Прошли века. Одно поколение сменялось другим, и так на протяжении многих, многих лет 225 со дня основания Нижней Омки и до нашего времени

Прав Ключенко

О том, что мы разучились работать, можно привести немало примеров. Вот один из них, пусть и не свежий. По дороге на Хомутинку почти сразу за мостом через Ачаирку убирали пшеничное поле – 50 – 60 гектаров. Девять самоходок утюжили его неделю – как не побились в такой тесноте. Спросил у мужиков, отвечают, барабаны забиваются. Как будто дикой конопли не было на массивах раньше.

Один год в тот же совхоз «Соловецкий» нагнали тьму комбайнов из районов области. Да, осень была дождливой. Но вот ведь какой парадокс, прикомандированные механизаторы работают мучаются лишь бы скорее домой уехать, а родные соловецкие – по домам сидят. Конечно, не собрали и половины урожая.

Естественно, такое отношение к хлебу Пётр Иванович равнодушно переносить не мог, и не случайно в 70 лет почти каждый год брался за баранку комбайна, который сам и готовил из списанных. Он отлично знал, раньше намолотить за сезон 1000 тонн зерна – не было редкостью. Последние годы и половины не выходит. Техники нагнали много, организовали прямо соревнование, какой совхоз больше выставит комбайнов. Доходило чуть ли не по 70 машин на хозяйство более 500 – на район.

Такое скопление кроме рвачества, ничего не рождает. Гоняют на скоростях самоходки: кто больше, кто быстрее, благо, вес идет бункерный, можно мешать с соломой, сколько захочешь. Получается не поле, а сплошной брак.
Инстинкт самосохранения
Вся семья тогда что-то тащила в дом. Даже немощные старики. Они собирали печерички, крапиву, палки на топливо. Дети – колоски, грибы, ягоды, дикий лук, чеснок, саранки, ловили рыбу. Омка, озёра очень многих выручали. Бывало, семья целое лето жила на пескарях, благо, речку никто тогда не травил, мелочи в ней водилось мною, только бери.

У взрослых и подростков иной промысел. Копают в колхозе картошку – воруют. Не мешками, три – пять, до десятка штук. При случае выбросить не долго. С тока тащат зерно, не имеет значения какое. Тащат в карманах, варежках, извините, в штанах, сапогах. Убирают свёклу – тоже несут. Не от любви к воровству, от великой нужды.

И вот стоит перед судом мать трёх-четырёх детей, на руках которой один-два старика, а впереди беспросветная темнота. Стоит и плачет. На её месте может оказаться подросток, девчонка 16 – 17 лет. Это они кормят армию, города, такие как они. В зависимости от судьи и прокурора – от их настроения, человечности, если хотите, принципиальности – получают или на полную катушку, – пятёрку, или по минимуму совсем почти прощение – два-три года, а то и принудиловку. Их или поймали, или донёс сосед, который утащил меньше, хотя много не воровал никто: в варежке, кармане с тока много не наносишь: пуд-полтора – уже счастье.

Например, в Воскресенке за полведра набранных колосков (не пшеницы) с поля, которое уже запахивалось, Казакову и Кузнецову судили показательным судом в деревне. За пригоршню зерна. Говорят, тогда все молчали. Неправда. Рассказывают, женщины подняли тогда такой вой и крик, что приехавшие сами были не рады. Во всяком случае, не посадили. Но одной присудили 800 рублей штрафа, другой – 400. Денег таких в этих семьях за войну сроду не было.

Через неделю заявился судоисполнитель – платите. Чем? Грозила отсидка, а куда детей? Собрали по крохам со всей деревни. Люди тащили последние рубли – выручили.

Такие примеры можно приводить до бесконечности. Действовал специальный Указ, по которому судили и сажали в тюрьмы, многодетных женщин как-то всё-таки прощали, вернее, старались их не ловить. Действие этого страшного документа испытывали на девушках, подростках.

Апрель 85-го встряхнул основательно всё общество. Прошли съезды народных депутатов, XXVIII – КПСС, крутой перелом налицо. Однако некоторые структурные органы мало перестроились, пересмотрели свои концепции. Раньше запросто можно было отхватить «десятку» за собранные колоски, а нынче? И нынче часто дают срок, когда можно, видимо, не прибегать к такой жесткой мере наказания. Закон? Верно, но наши законы разночтимы. Иному преступнику – за мешок концентратов хватит одного вызова к прокурору – он детям, внукам закажет дотрагиваться до чужого.

Долгие годы избирался заседателем райсуда. И сейчас с горечью вспоминаю некоторые «дела». Вот компромат на 73-летнего лесообъездчика – накормил лошадь овсом, а ещё мешок ему насыпали механизаторы. Конечно, непорядок. Когда поле жёлтое от потерь никого не судят. Мешок зерна для совхозной лошади – государственное преступление. Пора одуматься. Этому старику хватило бы простого разговора, а его в суд.

Я не хочу, чтобы кго-то оставался безнаказанным. Переступил закон – отвечай. Но давайте опять же вначале устранять причины, докопаемся до них, ибо со следствиями этих причин мы никогда не справимся. Стал бы этот дед брать овёс, если бы знал, что его лошадь получит положенный ей корм на законных основаниях? Конечно, нет. Зачем? Но он знал другое ей, совхозной лошади, даже сено не положено. Такая судьба. Мог ли мириться с подобным крестьянин, который с детства запомнил, лошадь – беда и выручка мужика.

Вскоре Япония подписала акт о безоговорочной капитуляции. В это же лето началась демобилизация, пока только старших возрастов – 1889 – 1918 годы. В колхозы и совхозы начали возвращаться оставшиеся в живых. Встреча первых эшелонов была потрясающая. Вагоны буквально заваливали цветами, были митинги, радость, слёзы, крепкие объятия. Солдаты возвращались к мирной жизни.

И уже через год помолодела земля. Начали распахивать залежи, которые запустили и бросили в войну, ремонтировались дома, подворья, фермы, тока, полевые станы. Помолодели и жёны, к которым вернулись мужья – опора семьи. Наконец, хоть они, малая часть, вздохнули свободно. Работали на совесть без всякой погонялки, верили – наступил переломный момент. Не знали, что в следующие два года наступит жестокая засуха, и голод не отступит. Если раньше хлеб подчищали во имя Победы, теперь во имя Большой политики его везли на Запад, в освобождённые страны, кормили чужой народ, оставляя для своего крохи. Опять на трудодень доставались граммы и копейки, а солдаты истирали сапоги, гимнастёрки линяли до дыр не во что было переодеться, что оставалось или продано, или обменено на картошку, или перешито детям.
На доску почёта
Но это всё будет чуть позже. Перед нами другой документ – итоги социалистического соревнования за 1945 год. Областной Совет и областной комитет партии в своём постановлении на Доску почёта заносят 37 передовиков производства из нашего района. Среди них:

Степан Васильевич Гаврилов из колхоза «Красный Восток» – скосил лобогрейкой 120 гектаров зерновых;

Мария Ильинична Герасименко – трактористка Нижнеомской МТС – выработала на СТЗ 320 гектаров мягкой (эталонной) пахоты;

Тракторист Хомутинской МТС Иван Яковлевич Красников – убрал сцепом двух «Сталинцев» 1178 гектаров, сэкономил более трёх тонн горючего;

Отмечались целые коллективы как победители областного социалистического соревнования. По итогам 1946 Нижнеомской МТС присуждается второе место в области, на Доску почёта заносится 31 человек. Среди них: П. И. Ключенко – комбайнёр, Ф. Ф. Ревский – председатель правления колхоза, А. В. Носковец – лобогрейщик из колхоза «Борьба», П. Ф. Кутькина – телятница колхоза «Путь Сталина», М. М. Лиханов – тракторист Хомутинс- кой МТС, М. П. Глебова – доярка колхоза «Октябрь», получила по 2300 килограммов молока от коровы, А. И. Лисина – телятница колхоза «Красные Зори».

Кстати, на Доске почёта из года в год мы видим много фамилий одних и тех же.

Много раз встречаются: П. И. Ключенко, Ф. Ф. Ревский, С. Д. Курносой. Но в 1948 году появляются и новые: Ф. А. Афанасьева – телятница колхоза «Новый путь», А. Т. Куплев механизатор Хомутинской МТС, его коллега И. П. Мальчихин, В. Н. Гавритова – доярка колхоза имени Пугачёва.

В этом же году 24 человека. Вроде меньше. Но зато отмечен в областном постановлении весь район в целом.

Прошло ещё долгих пять лет, пока вернулись почти все солдаты, оставшиеся в живых, которых призывали в 1942 – 43-44 годах. Набирала силу иная война холодная.

Однако почти все эти годы, особенно военные и сразу послевоенные – трудодень отоваривался очень низко. Люди перебивались в основном за счёт личных подворий. Но работали, стоит заметить, от всей души. Расширялись посевы зерновых, масляничных, крупяных культур, расширялись фермы, на которых содержались коровы, овцы, свиньи, птица.

Уже к 1958 году – год реорганизации МТС в ремонтно-тракторные станции и продажи всей техники в колхозы – посевы составляли чуть более 64 тысяч гектаров, сдача хлеба – до 32 тысяч тонн.

Продажа молока, с учётом индивидуального сектора, в это время по району составляла 17889 тонн, мяса 1760 тонн.

Остановимся коротко на хозяйствах. В 1957 году в совхозе «Новотроицкий» урожайность составила 9,3 центнера с гектара, поголовье КРС – 3457, продано 2699 тонн молока, 187 тонн мяса.

«Паутовский» – урожайность 11,9 центнера, КРС – 5347, от коровы получено по 2647 килограммов молока. Государству его продано 4511 тонн, мяса – 316 тонн.

«Некрасовский» – урожайность зерновых 9,9 центнера, КРС – 6262, продано 5147 тонн молока, мяса – 423, зерна – 7975 тонн. От коровы надоено по 2461 килограмму.

К этому времени в районе разворачивается серьёзное строительство в производственной сфере, проявляется малая механизация. Тогда животноводство считалось наиболее приоритетной отраслью. Скот в новых базах поили из автопоилок, ставились транспортёры навозоудаления.

Примерно в эти же годы строятся: Глухониколаевская, Сидоровская, Хортицкая, Зенкульская, Новоивановская восьмилетние школы, реконструированы, по существу, все начальные, колхозы сдавали в эксплуатацию ФАПы, клубы. Радиофицируется большинство сёл.
Багаж села
Оборонная промышленность страны переводилась на мирные рельсы, вернее, какая-то её часть. И в наш район стали поступать более мощные и современные дизельные трактора: ДТ-54, «Беларусь», С-80, пошли самоходные комбайны.

С 1951 года по 57-й по двум зонам Нижнеомской и Хомутинской МТС и части Большереченской (ныне совхозы «Береговой», «Новотроицкий») насчитывалось 52 тракторные бригады, которые располагали 416 тягачами всех марок.

Вишнёвская бригада имела восемь дизелей, из них пять ДТ-54 и три колёсных. По тем временам средняя тракторная бригада или отряд, как ещё называли. В её распоряжении – два комбайна, так вспоминал М. К. Бабицкий.

Бывший бригадир С. П. Мочалов из Денисовки рассказывал: в отряде имелось 11 тракторов. В бригадах колхозов имени Кирова, имени Жданова, «В память Калинина», других крупных хозяйствах насчитывалось от 13 до 17 единиц.

Немалым парком располагали совхозы.

К 1957 году в колхозах насчитывалось 190 – 210 комбайнов, по 3,1 на бригаду. Хватало лафетных жаток.

Багаж немалый, если сравнивать, допустим, с довоенным. Он начал давать результаты, но кому-то в Москве показалось, что мелкотоварные хозяйства не вытащат сельское хозяйство из застоя, догнать, а тем более перегнать Америку с ними невозможно. И Никита Сергеевич Хрущёв начал «великие» преобразования. В его или в чьей-то близкой ему голове зародилась мысль: к 80 году построить в стране основу для перехода к коммунистическому обществу, а без хлеба и при коммунизме придётся очень туго.
Плюсы и минусы
Никита Сергеевич, как известно, был человеком увлекающимся. Увлёкшись какой-то идеей, он уже никого не слушал, шёл напролом. Его заслуги, вполне серьезно, перед сельским хозяйством переоценить нельзя. Особенно первые шаги. Он раскрепостил крестьян, дал паспорта – первые рациональные шаги хрущёвской оттепели. В деревню выделялись крупные ассигнования, силосование кукурузы и подсолнечника – его заслуга, скот стал получать концентраты, фермы начали механизироваться.

Животноводство нарастало высокими темпами, иначе и нельзя было, когда отменили натуральные налоги с колхозников.

Однако кризис нарастал. Быстро стали пустеть полки магазинов а в самом начале 60 – зерно пришлось завозить на Канады и США.

Деньги в сельское хозяйство вкладывали, а отдачи получали мало. У магазинов стали выстраиваться километровые очереди за хлебом, в продовольственных отделах магазинов, кроме ржавой селёдки и плавленного сырка, ничего не стало. Вот тогда и кинулись выправлять положение, но не экономическими методами, а административными. Какие только структуры не создавали, вплоть до сельских обкомов КПСС, а управлений разных видов и не вспомнишь. И все учили крестьян, все следили и контролировали руководили сельским хозяйством, а для отчётов и высокого начальства строили и создавали что-то вроде «потёмкинских деревень» – опорно-показательные хозяйства, обирая остальные колхозы и совхозы.

Ничего не помогало, из США шли грузовые теплоходы с пшеницей и кукурузой, Америка и ещё до десятка стран кормили народ и скотину.

Привлекательной, на первый взгляд, была задумка Никиты Сергеевича (сегодня так в колхозе у Стародубцева – Тульская область) забрать у крестьян коров, чтобы мужик лучше работал на общественном поле. Не подумали только о малости, а что есть станет тот же колхозник, если планы на мясо и молоко под завязку? Заголодал мужик и тронулся из села. (У Стародубцева в магазинах всё есть, только не по государственной цене, а по комиссионным – дорого, свой выращенный бычок, поросёнок обходился куда дешевле).

Серьёзно её, пожалуй, никто и не воспринимал очередная потемкинская деревня для отчёта и начальства. Куда более рьяно занялись реорганизациями. Пошла какая-то административная эпидемия. Решили, что из прорыва должны вывести хозяйства-гиганты. Накрутили им порядочный административный штат, а сверху поставили территориальные производственные управления со своими парткомами, которые, по сути, подчинили, райкомы, а начальник этого монстра стал навроде генерал-губернатор. Он был на подвластном регионе царь и бог. Например, над нашими ещё гремя: Калачинским, Оконешниковским и Горьковским был Г. Васин, секретарь парткома Ф. Фролов.

Сменилась в Кремле власть и опять начали крушить все созданные структуры, на что в стране тратились миллиарды. Стали разукрупнять управления и совхозы, но уже в измельчённых единицах штаты практически сохранились, а если их сокращали, то ненадолго. И опять никакой эффективной отдачи.

Страшно то, что опыт-то ничему не учит. Помните, мы писали о совхозе-гиганте «Козинском», и что из этого вышло. Правильно, кроме колоссальных издержек, ничего не получилось. Ничего не получилось и на этот раз. Крестьянин чуть ли не в массовом порядке стал уходить из села, притом уходили молодые, сильные, предприимчивые. Умный мужик прекрасно видел, не с того конца начинают власти, видел, но голоса был лишён – запуган до невозможности. Он правильно решил, чем продукты: мясо, колбасу, капусту, редьку, свёклу возить из города, лучше самому туда податься.

«Заря социализма» – Нижняя Омка. Плюс «Новая деревня» – Камышинка – получился новый колхоз имени Хрущёва. Центр – Нижняя Омка.

«Новая жизнь» – Воскресенка, плюс имени Димитрова – Вишнёвка – получился имени Димитрова. Центр – Воскресенка.

«Первая пятилетка» – Смирновка, плюс имени Ленина. Центр – Смирновка.

«Зари Сибири» – Кабурлы, плюс «Труд» – Лаврино, плюс «Трудовик» – Беляшово – получился имени Молотова. Центр – Лаврино.

«Украинец» – Придорожное, плюс имени Пугачёва – получился имени Пугачёва. Центр – Пугачёво.

«Борец» – Антоновка, плюс «В память Калинина» – Денисовка получился «В память Калинина». Центр Антоновка.

«Красное знамя», имени Кирова – Глухониколаевка, плюс имени Сталина – Дмитриевка, плюс имени Ворошилова Васильевка получился имени Кирова. Центр Глухониколаевка.

«Октябрь», «Освобождение» – Локти левый и правый берег Омки, плюс «Рабочий путь» – Медвежья Грива – получился имени Жданова. Центр Локти (правый берег).

«В память Ленина» – Соловецк, плюс имени Шевченко – Полтавка, плюс имени Молотова – Михайловка и Чилим – получился «В память Ленина». Центр – Соловецк.

«Борьба» – Киршовка, плюс имени Чапаева – Малая Хомутинка, плюс «Пятилетка» – Усть-Горы – получился имени Маленкова. Центр – Киршовка.

«Первое мая», имени Калинина – два рязанских колхоза объединили с один. Стал он называться имени Калинина.

Имени Тельмана – Журавлёвка, плюс имени Ландмана – Хортицы – получился имени Тельмана. Центр – Хортица.

«Путь к коммунизму» – Сидоровка, плюс имени Калинина – Петровка – получился «Путь к коммунизму». Центр – Сидоровка.

«Парижская коммуна» – Зенкуль, плюс имени Сталина – Михайловка – получился имени Сталина. Центр – Зенкуль.

«Сибиряк» – Бещаул, плюс 10 лет Октября» – Стрижово – получился имени Хрущёва. Центр – Бещаул.

«Заветы Ильича» – Хутора, плюс «Красная заря» – Тунгуслы, плюс «Новый путь» – Старомалиновка – получился «Заветы Ильича». Центр – Хутора.

«Красный путь» – Пустынное, плюс «Красное Знамя» – Борисовка – получился имени Кирова. Центр – Пустынное.

Оставили в старых границах:

имени Пушкина – Виноградовка,

«В память Фрунзе» – Малая Омка,

«Красный Восток» – Нижняя Омка (левый берег),

имени Чкалова – Епанчино,

«Искра коммунизма» – Хомутинка,

«Путь Сталина» – Ситники,

«VII съезд Советов» – Павловка,

имени Ворошилова – Барышники,

имени Андреева – Покровка, Отрадновка,

«15 лет Октября» – Новая Малиновка,

«Большевик» – Николаевка.

Однако настало время Хрущёва с его «размахом». Кружилась голова от мечты строительства хозяйств-гигантов, которые завалят страну хлебом, снимет шляпу знаменитый американский фермер Гарст, с которым Никита Сергеевич в своё время «обменялся визитами». Но колхоз оставался колхозом, оставался в тех же почти тисках бесправия, также вывозилось зерно вплоть до семян, также ему указывали сверху, где, что, когда сеять.

И, если уж говорить по большому счёту, крестьянин в эти годы ещё дальше отошёл от земли, его куда меньше стал интересовать конечный результат, экономическое состояние хозяйства. Дело вот в чём, ему также стали платить на заработанный трудодень, но уже не в зависимости от итогов сельхоз-года, а за проделанную работу. Другими словами, ушли от того, к чему мы призываем нынче – от хозрасчёта. Крестьянин стал получать зарплату не от дохода колхоза, – колоса а... от колеса.

А когда житель деревни получил паспорт, деревни вовсе стали таять на глазах. И уходила в основном молодёжь, хотя кто постарше, продолжали держаться за свои домишки, огороды, подворье. Но тут стали урезать крестьянские хозяйства: «отрезать» огороды, ограничивать в содержании скота... Стали сниматься из села уже семьями.

Всё это отрицательно стало сказываться на экономике. К сожалению, на это не обращали внимания. Решено было, как уже говорилось, поправить дело очередной реорганизацией, которая проводилась с большим шумом и «политическим подъёмом».
Колхозники против
В колхозах-гигантах, порой, отдельная бригада – село, отдалялось от центральных усадеб за 10 – 15 – 20 километров. Следовательно, все службы, которые были нужны каждой деревне, по существу, постоянно оказывались далеко за горизонтом. И вот понеслись курьеры из конца в конец на лошадях, тракторах, автомашинах. Даже иногда не за запчастью, а с каким-то сообщением, информацией, донесением – телефонная связь, как правило, действовала отвратительно, а появившаяся позже радиосвязь «включалась» два раза в сутки. И её ненадёжность была всем известна. Но «сводки» нужны были центру ежедневно...

Руководителей бригад гоже частенько вызывали в «центр». По целым дням производственные участки оставались без присмотра. А без «погонялки» уже давно народ не привык работать, да и какие-то оперативные вопросы не решались. Все это создавало неразбериху. Иного председателя колхоза люди не видели месяцами. Да и не решались социальные проблемы, а их накапливалось всё больше.

Потому колхозники, уже зная к чему приводят все эти «укрупнения», шли на «соединение» очень неохотно. Видели: уходил центр – кончалась деревня. Контора колхоза, сельсовет – судьба каждого жителя населённого пункта, и вот до неё добираться становилось всё сложнее и сложнее. Было правление в родном селе, была какая-то причастность к общему делу, не стало – осиротели.

На общих собраниях при объединении – где быть центру – возникали горячие, часто совсем не парламентские дебаты. Люди спорили до хрипоты. Одну из таких баталий пришлось слышать на объединении трёх колхозов А. А. Ващенко – ныне работнику РАПО. Вот его рассказ.

При объединении сельхозартелей имени Димитрова, имени Пушкина и имени Кагановича (Вишнёвка, Воскресенка, Виноградова, Сергеевка), каждый из выступающих доказывал преимущества своего села, в котором следует быть правлению.

– Мне, – говорил Анатолий Андреевич, – запомнилось три выступления. И. Д. Нарчук из Вишнёвки доказывал, что его деревня на Оми, рядом зарыбленное озеро, село перспективное, по размерам не меньше Воскресенки. На речке Ачаирке общими силами можно поставить гидростанцию. Ф. В. Бородин не менее эмоционально утверждал, что Воскресенка находится тоже на Омке, но зато в центре. Деревня большая, и озеро рядом.

Г. П. Панков не принимал никаких аргументов – правление должно быть в Виноградова, и только. Это действительно центр.

Мысль у каждого была одна: только бы центр остался в их деревне. Много меньше волновало сколько сливается колхозов – это второстепенное.

Имени Димитрова объединил: имени Пушкина, имени Кагановича, в составе четырёх населённых пунктов: Воскресенка, Вишнёвка, Виноградовка, Сергеевка. Центр Воскресенка.

Имени Ленина вобрал в себя имени Хрущёва, и стал в составе четырёх деревень: Нижняя Омка, Смирновка, Ачаирка, Камышинка. Центр – Смирновка.

В колхоз «В память Ленина» вошли: «В память Фрунзе», «Красный Восток» шесть деревень: Соловецк, Полтавка, Чилим, Михайловка, Малая Омка, Нижняя Омка левый берег. Центр – Соловецк.

Имени Калинина объединился с колхозами: «Искра коммунизма», имени Чкалова, в составе населённых пунктов Хомутника, Рязанка, Епанчино. Центр – Хомутника.

В имени Тельмана вошли: «Путь Сталина», «VII съезд Советов»: Хортица, Журавлёвка, Ситники, Павловка. Центр – Хортица.

«Путь к коммунизму» объединил колхозы имени Ворошилова, имени Андреева, «15 лет Октября» в составе деревень: Сидоровка, Покровка, Барышники, Новая Малиновка, Отрадновка. Центр – Сидоровка.

Колхоз «Большевик» собрал под снос крыло: имени Кирова, имени Хрущёва, «Заветы Ильича», «Большевик», то есть населённые пункты – Стрижово, Бещаул, Старая Малиновка, Хутора, Тунгуслы, Борисовка, Пустынное, Николаевка (поистине колхоз-гигант). Центр – Пустынное.

Остались в прежних границах:
имени Пугачёва – Придорожное, Пугачёво,

«В память Калинина» – Антоновка, Денисовка,

имени Жданова Локти (левый и правый берег), Медвежья Грива,

имени Кирова – Глухониколаевка, Васильевка, Дмитриевка,

имени Маленкова – Киршовка, Малая Хомутинка, Усть-Горы,

имени Молотова – переименован в «40 лет Октября» – Кабурлы, Лаврино, Беляшово,

имени Сталина – Зенкуль, Михайловка.
В июне 1960 года произойдёт по «инициативе» председателя правления сельхозартели «В память Калинина» Дмитрия Евдокимовича Дарико последнее укрупнение в районе. Правда, только одного этого хозяйства. Собрание представителей (делегаций) проходило на полевом стане (где больше можно было собраться в таком количестве) в Пугачёво. Под давлением сверху в Антоновское хозяйство вошли: «В память Калинина», имени Пугачёва, «40 лет Октября», «имени Ленина» – Антоновка, Денисовка, Пугачёво, Придорожное, Лаврино, Кабурлы, Камышинка, Смирновка.

«Инициатор» же даже отказался войти в состав правления нового объединения, сославшись на болезнь – сделал категорический самоотвод, как вспомнили очевидцы. Председателем избирается начальник районной сельхозинспекции Алексей Александрович Похитайло.

Вот такой пример головотяпства – иначе не назовёшь. Смотрите, раньше, до объединения было на этой территории минимум два крепких хозяйства со своими сложившимися традициями и укладом. Они давали немало продукции. Всё развалили в один день.

До марта 1961 года (нынешние, совхозы «Новотроицкий» и «Береговой» пока оставим в стороне) в районе функционировало четыре колхоза: «В память Калинина», имени Кирова, и «В память Ленина», имени Жданова – председатели правления соответственно: А. А. Похитайло, А. X. Верещак, В. С. Дружинин, Г.Р. Кучинский.

С их укрупнением началась иная перетасовка – крестьянина одним росчерком пера делали рабочим. Другими словами из колхозов стали создавать совхозы – с марта 1957 года. Диву даёшься, кооператив становится государственным предприятием. Ничего особенного? Правильно, если не обращать внимания на нашу юридическую безграмотность.

Всё колхозное состояние – по политэкономии неделимые фонды – собственность кооперации, то есть людей, кто числился членом сельхозартели. От болта до трактора государство должно было всё это выкупить, а деньги раздать кооператорам. И ради бога, можешь заводить здесь совхоз – земля твоя.

В годы коллективизации крестьяне сводили на общественный двор лошадей, коров, овец, свозили технику. И всё, что в колхозе принадлежит им, так как сделано или их руками, или на их средства. На протяжении четверти века существования колхозов они приумножили все богатства. Даже трактор в 1958 году выкупили у государства.

Могут сказать, колхозы были в долгах. Верно.

Но кто их довёл до такой жизни? Раз. Были колхозы и не обременены особенно ими. Два. Короче, крестьянин обратно не получил даже ту лошадь, которую когда-то увёл (имеется в виду её стоимость). Как и при коллективизации забрали всё, ничего не дав взамен.

Однако трагедия в другом. Коснулся вопрос о пенсиях. Рабочему совхоза говорят, у тебя для этого нет стажа. Как же, возмущается он, я 30 лет в колхозе спину гнул. Колхозникам пенсия не положена, значит, колхозный стаж в зачёт не идет. Будем платить по возрасту – рублей 30 в месяц. Выходило, по рублю за год работы в колхозе. Собирали справки, искали свидетелей, чтобы подтвердили – действительно, работал. Вот такая форма издевательства. И крестьянин, который всю жизнь кормил страну, оказался под старость, по существу, без всякой материальной поддержки. А ведь у него никаких сбережений или богатств – одна коровёнка во дворе, да пара овец. С чем пришёл в колхоз, с тем и остался.

Ещё хуже было тем, кто при реорганизации колхоза уже не работал. Его зачислили вроде в разряд тунеядцев. На хлеб им, правда, чёрный, с 1960 года начали выдавать пособие (изощрённее кощунства не придумаешь) из районного бюджета: по 8 руб. 50 копеек, через десять лет увеличили подачку до 12 рублей 50 копеек. Старик без поддержки родных: иди и умирай или проси милостыню.

Тот же, кто по состоянию здоровья год-два работал не на поле или ферме, а например, техничкой сельского клуба, ФАПа и сейчас не может восстановить свой трудовой стаж, и вообще ни копейки не получает.

Справедливо ли всё это было в нашем обществе, причём здесь живой человек, если, начиная с 1930 года, в сельском хозяйстве происходило вообще что-то дикое для цивилизованного мира. Как говорят, нагородили, и сейчас ещё не могут разобраться.

Мне пришлось однажды вести полемику по этим вопросам с бывшим вторым секретарём райкома Н. И. Кряквиным. Он старался мне доказать, что колхоз – иная «лавочка». Лавочка, конечно, другая, но строило-то обе одно государство. Ничего не понял Николаи Игнатьевич или не хотел понять. Понять одного, как жить человеку, ставшему немощным, но отдавшему государству все силы и здоровье.
Посланцы города
С колхозами поиграли на совесть. Надо сказать, некоторые крупные хозяйства неплохо начали. Люди стали получать деньги, прибодрились, их раскрепостили, выдав паспорта, стала прибывать техника. Но редко какой из них стал крепкой экономической единицей. Причину мы уже поясняли много раз – никакие «влияния» не помогали. А здесь как раз пришло время обратить начальственный взор на совхозы – нужно было искать выход, чтобы кормить страну. Обращаться к Западу пока не позволяла совесть, оставалась какая-то надежда, что как-то можно выкрутиться.

В мае 1956 года укрупняется «Паутовский». Его соединяют с «Новоивановским». Объединил Паутовку, Любимовку, Баркеевку, Подольск, Новоивановку, Рождественку, Лесную, Новоказаковку. Опять целое государство.

На второй год сливаются «Некрасовский» и «Ситниковский». Центр остаётся в Ситниках, а название получает «Некрасовский» – ещё чья-то причуда. Объединились: Ситники, Некрасовка, Озёрное, Удачное, Семислинка. Позже отошла от «Шутовского» Лесная.

Тут надо сделать небольшое отступление. Сельское хозяйство буксовало. О своём народе особенно никто не беспокоился. На первый план выходила политика. Нужно было доказать странам Восточной Европы, что СССР насытит и их рынок хлебом, мясом, молоком, сырьём. И будут они жить и питаться не хуже, чем их соседи из другого лагеря. Погнали эшелоны за эшелонами. Забирали последнее, и, конечно, понимали, так долго продолжаться не может. Нужны какие-то радикальные меры. Какие? Решили, что в деревне слабые руководящие кадры, действуют нерешительно, не по-революционному, не с классовых позиций. Необходимо направить руководить колхозами, совхозами, МТС пролетарские кадры.

И нахлынула в село армия горожан – 30 тысяч. Отсюда и название – тридцатитысячники. (Первая волна была в 25 тысяч человек, Давыдов из «Поднятой целины» М. Шолохова их представитель).

Из Омска в «В память Калинина» прибыл председательствовать Д. Е. Дарико, имени Димитрова – Решетов, имени Маленкова Софейкин, «Путь к коммунизму» – П. З.  Воронцов и так далее. Какую они могли произвести в селе революцию, если в абсолютном большинстве не знали сельское хозяйство, уклад крестьянина, специфику работы. Начинали, как правило, с копирования руководителей тех предприятий, где работали в Омске. О кооперативной демократии не могло быть и речи, пришли не председатели правлений, а единоличные директора. Наиболее самонадеянные не прислушивались к советам опытных хлеборобов, всё начало решаться не коллективно, не общими собраниями. Хорошо, если попадался умный «посланник», но много ли таких было?

Колхозы «поплыли». Пришлось убирать Решетова, Софейкина, других, чтобы избежать полного развала хозяйства. Короче, из всех горожан остались Дарико и Страусова. Где остальные? Они опять уехали в Омск. Это были гости. У кого в городе не оставалось квартир или они были неважные, за время председательства кое-кто сумел там поставить добротные дома. Другими словами, вместо укрепления колхозов, «горожане» ещё сильнее подорвали их экономику.
Орденоносные
Стабильность председательского корпуса наступила тогда, когда к руководству пришли свои, доморощенные кадры. И надо заметить, дела у них пошли совсем неплохо.

Перед реорганизацией колхозов в совхозы председателям были:

имени Кирова – А. К. Верещак,

«В память Ленина» – В. С. Дружинин,

имени Пугачёва – А. Я. Куликов,

имени Сталина – Ф. Р. Наумов,

имени Маленкова – И. С. Нарчук,

имени Калинина – И. С. Амелин,

имени Хрущёва – А. И. Падерин,

имени Ленина – Ф. Ф. Ревский,

«40 лет Октября» – А. К. Ерёменко,

«Большевик» – Г. А. Неворотов,

имени Тельмана – И. И. Байшев.

Из числа названных руководителей в те годы, получили правительственные награды – ордена Ленина: С. Д. Курносов, Ф. Ф. Ревский, Н. К. Ерёменко, Д. Е. Дарико, директора МТС: С. В. Васильев, В. А. Сорокин.

Среди механизаторов ордена Ленина удостоились: Андрей Трофимович Куклив, Андрей Васильевич Кутейников, Николай Никитович Кутейников – все трое из Воскресенки (так работали люди в этой деревне, которой теперь нет). Василий Семёнович Похабов – из Киршовки, Анастасия Салтыкова из Рязанки, Пётр Иванович Ключенко – из Соловецка, Андрей Давыдович Коженов – из колхоза «Большевик», Степан Кириков – из колхоза имени Ленина, учительница из Хомутники Екатерина Дмитриевна Волконидина и многие другие.

Бывали и срывы. Но не только в колхозах. В этом же году ушло под снег 18 тысяч гектаров зерновых. Обмолотить валки не дали дожди – отдельные массивы были затоплены водой. Пришлось собирать урожай весной. В Медвежьей Гриве, например, на круг обходилось по 20 центнеров. Вот такой вырастили хлеб.

И тут возникает вопрос: кто выиграл от реорганизации? Опять распотрошили устоявшиеся хозяйства, опять миллиардные убытки от всех этих мероприятий. Опять всё приходилось начинать с нуля – всю структуру руководства. С первых ролей ушли многие отличные руководители. Крестьян всё дальше оттесняли от земли, хотя они на ней продолжали работать.

На экономике колхозов сказывался диктат сверху. Районные, областные руководители никак не хотели уходить от рапортомании, показухи, звонких фраз. Например, в засушливые, неурожайные годы из колхозных закромов выгребали буквально весь хлеб. Сталинские времена вроде прошли, а методы остались. Под метёлку выбирали даже семена и только с одной целью: рапортовать – план выполнен. А чтобы после этого, не дай бог, не осталось хлеба на токах, придумали «обязательства», да ещё повышенные.

В следующую весну, часто по грязи, завозили опять зерно на семена. Никто его как следует не подрабатывал, ни о какой классности не велось и речи. А крестьянин знал, семена – половина урожая. Что посеешь, то и пожнёшь. Всю зиму опять же с государственного элеватора возили комбикорма, то есть без работы не сидели, затраты на транспорт не считали и переливали из пустого в порожнее. Зато цифры, «наверх» выглядели довольно солидно. За них и ордена пристёгивали, не обращая никакого внимания на экономическое положение хозяйства.

А оно было незавидным. Смотрите, из колхоза увозили всю пшеницу, следом давали «ссуду» на зерно. Другими словами, колхозу его же хлеб давали взаймы до нового урожая, но уже дороже. Теперь осенью он сдавал и план, и рассчитывался со ссудой. Кстати, в первую очередь. Пока всю не вывезет, счёт нового плана не открывался. И этой закабалённости не видно было конца. Долго росли. Подобное продолжается.

Хуже того, председателей толкали на преступления. Вызывали в район и заставляли, чтобы он подал документ, сколько зерна осталось в хозяйстве для животноводства. Цифру называли. Опять для рапорта. На току и складах хоть шаром покати, а в отчётах скоту за зиму не съесть. Правда, чтобы животноводство давало продукцию, тут же председателю вручали наряд на вывозку зерна для своих нужд с элеваторов. Всё считалось нормальным, у всех глаза светились высокой нравственностью. Терпеть оставалось одному крестьянину.

Смотрел он на эти игры и отлично понимал, не о богатстве пекутся в районе, области, другое их занимает – создание видимости благополучия и процветания деревни, высокая отдача колхозов и совхозов. Естественно, у него терялся всякий общественный интерес и прорезался свой, личный, часто рваческий, эгоистичный. Крестьянину стало ясно: его судьба никому не нужна, надо заботиться о себе самому, иначе по миру пойдёшь.

Культура земледелия была никуда не годной – её, строго говоря, вообще не было. Севообороты не осваивались, совершенно запущено семеноводство. В колхозах остро не хватало техники – МТСы тракторы выделяли по своему интересу, закабаляя колхозы ещё больше. Платили за хлеб мизер – где-то по нынешним деньгам по 5 – 6 рублей за центнер пшеницы. Однако в Москве решили, пусть пока в колхозах попашут на быках, а армию тракторов бросим на освоение целины.

С докладом на пленуме выступил Н. С. Хрущёв. Задача была поставлена конкретной: распахать всё, что можно только пахать. Началась эта работа и в нашем районе. Если в 1958 году посевы зерновых составляли 64 тысячи гектаров, то через год увеличились до 81 тысячи, а ещё через два года до 84187 гектаров.

Слов нет, производство хлеба стало расти. Медленно, но расти. Например, в 1958 году продано государству 32689 тонн хлеба, на следующий – 34419 тонн. Но... не меньше наделали бед. Пласт поднимали там, где крестьянин сроду не пахал. Лучше на таких массивах пасти скот, брать сено. Площади увеличились, гектар производительнее не стал.

Подпахали к самым озёркам, болотам – они теперь пересохли, перепахали к урезу речки – обмелела. В добрый год многие площади использовали, в «мокрый» на такой целине стояла до июля вода, она становилась непроходимой. После веселья и звонких рапортов пришли слёзы. Планы по зерну давались на всю пашню, но какая-то часть просто вышла из севооборота, другая ничего не рожала – солонцы. И в среднем гектар стал малоплодородным, хотя основной массив не снизил своего потенциала. Слишком много числилось пашни.

Конечно, какую-то часть залежей – откуда у нас возьмётся добрая пашня – надо было вводить в севооборот. В каком-то колхозе сто гектаров, в другом 50 – 70, но не больше. Однако за три года по району набрали более 20 тысяч. Чтобы не отстать от соседей, отрапортовать, а то и дырку в лацкане для ордена прокрутить.

Дело дошло до абсурда. Где-то лет десять назад пришлось «искать», пары в «Некрасовском». По отчёту они были, а в натуре – где-то гектар к тысяче не могли нам показать. Выяснилось, часть полей, так начинаемой пашни, каждую всему заливало водой, стояла она там долго. В большинстве сезонов сев на ней исключался – не заедешь в солонцы. Но план сева доводился, сеяли, там, где можно было сеять. А как с парами, как с элементом повышения плодородия почвы, которые входят в севооборот? На них ведь тоже план дают. Вот из года в год и считались парами эти заболоченные земли.

Кого, спрашивается, обманывали? На бумаге есть пары, на деле – нет их. Значит, нет и севооборотов.

Правило у нас какое – сразу сдавать зерно. И везут, не очищенное и не просушенное себе в убыток, хоть бы отходы оставались дома. И вот складывается такая ситуация, грузовики уходят с хлебом на пять – шесть часов, а иногда и сутки в очереди ждут, а комбайны в поле стоят – не на чем отвозить намолот.

Свой пункт снял многие проблемы. Главное – снизились потери зерна. Надо учитывать и то, что токовое хозяйство района было слабым – ни метра асфальта. Казалось бы, предприятие будет расти, совершенствоваться. Не тут-то было. Самостоятельный пункт делают филиалом Калачинского элеватора. Посёлок стал хиреть. Если что-то на предприятии и менялось в лучшую сторону, то о социальной стороне рабочих совершенно забыли. А ведь к тому времени здесь сложился стабильный коллектив. Ветеранами производства стали: М. И. Щербакова, А. Н. Пичугина, Р. Т. Ромашко, С. П. Пичугин, А. Е. Андринский, другие товарищи.

Для сведения можно добавить. На год позже – в 1956 в райцентре была организована пожарная часть. Штатным работником был только её начальник А.Г. Шестернин. Стояла пожарная машина на шасси ЗИС-5. Дежурили по распоряжению райисполкома шофера организации Нижней Омки.

Нынешних три совхоза. Можно было грамотно и оперативно управлять таким хозяйством, если у отделений никакой автономии, каждую мелочь надо согласовывать с центральной конторой, минимум с главными специалистами? Зато – какой гигант. Перед областью и Москвой не стыдно.

Одновременно в «Некрасовский» вошли колхозы имени Тельмана и «Путь к коммунизму». Объединяют: Семислинку, Некрасовку, Журавлёвку, Хортицы, Удачное, Озёрное, Ситники (старые), Сидоровку, Покровку, Отрадновку, Барышники, Новую Малиновку, Павловку. Центр – Ситники. Директор – Дмитрий Васильевич Егоров.

Значительно расширяет свои границы «Паутовский», забрав под своё крыло колхоз имени Сталина, прихватив Беляшово из «40 лет Октября». В него вошли: Паутовка, Любимовка, Баркеевка, Подольск, Новая Ивановка, Новая Казаковка, Лесная, Рождественка, Зенкуль, Михайловка, Беляшово. Директором стал секретарь обкома комсомола, наш земляк Евгений Дмитриевич Похитайло.

С ликвидацией колхозов вся сельхозтехника, животноводство безвозмездно передавались совхозам – 22 тракторные бригады, тысячи голов скота, постройки, оборудование, средства. Весь управленческий аппарат МТС оставался в «Хомутинском». Ходить далеко не пришлось — контора осталась прежней.
Автопредприятие
Летом 1958 года для обслуживания сельхозпредприятий района из Калачинской автобазы выделяется колонна из 34 автомашин: 17 – ГАЗ-51, 17 – ЗИС-5. Её возглавил Николай Степанович Платов. Контора располагается в бывшей конторе колхоза имени Хрущёва. Рядом парк – это недалеко от нынешнего центра «Нижнеомского».

В 1959 на базе колонны организуется Нижнеомское автопредприятие: АТП-28. В этом же году началось строительство базы – там, где она и нынче. Начали с конторы, диспетчерской, мастерской, складов. Первым начальником стал Проскурин, потом А. С. Коробков... Шли годы, укреплялась база, пополнялся парк – вырастал до полутора сотен автомашин. Правда, автомашины были маломощные, но на них ставили седельные прицепы, грузоподъёмность увеличивалась почти в два раза. Вот такие цифры: если в первые годы делали семь миллионов тонно-километров, то сегодня они в четыре с лишним раза выше. В коллективе есть свои ветераны: М. Н. Видюк, В. В. Русанов, братья Вяткины, И. П. Ярков, Д И. Ведмедь, А. И. Дубинин, другие товарищи.

С окончанием строительства электролинии, протяжённостью 45 километров, трансформаторной подстанции, началась прокладка её дальше по совхозам. На начало 1965 года 40 населённых пунктов было электрифицировано, а к 1971 район «засветился» полностью. Последними подключили к государственной сети Радищево и Мещерку.

Отлично! Только вот умны мы задним числом. Через короткое время своих автономных электростанций не стало – дизельный двигатель, плюс генератор. Их растащили, разбили, разорили. Теперь стало не редкостью, когда из-за не поступления энергии скот остаётся недоенным и непоенным. Совхозы несут колоссальные убытки.

Но вернёмся к теме. Для обслуживания электросетей и подстанций в Нижней Омке создаётся участок, который возглавил А. Г. Шестернин, а в 1969 году он выделяется из Калачинских электросетей и становится самостоятельным.

Сегодня протяжённость всех линий электропередач составляет 1114 километров, 85 километров – высокого напряжения. Долгие годы базой РЭС был один вагончик: контора, диспетчерский пункт, гараж для машин сделали из камышита. Сейчас это крупное обслуживающее предприятие. Имеет базу, 10 автомашин, пять тракторов. Подстанции построены на Паутовском, Хортицком, Береговском, Нижнеомском участках. Коллектив насчитывает 47 человек. Здесь имеются свои передовики производства: Е. П. Куликов, В. И. Русанов, Ф. Л. Воронков, В. Розенберг, А. Брак, А. Беккель, Н. Ячменёв.

В 1964 году в районе создаётся энергосбыт – по учёту и контролю за потреблением электроэнергии, возглавляет его А. Воронков.

Пусть читатель нас простит за повторы всех этих «укрупнений», «реорганизаций», «объединений». Но такова была жизнь, наша история и нам хочется донести её и до молодёжи, которая не узнает всех этих потрясений общества, шараханий из стороны в сторону, этой беспомощности наладить сельское хозяйство, создать изобилие, накормить страну. Они, эти термины, к сожалению, будут повторяться. Будет сделан задний ход, когда власти поймут, что и гиганты не оправдали себя. Пока же их создавали.

Однако в апреле 1960 года колхоз «Большевик» вошёл в совхоз «Новотроицкий», который объединил: Новотроицк, Воскресенку, Петропавловку, Николаевку, Чёрный Куст, Пустынное, Хутора, Тунгуслы, Борисовку, Старую Малиновку, Бещаул, Стрижево. В этом же году на базе Большереченской МТС создаётся совхоз «Копьевский». Центр из Радищево переносится в Камкурск. Туда же отошла и Мещерка.

В марте 1961 года проходит в районе последний завершающий этап реорганизации колхозов в совхозы.

На базе Нижнеомской РТС из четырёх колхозов «В память Ленина», «В память Калинина», имени Жданова, имени Кирова создаётся совхоз «Нижнеомский», пожалуй, самый крупный в нашем регионе. Он вобрал в себя: Антоновку – центр, Денисовку, Глухониколаевку, оба села Локти, Медвежью Гриву, Дмитриевку, Чилим, Михайловку, Полтавку, Соловецк, Малую Омку, Красный Восток, Смирновку, Нижнюю Омку, Камышинку, Придорожное, Лаврино, Кабурлы, Пугачёво, Васильевку, Измайловку, Сахалин – последние две деревни отошли от Калачинского района.

Директором стал председатель райисполкома Иван Петрович Павленко, главным агрономом – председатель колхоза «В память Калинина» А. А. Похитайло, главным инженером – директор РТС С. В. Васильев. Ремонтно-техническая станция упраздняется.

В марте этого же года председателем райисполкома кооптируется Прасковья Григорьевна Минаева, зоотехник по образованию. А через год она избирается первым секретарём районного комитета I партии. Её место занимает второй секретарь райкома В. В. Ермолаев. Оба на этих должностях работали до упразднения района.

В 1962 году по просьбе рабочих «Нижнеомский» стал называться совхозом имени Петра Ильичёва – уроженца сел Пугачёво, Героя Советского Союза.

Таким образом, до начала 1962 года в районе было пять совхозов: «Хомутинский», имени Петра Ильичёва, «Паутовский», «Некрасовский», «Новотроицкий».

Район ликвидируется
Экспериментов над совхозами и колхозами, видимо, показалось мало. Начинаются эксперименты над районами. Очень уж хотелось, чтобы хлебные магазины не пустовали, хотя бы изредка на прилавках появлялось мясо и масло. А дело шло именно к этому. За хлебом начали устраиваться очереди с вечера, чтобы курить буханку утром. Одновременно с Канадой велись переговоры по закупке муки.

Создавались территориально-производственные управления – десять в области. Наш район вошёл в Калачинский – мы уже об этом писали. Но год с момента их создания район ещё функционировал, только упразднили газету «Сибирский труженик». В ноябре 1902 года район упраздняется и присоединяется к Горьковскому, начальник управления – Е. П. Прилепко, секретарь парткома – П. Г. Минаева, председатель РИК – Е. Е. Цветков.

К декабрю, по существу, всё имущество, документы, архивные материалы были переданы в Горьковское, отделы и учреждения прекратили своё существование. В Нижней Омке остались функционировать как филиалы: комбинаты бытового обслуживания, коммунальных предприятий, заготконтора, «Союзпечать», ветлечебница, участок энергосетей. Госбанк, аптека, связь, автохозяйство, дорожный участок госдороги.

Начали разъезжаться и люди. В бывшем райцентре прекратилось какое-либо строительство. Село стало пустеть. Слова П. Г. Минаевой «Я из Нижней Омки сделаю аул» постепенно стали сбываться. Они были высказаны на сходе граждан села.

В это же примерно время рождается «гениальная» мысль о неперспективных деревнях. Начинается концентрация населения, ставки делаются на агрогородки. Рождается идея вести сельское хозяйство «вахтовым методом», а в центре люди должны жить чуть ли не в высотных домах, рядом с мощным культурным, спортивным, торговым центрами. Скот-то у крестьянина всё равно решено было ликвидировать, чтобы он после восьмичасового рабочего дня мог отдыхать и развлекаться. Правда, вслух не добавляли, что Америка нас прокормит.
Вредная утопия
Французские, и не только они, социалисты-утописты выдвигали немало «прогрессивных» идей построения нового общества, при котором не будет ни бедных, ни богатых.

К счастью, их идеи так и остались на бумаге, никому никакого вреда они не нанесли. Но хрущёвская утопия о построении коммунизма и централизации сельского хозяйства серьёзно ударила и по деревне, и по крестьянину – она, кстати, долго поддерживалась и при другом генсеке.

Речь о неперспективных сёлах.

Укрупняли совхозы, районы, колхозы, одновременно в глубинке начали сворачивать производство. Сворачивать с единой целью, чтобы люди переезжали на центральные усадьбы. Закрывались школы, ФАПы. И здесь расчёты не оправдались, так как они рождались в высоких кабинетах, с народом никто не советовался, не знал о чём думает сельчанин. Люди поехали в основном не в центры совхозов, а по городам. Наиболее предприимчивые и молодые. В деревнях оставались по большей части нетрудоспособные. И вот какая из этого прожектерства получилась картина.

Не считая ряда небольших населённых пунктов (Галанино, Новая Деревня, выселок из Беляшово, Теренкуль, Малиновка), которые распались ещё в годы коллективизации, остальные погибли только из-за волевых решений. Проще сказать, их просто ликвидировали.

Для памяти живущих и будущих поколений вымершие по злой воле сёла, мы перечислим поимённо. Начнём с села, которое погибало долго и мучительно.