Рецензент: д-р ист наук, заслуженный деятель науки рф, проф. В. Г. Тюкавкин



бет4/51
Дата25.06.2016
өлшемі2.55 Mb.
#157475
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   51

Проекты М.М. Сперанского


После Тильзита положение царизма внутри страны осложнилось. Вновь стало расти массовое движение (крестьян и работных людей), главным образом вследствие двух причин. С одной стороны, участие России в войнах 1805—1807 гг., хотя оно и было частично оплачено Англией, сопровождалось ростом налогов и дополнительных поборов с населения. К тому же неудачный исход этих войн усугубил недовольство масс. С другой стороны, массы увидели, что новое правительство и внутри страны ничего не сделало для улучшения жизни народа и не собирается что-либо делать. В результате только за 1808—1809 гг. в стране вспыхнули 52 крестьянских волнения.

Далее, при дворе и в обществе росла оппозиция тильзитскому курсу. Авторитет царя и правительства резко падал, повсеместный ропот приводил к заговорщическим толкам. В дворцовых кругах Александра I называли “приказчиком Наполеона” и поговаривали о возможной “перемене царствования”, причем хотели царя “постричь в монахи”, а на престол возвести его сестру Екатерину Павловну, памятуя о том, что Екатерина Великая — эта, как назвал ее Д. Байрон, “драчливейшая баба из цариц” — была удачливой, а воцарявшиеся после нее цари-мужчины — и Павел I, и Александр I — оба оказались неудачниками.

Наконец, росло недовольство и против излишне реакционных начинаний правительства в области внутренней политики — своего

1См.: Сироткин В.Г. Дуэль двух дипломатий. М., 1966. С. 142 (по архивным данным).

рода прелюдии к аракчеевщине. Дело в том, что А.А. Аракчеев открыто вошел в фавор к Александру I сразу после Тильзита;

до тех же пор он, по выражению Н.И. Греча, “стоял в тени, давая другим любимцам износиться, чтобы потом захватить государя вполне”. Начало возвышения Аракчеева датируется точно. 14 декабря 1807 г. особый царский указ уведомил Россию:

“Объявляемые генералом от артиллерии графом Аракчеевым высочайшие повеления считать именными нашими указами”. Почувствовав себя сильным, Аракчеев, всегда ненавидевший либеральные послабления, сразу же начал, что называется, завинчивать гайки. Уже к 1808 г. в Петербурге появился сатирический листок, который так оценивал положение дел:

“Правосудие — в бегах. Добродетель ходит по миру. Благодеяние — под арестом. Надежда с якорем — на дне моря. Честность вышла в отставку. Закон — на пуговицах Сената. Терпение — скоро лопнет”.

В обстановке, когда все слои населения по разным мотивам и разными способами выражали недовольство правительством, царизм вынужден был возобновить либеральный иллюзион. Решено было попытаться успокоить недовольных и отвлечь их внимание от внешних неудач и внутренних трудностей проектами новых реформ. Аракчеев до лучших времен вновь отошел в тень. Его место в качестве ближайшего советника и сотрудника царя занял Михаил Михайлович Сперанский. С 1809 г. началась вторая серия либеральных реформ Александра I, затянувшаяся до весны 1812 г.

В 1888 г. В.О. Ключевский говорил о Сперанском: “Со времен Ордина-Нащокина у русского престола не становился другой такой сильный ум; после Сперанского, не знаю, появится ли третий”. Теперь, когда вся история русского престола уже позади, можно сказать, отдавая должное именам A.M. Горчакова и Д.А. Милютина, С.Ю. Витте и П.А. Столыпина, что третий такой сильный ум не появился.

Судьба Сперанского с ее взлетами и падениями любопытна и показательна для крепостнической действительности. “Человек сей быстро возник из ничтожества”, — вспоминал Ф.Ф. Вигель. На Востоке о таких выскочках, как Сперанский, говорят: “Пешка! Когда же ты стала ферзем?” Действительно, как могло случиться, что в самодержавной стране сын бедного приходского священника за короткое время и вне всякого фаворитизма занял второе место после царя? Здесь надо учесть два обстоятельства.

Первое. Сперанский обладал исключительными способностями. Он блестяще окончил духовную академию, в совершенстве знал математику и философию, владел шестью иностранными языками, был первоклассным стилистом и оратором (его трактат “Правила высшего красноречия” может поспорить по значимости с тракта­тами Цицерона). Но самым ценным качеством Сперанского был его глубокий и в то же время необычайно подвижный и гибкий,

истинно государственный ум. По слухам, Наполеон в дни его свиданий с Александром I поговорил в Тильзите со Сперанским и подвел его к царю со словами: “Не угодно ли вам, государь, обменять мне этого человека на какое-нибудь королевство?” Не случайно всемогущий Аракчеев сказал однажды: “Если бы у меня была треть ума Сперанского, я был бы великим человеком!”

И все-таки, будь Сперанский даже семи пядей во лбу, он вполне мог затеряться где-нибудь на задворках крепостной России, как потерялись там, вероятно, десятки и сотни талантливых, если не гениальных простолюдинов. Но ему помог, говоря словами Фридриха Великого, “Его Августейшее Величество Случай”.

Дело в том, что Александр I, замышляя с 1801 г. свои реформы, очень нуждался в людях с государственным складом ума и не находил их при дворе. Сперанский, бывший тогда секретарем у одного из “молодых друзей” царя В.П. Кочубея, случайно попался на глаза впечатлительному монарху, поразил его умением составлять доклады по любому вопросу и был взят на примету. После Тильзита, когда понадобилось вновь заняться реформами, царь вспомнил о Сперанском, призвал и возвысил его. Сперанский был назначен государственным секретарем и больше двух лет (с осени 1809 до весны 1812 г.) являлся, по определению Ж. де Местра, “первым и единственным министром империи”. Получив задание царя составить проект преобразований “того, что целесообразно преобразовать”, Сперанский уже к концу 1809 г. подготовил знаменитое “Введение к уложению государст­венных законов”, т. е. план преобразования Российской Империи из цитадели феодального бесправия в правовое буржуазное государство. Вот основные положения реформы Сперанского.

Россия — на грани революции. Если оставить в ней все как есть, революция неизбежна, ибо история не знает примера, “чтобы народ просвещенный и коммерческий мог долго в рабстве оставаться”. Однако революцию еще не поздно предотвратить, сохраняя и самодержавие, и даже крепостное право. Надо лишь придать самодержавию видимость конституционной монархии, “облечь” его (не ограничить, а именно облечь) конституцией, крепостное же право отменить — постепенно и поэтапно.

По “конституции” Сперанского все население страны разде­лялось на три сословия: дворянство, “среднее состояние” (купцы, мещане, государственные крестьяне) и “народ рабочий” (помещичьи крестьяне, мастеровые, прислуга). Политические права должны были получить два первых сословия, а людям из “народа рабочего” предоставлялась (в перспективе) возможность перейти в “среднее состояние” и стать политически правомочными, когда они обретут недвижимость.

В основу государственного устройства России Сперанский первым положил идею разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную. Высшим органом судебной власти должен был стать Сенат, исполнительной — министерства, зако-

нодательной — Государственная дума. Однако выше всех этих высших органов учреждался Государственный совет в качестве совещательного органа при царе. Как и прежде, окончательно утверждал или отклонял любой законопроект, даже принятый Государственной думой, Его величество император.

Разумеется, Сперанский учитывал, что судьба его проектов (как и его самого) — в руках царя, и поэтому он формулировал свои идеи умеренно, стараясь не оттолкнуть монарха излишним радикализмом, а напротив, затронуть в нем лагарповские струны и сыграть на них для пользы Отечества. Тем не менее даже в таком виде реформы Сперанского означали бы прорыв России от феодального самовластия к началам буржуазного права. Однако феодальная знать встретила их в штыки. Сам реформатор, простолюдин, выскочка, при дворе оказался явно не ко двору. Его ненавидели и завидовали ему, и чем больше завидовали, тем сильнее ненавидели. Что же касается его проектов, то в них усматривали чуть ли не революционную опасность. На кабинет Сперанского, по словам Ф.Ф. Вигеля, “смотрели все, как на ящик Пандоры, наполненный бедствиями, готовыми излететь и покрыть собою все наше отечество”. Граф Ф.В. Ростопчин вспоминал, что имя Сперанского дворяне и оболваненный ими люд ставили “рядом с именем Мазепы” и строчили на него доносы царю как на изменника.

Дворянские верхи восстали против реформ Сперанского не только потому, что они вносили в феодальное бытие России ненавистные буржуазные нормы, часть которых (а именно основы гражданского уложения) Сперанский разработал под влиянием Гражданского кодекса “антихриста” Наполеона1 . Кроме того, дворяне сочли себя униженными и оскорбленными “экзаменом на чин”, который был введен по инициативе Сперанского б августа 1809 г. с целью поднять образовательный уровень российского чиновничества. Отныне каждый чиновник с VIII класса (из 14-ти) Табели о рангах должен был для получения чина либо представить свидетельство об окончании одного из российских университетов, либо сдать при университете специальный экзамен по естествен­ным и гуманитарным наукам.

С теоретическим обоснованием дворянской оппозиции Сперан­скому выступил Н.М. Карамзин — в то время популярнейший литератор, уже работавший и над “Историей государства Российского”. В марте 1811 г. он вручил Александру I свою “Записку о древней и новой России”. Карамзин страстно и гневно обрушился на главную у Сперанского идею представительного правления, усмотрев в ней посягательство на святая святых — незыблемость самодержавия. Именно так: самодержавие должно

1Воздействие наполеоновского кодекса на проекты Сперанского отмечали такие авторитеты российского правоведения, как В.И. Сергеевич, Ф.М. Дмитриев, С.В. Пахман, А.Н. Филиппов, в наше время — Н.П. Ерошкин.

быть не только вечным, но и незыблемым, вещал Карамзин, его не нужно облекать никакими законами, ибо “в России государь есть живой закон”. Впрочем, он отвергал и все вообще нововведения Сперанского по принципу: “Всякая новость в государственном порядке есть зло”.

Александра I вполне устраивали такие рассуждения. Ненависть дворян к Сперанскому тоже оказалась для царя кстати. Она давала ему возможность пожертвовать Сперанским и таким образом вернуть себе расположение дворянства, утраченное после Тильзита.

В такой обстановке Александр I прислушался к обвинениям Сперанского в измене и отправил его в ссылку. Проделал это “актер на троне” с присущим ему лицемерием. В воскресенье 17 марта 1812 г. царь вызвал Сперанского к себе и два часа со слезами на глазах упрекал его во всякой всячине, даже не упомянув про измену. Когда же Сперанский вернулся домой, то застал у себя министра полиции А.Д. Балашова с почтовой кибиткой, в которой он тут же был отправлен как ссыльный в Нижний Новгород, а затем еще далее — в Пермь под строгий надзор полиции.

Из крупных проектов Сперанского осуществился только один: 1 января 1810 г. был учрежден в качестве высшего законосове­щательного учреждения Государственный совет, который и просуществовал как своеобразный памятник Сперанскому вплоть до падения царизма. Впрочем, самодержцы, начиная с Александра I, часто пренебрегали мнением Совета. За 1810—1825 гг. Александр I в 83 случаях поддержал меньшинство Государственного совета против большинства, а в четырех случаях — даже единственного члена Совета.

Сам Сперанский через девять лет был возвращен из ссылки и вновь занял видное положение (об этом речь впереди), но проекты его, как выразился А.И. Герцен, “остались сосланными в архиве”. Дворянство, напуганное его проектами и обеспокоенное угрозой нашествия Наполеона, тесно сплотилось вокруг престола, а другим слоям общества удалось за трехлетие реформ Сперан­ского напустить пыль в глаза. В итоге Александр I увидел, что позиции самодержавия упрочились, и после падения Сперанского уже не имел больше нужды заниматься реформами. Говоря словами В.О. Ключевского, “стыдливую, совестливую сперанщину” сменила “нахальная аракчеевщина”.

Историографическая справка. История России первых лет царствования Александра I всегда была популярна у исследова­телей разных стран и времен. Самой плодовитой в ее изучении оказалась русская дореволюционная историография. В ней различаются две основные концепции: консервативно-дворянская и либерально-буржуазная.

Дворянские историки (А.И. Михайловский-Данилевский, М.И. Богданович, М.А. Корф, Н.К. Шильдер — автор самой крупной

по объему из всех биографий Александра I1) не столько исследовали политику, экономику, культуру России, сколько живописали личность царя. Буржуазные ученые (А.Н. Пыпин, В.И. Семевский, А.А. Корнилов, В.О. Ключевский) меньше вникали в жизнь царя, а больше старались объяснить мотивы и смысл царской политики. При этом, однако, и те, и другие апологетически изображали внешнюю политику царизма, оправ­дывая даже реакционные и агрессивные его акции. Такого греха не избежал и самый выдающийся из русских историков С.М. Соловьев — автор книги “Император Александр I. Политика. Дипломатия” (СПб., 1877).

Что касается внутренней политики самодержавия при Алек­сандре I, то буржуазные историки, в отличие от дворянских, критиковали ее за консерватизм, поверхностность реформ, примиренчество по отношению к феодальной рутине, возлагая при этом главную долю вины на самого царя. С таких позиций выступали наиболее решительно В.О. Ключевский в 5-м томе своего “Курса русской истории” (лекции 83—84) и В.И. Семевский в монографиях о крестьянском вопросе XVIII — первой половины XIX в. и о декабристах.

Советская историография, руководствуясь методологией марксизма-ленинизма, чрезмерно увлекалась вскрытием экономи­ческой подкладки любого события и принижала роль Александра I (как и вообще личности в истории). Экономические процессы в России начала XIX в. капитально исследовали В.К. Яцунский, П.Г. Рындзюнский, И.Д. Ковальченко. Внутренняя политика царизма изображалась как сплошь реакционная, а внешняя, напротив, лакировалась. В отличие от лидера первого поколения советских историков М.Н. Покровского, который считал своим долгом разоблачать агрессивность и реакционность царизма, последующие историки СССР большей частью оправдывали дипломатию и войны России 1805—1815 гг. Наиболее объективны в советской историографии по теме “Россия 1801—1811 гг.” труды А.В. Предтеченского, Н.В. Минаевой, С.В. Мироненко2, а также три новейших жизнеописания М.М. Сперанского3. В российском зарубежье много и плодотворно занимался изучением проектов Сперанского А.Н. Фатеев, подготовивший к 1940 г. большую (500 с.) монографию “Жизнь, труды, мысли и план

1 См.: Шильдер Н.К. Император Александра I. Его жизнь и царствование. СПб., 1894 1905. Т. 1—4.

2 См.: Предтеченскчй А.В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в. Л., 1957; Минаева Н.В. Правительственный консти­туционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX в. Саратов, 1982; Мироненко С.В. Самодержавие и реформы. Политическая борьба в России в начале XIX в. М., 1989.

3 См.: Чибиряев С.А. Великий русский реформатор. Жизнь, деятельность, политические взгляды М.М. Сперанского. М., 1989; Томсинов В А. Светило россий­ской бюрократии. Исторический портрет М.М. Сперанского. М., 1991; Федоров В.А. М.М. Сперанский и А.А. Аракчеев. М., 1997.

всеобщего государственного преобразования России М.М. Сперан­ского”.

Для иностранной литературы характерны преимущественно две тенденции. Одна из них, представленная главным образом французскими историками от А. Сореля и А. Вандаля1 до Л. Мадлена и А. Фюжье, выражается в стремлении возвеличить политику наполеоновской Франции и (более или менее) принизить роль России. Другая тенденция, наблюдающаяся в английской и американской историографии, — это рецидив русской дворянской концепции восхваления личности Александра I при малом интересе к народу России. Самый яркий пример—книга Лео­польда Страховского (США), название которой говорит само за себя: “Александр I. Человек, который победил Наполеона”2.

Вообще интерес к личности Александра I на Западе неизменно велик. Из большого числа его биографий выделяются как научными, так и литературными достоинствами книги академика А. Труайя и мадам Д. Оливье3. “Тайны” характера и судьбы царя-“сфинкса” исследованы в книгах российских эмигрантов Л.Д. Любимова и М.В. Зызыкина4.



1См.. СПб

2См L. Alexander I of Russia. The man who defeated Napoleon. N. Y., 1947.

3См.: Troyat H. Alexandra I. Le sphinx du Nord. P., 1980 (рус. пер.: Труайя Анри. Александр I или северный сфинкс. М., 1997); OlivierD. Alexandra I. Prince des Illusions. P., 1973.

4См.: Любимое ЛЛ Тайна императора Александра I. Париж, 1938; Зызыкчн MB Тайна Александра I. Буэнос-Айрес, 1952.


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   51




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет