Российский гуманитарный научный фонд
жүктеу/скачать 1.67 Mb.
|
И.Б. АрдашкинТрадиционно «абстрактное» было связано со сферой сознания и мышления, с такой спецификой их функционирования, когда мир, действительность осмыслялись отвлеченно, вне прямых соотнесений с реальностью. Такой прием, по сути, служил основой познавательных действий человека, как правило, в сфере науки. Абстрактное постижение мира позволяло человеку моделировать, конструировать те или иные проекты реальности умозрительно, чтобы после возникала возможность практически «материализовать» полученные образы или конструкты в жизни. В любом случае спецификой традиционного понимания концепта «абстрактность» являлся признак отвлеченности сознания (мышления) от реальности, наглядного, чувственного эмпирического мира. Сфера абстрактного являлась способом «восполнения» сферы наглядного, материального мира. Но следует отметить, что подобная интерпретация понятна, если речь идет о «человекоразмерной» действительности, то есть о той действительности, где между человеком и миром, по сути, не существует посредников (в виде приборов, например) и последний непосредственен для человека. Другое дело, когда в область человеческой действительности входит сфера, которую человек не способен воспринимать явно. А именно подобные трансформации принесла наука в ходе своего развития в ХХ в. – СТО, ОТО, квантовая механика и т.д. продемонстрировали нам наличие иных миров, не доступных человеческому восприятию. Об этих мирах человек может судить только опосредованно. В подобной ситуации естественно задаться вопросом: если сохранить прежнее понимание «абстрактности», то какой из множественных миров тогда считать реальным, наглядным? Или необходимо пересмотреть понимание «абстрактности»? Или данный концепт вообще утрачивает смысл, так как доводится до полнейшей абсолютизации? Да и как будет строиться сам познавательный процесс науки? Следует добавить, что когда «человекоразмерный мир» считался единственным реально существующим, то вполне очевидно исходя из какого основания и на трансформацию чего была направлена «сфера абстрактного». Теперь же об этом судить сложнее, поскольку существует множество различных миров и, как утверждают последователи постмодерна, «центра» нет. Поэтому и возникают сложности с онтологической определенностью мира и, соответственно, на взгляд автора, с функционированием сферы абстрактного в нем. С функционированием при прежней интерпретации. Именно поэтому анализ философских дискурсов постмодерна может позволить нам уточнить концепт «абстрактность» в ином смысле. Один из наиболее ярких представителей постмодерна Ж. Деррида ситуацию, связанную с невозможностью определения действительности как центрального ядра сущего, характеризует трансформацией концепта «письмо», который реализуется в современной философии и культуре. Основная его идея – «письмо до языка». Подобный концепт предполагает понимание основного предмета исследования – письма – в наибольшей абстрактной выраженности, в традиционном плане. То есть письмо, суть знаковой представленности мира, проявляется в качестве глобальной тотальности, что обозначает его более широкую сущность, нежели понятие (концепт) языка. Таким образом, Ж. Деррида отказывается от характерного для классической философии метафизического понимания мира, где «язык» и его «путеводитель» «голос» определяли большую значимость одной действительности, мира, над остальными. Понимание, как пишет Ж. Деррида, «что язык (то, что называют языком) и в начале и в конце своем был лишь моментом, способом (существенным, неограниченным), явлением, аспектом, разновидностью письма» [1; c. 121], лишил «доминирующие миры» подобного статуса. Иная интерпретация прежних философских представлений как вообще, так и абстрактного в частности, связана с разрастанием, увеличением слоя посредников, а также с умножением сфер деятельности, порождаемых затрудненной коммуникацией в обществе. Огромное количество промежуточных звеньев между людьми – это современные реалии общения, взаимодействия. Именно поэтому и возникает осознание, что «очевидное» и «достоверное» невозможно. Отсюда вполне логичным видится вывод, что мир представляет собой бесконечную текстовую тотальность, чьим способом существования выступает игра. «Письмо» как раз и характеризует текстуальность мира, трансформируясь из «знака вещи» в «знак знака». Отсюда и его глобальность и первичность. Отсюда и абсолютизация абстрактности видения мира, то есть доведение последнего до такого его определения, где он является референтом мира и, одновременно, где его нет. Как прокомментировала критик Ж. Деррида Н.С. Автономова название его работы «О грамматологии»: «Грамматология – наука о письме, о предмете, которого нет: есть конкретные знания о разных видах письменности, но нет знаний о письме в абстрактном и философском смысле» [2; c. 7]. Так вот, Ж. Деррида вышеупомянутым образом обозначает абстрактный и философский смысл предмета, позволяя нам анализировать концепт «абстрактного» в нетрадиционной интерпретации. Сведение презентативности мира Ж. Деррида до абсолютно абстрактного понимания, с одной стороны, есть обозначение равноположенности, равноценности, равнозначности всех возможных миров, а с другой стороны, свидетельство иного способа, нежели рациональный, их осмысления. Чтобы продемонстрировать данную позицию Ж. Деррида, обратимся к анализу основного концепта, характеризующего мир в его знаковом виде – письме, – концепта «наличия» (presence). «Наличие» интерпретируется французским философом предельно широко, как способ бытия всего, что существует. В концепте «наличия» пересекаются материальное и идеальное, эмпирическое и трансцендентальное, рациональное и иррациональное и т.д. «Наличны» как единичные вещи, знаки, так и жизнь в целом. «Наличное» и есть условие равенства «иных миров» друг перед другом, ибо их «наличность» – это то единственное, что позволяет нам вообще мыслить, осознавать, чувствовать и воспринимать. «Наличие», с этой точки зрения, есть чистая, абсолютная абстракция (в традиционном смысле). Но, как часто бывает, абсолютизация явления нивелирует его само (как, например, нет добра без зла, света без тьмы и т.д.), в данном случае подобный результат не возникает. Не происходит в силу того, что абстрактное обретает иной смысл, иное применение. Эти нюансы позволяют выявить другие концепты Ж. Деррида: «след», «различие», «восполнение». Как традиционно проявлялось абстрагирование в мышлении, познании? Человек «устранялся» от источника своих умственных изысканий, совершая опять же умозрительно операции, связанные с поиском нового видения этого источника как объекта познания. В основе такого рода абстрагирования лежит постоянный «возврат» к объекту. Получается, что абстрактные способы мыслительной деятельности содержат в себе некие идеалы целостной модели исследуемого объекта, то есть какими бы ни были операции абстрактного плана над объектом, подспудно сами эти операции ориентированы на целостное восполнение объекта. Если даже после практических изменений, обусловленных предыдущими абстракциями, объект трансформировался, все равно его образ представляет определенную законченность, завершенность. Без этого его просто нельзя было бы признать наглядным, очевидным. Невозможно было развести абстрактное и наглядное. Однако подобные условия в силу уже указанных выше причин неприемлемы в рамках постмодерна. Здесь нет различия между наглядным и ненаглядным, реальным и нереальным, поскольку все «налично», а значит, с точки зрения подобного способа бытия, равноположено, однозначно. Если уточнить, то это значит, что реальное столь нереально, наглядное – ненаглядно, сколь нереальное реально, ненаглядное наглядно. В таком случае можно даже сделать вывод, что разницы между абстрактным и очевидным не существует. И это вполне естественное следствие. Но это не значит, что абстрактное как концепт (понятие) элиминируется. Если нет очевидного, это не значит, что нет абстрактного. Очевидного нет непосредственно, а через посредничество можно обозначить и очевидное (только, как это ни парадоксально, оно таковым уже не будет). Так же и абстрактное. Его не следует обозначать через противопоставление очевидному, реальному, наглядному. Изменялись соотношения, изменилось и наполнение концепта. «Абстрактное» необходимо, оно востребовано, но его природа «отвлеченности от вещи» перерастает в «отвлеченность от знака», то есть в чистую отвлеченность, в отвлеченность ради отвлеченности. Мы вынуждены «отвлеченно» мыслить мир не потому, что нам так захотелось или это более удобный способ его осознания, а потому что, хотим мы этого или нет, но так следует поступать, чтобы мир можно было бы мыслить. Это неизбежность. «Чистая отвлеченность» (абстрактность в иной интерпретации) – это следствие основного принципа функционирования «письма» как наличия – различия. «Письмо» порождает общую артикулированность, членораздельность в деятельности сознания, культуры и т.д. Оно само есть артикулированность, членораздельность, потому что его особенность «делать различными» явления, вещи, знаки. Что значит «различать»? Как можно различать? По Ж. Деррида, различие – это возможность видеть наличное в неналичном, тождественное в нетождественном. Различие – это то, что позволяет понять «наличие» абстрактно, то есть таким, каким «наличие» выражено в качестве способа бытия, каким «наличие» можно обозначить при условии отсутствия центра. Подобная особенность интерпретации «наличия», когда «различие» направлено на утверждение такой противоположности, которая обозначает отсутствие тождества и самодостаточности для него же самого, вызвана использованием еще одного концепта – концепта «следа». Концепт «следа», по сути, направлен на уточнение всеобщности, тотальности «наличия», является источником абстрагирования. Поскольку обозначаемая «наличием» тотальность везде и всюду, ее сложно понять, представить, помыслить. Она зачастую неуловима, потому что «растворяется» сама в себе, ускользает, исчезает. «Наличие» становится неопределимым, иллюзией. Именно такие свойства «наличия», как отсутствие, пустота, выражающие в себе множественные соотнесенности всего со всем, и составляют содержание концепта «след». Но если их интерпретацию завершить таким образом, то концепт «абстрактность» полностью бы утратился дискурсами постмодерна. Ведь в подобном случае соотнесенность чего-либо с чем-нибудь невозможна, не осуществима. Именно, чтобы подобный итог не реализовался, Ж. Деррида использует еще один концепт, который, на взгляд автора, позволяет более-менее адекватно выразить суть «абстрактности» в философии постмодерна. Это концепт «восполнения». Ведь если «наличие» есть отсутствие, пустота, то как возможно различие, отвлеченность знака? Невозможно что-либо помыслить, познать, не сопоставив одно с другим. Само мышление – это процесс сопоставления и соотнесения, установления различий. А такое нереально, если сконцентрироваться на концепте «следа». Скорее всего, для Ж. Деррида «след» – это демонстрация того, как можно мыслить, если мыслить нельзя, как можно чувствовать, если чувств нет и т.д. То есть «след» – это источник, позволяющий утверждать, что «абстрактность» не элиминировалась как концепт и понятие, а обрела иные смыслы и практики своего использования. И реализуется данная программа посредством концепта «восполнения». Ведь на что направлено, по Ж. Деррида, «восполнение»? Оно есть механизм функционирования всех процессов, осуществляющихся в мире. Оно есть «абстрагирование», обозначающее «различие», без которого ничего невозможно соотнести. Но это не то восполнение, о котором мы вели речь, когда характеризовали традиционную интерпретацию «абстрактного». Там «абстрактное» играло роль дополнения, «заполнения» вещей и явлений «реального мира», доводя последний до полных, с точки зрения очевидности, наглядности, состояний. Теперь же «абстрактное», также реализуемое механизмом «восполнения», свидетельствует, что целое не есть целое, оно пронизано нехваткой, изъяном, в нем проявляется «след» «наличия». Такое «восполнение» использует игру, схему, закон, правило, традицию и т.д.. В таком способе абстрагирования важно одно – это то, что восполняется не один мир (вещь) посредством других миров (вещей), а то, что возможность соотнесения миров – это необходимость, неизбежность их «наличия». Концепт «абстрактности» в постмодерне – это «восполнение» необходимости различия, то есть необходимость соотнесения. Такое взаимодействие – это когда соотнесение – не реально ощущаемый, осознаваемый процесс, а знак, чей «след» постоянно проявляет и элиминирует «наличие». Если ранее для «я» человека абстрагирование – это процесс, где «я» утрачивается как экзистенциальная сущность (то есть где «я» – все реально, наглядно, очевидно), то теперь само «я» – это «след» и «наличие» одновременно. Где «я» – это «отвлеченность», невозможность самореференции и самопрезентации. «Я» человека – это «я» и «другое», но где «что» и «кто» определить невозможно. Понятно, что для человека «любые миры» будут брать отсчет от его «я». Но это тогда, когда возможно сделать «я» очевидным и наглядным. А если нет, то «абстракция» – это уже не «восполнение» «я», а восполнение «я» и «другого». Кроме того, факт множества возможных миров, обозначаемый общим концептом «другой», также свидетельствует об абстрактности, без которой было бы невозможно «различие» и, в свою очередь, «восполнение». Тем самым, «абстрактность» не утрачивает свое значение для культуры, как казалось, трансформацией этого концепта к голой абсолютизации, что вело бы к его «инфляции» и «забвению». Наоборот, «абстрактность» обретает экзистенциальные корни, характеризуя собой возможность существования, жизни, мысли, чувства в условиях отсутствия какого бы то ни было «центра». Это не есть условия выживания, а вполне особая жизненная среда, чье распространение «растворило» былые реалии, углубив человека в множественность существующих миров. Примером такого способа бытия может выступить детское сознание, которое не способно по сравнению со взрослым отличать, где «жизнь», а где как бы нечто «мыслимое как жизнь». Но для детей это все «наличие», чей «след» они способны равнозначно представить, восполняя посредством «различий» то один «мир», то «другой». Главное то, что эти «миры» выступают всегда соотнесенными, всегда различными и всегда нецелостными. Подобное также хорошо проявляется и при анализе «виртуальной реальности». О таких же способах бытия свидетельствовали многие исследователи: М.М. Бахтин, В.С. Библер, Ж. Делез и т.д. По сути, их единит одно утверждение, что подобная интерпретация абстрактного – это потенциал, расширяющий человеку и без того безграничные просторы бытия. Это способ такого существования человека, который демонстрирует «неусваиваемость» последним мира, а следовательно, дающий ему понять, что «очевидное» и «наглядное» суть лишь игра, в которую очень опасно «заигрываться». Лучше закончить словами Ж. Деррида, с авторской точки зрения наиболее точно характеризующими суть традиционного концепта «абстрактность»: «Возникновение письма есть возникновение игры; ныне игра обращается на саму себя, размывает те границы, из-за которых еще была надежда как-то управлять круговоротом знаков, увлекает за собой все опорные означаемые, уничтожая все плацдармы, все те укрытия, из которых можно было бы со стороны наблюдать за полем языка» [1; c. 120]. Литература 1. Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000. 2. Автономова Н.С. Деррида и граммотология. // Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000. Средства массовой информации как источник гуманитарных знаний жүктеу/скачать 1.67 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|