Путь разума в поисках истины

1. Натурализм.

Другой стороной натурализма является обоготворение природы, ее сил и явлений, в конечном счете, обоготворение самого человека. Этот характер язычества ясно отмечает св. апостол Павел, говоря, что язычники “заменили истину Божию ложью и поклонялись и служили твари вместо Творца” (Рим. 1:25). Даже в лице лучших своих представителей, языческий мир не мог преодолеть натурализма. Философские системы языческой древности не содержали в себе достаточной силы, чтобы окончательно порвать с натурализмом, душа язычника не могла “вырваться из рокового воспаленного круга бывания, чтобы достичь чистого бытия.” [7]

Однако идеал натуралистического язычества — максимум наслаждений и минимум труда, более чем призрачен. Не говоря уже о его мимолетности и безусловном конце для каждого человека и его зависимости от множества разного рода обстоятельств в течение жизни, наслаждение, ставшее целью жизни, по самой природе человека не может доставить ему безусловного блага. Страсти ненасытны и, будучи удовлетворяемы, растут, требуя все новых наслаждений, в том числе и противоестественных. Разлагая душу, они делают ее эгоистичной, гордой, бесчувственной, не способной ни к любви, ни к радости, ни тем более к духовным переживаниям. Идеал аскариды превращает человека в труп прежде смерти тела. О таковых Господь сказал Своему ученику: “Предоставь мертвым погребать своих мертвецов” (Мф. 8:22). До каких мерзостей при этом может дойти человек-язычник, ярко показал, например, апостол Павел в послании к Римлянам (гл. 1).

Один из последовательных критиков христианства Дж. Робертсон признает, что языческие культы были проникнуты “духом сексуализма.” [8] Не случайно, Антисфен, друг Сократа, восклицал: “Если бы только я мог поймать Афродиту! Метательным копьем пронзил бы я ее за то, что она соблазнила у нас стольких почтенных и прекрасных женщин.” [9]

Соблазнительные и прямо развратные формы культа нередко являлись неотъемлемой частью язычества. Плутарх, например, считал “грязные” слова и такие же ритуальные действия средствами задобрить, удовлетворить демонов. Неоплатонический автор трактата “О языческих мистериях” пошел дальше — до идеализации культа фалла. [10] Храмы служили местом для любовных интриг, и, как говорит Минуций Феликс, блуд в языческих храмах развивался свободнее, чем в открытых публичных домах. [11] Лукиан упоминает об одной позорной похвале педерастии, которая произносилась в форме речи в храмах во время богослужения. Считалось также, что на праздниках Диониса более всего угоден божеству тот, кто больше всех выпьет. [12] У Теренция читаем, как некий прелюбодей в свое оправдание ссылается на грех Юпитера: “Если так действует бог, — говорит он, — то почему мне, человеку, не действовать так же?” [13]

Не признавая, большей частью, бессмертия души и отрицая всеобщее воскресение, язычество, даже религиозное, окончательно лишает человека реального смысла жизни. Ибо смысл может быть только в жизни, в личной оценке и переживании своих деяний, а не в бесчувствии смерти. Только страхом перед голосом совести и нравственной ответственностью за свои поступки можно объяснить ту слепую, настойчивую веру в свою окончательную смерть (т.е. безнаказанность), в которой убеждает себя язычник. Отсюда и его отчаянное желание “пожить,” “взять от жизни все.” Но мгновение жизни продлить нельзя, и бессмысленная в язычестве трагедия смерти каждый раз развенчивает его близорукость, вскрывая пустоту тех призраков-идолов, которыми живет человек-язычник.

[8] Робертсон Дж. Первоначальное христианство, 1930, с. 64.

[9] Несмелов В.И., проф. Наука о человеке, Казань, 1966, т. 2, с.

[10] См. Н. Арсеньев. В исканиях Абсолютного Бога, с. 37.

[11] М. Феликс. Октавий, 25, русс. пер., М., 1866, с. 89.

[12] Никодим Милаш, еп. Правила Православной Церкви с толков., т. 1, СПб., 1911, с. 152-153.

[13] Фаррар Ф. Первые дни христианства, СПб., 1892, с. 88.

2. Идолопоклонство.

В переносном смысле идолопоклонство это поклонение таким “похотям,” идеям, кумирам и целям в жизни, которые духовно ослепляют, унижают человека, делают его игрушкой собственной страсти. Идолы-страсти бесчисленны. Идея всемирного господства, культ денег, моральной вседозволенности и произвола под личиной свободы и подобные им идолы служат объектами часто гигантских по своим масштабам жертвоприношений [14]. Идолослужением апостол называет, например, страсть к богатству, “любостяжание” (Кол. 3:5), чревоугодие (“их бог — чрево” — Фил. 3:19). Действительно, когда скупой ни о чем не думает, кроме наживы и денег, а честолюбец — ни о чем, кроме славы и почестей, и все свои силы отдают на достижение цели, то они в полном смысле слова являются идолослужителями. Авва Дорофей указывает на три основных идола, которые порождают всех прочих: “Всякий грех происходит или от сластолюбия, или от сребролюбия, или от славолюбия” [15].

Идолом для человека может стать любая страсть: телесная, душевная или духовная. И в этом смысле был прав Тертуллиан, когда писал: “Величайшее злодеяние рода человеческого, заключающее в себя все другие злодеяния, злодеяние, составляющее причину осуждения человека, есть идолопоклонство” [16].

Идолослужителями, т.е. действительными язычниками, могут оказаться люди самых разных мировоззрений и религий: от агностика и атеиста до православного христианина. Ибо верность Богу определяется, в конечном счете, “не словом или языком, но делом и истиною” (1 Ин. 3:18). А Господь предупреждает: “Не можете служить Богу и мамоне” (Мф. 6:24).

[15] Авва Дорофей. Душеполезные поучения. М. 1874. Поуч. 9. С. 126.

[16] Тертуллиан. Твор. Т.1.Апология, 23. СПб. 1847. Об идолопоклонстве,1. С. 144.

3. Мистицизм.

Это понимание мистицизма показывает, как далеко отстоит он от религии с ее личностным пониманием Бога. Смешение понятий “мистика” и “святость” в духовной области жизни опаснее, чем в любой другой, поскольку касается самой основы бытия человеческого.

Поэтому привычное употребление терминов “мистик,” “мистика,” “мистический опыт” и т.д. в приложении к любому опыту контакта с “запредельным” чревато серьезными последствиями. Применение их в богословии в столь расширительном значении, когда за ними могут стоять и добро, и зло, стремление к истине и примитивное любопытство, святость и сатанизм, Христос и Велиар (см. 2 Кор.6:15), способно эффективно внедрить в сознание разрушительную идею тождественности по существу всех аскетических путей.

Вот, яркая иллюстрация этого: “Следуя по пути, проложенному созерцанием, индийские брахманы приходили к тому же, к чему приходили все мистики, в какое бы время и в каком бы народе они ни жили. Янджнявалкья и Будда, Плотин и Ареопагит, Мейстер Экхарт и Григорий Палама, кабалисты и Николай Кузанский, Яков Беме, Рейсбрук и множество других ясновидцев Востока и Запада... Все они как один свидетельствуют, что там... нет ни добра, ни зла, ни света, ни тьмы, ни движения, ни покоя... В священном мраке, скрывающем основу основ, они ощутили реальность Сущего, Абсолюта. Страшная, непереносимая тайна!.. Эту бездну трудно даже назвать “Богом”... За пределами всего тварного и ограниченного мистическому оку открылась Реальность, которую Лао-Цзы называл Дао, Будда — Нирваной, кабалисты — Энсофом, христиане — Божественной Сущностью (), “Божеством” [19].

Это — вполне теософская идея, которая совершенно обесценивает уникальную значимость Жертвы Господа Иисуса Христа и Его Благовестия в деле спасения мира. Своим опорным пунктом она, как видим, имеет широкое понятие мистики. С его помощью оказалось столь просто поставить в один ряд и отождествить (!) опыт христианских святых с опытом кабалистов (для которых Иисус Христос — лжемессия), буддистов (вообще отвергающих Личного Бога) и т.д., отождествить Дао, нирвану, энсоф с Божественной сущностью, Божеством (ср.: Ин. 8:42; 15:23). Так уничтожается само понятие Истины в религии, и человек лишается даже мысли о возможности роковой ошибки в такой ответственной области жизни, как духовная. В результате, он легко превращается в слепую игрушку своей мечтательности, самомнения, а не редко и откровенно демонических сил.

Мистицизм присутствует во всех религиях. В языческих — как явление естественное, в христианстве же — как болезнь, ненормальность, как искажение его веры и основ жизни. Истоки мистицизма всюду одни и те же — это гордость, страстное стремление человека проникнуть в тайны духовного бытия и получить власть над ним, искание высших наслаждений, экстаза.

Мистицизм имеет много разновидностей. Все их можно разделить на две основные категории: мистицизм естественный и приобретенный, хотя деление это достаточно условно, поскольку не всегда просто провести границу между ними.

Под естественным мистицизмом подразумеваются те прирожденные способности человека — к предвидению, целительству, ясновидению, телепатии и др. — которые теперь называются экстрасенсорными. Согласно христианской антропологии, эти способности естественны человеку, но вследствие грехопадения оказались в состоянии “анабиоза” и потому проявляются редко.

Отсюда и возникает большая опасность развития у их обладателя тщеславия, гордости и сопутствующих им других страстей. Опасность заключается в том, что такой “естественный мистик,” будучи обычным грешным человеком, воздействует не на тело, как это имеет место в обычной терапии, а непосредственно на душу больного. И внедряясь в нее своими неочищенными “руками,” заражает ее, нарушает тонкий, сокровенный порядок души и тем наносит часто непоправимый вред и психике, и нервам, и всему организму в целом. Потому Церковь запрещает обращаться за помощью к такого рода целителям.

Тем более опасны воздействия (например, через телевидение) тех, кого можно отнести к категории приобретенного мистицизма. Разного рода колдуны, астрологи, экстрасенсы-”профессионалы” и т.п., сознательно развивая у себя эти способности, большей частью, ради славы и корысти, калечат людей в несравненно большей степени, нежели первые. (Телевизионные “опыты” современных экстрасенсов — прекрасная иллюстрация этого).

Приобретенный мистицизм делится на две главные ветви: оккультный и прелестный.

Оккультный [20] связан с стремлением человека проникнуть в “тот,” неподвластный законам этого мира, таинственный мир человека, природы и духов с целью познания его тайн и использования скрытых в нем сил в своих целях. К оккультизму относятся: магия, сатанизм, спиритизм, теософия, антропософия и др. Во всех их человек, сознательно или бессознательно, вступает в общение только с духами отверженными, нанося себе непоправимый, как правило, вред.

Прелестный (от слова прелесть) мистицизм приносит человеку, как правило, видения, откровения, наслаждения. Находящийся в прелести думает, что он познает тот мир, в действительности же оказывается игрушкой своих фантазий и дьявольских наваждений. [21]

Мистицизм, таким образом, уводит человека от Бога, от подлинной цели жизни и дает такое направление развитию духа, при котором необычайно возрастает утонченная гордость, делающая человека неспособным к принятию Христа как истинного Бога и единственного Спасителя. Развитию гордости способствует и ложный аскетизм, и развиваемые нередко экстрасенсорные способности (например, в йоге), а также глубокие нервно-психические переживания, наслаждения, доводящие до экстаза. Все это постепенно приводит человека к убеждению, что он “как боги.” Такой путь нередко приводит к мистическому атеизму (например, буддизм, санкхья), к сумасшествию, истерии, самоубийству.

[18] Там же. С. 297.

[19] Светлов Э. У врат молчания. Брюссель, 1971. С. 80-81.

[20] Оккультизм (от лат. occultus — тайный, сокровенный) — учение, признающее наличие в человеке, природе и космосе особых скрытых (оккультных) сил и призывающее человека к овладению ими для достижения своих целей. Разновидностей оккультизма много.

[21] См. гл. VI: Откровение: 3. Индивидуальное откровение и его признаки. Гл. IX. Духовная жизнь: 1,7 Прелесть.

4. Магизм.

Магизм, как и мистицизм, не связан с обязательным признанием личного и, тем более, Единого Бога. Магическое миропонимание рассматривает мир как нечто безусловно статическое и детерминированное и не оставляет места для свободы ни богам, ни духам, ни силам природы. Всё и вся подчинены извечно существующим оккультным законам. Поэтому, нашедший “ключ” к ним становится подлинным властелином богов, людей и мира. Одна из индийских поговорок так и гласит: “Весь мир подвластен богам. Боги подвластны заклинаниям. Заклинания — брахманам. Наши боги — брахманы.”

В отличие от религии, усматривающей существо жизни человека в должном устроении его духа по отношению к Богу, для магии основное — это знание того, что и как нужно сделать, чтобы достичь цели. Цели эти исключительно земные (наслать порчу, приворожить, разбить любовь и т.д.) и их достижение ни в коей мере не связано с духовно-нравственным состоянием человека. В магии основное — это правильно все сделать.

Магическое сознание глубоко присуще ветхому человеку. Для очень многих православие — это поставить свечи, “приложиться,” что-то пожертвовать, подать поминания, заказать обедни, молебны, панихиды, посетить святые места, поисповедоваться и причаститься. А главное, без чего невозможно спасение — исполнение заповедей и покаяние, забывается. Но без духовного изменения (по греч. покаяние — meta 0noia — изменение образа мыслей) все эти внешние действия по меньшей мере бесполезны, но чаще вредны, поскольку создают видимость праведной жизни и приводят человека к самомнению и неприязни ко всем “грешникам.”

Сами таинства в православии спасительны лишь при условии искреннего стремления человека духовно и нравственно измениться. Только внешнее же их принятие может стать для человека гибельным. Апостол Павел пишет о причащении: “Кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе” (1 Кор. 11:29). И это происходит при точном совершении всей внешней (обрядовой) стороны таинства Евхаристии и правил подготовки к нему.

Магическое восприятие таинств, церковных священнодействий, культа в целом является одной из главных причин вырождения христианской религии в людях, ее искажений, сползания к язычеству.

Величайшее зло языческого сознания — “сорвать тайны бытия” и человеку стать на место Бога. Магия и есть эта безумная попытка “революции” против Бога. По Священному Писанию, последним шагом этой революции будет явление властителя всего мира — антихриста, “человека греха,” “беззаконника” (2 Фес. 2:3-8) в высшем и исключительном значении этого слова, “так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога” (2 Фес. 2:4) и творя лжечудеса с помощью магии.
[22] Антропософия (от греч.  — человек и  — мудрость) мистическое учение, ставящее на место Бога человека, постигшего “тайную мудрость,” “истинный” смысл бытия и через это ставшего сыном Божиим.

[23] Штейнер Р. (†1925) — германский философ, мистик, основатель антропософии.

[24] Бердяев Н. Самопознание. Париж, 1949. С. 205-206.

5. Истоки и сущность язычества.

Основной причиной его возникновения является ложное самоопределение человека. Книга Бытия повествует о том, как первые люди соблазнились сорвать запрещенный плод с древа познания добра и зла, чтобы стать “как боги.” Вместо постепенного духовного роста, изменения себя по образу всесвятого Бога, человек избирает “легкий путь,” не требующий труда, “приятный для глаз и вожделенный” (Быт. 3:6), обещающий сразу дать “знание добра и зла” — путь безбожного становления “богом.”

Этот внешний путь “срывания” тайн бытия для овладения его естественными и сверхъестественными силами порождает магию. Отсюда возникает идолопоклонство как естественный результат извращения понятия о высшей цели и истинном смысле жизни. Здесь и истоки натурализма, поскольку утрата идеала духовного неминуемо влечет за собой культ материального, культ плоти. Гордость, попытка человека самому стать на место Бога, стремление к сверхсознанию и высшим наслаждениям порождает и наиболее утонченное язычество — мистическое [25].

В каком направлении идет общее развитие язычества? Становится оно все более “языческим” или же в нем происходит какой-то положительный процесс возвращения к “невидимому Богу” (Деян. 17:23)?

Является неоспоримым, что в язычестве всегда были люди, которые “искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли” (Деян. 17:27). И в этом смысле справедливо, что и в язычестве “совершался положительный религиозный процесс” [26]. Ибо, как писал св. Иустин Философ, “у всех есть семена Истины” [27] и “Христос есть Слово, коему причастен весь род человеческий. Те, которые жили согласно с Словом, суть христиане, хотя бы они считались за безбожников, — таковы между эллинами Сократ, Гераклит и им подобные” [28].

Однако не менее очевидно и другое, что эта всеобщая причастность Слову и искреннее искание истины отдельными язычниками не определяют общего хода развития язычества в человечестве. Язычество — это, в конечном счете, не искание Бога, а уход от Него, и прогресс в язычестве был и остается более прогрессом греха и отступления, нежели бескорыстного поиска истины и все большего познания Бога. Идея “Царства Божия на земле,” т.е. достижения в земной истории всеобщего духовного и нравственного совершенства и материального благоденствия, энергично защищаемая почти до конца своей жизни В.С. Соловьевым и идейно близких ему в этом мыслителей (С.Н. Трубецким, прот. П. Светловым, Н. Федоровым и др.), отсутствует в святоотеческих творениях и принципиально противоречит Откровению Нового Завета (см., Мф. 24:5-31; Апокалипсис, и др.). Божественное Откровение возвещает, что “в последние дни наступят времена тяжкие, ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды...” (2 Тим. 3:1-2), так что “Сын Человеческий, пришед, найдет ли веру на земле” (Лк. 18:8). Таковыми могут быть последствия лишь глубокой, всеохватывающей деградации человечества, окончательного господства язычества. Господь и открывает Церкви, что не в истории уготовано исполнение творческого замысла Божия о человечестве, но в метаистории, когда будет “новое небо и новая земля” (Откр. 21:1).

[26] Булгаков С. Свет Невечерний. Сергиев-Посад, 1917. С. 323.

[27] Апология. 1,7 // Памятники древней христианской письменности: В 7 т. Т. 4. М., 1860-67. С. 25.

[28] Апология. 1,46. Там же. С. 85.

6. Оценка язычества.

Понятием “язычество” в христианстве выражается, в первую очередь, то “ветхое,” наследственное начало в человеке, которое, возникнув в результате его отпадения от Бога, затем, в процессе истории, выявляется и развивается в различных формах и видах. Человек в настоящем состоянии, по христианскому учению, представляет собой не естественно-нормальное существо, но глубоко поврежденное и по душе, и по телу. В нем добро смешано со злом, “новое” с “ветхим,” и требуется постоянная, сознательная духовно-нравственная работа личности, чтобы стать полноценным, “новым” (Еф. 4:24) человеком.

Язычество, таким образом, есть, прежде всего, такое направление жизни, которое характеризуется ложным отношением человека к Богу, к себе, к миру. Поэтому оно включает в себя как различные религии и мировоззрения, так и всех тех людей, в том числе и христиан, которые живут “по стихиям мира, а не по Христу” (Кол. 2:8). Ибо в каждом человеке живет по природе христианин и язычник. И только искреннее избрание Христа нормой, идеалом своей жизни делает человека христианином. В противном случае, даже исповедуя Православие, оставаясь формально в Церкви, исполняя все внешние ее обряды и предписания, он может в полном смысле слова оказаться настоящим богопротивным язычником: “Не всякий, говорящий Мне: “Господи! Господи!” войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного” (Мф. 7:21).

жүктеу/скачать 2.04 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: