164
165
начала носит общественный характер, и потому человек обладает родовой сущностью, которая формируется в отношениях между людьми, возникающих по поводу производственной деятельности.11' 5. Эта деятельность совершается в рамках отношений, существующих независимо от воли и сознания людей, и человек формируется как перенесенная во внутрь совокупность общественных отношений, т.е. родовая сущность приобрета ет конкретно-исторический характер118. 6. Особый тип общественных отношений (основанных на господстве частной собственности) порождает отчуждение: человек перестает быть хозяином результатов своего труда, сам труд и отношения с людьми (характеризующиеся конкуренцией и эксплуатацией) становятся чуждыми, враждебными человеку; в конечном счете он отчуждается от самого себя, от своей человеческой сущности . 7. Ликвидация отчуждения имеет две основы: объективную (является следствием объективных тенденций развития производства, ведущих к ликвидации частной собственности, и опирается на общественный класс, объективно заинтересованный в реализации указанных тенденций) и субъективную (осознание наукой объективных законов развития общества и человека, что дает возможность поставить их под свой контроль, как ранее было сделано в отношении природы). В результате человек совершает скачок из царства необходимости в царство свободы,120 разрешает фундаментальные противоречия своего бытия,121 возвращается к собственной родовой сущности, и все его дальнейшее развитие оказывается свободной, без заранее выбранного маршрута самореализацией и саморазвитием, ко-торые являются самоцелью.122
Положительные стороны такого подхода достаточно хорошо известны.123 Выявлена объективная социально-историческая основа развития человека, сформулирован основной отрицательный результат социального развития — отчуждение и по-
11ТТам же. Т. 3. С. 3, 28.
118Там же. С.З.
"•Там же. Т. 42. С. 88-93.
120Там же. Т. 20. С. 295.
121Там же. Т. 42. С. 116.
122Там же. Т. 46. Ч. 1. С. 476.
Даже это краткое изложение показывает, что попытки сбросить Маркса с «корабля современности» и безоговорочно забыть — как нечто «устаревшее», говорят лишь о невежестве и поразительной самоуверенности подобных «радикалов».
166
ставлена проблема его преодоления. Однако марксистская концепция человека унаследовала и недостатки породившего ее рационалистического крыла западной культуры: человек замкнут в социуме, природа, космос для него лишь объект для их «очеловечивания», не более, чем поле для самореализации; такой человек, стремящийся к максимальному воплощению родовой социальной сущности, не экзистенциален (уникальность в самореализации, свобода присущи обществу, человек же — его функция, и свобода для него — осознанная необходимость); общество (совокупный человек), напротив, оказывается весьма индивидуалистичным, не считающимся с собственным масштабом мира, но лишь учитывающим его для саморазвития как высшей самоцели: антропоцентризм выступает как социоцентризм.124
Деятельностный социологизм, конечно, выше натурализма, но оба эти варианта объединяют субъектно-объектное понимание деятельности. И тот, и другой не герменевтичны, не склонны к бескорыстному пониманию Другого как субъекта, но смотрят на все сущее как на объект, подлежащий освоению (адаптации и преобразованию). О глубине же, стоящей за С-О-С уровнем мира, вообще не идет речь: это мистика, не интересная занятым деловым людям.
Деятельностный антропологизм, проявившийся в таких направлениях современной философской мысли,как философская антропология, персонализм и экзистенциализм, в значительной степени преодолевает оба только что указанных недостатка: редукцию деятельности к С-О аспекту и ее отрыв от глубинного общения с миром, где разделение на субъект и объект теряет смысл (и, тем самым, показывает границы также и деятельност-ного подхода к человеку).
Для всех названных направлений характерно выведение спе-
124 Вспоминаю слова одного убежденного социоцентриста на научной конференции: «Ведь через кошку только проходит энергия и информация». В контексте сие означало: поскольку лишь человек сознательно относится к миру, то он и есть его абсолютный господин. Позднее я увидел этого ученого уже в роли «игротехника», где, участвуя в организационно-деятельностной игре, он с удовольствием исполнял роль Бога, подвергая вместе со своими игро-коллегами полной деструкции и осмеянию всякую попытку «играть серьезно», т.е. стремиться к принятию конструктив-пых решений. Это очень важная проблема: почему оказался столь легким переход от серьезнейшего 11-го тезиса Маркса (преобразовать мир!) к нигилистически-игровой позиции (говоря словами Ницше, «подергать идеи за уши»)?
167
цифики человека из противоречивой природы его генезиса, его перехода от животного к человеческому способу жизни. «Как было возможно, — ставит проблему один из основателей философской антропологии М. Шелер (1874-1928), — что это уже почти приговоренное к смерти существо, это больное, отставшее, страдающее животное с установкой на боязливое закутыва ние, защиту своих плохо приспособленных, чрезмерно ранимых органов нашло спасение в принципе человечности, а тем самым — в цивилизации и культуре?».125 С точки зрения персоналиста Мунье для человека в его отношении к миру характерна «недоадаптация», некоторый «зазор», «единящая дистанция»: он не настолько хорошо приспособлен (как обычное животное) к среде, чтобы не чувствовать определенный отрыв, дистании-рованность от нее; но и не настолько оторван, чтобы не иметь возможностей вернуться к миру — но уже в ином статусе, чем адаптирующееся к нему животное. Марксизм называет этот новый статус общественно-трудовой деятельностью. Экзистенциалист Хайдеггер предпочитает, по-видимости, более абстрактный подход, обозначая этот человеческий удел термином «забота» и поясняя его содержание такой притчей:, «Забота, переходя реку, слепила из глины существо, которому Юпитер даровал душу. Кому же принадлежит это существо — Homo, названное по имени материала, из которого оно сделано (humus — земля)? Сатурн рассудил следующим образом: когда человек умрет, то душа достанется Юпитеру, а тело — земле, но пока живет — он весь принадлежит Заботе».126
В чем преимущество такого подхода? Он позволяет избежать простой замены природного отношения социальным или чисто духовным и встать над этими противоположностями, дабы понять их с более общей и глубокой точки зрения. Человек — это временное существо, осознавшее свою временность, он вынужден предвидеть будущее и потому заброшен в мир заботы. Но эта трагичность его существования дает ему и совершенно новый горизонт видения, поднимая его и над самим собой, и над миром. Подчеркивая, что сущность человека вне жизни, М. Шелер не торопится «поместить» ее в социум или в душу. Человек в своей сущности — не часть мира и не замкнут в нем,
125Шелер М. Положение человека в космосе // Проблема, человека в западной философии. С. 69.
126Иит. по: П ро б л ем а сознания в западной философии. 1989. С. 129.
168
центр человека «вне и по ту сторону мира».127
Как это понять? Другой представитель философской антропологии X. Плеснер (1892^1985) показывает, что человек, осознающий себя в мире, тем самым дистанцируется не только от мира, но и от самого себя (от своего тела, души, социальной природы). Дистанцирующаяся от себя «живая вещь» «находится и по сю, и по ту сторону пропасти, будучи связанной в теле и в душе, и одновременно нигде, без места, вне всякой связи в пространстве и времени, и. таким образом, она есть человек».128 Человек, тем самым, по своей сущности не вещь, не предмет, хотя он и состоит из предметных реалий. Но суть его — в особом отношении между этими реалиями, существующем над ними, «его бытие состоит лишь в свободном осуществлении его актов».129 Эта человеческая сущность «не является, таким образом, ни предметным, ни вещественным бытием, но есть лишь постоянно самоосуществляющееся в себе самом (сущностно определенное) упорядоченное строение актов».130
Плеснер поясняет способ существования сущности человека в качестве деятельностного отношения таким примером. Наш глаз видит мир. Но чем мы видим (рефлектируем) деятельность глаза? Самосознанием. Но чьему взору открывается самосознание (и т. д. в бесконечность)? Остается либо предполагать уходящий в бесконечность ряд «глаз», последовательно наблюдающих друг за другом (что нелепо), либо отказаться от опредмечивания, объективации специфически человеческого отношения к миру. Сущность человека поэтому не некий неподвижный центр, но эксцентричное (термин Плеснера) подвижное отношение к себе, миру и деятельности в мире (именно из «эксцентричной» сущности человека и вытекают такие его уникальные способности, как рефлексия, способность к смеху и стыду, т. е. дистанцированному отношению к себе и ситуации как бы «со стороны»).
Такую сущность человека Шелер называет духом, отличая
127ШелерМ. Положение человека в космосе. С. 92.
128Плеснер X. Ступени органического в человеке. Введение в философскую антропологию // Проблема человека в западной философии. С. 125. Мысль эта, видимо, «носилась в воздухе» того времени (30-е годы нашего столетия). М.М.Бахтин, например, говорил о том, что человеческий дух имеет «бытие на границах».
12ЭШелерМ. Положение человека в космосе. С. 61.
130Там же.
169
ее от души (одного из компонентов человеческой целостности). Необъективируемость духа означает одновременное признание и его существования, и его неуловимости в понятиях; как и ничто, лежащее в основе мира, он не предикативен. Единство человека, замечает Плеснер, «не образует самостоятельной сферы. Оно есть разрыв, зияние. ... ».131 «Его существование поистине поставлено на ничто».132 Это очень знаменательный вывод: непредикативные субстанции мира и человека смыкаются друг с другом (атман и брахман индийской философии). В отношении человека с миром ведется непрерывный диалог, глубинное общение их субстанциальных основ (а не просто приспособление к среде и ее преобразование!). Человек, согласно Хайдеггеру, «есть "вот" Бытия, то есть его просвет».133 Но само бытие «и есть событие просвета».134 Стало быть, человек сущиостно приобщен к бытию, открыт миру, а бытие с помощью человека познает и развивает самое себя: они необходимы друг другу. Рабство (человека у природы или природы у человека) заменяется свободным сотворчеством.
«... Истинным призванием человека, — пишет Мунье, — является не господство над природой, не наслаждение полнотой собственной жизни, а последовательное осуществление общения сознаний, достижение всеобщего взаимопонимания».13j Стоящий у истоков персонализма Н. Бердяев говорил, что основной грех — это «утеря себя через утверждение себя в необходимости "мира", а не свободе Бога ... Свобода — любовь».1Л6 М. Бубер (1878-1965) противопоставляет два типа отношения человека к миру: по принципу Я-Оно (С-О отношения) и Я-Ты (С-С отношения).137
Персонализм имеет в виду двоякого рода общение, взаимопонимание и любовь: людей друг с другом (С-С отношения) и человека с Богом (духовной основой мира). И потому, подчер-
131П леснер X. Ступени органического в человеке. С. 127. 132Там же.
Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Проблема человека в западной философии. С. 324.
134Тамже. С. 333. Снова удивительная перекличка: М. М. Бахтин говорил, что «утвердить факт своей единственной незаменимой причастности бытию — значит войти в событие бытия* (Бахтин М.М. К философии поступка. С. 114).
135Цит. по: Вдов и н а И.С. Французский персонализм. М., 1990. С. 89. БердяевН.А. Философия свободы. Смысл творчества. С. 254-255. 13ТСм.: Бубер М. Я и Ты. М., 1992.
170
кивает Мунье, «персонализм радикально отличается от индивидуализма, он подчеркивает коллективистский и космический
1 ЧЯ
характер личности».
Последнюю мысль полезно раскрыть более детально. Отличие от натурализма здесь ясно. Однако термин «коллективистский» может вводить в заблуждение. Коллективизм социо-центризма — это совместная деятельность по преобразованию объектов. Здесь же это — взаимопонимание между субъектами, представляющими самоценность в своей уникальности, а не рабочую силу или персонифицированную родовую сущность. Деятельность, таким образом, включает в себя не только С-О отношения как якобы основу (и С-С отношения по поводу С-О отношений), но С-С отношения как самоценный сущностный момент. Космический же характер отличает персоналистский взгляд на человека от антропоцентризма, как в индивидуалистическом, так и в социоцентристском исполнении.
Но что представляет собой этот космический характер, это бытие, открытое человеку? Хайдеггер прямо говорит, что бытие для него — это не Бог, а подлинная суть бытия — еще тема для будущих вопрошаний философии. Для персоналистов речь идет о Боге. П.Рикер четко видит дилемму, замечая, что в понимании субъекта есть два пути: «Либо все сгруппировать вокруг человека как единственного центра; либо все соединить в центре, большем, чем человек, ... который был бы основанием нашей жизни».139 Для религиозных форм антропологизма Бог, его откровение, служит началом и центром всему. И человеческая деятельность, так же как и ранее человеческая субъективность, не является самообоснованной: она экс-центрична, но подлинный центр, как источник глубинного общения, вне нее. Но относительно Бога-творца возникают те проблемы, которые обсуждались в предыдущем подразделе. Там же шла речь и о проблеме соотношения непредикативной субстанции с предикативным миром (ниргуна- и сагуна-брахман): эта проблема не
решена.
А, может быть, есть третий путь: и в мире, и в отношении человека с миром отказаться от абсолютного (да еще и предметного)140 центра и более последовательно провести уже упоминавшуюся идею полифонических гармоничных целостностей?
Цит. по: В до в и н а И.С. французский персонализм. С. 89. 139 Цит. по: Там же.
Предметность не обязательно материальна, тем более вещественна,
171
Видимо, и в проблеме человека, так же как и в проблеме субстанции, наступает пора собирания камней — пора Большого Синтеза.
3.4. ПРОБЛЕМЫ ЧЕЛОВЕКОМИРНЫХ ОТНОШЕНИЙ
Структура сущностных отношений. — Отношения: гносеологическое, этическое, религиозное, эстетическое, праксиологическое, аксиологическое.
Философия имеет дело с таким уровнем человеческих отношений с миром, на котором выражаются сущностные силы (интегральные качества) человека, т. е. с сущностными отношениями. В разные эпохи, в различных культурах и философских направлениях эти отношения по-разному понимаются, разным из них уделяется первоочередное внимание, и они по-разному соотносятся друг с другом. Так, в западной философии, с ее преобладанием рационалистической направленности, соответственно очень значительное внимание всегда уделялось гносеологическому (познавательному) отношению. В древнекитайской философии гораздо больший удельный вес имело рассмотрение проблем человеческого поведения, этического отношения. Проблемы этики и на Западе могли выходить на первый план, когда происходила ломка привычных установок. Например, древнегреческий мыслитель Эпикур (341-270 до н. э.), живший в кризисную для афинской демократии эпоху, полагал, что физика (учение о мире, онтология) и каноника (логика, учение о познании) нужны в конечном счете для того, чтобы обосновать этику — учение о разумном поведении, гарантирующем достижение счастья. В индийской философии отношения рассматривались в общем контексте достижения мудрости и избавления от страданий. В средние века в европейской философии все было подчинено осмыслению религиозного отношения к миру.
Исторически наиболее разработанными оказались философские учения о познании (гносеологическом отношении), поведении (этическом отношении) и религиозном отношении к миру. Видимо, вопросы, о том, что и как можно познать, как следует себя вести и во что можно верить, всегда были наиболее актуальными, и решение их не представлялось чем-то само собой подразумевающимся.
она может носить и духовный характер.
Иначе сложилось с эстетическим, преобразовательным (праксиологическим) и аксиологическим отношениями. Эстетическое отношение долгое время было вплетено в практику повседневной жизни или подчинено целям религии. И хотя с античных времен философы как-то осмысляли эту проблематику, но в основном—на материале искусства. Только в середине XVIII в. Баумгартен (1714-1762) предложил термин «эстетика» для обозначения особой философской дисциплины. Еще более парадоксальное положение сложилось с философским осмыслением трудовой деятельности, которая развивалась практически стихийно и стала порождать мировоззренческо-философские проблемы лишь тогда, когда ее эффективность и воздействие на окружающий мир не могли уже оптимизироваться традиционными стихийными способами, т. е. в XIX-XX столетиях (термин «праксиология» до сих пор отсутствует в философском энциклопедическом словаре). Что касается аксиологического (ценностного) отношения к миру, то мысли о ценностях так или иначе высказывались всеми крупными философами, но комплексный подход к ценностям возникает лишь тогда, когда люди смогли более или менее сознательно и целостно противопоставить мир сущего и мир должного, поставить вопрос о переделке мира в соответствии с системой определенных ценностей, т.е. опять-таки в XIX в.
Мы дадим краткую характеристику основных философских подходов к названным выше сущностным отношениям с позиций исходной «клеточки» философии, сконцентрировав внимание прежде всего на понимании ключевых ценностей, жизненных смыслов как системообразующих ядер человекомирных отношений.
Гносеологическое отношение: что есть истина и как ее можно постичь? Гносеологическое отношение определяется его ориентацией на постижение истины. Структура этого отношения при любом понимании включает в себя относящиеся стороны и результат их соотношения (истину). Но при разных подходах и эти стороны, и результат трактуются весьма различно.
Самым естественным кажется принять материалистическую трактовку: гносеологическое отношение есть такое отношение между субъектом и объектом, в котором достигается адекватное отражение объекта субъектом, т. е. истина.
Но при этом возникает ряд непростых вопросов: если объект бесконечен, то каким образом конечное знание (образ) может
172
173
ему соответствовать? Если это соответствие относительное, неполное, то где критерий его приемлемости, достаточности? Как вообще может задаваться соответствие между состояниями сознания (субъективной реальности) и явлениями объективной реальности? Если разные субъекты видят один и тот же объект по-разному (а это эмпирический факт), то как решить, какое видение будет истинным (или более истинным) и как может истина приобретать общезначимый и необходимый характер? И, наконец, можно ли говорить об истинном отражении не только объективной, но также и субъективной реальности и стоящей за плоскостью С-О-С отношений непредикативной реальности, актуальной бесконечности?
История гносеологии (теории познания) есть история попыток ответить на эти базовые вопросы.
Субъективный идеализм исходит из того, что нам дана только субъективная реальность познающего субъекта [cogito ergo sum) и гносеологическое отношение есть процесс упорядочения исходных данных этой реальности, т. е. человеческих ощущений. Истина в таком случае есть непротиворечивое соотношение элементов сознания друг с другом. Таким образом, удается уйти от проблем соответствия с объектом, но возникают новые трудности: почему мы постулируем непротиворечивость или какой-либо иной способ упорядочения элементов сознания? Если невозможен прорыв к объекту, то как избежать солипсизма, осуществить и понять взаимопонимание между субъектами? Здесь обычно говорят об условном соглашении, конвенции по поводу принятия тех или иных правил (точка зрения позитивистов) или о наличии в сознании априорных, доопытных (apnori— до опыта) структур, гарантирующих общезначимость и необходимость полученных истин (упорядоченного знания), — позиция Канта. Прагматизм считает истиной тот результат деятельности сознания, кото рый обеспечивает конечный полезный эффект нашей деятельности в целом. Но почему одни знания способствуют успешному ведению дел, а другие — нет? Нетрудно видеть, что и в гносеологии, так же как относительно субстанции и человека, субъективный идеализм либо заходит в тупик, либо вынужден искать основу в идеализме объективном. Объективный идеализм, если не смотреть на него через очки привычных нам стандартов, воспринимает истину не как состояние сознания, которое чему-то соответствует, но как свойство идеальной основы действительности. Не я имею истинное
174
представление о предмете, но истина предмета находится в его идеальном прообразе (эйдосе Платона, абсолютной идее Гегеля, идеальном предмете Гуссерля). Человек же каким-то образом может быть сопричастным этой истине бытия, она может открыться ему. Все же наши знания, данные о мире как конечной реальности (или потенциальной бесконечности), всегда неполны, частичны. Но как может человек осуществить прорыв в эти глубины и выразить на своем конечном языке полноту истины? Здесь объективный идеализм либо бесконечно придумывает непроверяемые ответы (вроде божественного откровения), либо вынужден признать невыразимость истины: мысль изреченная есть ложь ...
Диалектический материализм, принимая исходную материалистическую позицию, пытается преодолеть ее ограниченность путем введения в теорию познания понятия практики: «Как естествознание, так и философия, — писал Энгельс, — до сих пор совершенно пренебрегали исследованием влияния деятельности человека на его мышление. Они знают, с одной стороны, только природу, а с другой — только мысль. Но существеннейшей и ближайшей основой человеческого мышления является как раз изменение природы человеком, а не одна природа как таковая, и разум человека изменялся соответствен-
141
но тому, как человек научился изменять природу».1П1
Таким образом, познание отражает не бесконечный объект вообще, но каждый раз — конкретный предмет в конкретных условиях его взаимодействия с другими явлениями, данный в определенном виде практической деятельности. И потому истина, учитывающая конкретные условия, всегда является не абстрактной, но конкретной (Ленин считал это основным положением диалектики).142 Такой подход, как будет показано при позитивном изложении теории познания, весьма перспективен и действительно способен решить трудности на пути осмысления познания как С-0 отношения. Но как быть с познанием субъективной реальности (без ее редукции к объективной) и истиной относительно непредикативного бытия? Обе эти проблемы —
141 См.: МарксК.,ЭнгельсФ. Соч. Т. 20. С. 545; Т. 3. С. 1-4 (позиция Маркса. — в его тезисах о Фейербахе).
142См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т.8. С. 400. Я и сейчас не отказываюсь от основных положений своей статьи: Сагатовский В.Н. Принцип конкретности истины в системе субъектно-объектных отношений // Философские науки. 1985. № 5.
Достарыңызбен бөлісу: |