Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем



Pdf көрінісі
бет35/86
Дата25.01.2022
өлшемі1.74 Mb.
#454817
түріРассказ
1   ...   31   32   33   34   35   36   37   38   ...   86
2 5420469806698595334

его.  Боже,  не  дай  мне  уронить  его.  Услышав  меня,  Вуделл  напрягался,  и
его  напряжение  заставляло  меня  еще  больше  нервничать.  «Расслабься,  —
говорил я. — Я еще не потерял пациента — ха-ха!»
Что  бы  ни  происходило,  он  никогда  не  терял  самообладания.  Даже  в
самом уязвимом положении, балансируя на грани срыва по моей вине где-
нибудь  на  вершине  темного  лестничного  пролета,  он  никогда  не
расставался со своей базовой философией: «Не смей жалеть меня. Я здесь,
чтоб убить тебя».
(Однажды,  когда  я  впервые  направил  его  на  отраслевую  выставку,
авиакомпания потеряла его инвалидную коляску. А когда они нашли ее, то
оказалось,  что  ее  рама  была  согнута,  превратившись  в  крендель.  Нет
проблем.  В  своем  изуродованном  кресле  Вуделл  посетил  выставку,
отметил  галочкой  каждый  пункт  в  своем  списке  обязательных  дел  и
вернулся  домой  с  широченной  улыбкой  на  лице,  означавшей,  что  миссия
выполнена.)
В конце каждого такого вечернего поиска нового офисного помещения
мы с Вуделлем всегда смеялись до колик в животе над нашим очередным
фиаско. Большинство вечеров мы заканчивали в какой-нибудь забегаловке,
чувствуя  себя  легкомысленно  и  вне  себя  от  восторга.  Перед  самым
расставанием  мы  часто  устраивали  игры.  Я  приносил  секундомер,  и  мы
смотрели, как быстро сможет Вуделл сложить свою инвалидную коляску и
забраться  с  ней  в  свою  машину.  Как  бывший  спортсмен-бегун,  он  любил


состязаться  с  секундомером,  пытаясь  побить  свой  личный  рекорд  (он
равнялся  сорока  четырем  секундам).  Мы  оба  дорожили  такими  вечерами,
тем легкомыслием, тем чувством общей миссии, и мы взаимно относили их
к настоящему золотому фонду воспоминаний о нашей молодости.
БРАК
С
ЧЕЛОВЕКОМ,
У
КОТОРОГО
ЕСТЬ
ОБУВНАЯ
КОМПАНИЯ  НА  НАЧАЛЬНОМ  ЭТАПЕ  РАЗВИТИЯ,  ОЗНАЧАЕТ
ЖИЗНЬ НА СКУДНОМ БЮДЖЕТЕ.
Мы  с  Вуделлем  были  очень  разными,  и  все  же  наша  дружба
основывалась  на  одинаковом  подходе  к  работе.  Каждый  из  нас  находил
удовольствие,  всякий  раз,  когда  это  было  возможно,  в  том,  чтобы
сосредоточить  внимание  на  какой-нибудь  небольшой  задаче.  Одна  задача,
говорили  мы,  очищает  сознание.  И  каждый  из  нас  был  уверен,  что  эта
небольшая  задача,  связанная  с  поиском  более  вместительного  офиса,
означала, что мы преуспевали. Мы продвигались вперед с этой штукой под
названием  «Блю  Риббон»,  что  говорило  о  глубоком  желании  в  душе
каждого из нас победить. Или, по крайней мере, не проиграть.
Хотя ни один из нас не отличался разговорчивостью, мы выявили в себе
способность  поговорить  по  душам.  В  те  вечера  мы  говорили  обо  всем,
раскрываясь  друг  перед  другом  с  необычайной  откровенностью.  Вуделл
рассказал мне в подробностях о своей травме. Если я когда-либо впадал в
соблазн  судить  о  себе  слишком  серьезно,  история  Вуделля  всегда
напоминала  мне  о  том,  что  все  может  быть  куда  хуже.  И  то,  как  он
справлялся с собой, для меня было постоянным, ободряющим уроком того,
что  такое  настоящее  достоинство,  в  чем  главный  смысл  и  как  сохранить
хорошее расположение духа.
Его  травма  не  была  типичной,  сказал  он.  И  она  не  означала  конец
всему.  Он  все  еще  чувствовал,  все  еще  надеялся,  что  женится,  заведет
семью.
Он
также
надеялся
излечиться.
Он
принимал
новый
экспериментальный  препарат,  который  дал  обнадеживающие  результаты
при  лечении  людей,  страдающих  параличом  нижних  конечностей.
Проблема  была  в  том,  что  у  препарата  был  чесночный  запах.  Иногда  во
время наших вечерних поисков офисного помещения от Вуделля так несло
чесноком, будто из пиццерии «Старая школа», и я сказал ему об этом.
Я спросил Вуделля, был ли он — я заколебался, опасаясь, что не имею
права  спрашивать  об  этом,  —  счастлив.  Он  на  какое-то  время  задумался.
Да,  сказал  он.  Он  счастлив.  Он  любил  свою  работу.  Он  любил  «Блю
Риббон»,  хотя  иногда  испытывал  неловкость  из-за  скрытой  иронии.
Человек, который не может ходить, продает вразнос кроссовки.


Не зная, что сказать на это, я промолчал.
Часто  мы  с  Пенни  приглашали  Вуделля  в  наш  новый  дом  на  обед.  Он
был как член семьи, мы любили его, но мы также понимали, что заполняем
пустоту  в  его  жизни,  компенсировали  его  потребность  в  кампании  и
домашнем  уюте.  Поэтому  Пенни  всегда  хотела  приготовить  что-нибудь
особенное  к  приходу  Вуделля,  и  самым  особенным  блюдом,  которое  она
могла придумать, была корнуэльская курочка плюс десерт, состоявший из
бренди с ледяным молоком — она вычитала рецепт в журнале, — который
погружал всех нас в одурманенное состояние.
Хотя
куры
и
бренди
делали
серьезную
прореху
в
ее
двадцатипятидолларовом  бюджете,  Пенни  просто  не  могла  экономить,
когда  речь  заходила  о  Вуделле.  Если  я  сообщал  ей  о  том,  что  на  обед
придет  Вуделл,  она  рефлекторно  выдавала:  «Пойду  за  каплунами  и
бренди!»  В  этом  было  нечто  большее,  нежели  стремление  проявить
гостеприимство. Она подкармливала его. Вынашивала как ребенка. Вуделл,
я думаю, пробуждал в ней материнский инстинкт.
Я изо всех сил стараюсь все вспомнить. Закрываю глаза и переношусь в
прошлое,  но  сколько  ценнейших  моментов,  характеризовавших  те  вечера,
бесследно  и  навсегда  забыты.  Бесчисленные  разговоры,  приступы  смеха,
когда  перехватывало  дыхание.  Заявления,  откровения,  доверительные
сообщения.  Все  они  будто  впитались  в  диванные  подушки  ушедшего
времени.  Помню  только,  что  мы  полночи  просиживали,  составляя  каталог
прошлого и намечая будущее. Помню, как мы по очереди говорили, какой
была  наша  маленькая  компания  и  какой  она  может  стать,  а  какой  она
никогда  не  должна  быть.  Как  бы  я  хотел,  чтобы  хотя  бы  в  один  из  тех
вечеров у меня под рукой оказался магнитофон. Или же дневник, как тогда,
во время моей кругосветной поездки.
И  все  же  я  могу  по  крайней  мере  всегда  вызывать  в  памяти  образ
Вуделля,  сидящего  в  нашем  кухонном  уголке  во  главе  стола,  аккуратно
одетого  в  синие  джинсы,  свитер  с  V-образным  вырезом  —  его
своеобразный  отличительный  маркер,  натянутый  поверх  белой  футболки.
И  всегда  у  него  на  ногах  была  надета  пара  кроссовок  «Тайгер»  с
девственно чистыми, нестертыми резиновыми подошвами.
К  тому  времени  он  отрастил  длинную  бороду  и  густые  усы,  и  я
завидовал как бороде, так и усам. Черт возьми, шли шестидесятые, и я мог
бы  щеголять  роскошной  бородой.  Однако  мне  постоянно  приходилось
наведываться  в  банк  и  просить  денег.  Не  мог  я  выглядеть  как  бродяга,
представ  перед  Уоллесом.  Чисто  выбритое  лицо  было  одной  из  моих
немногих уступок этому Человеку.


Мы  с  Вуделлем  в  конце  концов  нашли  перспективное  помещение  под
офис,  в  Тигарде,  в  южном  пригороде  Большого  Портленда.  Оно  не  было
отдельно  стоящим  офисным  зданием  —  такого  мы  себе  позволить  не
могли, — а лишь частью помещения на первом этаже. Все остальное было
занято  страховой  компанией  Горация  Манна.  Притягательное,  почти
роскошное, это офисное помещение выглядело огромным шагом вперед, и
все  же  я  колебался.  В  тесном  соседстве  с  дешевым  баром  таилась  некая
курьезная  логика.  Но  страховая  компания?  С  холлами,  устеленными
коврами,  кулерами  для  воды  и  сотрудниками  в  строгих  английских
костюмах?  Атмосфера  была  настолько  консервативной,  настолько
корпоративной… То, что нас окружало, как я полагал, имело много общего
с нашим духом, а наш дух — важнейший элемент нашего успеха, и я был
озабочен тем, как может измениться наш дух, если мы вдруг разместимся в
одном
здании
с
кучкой
«организационных
людей»
(существ
антропологического
типа,
появившихся,
согласно
систематике
американского  социолога  У.  Уайта-младшего,  в  условиях  господства
крупных  организаций.  —  Прим.  пер.)  и  человекообразных  роботов-
автоматонов.
Я  вернулся  к  своему  креслу-релаксу,  мысленно  все  взвесил  и  решил,
что корпоративная атмосфера, возможно, будет асимметричной, будет идти
вразрез с нашими основными убеждениями, но она также может оказаться
как  раз  тем,  что  требуется  для  поддержания  наших  отношений  с  банком.
Возможно, когда Уоллес увидит наше скучное, стерильное новое офисное
помещение, он станет относиться к нам с уважением.
Кроме  того,  офис  находился  в  Тигарде  (название  города  произносится
по-английски как Тайгерд. — Прим. пер.). Продавать «Тайгеры» в Тигарде
— возможно, это было предначертано судьбой.
Затем  я  подумал  о  Вуделле.  Он  сказал,  что  счастлив,  работая  в  «Блю
Риббон»,  но  в  его  словах  прозвучала  ирония.  Возможно,  тут  скрывалось
нечто большее, чем ирония, — в том, что его направляют в средние школы
и  колледжи  продавать  «Тайгеры»  из  багажника  машины.  Возможно,  для
него это было пыткой. И возможно, такое использование его талантов было
недостаточным,  дурным.  То,  что  подходило  Вуделлю  лучше  всего,  —  это
приведение  хаоса  в  порядок,  решение  проблем.  По  одной  небольшой  за
раз.
После того как мы вместе съездили на подписание договора об аренде
офиса в Тигарде, я спросил его, не хотел бы он поменять род занятий, став
управляющим  операциями  «Блю  Риббон».  Больше  никаких  поездок  с
реализацией  с  колес.  Никаких  больше  школ.  Вместо  этого  ему


предлагается взять на себя ответственность за все то, на что у меня нет ни
времени, ни терпения. К примеру, на разговоры с Борком в Лос-Анджелесе.
Или на ведение переписки с Джонсоном в Уэлсли. Или на открытие нового
офиса в Майами. Или на прием в штат сотрудника для координации работы
всех новых торговых представителей и на организацию их отчетности. Или
на  утверждение  сметы  расходов.  Лучше  всего  то,  что  Вуделлю  пришлось
бы  наблюдать  за  сотрудником,  который  следил  за  движением  денежных
средств  на  банковских  счетах  компании.  Теперь,  если  он  не  будет
окешевать  свои  собственные  чеки  на  зарплату,  ему  придется  объяснять
своему боссу неоприходованные излишки — самому.
Просияв,  Вуделл  сказал,  что  ему  очень  нравится,  как  звучит  мое
предложение. Он протянул руку. Договорились, сказал он.
У него по-прежнему было рукопожатие спортсмена.
В сентябре 1969 года Пенни пошла к врачу. На медосмотр. Врач сказал,
что  все  выглядит  отлично,  но  что  малыш  не  торопится.  Возможно,
придется подождать еще неделю, добавил он.
Остаток  дня  Пенни  провела  в  «Блю  Риббон»,  обслуживая  клиентов.
Домой мы отправились вместе, рано поужинали и рано легли спать. Около
4  часов  утра  она  толкнула  меня.  «Я  неважно  себя  чувствую»,  —  сказала
она.  Я  позвонил  врачу  и  попросил  его  встретить  нас  в  больнице
«Эмануэль».
В  течение  нескольких  недель  до  Дня  труда  я  в  практических  целях
совершил несколько поездок в эту больницу, и хорошо сделал, потому что
теперь, когда «пришел час», я превратился в такого чурбана, что Портленд
показался  мне  чем-то  вроде  Бангкока.  Все  вокруг  выглядело  странно,
незнакомо.  Я  медленно  вел  машину,  чтобы  быть  уверенным  в  каждом
повороте.  «Не  так  медленно,  —  ругал  я  сам  себя,  —  или  тебе  придется
самому принимать роды».
Улицы  были  пустынны,  все  светофоры  были  зелеными.  Шел  мягкий
дождь. Единственными звуками в машине было тяжелое дыхание Пенни да
попискивание дворников, гулявших по лобовому стеклу. Когда я подкатил
ко входу в отделение неотложной помощи и когда помогал Пенни войти в
больницу, она продолжала повторять: «Возможно, мы слишком паникуем,
не думаю, что уже пора». И все же она дышала так, как, бывало, дышал я
сам, заканчивая последний круг на стадионе.
Помню,  медсестра  приняла  от  меня  Пенни,  помогла  ей  усесться  в
кресло-коляску  и  покатила  с  ней  по  коридору.  Я  шел  следом,  пытаясь
помочь.  При  мне  был  комплект  всего  необходимого  для  беременной,
который я сам упаковал, и в нем был также секундомер, такой же, как тот,


с  помощью  которого  я  замерял  время  сборки  Вуделлем  своей  коляски.
Теперь  же  я  стал  вслух  замерять  время  между  схватками.  «Пять…
четыре…  три…»  Она  прекратила  тяжело  дышать  и  повернула  голову  ко
мне. Сквозь сжатые зубы она произнесла: «Прекрати… это… делать».
Далее  медсестра  помогла  Пенни  встать  с  кресла,  лечь  на  больничную
каталку  на  колесах  и  увезла  ее.  Спотыкаясь,  я  вернулся  в  помещение,
которое  в  больницах  называется  «стойлом»,  где  будущим  отцам  отведено
место  для  того,  чтобы  сидеть  в  ожидании,  глазея  в  пространство  перед
собой.  Я  собирался  было  пройти  в  родильное  отделение,  чтобы  быть  там,
около  Пенни,  но  мой  отец  предупредил  меня,  чтобы  я  этого  не  делал.  Он
сказал, что я в свое время появился на свет ярко-синим, что перепугало его
до смерти, и поэтому он решил предостеречь меня: «В решающий момент
будь где-нибудь в другом месте».
Я  сидел  на  жестком  пластмассовом  стуле,  с  закрытыми  глазами,
мысленно занимаясь своими обувными делами. Спустя час я открыл глаза
и увидел перед собой нашего врача. На его лбу блестели капельки пота. Он
что-то говорил. Точнее, двигались его губы. Но я ничего не слышал. Жизнь


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   31   32   33   34   35   36   37   38   ...   86




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет