забеременел.
Я сделал шаг назад и начал протестовать, но осекся. Пусть он думает
что хочет. Лишь бы дал мне требуемое время. Запустив руку в свои
редеющие волосы, он наконец вздохнул и сказал: «Ступай. Удачи тебе.
Надеюсь, все устроится».
Я включил стоимость авиабилета в сумму платежей с моей кредитной
карты. Погашение рассрочки в течение двенадцати месяцев. И в отличие от
моей предыдущей поездки в Японию, на этот раз перед вылетом я
направил телеграмму. Я сообщил руководителям «Оницуки», что еду к ним
и что хочу встретиться с ними. Они телеграфировали ответ: приезжайте.
Но далее в их телеграмме сообщалось, что с Моримото у меня встречи
не будет. Он то ли уволен, то ли умер. Теперь у них новый менеджер,
говорилось в телеграмме. Зовут его Китами.
Кисикан. По-японски — дежавю. Я опять садился в самолет,
вылетающий в Японию. Я вновь сидел с книгой « Как делать бизнес с
японцами», подчеркивая и запоминая важные места. Я вновь садился в
поезд до Кобе, регистрировался в гостинице «Ньюпорт», мерил шагами
свой номер из угла в угол.
В назначенный час я взял такси и поехал в «Оницуку». Я ожидал, что
мы направимся в старый конференц-зал, но нет, со времени моего
последнего визита они кое-что переделали и обновили. Новый конференц-
зал, сказали они. Изящнее, больше, с кожаными креслами вместо прежних,
обтянутых тканью, и со значительно бо́льшим по размерам столом. Более
впечатляющий,
но
менее
знакомый.
Я
почувствовал
себя
дезориентированным, устрашенным. Это было так, будто во время вашей
подготовки к выступлению на соревнованиях на стадионе Орегонского
университета вам на последней минуте объявили бы, что они перенесены
на стадион «Мемориал Колизеум» в Лос-Анджелесе.
В конференц-зал вошел человек и протянул руку. Китами. Его черные
ботинки были до блеска начищены, а волосы в равной степени блестели от
лака. Черные как смоль, зачесанные прямо назад, ни единой выбившейся
пряди. Огромный контраст с Моримото, который всегда выглядел так,
будто одевался с завязанными глазами. Я был сбит с толку внешним
лоском Китами, но неожиданно он тепло улыбнулся заученной улыбкой и
учтиво пригласил меня сесть, расслабиться, рассказать, что меня привело
сюда, и в этот момент я отчетливо почувствовал, что, несмотря на его
стильный внешний облик, он не был полностью уверен в себе. В конце
концов, он был на совершенно новой для себя работе. Он еще не приобрел
большого капитала. Это слово молниеносно пронеслось у меня в голове.
Мне также пришло в голову, что я представлял большую ценность для
Китами. Я не был большим клиентом, но и маленьким тоже не был.
География — это все. Я продавал кроссовки в Америке, на рынке, который
был жизненно важным для будущего «Оницуки». Возможно, просто
возможно, что Китами пока еще не хотел меня терять. Возможно, он хотел
придержать меня до тех пор, пока они не переключились полностью на
«ковбоя Мальборо». Я был активом, я делал честь их репутации — на
данный момент, что значило, что у меня на руках, возможно, карты
получше, чем я думал.
Китами больше говорил по-английски, чем его предшественники, но с
более сильным акцентом. Моему слуху потребовалось несколько минут,
чтобы к нему приспособиться, пока мы болтали о моем полете, погоде,
продажах. Все это время другие директора предприятия продолжали
заполнять конференц-зал, присоединяясь к нам за столом. Наконец,
Китами откинулся в кресле. « Хай…» — Он подождал. «Г-н Оницука?» —
спросил я.
«Г-н Оницука сегодня не сможет присоединиться к нам», — ответил
Китами.
Проклятие. Я надеялся на расположение г-на Оницуки ко мне, не
говоря уже о его связи с Бауэрманом. Но нет. В одиночестве, без
союзников рядом, оказавшись, как в ловушке, в незнакомом конференц-
зале, я бросился в бой.
Я сказал Китами и другим директорам, что к данному моменту «Блю
Риббон» проделала замечательную работу. Мы реализовали все партии
заказанной обуви, создав внушительную клиентскую базу, и ожидаем, что
такой солидный рост будет продолжен. В 1966 году было реализовано
продукции на сорок четыре тысячи долларов, а по прогнозам на 1967 год
реализация может достигнуть восьмидесяти четырех тысяч долларов. Я дал
описание нашего нового магазина в Санта-Монике и изложил планы по
открытию других торговых точек — нацеливаясь на большое будущее.
Затем я поднажал на газ. «Мы бы очень хотели стать эксклюзивным
американским дистрибьютором легкоатлетической обуви «Тайгер», —
сказал я. — И я полагаю, это будет весьма выгодно для «Тайгера», если мы
станем им».
Я даже не упомянул «ковбоя Мальборо».
Я посмотрел на сидевших вокруг стола. Мрачные физиономии. Но ни
одного мрачнее Китами. Он заявил буквально в нескольких скупых словах,
что это невозможно. Компания «Оницука» хотела бы иметь в лице своего
американского дистрибьютора кого-нибудь покрупнее, с более прочной и
признанной репутацией, компанию, которая могла бы справиться с
нагрузкой. Компанию с филиалами на Восточном побережье.
«Но… но, — пролепетал я, — у «Блю Риббон» есть филиалы на
Восточном побережье».
Китами качнулся на кресле: «Да?»
«Да, — сказал я, — мы закрепились на Восточном побережье, Западном
побережье и вскоре, возможно, будем иметь филиалы на Среднем Западе.
Мы в состоянии быть дистрибьютором на национальном уровне, нет
вопросов». Я посмотрел на лица сидящих за столом. Мрачные лица
становились менее мрачными.
«Ну, — сказал Китами, — это меняет дело». Он заверил меня, что они
внимательно рассмотрят мое предложение. Итак. Хай. Заседание
завершилось.
Я вернулся пешком в гостиницу и провел вторую ночь, шагая из угла в
угол. Утром я первым делом получил вызов вновь прийти в «Оницуку», где
Китами вручил мне эксклюзивные права дистрибьютора в Соединенных
Штатах.
Он дал мне контракт на три года. Я старался выглядеть безразличным,
подписывая бумаги и размещая заказ на дополнительные пять тысяч пар
обуви стоимостью в двадцать тысяч долларов, которых у меня не было.
Китами сказал, что вышлет их в мой филиал на Восточном побережье,
филиал, которого у меня тоже не было.
Я обещал телеграфировать ему точный адрес.
Во время полета домой я смотрел через окно на облака над Тихим
океаном и возвращался в мыслях к тому моменту, когда я сидел на
вершине Фудзиямы. Интересно, как бы отнеслась ко мне Сара теперь,
после такого поворота. Интересно также, что почувствует «ковбой
Мальборо», когда услышит от «Оницуки», что он лузер.
Я засунул подальше свою книжку « Как делать бизнес с японцами».
Моя ручная кладь была забита сувенирами. Кимоно маме и сестрам, а
также матушке Хэтфильд, небольшой самурайский меч, чтобы повесить
его над моим письменным столом. И предмет моей особой гордости —
маленький японский телевизор. Трофеи войны, подумал я с улыбкой. Но
когда я пролетал где-то над Тихим океаном, вся тяжесть моей «победы»
навалилась на меня. Я представил себе выражение лица Уоллеса, когда
попрошу его выдать кредит на этот гигантский новый заказ. Если он
скажет «нет», когда он скажет «нет», что тогда?
С другой стороны, если он скажет «да», каким образом собираюсь я
открыть филиал на Восточном побережье? И как я собираюсь сделать это
до того, как прибудет партия обуви? И кого собираюсь я назначить, чтобы
руководить филиалом?
Я смотрел на изогнутый дугой пылающий горизонт. Был только один
человек на всей планете, в достаточной степени лишенный корней, в
достаточной степени энергичный, в достаточной степени обуреваемый
энтузиазмом и в достаточной степени сумасшедший, чтобы переехать на
Восточное побережье немедленно, без проволочек, и прибыть туда раньше,
чем контейнер с кроссовками.
Я спрашивал себя, понравится ли Растяжке Атлантический океан.
|