в рамках из раковин и даже на иерея в муаровой рясе. «Не до религии
нам, свиньям!» — подумал он и, как бы оправдываясь перед кем-то,
грубо прибавил:
— Поживи-ка у деревни, — похлебай-ка кислых щей!
Косясь на иерея, он
чувствовал, что все сомнительно... даже,
кажется, и обычное благоговение его к этому иерею... сомнительно
и не продумано. Если подумать хорошенько... Но тут он поспешил
перевести взгляд на Московский кремль.
— Срам сказать, — пробормотал он. — В Москве сроду не
бывал! Да, не бывал. А почему? Кабаны не велят! То торгашество не
пускало, то постоялый двор, то кабак. Теперь вот не пускают жере
бец, кабаны. Да что — Москва! В березовый лесишко, что за шоссе,
и то десять лет напрасно прособирался. Все надеялся как-нибудь
урвать свободный вечерок,
захватить с собой ковер, самовар, поси
деть на траве, в прохладе, в зелени — да так и не урвал... Как вода
меж пальцев, скользят дни, опомниться не успел — пятьдесят стук
нуло, вот-вот и конец всему, а давно ли, кажись, без порток бегал?
Прямо вчера!
Неподвижно смотрели лица из рамок-раковинок.
Вот на полу (посреди густой ржи) лежат двое — сам Тихон
Ильич и молодой купец Ростовцев — и
держат в руках стаканы,
ровно до половины налитые темным пивом... Какая дружба завяза
лась было между Ростовцевым и Тихоном Ильичем! Как запомнился
тот серый масленичный день, когда снимались! Но в каком году это
было? Куца исчез Ростовцев? Теперь нет даже уверенности, жив он
или нет... Смеркалось, гряды сплошных облаков синели, холодели,
дышали зимою. Грязь густела. Спровадив Макарку, Тихон Ильич
потопал озябшими ногами по крыльцу и пошел в горницу. Там он,
не раздеваясь, сел
на стул возле окошка, закурил и опять задумался.
Вспомнились лето, бунт, молодая, брат, жена... и то, что еще до
сих пор не платил по квиткам за рабочую пору. Был у него обычай
затягивать платежи. Девки и ребята, ходившие к нему на поденщину,
по целым дням стояли осенью у его порога, жаловались на самые
крайние нужды, раздражались, говорили иногда дерзости. Но он был
непреклонен. Он кричал,
призывая Бога во свидетели, что у него
«во всем доме две трынки, хоть обыщи» — и вывертывал карманы,
кошелек, в притворном бешенстве плевал, как бы пораженный недо
верием, «бессовестностью» просителей... И нехорошим показался
70
ему этот обычай теперь. Беспощадно строг, холоден был он с женой,
чужд ей на редкость.
И вдруг и это поразило его: боже мой, да ведь он даже понятия
не имеет, что она за человек! Чем она жила, что думала, что чувст
вовала все эти долгие годы, прожитые с ним в непрестанных забо
тах? Он кинул папиросу, закурил другую... Ух, и умен,
эта бестия,
Макарка! А раз умен, разве не может он предугадать — кого, что
и когда ждет! Его же, Тихона Ильича, ждет непременно что-нибудь
скверное. Ведь уже не молоденький! Сколько его сверстников на том
свете! А от смерти да старости — спасенья нет. Не спасли бы и дети.
И детей бы он не знал, и детям был бы чужой, как чужд он всем близ
ким — и живым, и умершим. Народу на свете — как звезд на небе;
но так коротка жизнь, так быстро растут, мужают и умирают люди,
так мало знают друг друга и так быстро забывают все пережитое,
что с ума сойдешь, если вдумаешься хорошенько!
Вот он давеча про
себя сказал: мою жизнь описать следует... — А что описывать-то?
Нечего. Нечего или не стоит. Ведь он сам почти ничего не помнит из
этой жизни.
Совсем, например, забыл детство: так, мерещится порой день
какой-нибудь летний, какой-нибудь случай, какой-нибудь свер
стник... Кошку чью-то опалил однажды — секли. Плетку со сви
стулькой подарили — и несказанно обрадовали. Пьяный отец подо
звал как-то — ласково, с грустью в голосе: — Поди ко мне, Тиша,
поди, родной! — И неожиданно сгреб за волосы...
Если б жив был
теперь шибай Илья Миронов, Тихон Ильич кормил бы старика из
милости и не знал бы, едва замечал его. Ведь было же так с матерью,
спроси его теперь: помнишь мать? — и он ответит: помню какую-
то гнутую старуху...
навоз сушила, печку топила, тайком пила, вор
чала. .. И больше ничего*.
Задание 4
Охарактеризуйте тип личности и тип старости героини рас
сказа Т. Толстой «Милая Шура», обоснуйте свое мнение ссылками
на текст.
В первый раз Александра Эрнестовна прошла мимо меня ранним
утром, вся залитая розовым московским солнцем. Чулки спущены,
*
Достарыңызбен бөлісу: