетней войны в 1369 г. Опустошенная казна герцога Аквитанского не могла рассчитаться с отрядами рутьеров, бывших с Принцем в Кастилии. Единственным средством ее пополнить было введение экстраординарного фуажа. Это послужило катализатором антианглийских настроений у части гасконских феодалов. Их жалоба на действие герцога Аквитанского привела к значительному обострению англо-французских отношений и в конечном счете стала поводом для возобновления Столетней войны. Успешные реформы Карла V в финансовой и военной сфере способствовали быстрому завоеванию ряда стратегически важных территорий. Можно констатировать, что в тот момент Англия и ее континентальные владения находились в кризисном состоянии, вызванном болезнью Черного Принца и значительным недовольством войной в самой Англии. Все это значительно облегчало ведение боевых действий для французской армии. Отвоевание графства Понтье и успехи в аквитанской кампании были своеобразным прологом нового этапа Столетней войны, проходившего под знаком превосходства Франции. Таким образом, собственно первый период Столетней войны – это время создания предпосылок для реального проявления «пиренейского фактора». Потеря Гибралтара в 1333 г. требовала от всех христианских государств полуострова объединения усилий для отражения мусульманской угрозы. Поэтому Кастилия смогла оказать помощь Франции только после битвы при Саладо 1340 г., что можно с полным правом расценить как реальное выражение союза между двумя королевствами. Также можно констатировать, что в период тяжелейшего кризиса во Франции, вызванного поражением при Креси, помощь поступала только из-за Пиренеев. В период 50-х гг. XIV в. в политике пиренейских государств происходят значительные изменения. Во-первых, начинается сближение между Арагоном и Францией, особенно ценное после поражения при Пуатье. Во-вторых, постепенно разрушается франко-кастильский союз. Эти процессы происходили на фоне резкого обострения ситуации внутри Кастилии, вызванной репрессиями Педро I и началом гражданской войны между королем и Энрике Трастамарским. Комплекс внутренних и внешних причин обусловил начало арагоно-кастильской «войны двух Педро». В ходе нее сложились условия для формирования антикастильской коалиции Арагона, Франции, Папства и Энрике Трастамарского. Безусловно, каждый из ее участников преследовал собственные цели, но одной из главных была ликвидация англо-кастильского союза, возникшего после подписания Лондонского договора 1362 г. Все это позволяет считать конфликт между двумя пиренейскими королевствами частью Столетней войны. Разрешение внешнеполитической проблемы по свержению Педро I совпало с ликвидацией главной внутренней угрозы для Франции, банд бригандов, начавших терроризировать Францию после заключения договора в Бретиньи 1360 г. Поэтому чрезвычайно удачным было решение Карла V использовать рутьеров для того, чтобы посадить на трон в Кастилии профранцузски настроенного графа Трастамарского. Вмешательство Франции в гражданскую войну в Кастилии привело к ответным мерам со стороны Англии, выразившемся в походе Черного Принца за Пиренеи и разгроме Бертрана Дюгеклена при Наварете. При определенных условиях этот триумф мог бы коренным образом изменить баланс сил в Испании. Но нарушение Педро I своих обязательств привели к фактическому разрыву англо-кастильских отношений и предопределили его падение в результате битвы при Монтеле в 1369 г. После возвращения из Испании попытка Принца пополнить бюджет для выплат бригандам, участвовавшим в походе, привела к активизации антианглийских настроений и возобновлению Столетней войны. В целом, события 60х гг. XIV в. на Пиренеях были неким переходным периодом между первым и вторым периодами Столетней войны. жүктеу/скачать 0.91 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|