К ВОПРОСУ О ВРЕМЕНИ ПОЯВЛЕНИЯ ПЯТИДЕСЯТНИКОВ НА РОССИЙСКОМ ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ: ВОЗМОЖНОСТЬ ИХ ПРИСУТСТВИЯ СРЕДИ ПРОТЕСТАНТСКИХ МИССИЙ ПЕРИОДА ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

В этой связи интересен вопрос о времени появлении первых пятидесятников в регионе российского Дальнего Востока. Особенно вероятна возможность их присутствия среди представителей активных протестантских миссий, имевших место на дальневосточных территориях в период интервенции и Гражданской войны. К рассмотрению данного вопроса побуждает также присутствующее в конфессиональной литературе мнение, что первым дальневосточным пятидесятником, можно назвать Н.И. Пейсти, осуществлявшего в 1919-1922 гг. миссионерскую деятельность на территории Приморья.

Действительно, политическая и религиозная ситуация данного периода привела к появлению в регионе именно в это время своеобразного десанта протестантов-миссионеров, оказавшихся на дальневосточной земле по различным причинам. В основном это были принадлежащие к баптистским церквям проповедники скандинавского и прибалтийского происхождения,: Э. Олсон, Я. Винс, Р. Фетлер , А. Линдстедт. Семья Н.И. Пейсти, следуя путями эмиграции, прибыла во Владивосток одной из первых. Примечательно, что первая волна российского пятидесятничества (единственники в духе апостолов) формировалась тоже на северо-западе Российской империи, откуда происходил на Дальний Восток приток миссионеров. В пользу поиска следов пятидесятничества располагает также особенность распространения их вероучения в среде сложившихся общин баптистов и евангельских христиан.

Однако, первые организованные общины пятидесятников, возникшие впоследствии на дальневосточных территориях, не относились к единственникам.

Вместе с тем, основные направления российского пятидесятничества ко времени периода интервенции и Гражданской войны на Дальнем Востоке полностью еще не сложились. Основатель южного направления пятидесятников – христиан евангельской веры И . Воронаев прибывает в Одессу только в 1921 г. Открытие деятельности возвратившихся из американской эмиграции первых провозвестников пятидесятничества западного направления на Украине Г. Красковского, П. Ильчука, И. Гереса и др. приходится на начало 1920-х годов. В таких обстоятельствах распространение классического пятидесятнического вероучения с запада на восток по территории России не может совпадать по времени с периодом Гражданской войны на Дальнем Востоке.

В случае с Н.И. Пейсти, исполнявшим обязанности руководителя баптистской церкви в Никольск-Уссурийске, мы имеем дело с эпизодом присутствия в регионе в период Гражданской войны миссионера, знакомого с основными догматами учения пятидесятников и воспринимающего их. Объективно Н.И. Пейсти никогда не был жестко привязан к одному конкретному христианскому течению, что демонстрирует и его последующая деятельность в качестве протестантского миссионера. После установления советской власти в октябре 1922 г. во Владивостоке пребывание Н.И. Пейсти на российской дальневосточной территории заканчивается, и его семья с группой протестантов эмигрирует в Харбин.

Если подходить к вопросу формально, то на территории Дальнего Востока в начале своей миссионерской деятельности действовал и один из основателей пятидесятнического движения в России Иван Воронаев. Однако в годы пребывания его на дальневосточной земле по убеждениям он являлся баптистом и осуществлял миссионерскую деятельность как представитель данной конфессии.

Фактически, появление первых организованных общин христиан веры евангельской - пятидесятников на дальневосточных территориях происходит на несколько десятилетий позже.

tatianakrupa@yandex.ru

Следует напомнить, что в указанный период на Дальнем Востоке существовало несколько правительств, каждое их которых пыталось использовать экономические ресурсы региона в своих целях. Крупными военными силами в Сибири и на Дальнем Востоке располагали Япония и США. В письме президенту США В.Вильсону госсекретарь Р. Лансинг указывал, что США «взяли на себя инициативу в вопросе о России»[2, с.67]. Не отставали от американцев в своих замыслах и японцы [3, с.63]. Составной частью планов США, Японии и других государств было укрепление военных позиций, экономической мощи и политического влияния в Сибири и на Дальнем Востоке. Особое стремление США и Япония имели к установлению полного военно-политического контроля за работой дальневосточных и сибирских железных дорог. Именно Транссибирская железная дорога являлась основным транспортным звеном экономики восточных областей России и использовалась интервентами для экономической экспансии. Особо заинтересованным лицам в тот период было известно, что тот, кто контролирует сибирскую железную дорогу, контролирует всю Сибирь и Дальний Восток [4, с.24].

Еще до октябрьской революции США под видом «технической помощи» захватывали под свой контроль российские железные дороги. В марте 1918 г. американские монополисты договорились с временным правителем автономной Сибири П. Дербером о передаче управления Транссибирской и Китайской Восточной железной дорог на время войны с Германией под технический контроль США.

Действия США по захвату российских железных дорог вызывали беспокойство и чувство острой конкуренции у Японии, в частности у японских промышленников. Высадка иностранных войск во Владивостоке и последующая интервенция значительно изменили ситуацию, стали напряженными взаимоотношения между интервентами, которые соперничали друг с другом за зоны влияния. В Дальневосточном регионе самыми крупными военными силами располагала Япония.

Однако США не собирались делить лакомый кусочек с Японией. Острая скрытая борьба за контроль над железными дорогами привела к обострению американо-японских противоречий. Интервенты пытались поделить добычу, которая им не принадлежала. Японское правительство настойчиво добивалось от правительства США согласия на совместный контроль двух держав над всей железнодорожной сетью Сибири, Дальнего Востока и Маньчжурии. США сделало вынужденную уступку Японии и 14 марта 1919 г. была подписана Декларация Межсоюзного железнодорожного комитета об установлении контроля союзных держав над железными дорогами Дальнего Востока.

Таким образом, была совершена дискриминационная по отношению к России сделка. Были созданы объединенные органы – Межсоюзный железнодорожный комитет и Технический Совет, которые стали фактически координирующими структурами, рассматривающими политические, экономические и технические вопросы. Непосредственное руководство принадлежало Техническому Совету во главе с американским инженером Стивенсом, который тогда считался одним из главных врагов советской России. План финансирования железных дорог был очень выгоден США, так как давал возможность американским банкам и транспортным компаниям установить контроль за экономикой Сибири и Дальнего Востока.

Американские монополисты бесцеремонно предъявляли претензии на ресурсы нашей страны, навязывали колчаковской администрации экономические соглашения на своих условиях. Известно, что такие американские компании, как «Русское отделение Военно-торгового совета Соединенных Штатов», «Американо-Сибирская строительная компания», «Сибирское коммерческое общество», «Союз американских фабрикантов» и др. были теснейшим образом связаны с Межсоюзным железнодорожным комитетом и Техническим Советом, и стремились осуществлять военно-политический и финансово-экономический контроль над железными дорогами, сырьем и топливом, земельными угодьями, лесами и не только Дальнего Востока, Сибири, но и Европейской России.

Японское командование требовало усиления своих позиций. В результате под охраной японских войск находились участки железной дороги: Никольск-Уссурийский-Спасск, Губерово-Карымская, Маньчжурия-Верхнеудинск. Под контролем американских войск: Владивосток-Никольск-Уссурийский, Спаcск-Уссури, Верхнеудинск-Байкал.

Американцы по мере укрепления своей власти на железных дорогах Дальнего Востока и Восточной Сибири, делают попытку распространить свое влияние на железные дороги и экономику Западно-Сибирских областей.

Экономическая экспансия интервентов в Дальневосточном регионе производилась грубыми методами, они нарушали интересы местных жителей. Даже адмирал Колчак, который считался одним из главных врагов советской власти, признавал, что его вчерашние союзники вели себя на Дальнем Востоке, как завоеватели в колониях.

1. 
   Крушанов А.И. Гражданская война в Сибири и на Дальнем Востоке 1918-1920. Книга 1. - Владивосток, 1972.
   
2. 
   Кунина А. Провал американских планов завоевания мирового господства в 1917-1922 гг. - М., 1954.
   
3. 
   Грэвс У. Американская авантюра в Сибири. - М., 1932.
   
4. 
   Спирин Л. Разгром армии Колчака. - М., 1957.
   

paideiya@mail.ru

20 декабря 1920 г., согласно постановлению правительства ДВР, все учреждения и заведения по социальному обеспечению, в том числе приюты, ведавшие воспитанием детей в возрасте от 3 до 17 лет, перешли со всеми помещениями и имуществом в ведение Министерства народного просвещения Дальневосточной Республики [6, с. 135]. В 1922 г. отдел правовой защиты несовершеннолетних НКП был переименован в отдел социально-правовой охраны несовершеннолетних (СПОН). Основными направлениями работы отдела были борьба с детской беспризорностью, помощь беспризорным, организация детских домов, правовая защита несовершеннолетних.

Первая мировая война, революция и Гражданская война в России, политика продразвёрстки и военного коммунизма привели к тому, что в стране в невиданных ранее масштабах возникло такое негативное социальное явление, как беженство и массовая беспризорность детей. Беженцы, среди которых было свыше 5 млн. беспризорных детей, устремились на юг и восток [4, с. 54]. На борьбу с беспризорностью бросили всесильную ВЧК. На Дальнем Востоке в годы Гражданской войны детских колоний исправительного типа системы ВЧК не существовало.

Несмотря на интервенцию, социально-экономическая ситуация в Приморской области складывалась более благоприятно. До лета 1922 г. здесь не велись прямые военные действия, кроме локальных столкновений и партизанской войны. Галопирующая инфляция и повышение потребительских цен начались здесь только в 1919 г. Это создавало условия для относительно мирной жизни.

В Приморской области работала система социального призрения. В 1917-1922 годы приюты не только сохранились, но и реорганизовывались и даже открывались новые. Среди них - вновь созданный в 1917 г. детский приют на о. Русском [1, л. 1]. К сентябрю 1917 г. в приюте проживало 324 ребенка, причем 120 из них нуждались в медицинской помощи. [1, л. 22]

В г. Владивостоке в трех приютах содержалось 1065 детей, в том числе 292 беженца из Европейской России [2, л. 22; ­3, ­ л. 105, 108 (об)]. Приюты давали детям кров и пищу, но не занимались трудовым воспитанием, не готовили их к жизни. Положение дел в них зависело от финансирования, ведомственной принадлежности, отношения руководства учреждения к детям, от наличия или полного отсутствия воспитательной работы. В лучшем положении находились приюты, материально и финансово поддерживавшиеся частными лицами или ведомствами.

В 1919-1922 гг. в г. Владивостоке на о. Русском были созданы колонии для детей – вынужденных беженцев из Петрограда и эвакуированных Первого Сибирского и Хабаровского кадетских корпусов общей численностью свыше 1,5 тыс. чел. В казармах военного ведомства были созданы удовлетворительные условия для проживания и обучения детей и подростков. Наряду с колониями беженцев и эвакуированных на о. Русском располагались летние колонии владивостокских гимназий, Никольск-Уссурийской 2-й женской гимназии, скаутские лагеря.

По нашим подсчетам, в колониях и детских скаутских лагерях на Русском острове в 1919-1922 годах ежегодно проживало около 2 тыс. детей и подростков.

В 1917-1922 гг. в Приморской области существовали различные учреждения социально-правовой охраны несовершеннолетних. Главной социальной миссией таких учреждений было уменьшение детской беспризорности, организация труда, отдыха и досуга детей и подростков. Большинство учреждений подобного типа существовало на средства земских и городских властей или поддерживалось ими, часть открывалась и содержалась различными общественными организациями, в том числе американскими. Дети в них не только получали кров и пищу, но и учились, трудились. Несмотря на отдельные недостатки в работе учреждений СПОН, они выполняли главную цель – уменьшение количества беспризорных и безнадзорных детей.
Список источников и литературы
1.РГИА ДВ. ­- Ф. 28. ­- Оп. 1. ­ - Д. 781. ­

2. РГИА ДВ. ­ - Ф. 28. - ­ Оп. 1. ­ - Д. 819. ­

3.Там же. ­ - Д. 781. ­

4. Балашов Е.М. Школа в Российском обществе. 1917-1927 гг. Становление нового человека, ­ СПб., 2003. ­

5. Жаркова И.В. Исторический опыт борьбы с беспризорностью и правонарушениями несовершеннолетних на Дальнем Востоке России (20-30-е гг.): Дис. …кандидата ист. наук. ­ Хабаровск, 2006. ­

6. Собрание узаконений и распоряжений правительства Дальневосточной республики. Ст. 86. ­ - 1920. ­ - № 3. ­ - С. 135.

panna_s@mail.ru

Возникают закономерные вопросы, – что именно изменилось в сознании, интересах, установках и ценностях россиян; как соотносятся устоявшиеся традиции и стереотипы мышления и поведения с формирующимися новыми идеями, стереотипами и стилем поведения. Существует ли конфликт между ними или они трансформируются достаточно спокойно, толерантно.

В начале определимся, что такое политическая толерантность. Толерантность или терпимость связана с такими человеческими качествами как смирение, уважение, снисходительность, способность к компромиссам, великодушие и спокойствие.

Нетерпимость, напротив, проявляется в запальчивости, опрометчивости, требовательности, непостоянстве и других действиях, которые носят оттенок непродуманности, импульсивности и незрелости.

В последние годы мы все чаще сталкиваемся с проявлением политической нетерпимости.

Так как, политическая культура представляет собой составную часть общей культуры и включает в себя политико-мировоззренческие ценности и представления людей о политике, власти, стиле поведения и участия в политических событиях, а также накопленный политический опыт, то мы и обратимся к основным показателям политической культуры российского общества., чтобы определить что стало основой политической нетерпимости и есть ли возможности сформировать базовые ценности для толерантного политического взаимодействия разных слоев населения РФ на современном этапе.

Среди ценностей, которые могли бы объединить население страны в целом, доминирующими являются «законность» и «порядок».

Из этих данных следует, несмотря на то, что между старшим, средним и молодым поколениями имеются значительные расхождения в оценочных суждениях, социокультурный мир России «не распался». Хотя, надо заметить, в нынешних условиях его единство поддерживается не столько на рациональном уровне (единая идеология, наличие общих целей и интересов), сколько на уровне сопереживаний и образов. Но такое единство достаточно хрупко: оно легче поддерживается, пока общество находится в относительно пассивном состоянии и может рассыпаться под воздействием резких событий.

Правда, в электронном варианте современной популярной «энциклопедии» Википедия (по статистике, данными из неё пользуется большинство учащихся) в статье «Гражданская война в России» уже сказано: «Итогом Гражданской войны стал захват большевиками власти на основной части территории бывшей Российской империи, признание независимости Польши, Литвы, Латвии, Эстонии и Финляндии, а также создание на подконтрольной большевикам территории Российской, Украинской, Белорусской и Закавказской советских республик, 30 декабря 1922 года подписавших договор об образовании СССР. Около 2 млн. человек, не разделявших взглядов новой власти, предпочло покинуть страну (см. Белая эмиграция)». Это предложение содержит как отрицательные, так и положительные результаты, которые даны здесь нерачленённо. (Может, это новая форма выражения «объективности»?) [http://ru.wikipedia.org/wiki]. И всё же в завершение Введения составители сетуют: «Несмотря на отступление и эвакуацию Белых армий из России как результат непосредственно боевых действий Гражданской войны, в исторической перспективе Белое движение не потерпело поражения: оказавшись в изгнании, оно продолжило вести борьбу против большевизма как в советской России, так и за её пределами, ссылаясь на: Кирмель Н. С. Белогвардейские спецслужбы в Гражданской войне. 1918—1922 гг. Монография — М.: Кучково поле, 2008. — 512 с. ISBN 978-5-9950-0020-4, стр. 9—10. На протяжении всей пространной тематической статьи даны развёрнутые ссылки на мемуары белогвардейских офицеров Врангеля, Деникина и др. Из 90 сносок примечаний примерно 33 комментария посвящены белому движению, из 11 источников – 5 касаются «белых».

В сборнике научных статей, посвящённых 100-летию со дня рождения А.А.Фадеева, мы сделали обзор школьных учебников истории и литературы, посвящённых оценке Октябрьской революции и Гражданской войны. [Панченко Т.Ф. А.А.Фадеев в школе: анализ методических пособии учебников // Творчество А.А.Фадеева в контексте русской литературы ХХ века: Материалы юбилейной научной конференции, посвящённой 100-летию со дня рождения А.А.Фадеева (Владивосток, сентябрь 2001) – Владивосток: Изд-во Дальневост.ун-та, 2002. – 208 с. С.116-124.] Позже появились новые концептуальные исследования, заслуживающие внимания.

Профессор МГУ им. М.В. Ломоносова М.М.Голубков своё учебное пособие для студентов-филологов, преподавателей вузов, школ, гимназий и лицеев прямо называет «Русская литература ХХ века: После раскола». Раскол – это Октябрьская революция, разделившая некогда единую литературу великой империи на три подсистемы: метрополию, потаённую литературу и диаспору: «История русской культуры ХХ века – это история бесконечных внутренних расколов некогда единого национального культурного организма»; «Отказ от прошлого опыта, вылившийся в принципиальный разрыв советской литературы и в первую очередь литературы социалистического реализма с предшествующей гуманистической традицией, утверждённой XIX в. Именно в результате этого отказа от прошлого культурного опыта концепция революции, разрушительная и утверждающая насилие в отношении и отдельной личности, и общественных классов, и общества в целом, была принята абсолютным большинством советских художников» [Голубков М.М. Русская литература ХХ в.: После раскола: Уч.пособие для вузов. – М.: Аспект Пресс, 2001. – 267 с. С.12.]

Думается, автор сам себе противоречит, поскольку в дальнейших рассуждениях, подробно, во всех сложностях анализируя эволюцию национального самосознания, показывая внутреннюю диалогичность и противоречивость русской культуры, с одной стороны опирающейся на традиции Европы (с Петровских времён), с другой – преломляющей всё по-русски, соединяющей «субъективно-личное» и «соборное», понимая, что «все сложнейшие процессы русской жизни…не исчерпываются всего лишь взаимной аннигиляцией двух противопоставленных слоёв национальной культуры» (с.70), он пишет, что в литературе ХХ века «погублена», прервана идея свободной, суверенной личности, индивидуума, а победила идея «массы». Общинность, коллективное начало «осталось в литературе советского периода в качестве не единственного, но доминирующего… Эта идея заставила поэта-индивидуалиста В.Маяковского наступать на горло собственной песне во имя атакующего класса, заставила А.Фадеева привести своего героя из романа «Разгром» [речь о Мечике – Т.II] к предательству только потому, что в нем было достаточно индивидуальности, которой он не захотел пожертвовать, растворив её в массе партизан, не понявших и не принявших его». (с.71). Позиция учёного представлена в пособии под редакцией профессора В.В.Агеносова [Русская литература ХХ века.11 кл.: Учеб. для общеобразоват.учеб. заведений. – В 2 ч. Ч.1. / В.В.Агеносов и др.; Под ред. В.В.Агеносова. – М.:Дрофа,1997 –538 с.)], где роман «Разгром» представлен однозначно, как факт литературы «нормативизма», поскольку ему свойствен «антигуманистический пафос насилия над личностью, обществом, желание разрушить весь мир вокруг себя во имя революционного идеала» (с.211). Сюжетно-композиционный анализ текста произведения, напротив, показывает, как нравственно облагораживаются герои, проходя испытание «разгромом»: Иван Морозов (Морозка), ординарец Левинсона из «ослушника», «трепла сучанского» превращается в сознательного бойца, которому не хочется, как раньше, «пугать народ», а жить с мечтой о новом «рае» на земле. Бакланов, Гончаренко, Дубов, Метелица – настоящие народные герои, способные жертвовать собой во имя будущего. Автор обзорной статьи «Литературный процесс 1920-х годов» в этом пособии М.Голубков предлагает сопоставить этику Фадеева и этику Достоевского и делает вывод о том, что Фадеев порывал с гуманистической традицией русского реализма и создал систему, «основанную на жёстко рациональном отношении к человеку и к миру в целом» (214).

Художественное произведения, в сознании автора, выглядит как абсолютно логический акт, осмысленное подчинение государственной идее, ленинской теории «двух культур», приведшей к «огосударствлению» литературы в 20-40 годы ХХ столетия. «Человек массы», действительно, стал новым героем своего времени, но он сохранил в себе традиционные черты лучших героев классической русской литературы, главными из которых являются нонконформизм и максимализм. Поэтому «героем» литературы 20-х годов никак не мог быть Павел Мечик, начавший с предательства любимой «девушки в кудряшках» и завершивший свой путь предателем отряда Левинсона.

В.В.Кожинов [Русская литература ХХ века: Учебное пособие для 11 класса/ Под ред. В.В.Кожинова. – 2-е изд. – М.: ООО «Торгово-издательский дом «Русское слово». РС, 2001. – 592 с.] в «Нескольких вступительных словах» спорит М. Голубковым. Обратившись к мировому опыту, эпохе европейского Ренессанса, он показывает, что «в эпоху грандиозных катаклизмов трагические судьбы неизбежны» (с. 5), что трагический век требует от писателя …настоящего «подвига», который и запечатлевается в художественных произведениях. «И если бы их [писателей – Т.II] жизнь была безоблачной, едва ли могли бы появиться на свет «Гамлет» и Дон Кихот»…(Там же). Подлинное творение искусства никогда не вмещается в политико-идеологические категории… Литература обращена к человеческому…и вселенскому бытию в его целостности (6). Вспомним, что «гора трупов» есть и «Белой гвардии» Булгакова, и в «Тихом Доне» Шолохова… Но отсюда не следует, что эти писатели были непримиримыми «антисоветчиками». Как известно, Булгаков в 1939 г. писал для Художественного театра героическую пьесу о вожде Сталине («Батум»)… если непредвзято воспринимать «Тихий Дон» или «Поднятую целину», становится ясно, что перед нами правдивое и даже беспощадно (ничуть не менее беспощадно, чем в булгаковской «Белой гвардии») правдивое – воссоздание трагедий Гражданской войны и коллективизации (9) «…революция, подобно мифологическому титану Кроносу, пожирает своих детей; это жестокая, но неотменимая правда революции» (11).

Понять русскую литературу ХХ в. (как и культуру в целом) можно только в «большом диалоге», сопоставляя реальную сложность (конкретно-исторические условия) и воссозданную условность (художественные произведения).