Пиренейские государства в системе англо-французских противоречий XIII-XIV вв

Первый серьезный внутренний кризис в Англии при Ричарде II разразился еще во время кастильской экспедиции Джона Гонта. Он был связан с конфликтом между дядьями Ричарда, регентами королевства и группой знати, во главе которой стоял Роберт де Вер, граф Оксфорд. Стоит подчеркнуть, что фаворитизм, явление, к которому в Англии относились крайне отрицательно, был характерен для всего периода правления Ричарда II. Колоссальное влияние Оксфорда на короля и фактическая монополизация им власти были очевидны всем³⁰⁵. Ненависть регентов королевства вызывала и концентрация всех нитей управления страной в руках выдвиженцев Оксфорда, таких как Саймон Берли, Майкл де ла Поль. Наибольшее же возмущение вызвало пожалование де Веру герцогского титула, право на который имели только особы королевской крови. Группа высшей знати во главе с дядей короля герцогом Глостером, вошедшая в историю как «лорды-апеллянты» выступила с протестом против подобного правления короля. Подача петиций была расценена Ричардом как посягательство на его власть. Под давлением де Вера он приготовился воевать. В отсутствие короля, его противника сумели заключить в Тауэр С. Берли, где позднее тот и был казнен. Собранная королем армия оказалась разбитой, и в итоге Ричарду пришлось удалить неугодных регентам советников. Сами лорды-апеллянты, что интересно, рассматривали борьбу против короля не как средство лишить того короны, но лишь как попытку улучшить управление королевством. Однако в дальнейшем любая попытка указать Ричарду на его ошибки рассматривалась тем как посягательство на власть. В этом, видимо, сыграла свою роль и расправа с Берли.

Окончание борьбы короля и знати совпало по времени с возвращением из Кастилии остатков армии герцога Ланкастера. Участники экспедиции были единодушны в ее оценке. В приводимых Фруассаром сведениях постоянно звучат сетования на бедность и скудость природных условий Кастилии³⁰⁶ и бедность ее населения³⁰⁷. Английские солдаты ясно давали понять, что повторять поход в столь бедную, по их мнению, страну, они не хотят. По сравнению с Кастилией война в богатой Франции виделась им гораздо более привлекательной. Курс на ведение активной борьбы с Францией отвечал интересам многих влиятельных английских феодалов. Подобная позиция подогревалась памятью об успехах, достигнутых при Эдуарде III³⁰⁸. Однако в условиях 80-х гг. XIV в. затруднительной оказывалась даже оборона Англии. В 1388 г. шотландская армия сумела нанести поражение англичанам при Оттерберне. Поэтому «партия мира», возглавляемая королем и герцогом Ланкастером сумела настоять на необходимости заключения с Францией перемирия. Мотивы, которыми руководствовались Ричард II и Джон Гонт, отличались друг от друга. Последний, по нашему мнению, стремился сохранить достигнутое с помощью династических браков. Королевами Португалии и Кастилии были дочери герцога. Поэтому для Ланкастера важным было наступление мира не только между Англией и Францией, но и между их союзниками. Ведь заключаемый с подобной оговоркой договор снижал вероятностью повторения конфликта между Жуаном I и Хуаном I. Поэтому именно Джона Гонта следует считать наиболее заинтересованной в наступлении мира фигурой. Подобная позиция отвечала и интересам Ричарда II, который после изгнания графа Оксфорда находился в своеобразном политическом вакууме. Но при наличии принципиальных разногласий между Англией и Францией, в частности, по вопросу о статусе Кале, о заключении полноценного мира не могло быть и речи. Поэтому в 1389 г. удалось заключить только перемирие сроком на три года в Лилиенгене, близ Кале. Итоги его носили неоднозначные для Англии результаты. С одной стороны, оговорка о мире между союзниками Англии и Франции означала определенный успех³⁰⁹. С другой, заключение договора в Лилиенгене усиливала ненависть сторонников войны по отношению к королю. А это для Ричарда II, фигуры и так не слишком популярной, было очень опасно. Стремление к заключению мира с Францией рассматривалось как умаление национальной чести Англии.

Подписание перемирия не могло разрешить главную английскую проблему, тяжелый внутренний кризис. Характерной чертой стали бандитизм, грабежи³¹⁰. Позиции королевской власти ослаблялись широким распространением еретического учения лоллардов. Сохранялась и острая напряженность в отношениях между королем и его вассалами. В этих условиях все более заметными становились голоса с ностальгией вспоминавшие правление Эдуарда III³¹¹. Все это вынуждало Ричарда II искать разрешения главной внешнеполитической проблемы, ведения войны с Францией. Причем продление перемирия в 1391 г. в Амьене не могло способствовать ее разрешению. В попытке выйти из тупика Ричард II решил прибегнуть к заключению брака с французской принцессой. В тех условиях это, возможно, было достаточно взвешенным решением. С одной стороны, оформление подобного династического союза, имевшего личный характер, могло привести к стабилизации обстановки. Ведь ресурсов для продолжения войны не было не только в Англии. Франция в условиях острого внутреннего кризиса, вызванного борьбой между регентами королевства при душевнобольном Карле VI, тоже не могла вести боевые действия. Таким образом, брак оказывался бы выгодным обоим королевствам, поскольку избавлял от необходимости воевать. Но он и не гарантировал наступления мира, поскольку основные противоречия между Англией и Францией не могли быть разрешены при помощи брачного союза.

Несколько иные причины обусловили отказ Франции от активной пиренейской политики, прежде всего от связей с Кастилией. Различия касаются как королевской власти, так и роли различных группировок знати. Насколько можно судить, существовали весьма значимые различия в реальной роли монарха в политической жизни Англии и Франции. Самостоятельное правление Ричарда II было гораздо более долгим (1391-1399), чем у Карла VI (1388-1392). Поясним, что имеется в виду период от помазания до начала болезни короля. Более сплоченной была и английская знать. Единственным конфликтом внутри английской элиты можно считать борьбу лордов-апеллянтов против фаворитов короля. Тогда как во Франции наблюдается наличие двух крупных феодальных группировок, сторонников брата короля Людовика Орлеанского и противостоящих им приверженцев дядьев короля, герцогов Бургундского и Беррийского. В будущем они превратятся в партии бургиньонов и арманьяков, ведущих между собой настоящую гражданскую войну.

В 1388 г. после возвращения Джона Гонта из Кастилии Франции столкнулась с неожиданным ходом английской дипломатии. Провал экспедиции герцога Ланкастера не означал, что обладание короной Кастилии перестает быть его главной целью. Португальский опыт показывал, что брачная дипломатия может быть гораздо эффективнее военных вторжений. Поэтому Гонт решил заключить выгодный династический союз, выдав свою дочь Екатерину за какого-нибудь могущественного сеньора. Целям герцога отвечал союз с герцогом Беррийским, одним из самых могущественных французских сеньоров. Выбор объяснялся той исключительно важной ролью во Франции, которую занимал потенциальный союзник³²⁰. Главным условием будущего брачного контракта было, разумеется, обязательство добиваться для Екатерины ее законного наследства. Переговоры между герцогами Беррийским и Ланкастером стали довольно быстро известны в Кастилии. Потенциальный альянс мог привести к возобновлению войны в Кастилии, чего Хуан I не мог допустить. Ответным ходом кастильской дипломатии стало сделанное Джону Гонту предложение о браке между наследником кастильского престола Энрике, будущим королем Энрике III, и дочерью герцога Ланкастера. Этим шагом удалось разрушить наметившееся сближение, поскольку возможность укрепить позиции в собственно Кастилии³²¹ было для Гонта гораздо более выгодным, чем неясные перспективы союза с герцогом Беррийским. Итогом переговоров между Англией и Кастилией стал Байонский договор 1388 г., упомянутый выше. Оценивая его роль, можно сказать, что он нанес весьма ощутимый удар по франко-кастильскому союзу. После его подписания при дворе Карла VI справедливо отметили нарушение Кастилией одного из принципиальных положений франко-кастильского союза, касавшегося заключения договоров только после совещаний с королем Франции³²². Поэтому практически сразу было отправлено посольство Жана де Вьена с целью препятствовать заключению соглашения между королем Хуаном I и герцогом Ланкастером³²³. Разумеется, пойти на разрыв союза с Францией в Кастилии не могли. Адмирала поспешили заверить, что Хуан I намерен и дальше сохранять все заключенные ранее соглашения, однако брак между инфантом Энрике и дочерью герцога Ланкастера будет заключен³²⁴.

Проблема англо-кастильского сближения была для Франции менее актуальной, чем начавшийся упадок королевской власти. Невозможность справиться с вызывающим поведением некоторых крупных сеньоров хорошо видна на примере герцога Бретани Жана V. Он, напомним, получил Бретань в результате союза с англичанами и победы при Оре 1364 г. Но говорить о строго проанглийской ориентации Бретани не приходится. Успехи Карла V привели к примирению герцога с королем Франции. Непримиримым противником и личным врагом Жана V был коннетабль Франции Оливье де Клиссон. Вражда с ним привела к тому, что Клиссон был вероломно пленен в Бретани и сумел добиться освобождения, только заплатив гигантский выкуп. Позже в Париже по приказу союзника Жана V Пьера де Краона на коннетабля было совершено неудачное покушение. Как видно, авторитет королевской власти был не слишком высок. Помимо этого, чрезвычайно опасным было и возобновление англо-бретонского союза. Герцог мог предоставить английским войскам столь необходимые опорные точки на побережье. Поэтому наведение порядка в Бретани было одной из важнейших задач начавшего править самостоятельно короля. Наиболее активными сторонниками похода против мятежного герцога были так называемые «мармузеты», группа советников, служивших еще Карлу V. Они были сторонниками сильной королевской власти, что автоматически делало их противниками почти всех крупных сеньоров. Экспедиция против Жана V ввергла Францию в длительный политический кризис. Во время похода у короля случился приступ его душевной болезни, что со всей остротой поставило вопрос о регентстве в королевстве.

Выбирать приходилось из трех кандидатов, брата короля, герцога Людовика Орлеанского, и его дядьев, герцогов Бургундского и Беррийского. В этой связи необходимо кратко охарактеризовать внешнеполитические ориентиры каждого из потенциальных правителей. Герцог Беррийский интересов вне Франции не имел. Его вполне устраивала роль самого богатого человека в королевсте. В целом, он был фигурой довольно пассивной и своей линии не проводил. Интересы Филиппа Храброго, герцого Бургундского лежали на севере Европы, во Фландрии и Нидерландах. Крайне нестабильная обстановка в данном регионе вынуждала его постоянно вмешиваться в борьбу за влияние. Это сказывалось и на позиции герцога по вопросу о мире с Англией. Отсутствие борьбы между двумя королевствами ограничивало возможность английских интриг и подрыва его влияния. Его основного оппонента, герцога Людовика Орлеанского, гораздо больше интересовала Италия. Еще его отец получил по завещанию королевы Джованны Неаполитанской владения в южной Италии. Это не означало, что он мог распоряжаться ими, поскольку волю Джоанны оспорил Карл Дураццо, сумевший в 1382 г. короноваться в Неаполе под именем Карла III. Итальянская экспедиция отца Людовика Орлеанского 1382-1384 гг. провалилась, но титул короля Неаполя был признан за самим Людовиком³²⁵. Помимо интересов на юге Апеннинского полуострова, у него были и причины желать активного вмешательства в итальянские дела. Он был женат на Валентине Висконти, происходившей из фамилии миланских герцогов. Поэтому и борьба на севере Италии входила в круг его интересов. Как видно, интересов на Пиренеях не было ни у одного представителя политической элиты Франции, следовательно, ожидать активной политики в данном направлении не приходилось.

В споре за регентство победил герцог Бургундский, признанный главой королевства. Незамедлительно начались репрессии против тех, кто настаивал на походе против Жана V, союзника Филиппа Храброго. Лидеры мармузетов Жан ле Мерсье, Бюро де ла Ривьер стали объектом острой критики³²⁶, а вскоре были брошены в тюрьму, Оливье де Клиссону пришлось спасаться бегством в свои владения. Намерениям Филиппа Храброго отвечало и стремление Англии к миру. Сближение на уровне монархов позволяло обезопасить французские владения от угрозы войны, не разрешая при этом спорных вопросов. Не вдаваясь в подробности внутреннего развития Франции, можно отметить, что страна неумолимо скатывалась в пучину гражданской войны между бургиньонами и арманьяками, которая началась после убийства герцога Людовика Орлеанского в 1407 г. по заказу герцога Жана Бесстрашного, наследника Филиппа Храброго.

Как было показано выше, отказ от союза с пиренейскими государствами со стороны Англии и Франции объясняется сильным кризисом королевской власти, истощением ресурсов, неспособностью продолжать собственно боевые действия, следовательно, и пытаться привлечь к ним и испанские отряды. Набор армий становился все более трудным делом, парламенты все неохотнее, особенно ввиду отсутствия результатов, вотировали сбор налогов. Но подобная ситуация была характерна и для Арагона с Кастилией.

В 1390 г. умер король Хуан I, союзник Франции. Корона перешла к его сыну Энрике III, которому было всего одиннадцать лет. Подобное развитие событий вызвало раскол кастильской элиты и породило тяжелый внутриполитический кризис. Наиболее острым был вопрос о регентстве, точнее о его характере. Было очевидно, что при дворе сложилось две группировки: первая из них настаивала на назначении одного регента, облеченного всей полнотой власти³²⁷, другая, наоборот, придерживалась принципа коллективного управления³²⁸. Не вдаваясь в подробности внутриполитической борьбы, отметим, что определенным образцом для Кастилии служила Франция. По крайней мере, именно на французский опыт ссылались сторонники победившей партии коллективного управления Кастилией. В частности, достижение королем двадцатилетнего возраста в качестве условия обретения власти было поставлено с оглядкой на схожее ограничение при дворе Карла VI. Нельзя не отметить, что практически сразу после относительной стабилизации обстановки была предпринята попытка разрешить насущные внешнеполитические проблемы. Регенты королевства обязывались сохранять в силе все заключенные ранее соглашения³²⁹. Подобный курс можно охарактеризовать как стремление оградить Кастилию от иностранного вмешательства, как английского, так и французского. Фактически Кастилия стремилась дистанцироваться от англо-французских противоречий, не занимать ярко выраженную позицию, что, без сомнения, было чрезвычайно мудрым решением. В крайне нестабильной обстановке идти на разрыв с Францией было крайне невыгодно. Тем более, что на сохранении союза настаивал и Папа Римский Климент VII, признаваемый в качестве законного в Кастилии³³⁰. Поэтому в 1391 г. франко-кастильский союз был в очередной раз подтвержден³³¹. Представляется, что в тех условиях он не мог получить реального воплощения, тем более, что в том же 1391 г. было заключено Амьенское перемирие. Так что речь шла об отчасти формальной процедуре. В период до прекращения второго периода Столетней войны в 1396 г. единственным проявлением возобновленного союза стало заключение в 1393 г. очередного французского посольства. Нельзя не связать его с начавшимся безумием Карла VI и переходом реальной власти во Франции в руки герцога Бургундского. Поскольку никаких значимых действий это посольство не совершило, кроме выражения дружественных чувств со стороны короля Франции³³², то приходится говорить о постепенном выхолащивании содержания франко-кастильского союза, его формализации.

Отчасти это можно объяснить еще и тем, что гораздо более актуальным для совета при Энрике III было урегулирование отношений с Португалией. После серии португало-кастильских войн подданные короля Жуана I неизменно рассматривались как враги Кастилии³³³. Не признавали за основателем Ависской династии и королевского титула³³⁴. Но в продолжении конфликта не были заинтересованы обе стороны. Стремление Фадрике Кастильского, герцога Беневентского, жениться на португальской принцессе способствовало нормализации отношений между двумя королевствами. Заключение подобного союза было немыслимым без подписания договора, ликвидировавшего последствия войны между Кастилией и объединенными англо-португальским войсками. Прежде всего Жуан I требовал вернуть ему удерживаемые Кастилией территории³³⁵, что и было сделано. Пожалуй, более важными были те пункты, в которых стороны отказывались от ведения войны друг против друга. Можно выделить как достаточно общее намерение отказаться от поддержки противников³³⁶, так и достаточно конкретное обязательство со стороны Кастилии. Речь идет о четко определенном списке людей, которые отныне не могли рассчитывать на кастильскую поддержку в попытке оспорить утверждение Ависской династии в Португалии³³⁷. Показательно, что братья Жуана I, у которых имелось достаточно оснований оспаривать его корону, жили в Кастилии. Подобное соглашение можно объяснить все тем же истощением ресурсов, усталостью общества от войны. Окончательно же ситуация изменилась в 1400 г. в связи с началом процесса освоения Канарских островов и становлением раннего колониализма. Отныне, в условиях мира с Португалией на суше, терялась необходимость в союзе с Францией. Более того, особую ценность приобретали корабли, ранее пополнявшие флот союзника. Они отныне требовались на океанских просторах.

В рассматриваемый период перестает быть частью англо-французских противоречий и королевство Арагон. Это также было связано с началом затяжных внутренних смут после смерти короля Педро IV Церемонного, обороной арагонских владений на Балканах, подробное рассмотрение которой не входит в наши задачи.

Таким образом, прекращение участия пиренейских государств в борьбе Англии и Франции обусловлено целым рядом причин. Во-первых, истощением ресурсов основных участников конфликта, их неспособностью продолжать дальнейшую борьбу и, следовательно, поддерживать союзников на Пиренеях. Данная тенденция прослеживается по целому ряду постоянно возобновляемых перемирий, начиная с договора в Брюгге 1375 г. Этот процесс усугублялся и синхронным политическим кризисом в обоих королевствах. Во-вторых, сами пиренейские государства отказывались от союзов с Англией и Францией для разрешения спорных вопросов, что хорошо видно на примере договора между Кастилией и Португалией. В-третьих, свое влияние оказывали и новые глобальные процессы. Более заметным становится намерение Кастилии укрепить свое положение в северной Африке. Ряд событий, начиная еще с конца XIV в., ясно свидетельствует о приоритете данного направления. Экспедиция Энрике III против Тетуана в 1397 г., взятие Антекеры в 1410 г., взятие Сеуты в 1415 г., битва при Игеруэле в 1431 г., показали, что Кастилия добилась определенных успехов. К тому же возобновившаяся Столетняя война претерпела значительную эволюцию. Основная цель борьбы Англии и Франции в XV в. – это территория Нормандии, области, где ни у Кастилии, ни тем более у Португалии, непримиримых прежде соперников, интересов не было. В течение третьего периода Столетней войны все более весомым фактором становились усиливающиеся элементы национального самосознания. Это не способствовало складыванию международных союзов, базирующихся на основе династических браков. Сильно изменился и баланс сил на международной арене. Возросшая мощь герцогства Бургундского делала союз с ним главной целью английской и французской дипломатий. Все вышесказанное объясняет исчезновение «пиренейского фактора» к рубежу XIV-XV вв. как заметного явления в англо-французских противоречиях.