Рецензент: д-р ист наук, заслуженный деятель науки рф, проф. В. Г. Тюкавкин

Монархи против народов

восклицала очарованная им мадам Ж. де Сталь. Льстецы из свиты царя брали ноту повыше: “умиротворитель вселенной”. Эти славословия отвечали формальному, действительно вселенскому возвышению имени царя, но затемняли его фактическую роль, которую В.О. Ключевский определил так: “караульный часовой чужих престолов против народов”. Именно в этой роли Александр создавал и возглавил Священный союз.

Исторический акт о рождении Священного союза монархов Европы был подписан в Париже 14 (26) сентября 1815 г. Царь сам написал акт, склонил к его одобрению Фридриха Вильгельма III и Франца I и больше, чем кто-либо, постарался, чтобы присоединились к нему все европейские государства. Каковы же были принципы Союза — на словах и на деле? Монархи обязались “побуждать своих подданных к исполнению обязанностей, в которые наставил человеков Бог-спаситель”, и “во всяком случае и во всяком месте подавать друг другу помощь” ¹ . На деле, как показали все конгрессы Священного союза, столь туманная фразеология прикрывала конкретную цель — сообща давить “во всяком месте” Европы “всякий случай” сопротивления новым (точнее, восстановленным старым, дореволюционным) режимам.

Священный союз отныне стал главной заботой Александра I. Именно царь созывал конгрессы Союза, предлагал вопросы к повестке дня и во многом определял их решения, что позволило Марксу и Энгельсу квалифицировать Священный союз как “маскировку гегемонии царя над всеми правительствами Европы”. Это мнение больше согласуется с фактами, чем распространенная версия о том, что главой Священного союза, “кучером Европы” был австрийский канцлер К. Меттерних, а царь будто бы являлся декоративной фигурой и чуть ли не игрушкой в руках канцлера. Меттерних действительно играл выдающуюся роль в делах Союза и был его (а не всей Европы) “кучером”, но по этой метафоре Александра надо признать седоком, который доверялся кучеру, пока тот ехал в нужную для седока сторону.

На всех конгрессах Священного союза главным был один и тот же вопрос — о борьбе с революционным движением народов Европы, ибо народы, освободившись от Наполеона, не хотели мириться со старорежимными монархами, которых рассадил повсеместно Венский конгресс и теперь охранял Священный союз. Если первый конгресс Союза — в Ахене, с 30 сентября по 22 ноября 1818 г. — констатировал лишь отдельные вспышки “кра­молы”, то за 1819—1820 гг. туча новой революции угрожающе сгустилась над всей Европой. Германия была охвачена массовыми волнениями. На гребне их 23 марта 1819 г. в Мангейме студент Карл Занд заколол кинжалом агента Священного союза А. Коцебу, который был личным информатором Александра I. Этот


¹ Акт о Священном союзе//ВПР. Сер. I. Т. 8. С. 516—518.

террористический акт вызвал переполох среди “братьев”-монархов. Зато широкая общественность Германии и Европы признала Занда своим героем. А.С. Пушкин воспел его в стихотворении “Кинжал”:

О юный праведник, избранник роковой,

О Занд, твой век угас на плахе,

Но добродетели святой

Остался глас в казненном прахе.

Еще более напряженной была обстановка во Франции, где против Бурбонов поднималась почти вся нация. И здесь крайним проявлением общего недовольства стал, по выражению Пушкина, “карающий кинжал, последний судия Позора и Обиды”: 13 февраля 1820 г. в Париже от руки бонапартиста Л. Лувеля пал герцог Беррийский — племянник Людовика XVIII, тот самый, за кого Александр I в 1815 г. сватал свою сестру Анну¹ . Убийство чистокровного Бурбона царь воспринял как угрозу “всем сущест­вующим правительствам”.

Если в Германии и Франции революция только назревала, то в Испании и Италии она уже грянула. Испанские повстанцы заставили своего короля Фердинанда VII Бурбона восстановить отмененную им конституцию 1812 г., а неаполитанские—своего короля, тоже Фердинанда (I) и тоже Бурбона, — ввести конституцию по образцу испанской, причем неаполитанский король поклялся на Библии хранить верность конституции. Тогда же (летом 1820 г.) началась революция в Португалии, а весной 1821 г. — в Пьемонте. Словом, то было время, когда, по словам Пушкина,

Тряслися грозно Пиренеи —

Волкан Неаполя пылал.

В такой обстановке испуганные и разгневанные монархи Священного союза собрались на свой второй конгресс, который открылся 20 октября 1820 г. в Троппау (Моравия) и заседал более полугода. Самым напуганным был, как всегда, Фридрих Вильгельм III, а самым разгневанным — Александр I. Рево­люционный вал, прокатившийся по Европе, так озлобил царя, что отныне и навсегда он отказался от либеральных иллюзий, твердо решив: одолеть “гидру революции” можно только карающим мечом.

Именно Александр предложил, а конгресс в Троппау узаконил знаменитый “принцип интервенции”: монархи провозгласили свое “право вмешательства”, т. е. военного вторжения в любую страну, где произойдет революция, хотя бы правительство, свергнутое революцией, и не желало этого. Здесь же, в Троппау, решено было использовать это “право” для интервенции в Неаполь, но,

чтобы оправдать интервенцию перед общественностью Европы, монархи договорились сначала пригласить Фердинанда I на конгресс “для объяснений”.

Это был, что называется, “ход конем”. “Братья”-монархи рассчитали свои действия в любом из двух возможных вариантов. Если народ Неаполя отпустит Фердинанда на конгресс, король, безусловно, заявит своим “братьям”, что его силой заставили клясться на верность конституции и поэтому он считает свою клятву недействительной. В этом случае интервенция становилась юридически оправданной и необходимой для защиты “легитимного” монарха. Если же короля не отпустят из Неаполя, интервенция окажется законным и единственно возможным способом осво­бодить его. Рассчитав все это, монархи перенесли заседания конгресса из Троппау в Лайбах (ныне — Любляна, в Словении) якобы для того, чтобы Фердинанду I было “ближе ехать”, а в действительности для более оперативного вмешательства и руко­водства неизбежной при любом случае интервенцией.

Фердинанд I, приехав в Лайбах, заявил, что его принудили дать конституцию против его воли и что он просит помочь ему восстановить в его королевстве “законный порядок”. Это и хотели услышать монархи Священного союза. “Честь” защиты неа­политанского короля от его народа была предоставлена Австрии. В марте 1821 г. австрийские войска подавили революцию в Неаполе, а еще через месяц вторглись — уже без дипломатичес­кого прикрытия — в Пьемонт и здесь тоже восстановили “закон­ный порядок”.

Итак, за время пока конгресс монархов заседал в Троппау, а затем в Лайбахе, “принцип интервенции” был дважды реализован — в Неаполе и в Пьемонте. Александр I каждый раз предлагал Францу I: “Моя армия — в распоряжении вашего величества”, но Франц с благодарностью обходился своими силами. Расставаясь в Лайбахе, союзники договорились провести очередной конгресс на следующий год, чтобы окончательно усмирить Италию. Когда же они вновь собрались (с 20 октября 1822 г. в Вероне), Италия была уже тиха, но зато “тряслися грозно” Испания и Греция.

Александр I настаивал на скорейшей интервенции в Испанию силами “великой армии порядка”, как он называл войска Священного союза. Кстати, русскую армию царь считал “одной из дивизий” этой “армии порядка”. Поскольку дебаты об интервенции процедурно затянулись, царь пригрозил, что оста­нется жить в Вероне “хоть до седых волос” (ему было тогда 44 года), пока не добьется решения. Когда же было решено послать против революционной Испании французские войска, Александр предложил Людовику XVIII (как и ранее Францу I): “Мой меч — к услугам Франции!”

Испанская революция была подавлена французами с одобрения всех союзных монархов, хотя и вновь без участия русских войск.

Но греческий вопрос впервые вызвал разлад внутри Священного союза, сразу поставив его на грань кризиса.

Все началось с того, что в марте 1821 г. в Греции, которая почти четыре столетия томилась под турецким игом, вспыхнуло национально-освободительное восстание. Его возглавил князь Александр Ипсиланти, грек по национальности. Щекотливость момента для России заключалась в том, что Ипсиланти был генералом русской службы и даже (в 1816—1817 гг.) адъютантом Александра I, участвовал в Отечественной войне 1812 г. и в кампаниях 1813—1814 гг., в битве под Дрезденом потерял правую руку. Главное же, царизм издавна сам намеревался создать на Балканах греческое государство под своим протекторатом, а теперь и греки, со своей стороны, обращались к России за помощью. Более того, российская общественность подталкивала царя к содействию греческим повстанцам. Даже такие благонамеренные столпы военной бюрократии, как генералы А.А. Закревский и П.Д. Киселев, могущественный “проконсул Кавказа” А.П. Ермолов ратовали за то, чтобы Россия выступила в защиту “единоверцев”.

Тем временем турецкие башибузуки чинили зверскую расправу над греками. Так, 24 апреля 1821 г., в день святой Пасхи, турки повесили на воротах церкви в Константинополе 80-летнего патриарха Греции Грегориаса и трех митрополитов. В такой ситуации Александр I счел нужным вступиться за греков. Он предъявил турецкому султану ультиматум, требуя прекратить зверства по отношению к мирным греческим жителям. Султан отверг ультиматум. “Мы лучше знаем, как нам обращаться с нашими подданными”, — заявил он. Тогда 29 июля царь отозвал из Константинополя своего посла. Россия начала готовиться к войне с Турцией, как вдруг Александр I словно одумался и дал отбой.

Остановило царя беспокойство: не пострадает ли Священный союз? Ведь по меркам Союза греческое восстание было рево­люционным. Помочь ему — значило преступить основополагающие заповеди Союза, своего рода три “П”: порядок, покорность, подавление (непокорных). Между тем тогда еще продолжалась революция в Испании, возникла угроза восстания в польских землях, что связывало Россию с другими участниками разделов Польши — Австрией и Пруссией. Вот почему Александр I приостановил свое вмешательство в греческие дела и на конгрессе в Вероне подписал совместную декларацию монархов, которая обязывала греков вернуться под власть Турции, а турок — не мстить грекам.

Турция, однако, при явном попустительстве со стороны Англии и Австрии, игнорировала веронскую декларацию и продолжала мстительно истреблять греков. Александр I еще дважды, летом 1824 и весной 1825 г., пытался организовать коллективное воздействие “братьев”-монархов на Турцию, чтобы спасти греков

от геноцида. “Братья” повели себя уклончиво, ссылаясь на то, что греки — хотя и христиане, но бунтовщики против законного, хотя и мусульманского, порядка.

К тому времени революционное движение в Европе было повсеместно задавлено. Потребность в единстве Священного союза для Александра I стала менее острой. Голос же его окружения и почти всего российского общества в пользу греков звучал все громче. “Все были уверены, что государь подаст руку помощи единоверцам и что двинут наши армии”, — вспоминал декабрист Н.И. Лорер. А.С. Пушкин считал тогда: “Ничто еще не было столь народно, как дело греков” — и готов был помчаться туда, где

... на брегах Дуная

Бунтует наш безрукий князь.

В этих условиях царь решил действовать самостоятельно. 6 августа 1825 г. он объявил союзникам, что “в турецких делах” “отныне Россия будет исключительно следовать своим собственным видам и руководствоваться своими собственными интересами” ¹ . Это решение Александра I означало фактический распад Священ­ного союза. Невзирая на протесты своих, как еще недавно казалось, неизменных партнеров, Россия форсировала подготовку к войне с Турцией, и лишь скоропостижная смерть Александра отодвинула начало войны.

Итак, главным делом царизма после победы над Наполеоном стала борьба с “гидрой революции”. Многого ли добился Александр I в этой борьбе? На первый взгляд, он достиг почти всего: создал Священный союз монархов и руками Союза к 1824 г. задушил революционную “гидру” в Европе. Но к тому времени между душителями “гидры” начались дипломатические распри, которых Священный союз не выдержал и распался. А главное, пока Александр победоносно боролся с революционным движением по всей Европе, в самой России созрело и предстало перед изумленным царем такое же движение декабристов.