Роль античной философии в становлении научной рациональности


Основные концепции философии постмодернизма



бет27/55
Дата27.06.2016
өлшемі1.23 Mb.
#160192
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   55

Основные концепции философии постмодернизма


Декларируется «новая философия», которая «в принципе отрицает возможность достоверности и объективности..., такие понятия как „справедливость“ или „правота“ утрачивают свое значение...»[1] Состояние утраты ценностных ориентиров воспринимается теоретиками постмодернизма позитивно. «Вечные ценности» — это тоталитарные и параноидальные, идефиксы, которые препятствуют творческой реализации. Истинный идеал постмодернистов — это хаос, именуемый Делезом хаосмосом, первоначальное состояние неупорядоченности, состояние нескованных возможностей. В мире царствует два начала: шизоидное начало творческого становления и параноидальное начало удушающего порядка. При этом постмодернисты утверждают идею «смерти автора», вслед за Фуко и Бартом. Любое подобие порядка нуждается в немедленной деконструкции — освобождении смысла, путем инверсии базовых идеологических понятий, которыми проникнута вся культура.

Критика “мышления тождества” и “Различие”. Одним из важнейших понятий классической философии было понятие тождества, или идентичности (вспомним хотя бы положение о тождестве мышления и бытия у Гегеля или “философию тождества” Шеллинга). Примат тождества над различием разумелся этой философией сам собой. Не составлял исключения и структурализм, занимавшийся поисками универсального шифра действительности, кода, которому подчинены все знаковые системы, в том числе и биологические. Постструктуралисты же считает идею такой универсальной отмычки вредной выдумкой. Изначальная “бесформенность” и “хаотичность” жизни не подвластны никаким выдвигаемым наукой схемам. Вот почему на первый план здесь выходит категория различия, или “дифференции” (difference). Деррида в работе Письмо и различие (1967), Делез в труде Различие и повторение (1968) вступают в острую полемику с традицией, которую можно назвать мышлением тождества. Различие здесь мыслится вне, по ту сторону пары различие/тождество. Различие не сводится к тождеству. Неверно видеть в нем нечто подчиненное тождеству, поскольку именно различие, а не идентичность есть первичное отношение. Различия не отсылают к подобиям, а указывают на другие различия. Мыслить различие – значит не держать перед мысленным взором идею целого, системы, иерархии, единства.

Пересмотр классической парадигмы философствования, осуществляемый постсруктурализмом, можно выразить и в других терминах.

Серийная событийность против “события бытия”. В классической европейской философии событием могло быть названо не всякое происшествие, а лишь нечто значимое, наполненное глубинным потаенным смыслом, встроенное в некую телеологическую взаимосвязь (систему целей). Западная философская традиция была занята поисками “первосмысла” – заключенного в глубине события содержания. Что же касается мыслителей постстуктуралистской ориентации, то для них статусом события обладает любой телесно-жизненный акт. “Жизненная”, фактически-наличная событийность самодостаточна и не нуждается в возведении к трансцендентальному основанию.

В той мере, в какой статусом события в классической парадигме могли обладать только события “истории духа”, традиционная история культуры строилась как “история идей”, или “духовная история” (вспомним, например, восходящую к Вильгельму Дильтею “духовно-историческую школу”). Молчаливой предпосылкой подобной истории был гомогенный универсум смысла. Отказываясь от такой предпосылки, Мишель Фуко строит собственное исследование культуры (включая сюда науку) как “археологию”. История культуры, которую он пишет, есть история “серий”, “сингулярностей” (единичных событий) и “регулярностей”, подвластных только одному закону – закону случайности. В этом смысле его исследование – не “история”; ведь оно нацелено не на прослеживание некоей “линии развития”, а на выявление контингентных (случайных) констелляций – взаимопереплетений единичных событий. Разрабатываемые Фуко “археологии” – как “знания”, так и самого “субъекта” – подрывают базисное допущение любой “истории идей” – возможность восстановить, реконструировать континуум сознания, или континуум смысла.

Смерть субъекта” и критика “метафизики”. С критикой “идеологии субъекта”, которую ведет Фуко, перекликается проект Деррида, вначале названный им “грамматологией”, а затем – “деконструкцией”. Эта программа заключается опять-таки в пересмотре одного из базисных допущений европейской философской традиции, а именно – примата речи, говорения, голоса, над “письмом”. Классическая философия (начиная с Платона) и классическое языкознание (начиная с Вильгельма фон Гумбольдта и Фердинанда де Соссюра) считала само собой разумеющимся, что первичным источником смысла может служить лишь речь. Запись же речи, ее материальное воплощение (письмо) есть лишь “застывший” голос, омертвленный дух. Стало быть, письмо вторично по отношению к речи. Его назначение и его содержание в том, чтобы служить репрезентацией речи, внешним “пред-ставлением” внутреннего смысла. Как раз это допущение и ставит под сомнение Деррида. Письмо, согласно Деррида, не следует рассматривать лишь как “письменную речь”. Оно отстоит от “истины” (т.е. от сферы значений) отнюдь не дальше, чем речь. Что же касается веры в привилегированное отношение речи к истине, то эта вера есть не что иное как проявление логоцентризма западной философской традиции – традиции “метафизики”. Логоцетризм – представление о центральном положении, занимаемом в структуре познания “логосом” (“словом”, “законом”, “логическим мышлением”) – неотрывен от фоноцентризма (веры в приоритет голоса, фонемы перед письмом). Лого-фоноцентризм метафизики оказывается к тому же и фаллоцентризмом – системой идей, основанных на убеждении в первенстве мужского начала, в “первичности” мужчины и “вторичности” женщины.

Мыслителю, исследователю, автору отказывается в праве на обладание смыслом как таковым. Всякое притязание на обладание смыслом разоблачается в качестве неспособности субъекта отдать себе отчет в изначальной амбивалентности, многозначности производимых им высказываний. В том, в частности, что означающие, из которых сотканы его высказывания, находятся в сложных отношениях с другими означающими – включая и те, о которых сам автор не подозревает. (В этой связи, он, строго говоря, и не является автором собственных высказываний).

В отличие от Фуко, преимущественный объект полемики которого составляла “история идей”, и от Деррида, нацеленного на критику “метафизики присутствия”, главный пункт отмежевания от классического наследия в случае Делеза и Гваттари – фрейдовский психоанализ. Фрейд и его последователи разделяют с класической философской традицией представление о четкой структурированности человека. В каких бы терминах последний ни описывался (через диаду сознание / бессознательное или через триаду Оно-Я-Сверх-Я), психоанализ берет за аксиому реальность такой структуры как человеческий “субъект”. Бессознательное, открытием которого так гордится фрейдизм, надлежит, согласно Фрейду, поставить под контроль сознания. Сами процедуры психоанализа как терапии нацелены на то, чтобы вывести бессознательное на свет сознания, “образумить” бессознательное, переформулировав иррациональные влечения в рациональных категориях. “Шизоанализ” же, противопоставляемый Делезом и Гваттари психоанализу, исходит из продуктивности бессознательного. Именно в силу того, что сфера бессознательного (сфера Желания) носит продуктивный, творческий характер, от него не следует “освобождаться”. Настоящая свобода как раз и заключена в сфере Желания, а попытки поставить его под контроль – репрессивны и культурно контрпродуктивны.




Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   55




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет