С. А. Майзель Евреи в годы террора (1935-1941)

В жанре эстрадном разговорном жанре в эти годы выступали А.И.Райкин, А.С.Менакер, И.С.Набатов, а также Л.Б.Миров и Е.П.Дарский.

Если же говорить об утратах, связанных с большим террором, то я должен признать, что все вышеперечисленные авторы прошли этот период нашей истории благополучно, и никто из них в эти годы не пострадал, хотя о потерях других театральных деятелей я уже писал выше.

Однако были в то время и мо­лодые исполнители, только начи­нающие свое восхождение на музы­кальный Олимп, но уже достаточно про­явившие себя. Это были молодые дирижеры - Б.Э. Хайкин и Н.Г.Рахлин, пианисты - Э.Г.Гилельс и С.Т.Рихтер (не­мец); скрипачи – Б.Гольдштейн, Е.Гилельс, М. Фихтенгольц, Я.И.Зак и Л.П.Коган, вокалисты - Марк Рейзен, Нина Дорлиак (супруга С.Рихтера), На­талья Шпиллер, Соло­мон Хромченко, Борис Гефт, Евгений Бендак и т.п. Что каса­ется балетных испол­нителей, то на­званные в главе 3.4.7.3. Сула­мифь и Асаф Мессереры, а также Б.А. Фенстер, М.М.Габович и Л.В.Якобсон, в эти годы как раз достигли пика своей славы. Причем Л.В.Якобсон уже практически стал балетмейстером.

Почти все названные инструменталисты, не­которые вока­листы и артисты балета в эти годы неизменно по­беждали на различных международ­ных и всесоюз­ных музыкаль­ных конкурсах, солировали по всему миру и прославляли советское музы­кальное искусство. Так Д.Ойстрах в 1935 году скрипач побеждает на втором Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполните­лей и в том же году получает вторую премию на Международном конкурсе имени Венявского, два года спустя Ойстрах выигрывает Конкурс имени Эжена Изаи в Брюсселе и обретает мировую извест­ность. Э.Гилельс занимает второе место на международном конкурсе в Вене (1936), уступив лишь Якову Флиеру, а уже через два года берёт у него реванш, выигрывая Конкурс имени Изаи в Брюсселе, где Флиер остался на третьем месте. В эти годы практически все вышеперечисленные инструменталисты занимали высокие места на музыкальных конкурсах. Как впоследствии говорил Д.Ойстрах: “Были гордостью русского народа”.

Однако в советском народе наибольшей популярностью и значительно выше ценившимися в гла­зах советской власти были все-таки не эти исполнители, а создатели и исполнители произве­дений масс-культуры: по­пулярных песен и кинофильмов, имевших, кстати, и огромное воспита­тельное значение. И среди них евреев было очень много. Скажу даже, что именно евреи в силу своего таланта в тридцатые годы и сделали эти жанры любимыми и по­пулярными в на­роде. И го­воря об этом, сразу же на ум при­ходят имена композиторов. И.О.Дунаевского, М.И.Блантера, братьев Покрасс и т.п. Так И.О.Дунаевский написал песни "лёгкие для усвоения песни... прославлявшие часто советский образ жизни. Это “Широка страна моя родная“ сл. Лебедева-Кумача, “Марш веселых ребят“ сл. Лебедева-Кумача, “Песня о Ка­ховке“ сл. М.Светлова, "Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути!" сл. М.Светлова, “Марш энтузиастов“ сл. Д.Аля, “Песня о Сталине“. М.И.Блантер написал: “Сталин - наша слава боевая“ сл. А.Суркова, “Песня о Щорсе“ сл. М.Голодного, “Ка­тюша“ сл. В.Исаковского. Братья Покрасс создали “Марш Буденного“ сл. Д.Актиль, “Если завтра война“ сл. Лебедева-Кумача и т.п.

Что касается по­этов – песенников, то и здесь евреев тоже немало. Это М.Л.Матусовский, Е.А. Долма­товский, Б.С.Ласкин, И.Л.Френкель, М.Светлов и т.п. Немало их было и среди кинорежи­реров: Ф.М. Эрмлер (“Встреч­ный“, “Великий граж­данин“), М.И.Ромм и А.Я.Каплер (“Ленин в Ок­тябре“, “Ле­нин в 1918“), А.Г.Зархи и И.Б.Хейфиц (“Горячие денечки“, “Депутат Балтики“, “Член правитель­ства“). Но о них речь впереди. А вот среди популярных исполнителей этих песен и этих ролей евреев было зна­чительно меньше. На­зову только М. Бернес и Э.Пургалину.

Официальная критика объявила эти песни воплощением мыслей и чувств миллионов со­ветских людей, и поощряла их создателей. Так Дунаевский был первым из всех компо­зиторов, кто был награждён орденом Трудового Красного Знамени, и первым же был избран в Верховный Совет СССР в пресловутом 1937. Затем получил ещё и орден Ленина. Не забывали власти и Матвея Блантера и братьев Даниила и Дмитрия Покрасс, и всех вышеперечисленных поэтов и исполните­лей. Все они имели и миллионные тиражи, и славу, и гонорары за сочиняемые ими советские агитки, начинявшие головы советских людей ложью, и коверкая чувства и вкус?

Но это было тогда. А вот делают ли эти произведения честь их авторам сегодня, это для меня большой вопрос. Да, это были люди несомненно очень талантливые и несомненно верящие в социалистические идеалы. Но то ли они искренне ошибались, то ли так писали из конъюнктурных соображений, а возможно, и из сообра­жений осто­рожно­сти, но свой та­лант они тра­тили на произ­ведения, на мой взгляд, недостойные, а иногда и про­сто нечест­ные, но имеющие вполне опреде­ленную, просовет­скую на­правленность, на массо­вую аудиторию. Не говоря уж о хо­рошем зара­ботке и большой по­пулярно­сти. Грубо говоря, на создание талантливых, но типичней­ших “аги­ток“ для толпы, “агиток“, рассчи­танных на невысокий художест­венный вкус массового зри­теля и слуша­теля и внушающих ему без­думное доверие партии и ее вождю. И, повторяю, у меня нет уве­ренно­сти, что всегда искренних. Думаю даже, что сегодня некоторым их создателям было бы за них стыдно. Поэтому при всем уважении к их таланту мне се­годня искренне жаль, что их авторами являются мои братья по крови. Хотя, ко­нечно, окажись я в той ситуации и на их месте, ручаться за себя я бы тоже не смог. Скорее всего, тоже верил бы многому, что тогда внушали населению и тоже добросовестно работал. Что, собственно, и делал в свое время. Но и рабо­тать так вдохно­венно – это все же перебор. Все-таки такое количество безответных вопросов.

Конечно, в их оправдание можно сказать, что они тогда не знали всего того, что се­годня знаем мы. Но, думаю, все они были умные люди и понимали, что не все так замечательно, как по­ется в сочиняемых ими советских песнях. Ведь это были все-таки три­дца­тые годы, и многие из них, когда ложились спать, совсем не были уверены, что но­чью к ним не придут неждан­ные гости, не проведут обыск и не за­берут в во­ронок. Не зря в эти же годы их стар­ший товарищ литератур­ному цеху писал: “И всю ночь напролет жду гостей дорогих, шевеля канда­лами цепочек дверных“. Наверное, и они ждали. И тем ни менее работали и тратили свой талант на создание таких шедев­ров. Так что некоторым и тогда должно было быть за них стыдно. Но сочиняли.

И среди них первым был Исаак Израилевич Бродский (1883-1939), который целиком встал на службу сущест­вующему режиму вла­сти и писал картины о Ленине и Сталине, а также портреты вождей: Моло­това, Орджоникидзе, Кагановича, Ворошилова. Выше я писал о нем. Уже в начале двадцатых он начал писать просоветские картины-агитки. Впоследствии писал Ленина и портреты вождей. За это он первым среди советских художников был удостоен ордена Ленина и возглавил Всероссийскую Ака­демию художеств. И, конечно, постепенно совершенно омещанился. К.И.Чуковский, который побы­вал у него в гостях в середине тридцатых, впоследствии вспоминал: “Ах, как пышно он живёт - и как нудно! Уже в прихожей висят у него портреты и портретики Ленина, сфабрикованные им по разным ценам, а в столовой - которая и служит ему мастерской - некуда деваться от „расстрела коммунистов в Баку“. ... И самое ужасное, что таких картин у него не­сколько дюжин. Тут же на моль­бертах холсты, и какие-то мазилки быстро и ловко делают копии с этой картины, а Бродский чуть-чуть поправляет эти копии и ставит на них свою фамилию. … Ему заказано 60 одинаковых „рас­стрелов“ в клубы, сельсоветы и т. д. И он пишет эти картины чужими руками, ставит на них своё имя и живёт припеваючи. Все „расстрелы“ в чёрных рамках. При мне один из копировальщи­ков по­лучил у него 20 червонцев за пять „расстрелов“. Просил 25 червон­цев…. Чтобы жить без­бедно и пышно, приходится делать „расстрелы“ и фабриковать Ленина, Ле­нина, Ленина” (Л.209). Произведения Бродского в те годы висели в официальных учреждениях, в кабинетах начальства, даже в музеях. Некоторые и сейчас хранятся в музеях. Слава этого, несо­мненно, очень талантли­вого человека, который мог бы стать и крупным художником, при жизни была оглушительной. Но он прославлялся партийной прессой, а сегодня его творчество никому не интересно, и его имя мало знакомо любителям живописи.

Айзенштадт пробует силы в довольно редком в профессиональном искусстве жанре, который условно можно назвать «скульптурным лубком». Сопоставлением и противопоставлением гигантской фигуры закованного в кандалы Пугачева и крохотных фигурок его судей скульптор добивается нужного впечатления. Это ощущение умело создается при по­мощи выразительного жеста сидящего вельможи-пигмея, словно отшатнувшегося от великана — да так, что кресло под ним едва балансирует на задних ножках! Контраст между образами народ­ного вождя и его преследователей акцентируется исполь­зованием разного пластического языка для характеристики сурового, трагического облика Пуга­чева и гротескных, марионеточных, дере­вянных куколок-тюремщиков. Пугачевская тема послу­жила прологом к теме пушкинской, занимав­шей Айзенштадта во второй половине 1930-х годов. Здесь он впервые в своей практике Айзен­штадт встретился с ограничениями, неизбежно наклады­ваемыми реальным заказом, реальными условиями. Это не могло не сказаться на архитектурной стороне задуманного мемориального со­оружения. Тем не менее, скульптор сумел внести запоми­нающийся образный мотив и в общий вид ансамбля: по четырем углам каре, в центре которого возвышается пьедестал со статуей Пушкина, расположились на высоких столбиках мальчики, не­сущие над головами светильники в виде факе­лов. Айзенштадт работал и творил вопреки своей трудной, неустроенной жизни, которое было свя­зано с трудным характером мастера и конфлик­тами с идеологами от искусства, заказные работы редко вдохновляли его и редко доводились до конца. Выставлялся скульптор нечасто, но все же выставлялся; в этих случаях, справедливости ради отметим, его вещи не оставались незамечен­ными, но интересом со стороны критиков Айзен­штадт избалован не был. Признание к нему стало приходить спустя два десятилетия после смерти — ныне произведения мастера находятся в ряде крупных музеев страны, осенью 1986 года состоялась первая персональная выставка (Л.210).

А кинема­тограф в те годы был одним из важнейших идеологических оружий, и все выше­перечисленные кинорежиссеры – его воинами.. Причем, режиссёров и популярных ки­ноактеров, правда евреев среди киноактеров было совсем не много, в 30-е годы не сажали. Ведь именно они, созда­вали актуальные пропагандистские, мнимо правдивые фильмы, которыми засматривалось и кото­рым верило население, показывали ложные, якобы исторические истории о недавнем про­шлом и о счастливой жизни современников. Конечно, выйдя из кинотеатра, зритель окунался со­всем в дру­гую жизнь. Но он все равно верил этим историям, и потому их создатели, равно, как и Любовь Орлова, Борис Чирков и Михаил Жаров и другие участники фильмов пользовались непре­рекаемой любовью населения страны и благосклонностью партийного руководства.

Не случайно М.Ромм, который в шестиде­сятые годы поставил “Обыкновенный фашизм” и “Девять дней одного года”, в те годы получил Сталинскую премию первой степени (1941) за фильмы “Ленин в Октябре” (1937) и “Ленин в 1918 году” (1938), Леонид Трауберг вместе с ГГ.Козинцевым тогда же тоже получили Сталинскую премию первой степени за кино­трилогию о Максиме (1934, 1937, 1938). А Сталинскую премию второй степени (1941) тогда же получили сразу Ф.Эрмлер (Владимир Маркович Бреслав) за фильм “Великий гражданин” (1937, 1939), С.Юткевич за фильм “Яков Свердлов” и А.Зархи с И.Хейфецем за фильм “Депутат Балтики” (1936). Инте­ресно, как бы сегодня оценили эти фильмы их создатели, и насколько искренни они были тогда, когда их создавали. Хотя я помню, что в детстве и в молодости мне эти фильмы нравились.

И, насколько я знаю биографии большинства этих корифеев советского кино, действи­тельно корифеев, без тени иронии, все они благополучно пережили и сталинские и хрущевские времена. И всегда творили то, что от них требовало время, их произведения всегда соответство­вали духу времени, а сами они были в почете и пользовались большим уважением. Так еврей М.Ромм в 1948г в разгар борьбы с безродными космополитами снял очень актуальный по тем временам фильм “Русский вопрос” по известной пьесе К.Симонова, за что получил Сталинскую премию первой степени, а в 1950г в том же духе снял “Секретную миссию”. Всего он получил 6 Сталинских премий. Л.Трауберг свой последний фильм (“Вольный ветер”) снял в 1961г., а спустя 26 лет, в 1987г, ему было присвоено звание Народный артист РСФСР, и в 1988г он получил Премию «Ника» в номинации «Честь и достоинство». Поразительно! Наконец, С.Юткнвич в 1938 году, поставив картину ”Человек с ружьём”, навсегда связал себя с темой “ленинианы”, ставшей ведущей в его творчестве. В последствии им были сняты “Рассказы о Ленине” (1958), “Ленин в Польше” (1966), “Ленин в Париже” (1981). А в 1983г за фильм “Ленин в Париже” он получил Госу­дарственную премию СССР. Создается впечатление, что каяться им было абсолютно не в чем.

Добавим здесь же, что огромное количество евреев - операторов и режиссёров было за­нято в научно-популярном, учебном, а также в документальном кино, в котором ловкий монтаж по­зволял выдавать подта­совку за подлинный кинодокумент. И этим часто тоже не брезговали самые прославленные кинодоку­менталисты.

Словом, прав был А.И.Солженицын, когда он писал, что советские культурные работники в те годы слово “патриотизм” понимали, как верную службу советскому строю: в какое направление сегодня власть прикажет идти, туда эти патриоты и идут, кого прикажет хвалить, того и захваливают, а кого прикажут ругать, того и несут по всем кочкам. И, конечно, киношники, равно как и модные в те годы композиторы и поэты-песенники, в этом отношении были на самых передовых рубежах. А то, что евреев среди них было в избытке это тоже неоспоримый факт. Впрочем, власть и сегодня хотела бы, чтобы ее граждане понимали слово “патриотизм”, как беспрекословное послушание власти.

Таким образом, в заключении настоящей главы отметим, что евреи в советском искусстве в тридцатые годы были представлено доста­точно широко, разнообразно и не менее полно, чем в науке, а Советский Союз выглядел, как надежный дом для своих евреев. Дом, где нет ни погромов, ни го­сударственного ан­тисемитизма, и где евреи на равных с другими гражданами страны могут ус­пешно реализовывать свои способности во всех от­раслях человеческой жизни. И даже большое количество жертв ста­линских репрессий не было связано с национальностью этих жертв. А судьба вышеперечисленных евреев никак не наводит на мысль, что в эти же годы в СССР прово­дилась тщательно маскируе­мая антисемитская поли­тика. Особенно это бросалось в глаза на фоне фаши­стской Германии, где евреи были изгоями. И советские евреи такое положение ценили высоко.
4.5. Антисемитизм времен большого террора.
Выше мы обсудили успехи, достигнутые евреями в СССР в тридцатые годы прошлого века, и пришли к выводу, что, хотя в политической жизни страны их роль в эти годы заметно упала, но в сфере реальной экономики, в общественной жизни, в науке, в производственной деятельности и в искусстве их позиции не только не упали, но заметно укрепи­лись. Явные антисемиты тогда ещё не редактировали газеты и журналы, не руководили отделами кадров заводов и институтов, не боролись с космополитизмом; наоборот - многие такие посты тогда еще занимали евреи. И это притом, что евреи в это время были в стране не просто нацменьшинством (1,8%), но даже нацменьшинством не имеющим своей официальной территории. Ведь ЕАО даже в те годы никем все­рьез не воспринималась как ев­рейская территория и не имела в стране того значения, какое имели евреи, жившие в основном в крупных городах и за­нимавшие ведущие позиции во многих жизненно важных для страны сфе­рах. И, конечно, столь вну­шительные успехи национального меньшинства, даже в ситуации декла­риро­ванного режимом ин­тернационализма и братства народов СССР, создавали предпосылки для от­ветной реакции госу­дарства и значительной части общества, которая стала проявляться в допол­нительной порции ан­тисемитизма, как бытового, так и государственного.

Сначала о бытовом антисемитизме. В тридцатые годы бытовой антисемитизм в стране инесколько уменьшился, хотя, конечно, оставался. И в этой связи у меня возникает вопрос: почему в тридцатые годы, когда практически были ликвидированы все названные выше причины антисемитизма (исчезли евреи-нэпманы, изгнаны из власти евреи-политики и управленцы, ликви­дирована безработица, значительно уменьшилась конкуренция за рабочие места, горожане при­выкли к соседству с евреями в своих городах), быто­вой антисемитизм хоть и уменьшился, но все равно оставался. И, как показала история, доста­точно было небольшой спички, чтобы он снова вспыхнул. Почему? И ниже я выскажу предположение, что несмотря на ликвидацию большинства причин антисемитизма предыдущих лет, к тому было несколько основных причин:

А отвечая на вопрос: почему так получилось, я отошлю читателя к главе 4.3 и 4.4.4. В них я писал, что получение равноправия придало еврейскому населению страны такой мощный заряд энергии, что они бросились самореализовываться в разных отраслях человеческой дея­тельности: в политике, военном деле, экономике, производстве, науке и т.п. И в силу традиционной в еврей­ской среде тяги к знаниям и наукам, в силу того, что евреев всегда называли “народом Книги”, ев­рейская молодежь устремилась не на заработки, не на делание карьеры и развлечения, а на раб­факи и в университеты. И следст­вием этого стал в середине тридцатых годов в усло­виях острого дефицита ква­лифициро­ванных специа­листов и отсутствия дискриминации по национальному при­знаку пере­избыток ев­реев в ин­теллигентских профессиях. Они ока­зались на ведущих должностях в среднем звене управленче­ского аппарата, стали директо­рами заводов и институтов, начальни­ками КБ, на­чальни­ками цехов, завлабами, главвра­чами и просто инженерами, врачами, учите­лями, научными со­трудниками и т.п. И здесь они тоже работали добросовестно и с полной отдачей. Словом, сказалось то, что евреи в те годы были все-таки несколько другими людьми, чем основное насе­ление, людьми с дру­гим мен­талитетом, немножко другими привыч­ками и приоритетами.

Но как раз этого и не могли простить им антисемиты. И при этом они не думали о том, что возможности для получения образования в послереволюционные годы у них были ничуть не меньшие, чем у евреев. И если кого и винить в том, что в конце тридцатых годов именно евреи, а не они, оказались на ведущих должностях в медицине, науке и реальном секторе экономики, то только их самих, не пожелавших в двадцатые годы воспользоваться равными возможностями. Но обвинять всегда легче, чем сами что-то делать. При этом мало кто из этих антисемитов думал о том, что не будь сейчас в стране этих образован­ных евреев, кто бы тогда лечил их и их детей, кто бы учил их де­тей, кто бы развивал советскую науку, конструировал новые машины, организовывал и руководил производством и осуществлял инженерное обеспечение ускоренной индустриализа­цией. Сель­ские фельдшеры, малограмотные красные директора или иностранные спецы? Кто? И, слава Богу, что хоть евреи подстраховали этих недоучек антисемитов и как смогли обеспечили заполнение вакантных должностей врачей, провизоров, учителей, ученных, инженеров и даже культработни­ков. Даже их любимые песни сочиняли тогда ненавистные им евреи.

И здесь же несколько слов о том, как реагировали на эту явную диспропорцию сами евреи и как реагировали власти. Что касается евреев, то они видели эту диспропорцию и понимали, что здесь есть элемент некоторой несправедливости. В конце концов, вины евреев в том, что многие русские не сумели вовремя получить образование, нет. Большинство из этих русских ребят в детстве не было к этому подготовлено; а те, кто был подготовлен, в двадцатые годы не был допущен в силу своего непролетарского происхождения. Но так уж случилось, и теперь единственный выход из положения мог состоять, во-первых, в том, чтобы эти недоучившиеся русские люди видели, что евреи, которым с учебой повезло, оказались этого достойны, и они действительно работают честно и с пользой для общества. А во-вторых, чтобы русские молодые люди извлекли уроки из ошибок своих родителей, тоже хотели бы смолоду учиться и поступать в ВУЗы, и уже в следующем поколении такой диспропорции в обществе не было бы.

А что касается политического руководства, которое тоже видело эту диспропорцию, то ему следовало бы создавать условия и стимулировать стремление русской молодежи к образованию. Например, посредством создания для них каких-то дополнительных курсов или льгот, позволяющих успешно конкурировать с еврейской молодежью. Однако власть вместо этого пошла другим путем. Начиная с 1939г, евреям просто начали ставить препоны при поступлении в наиболее престижные ВУЗы, а в некоторые просто закрыли доступ. А это уже не что иное, как начало госу­дарственного антисемитизма. И, думаю, если бы не война, то это бы началось уже в 1941-42 го­дах. Но об этом ниже.

И последнее, что я хочу отметить обсуждая тему переизбытка евреев в русских городах. Реакция на сравнительно большое количество представителей малого народа в стране или го­роде, где раньше их было мало, – это вполне естественный процесс. Она всегда наступает, если количество какого-то не основного народа в стране или городе превосходит несколько процентов, и эти люди начинают желать (пока даже не требовать, а просто желать) уважения к себе, как к на­роду. И уже одним только этим желанием они провоцируют отрицательное отноше­ние к себе со стороны основного населения. Читал на татарских сайтах точно такие же обиды и такое желание сохранять свою идентичность, живя в русском окружении. Например, их обижает, что дети в сме­шанных русско-татарских семьях всегда оказываются русскими. Кстати, при совет­ской власти также было и рус­ско-еврейских и во всех остальных русско-нерусских семьях. Нечто подобное происходит сегодня в русских городах по отношению к среднеазиатам, так называемым “черным“, приезжающим сюда на заработки, и своим присутствием и бедностью не по своей вине сбиваю­щим цены русским ра­бочим. Конечно, претензии к разным народам разные, но следствие одно и то же – это отторже­ние. Как говорится: “Был бы конь, а уздечка найдется“.

Разница в менталитете этих евреев и ко­ренных жителей рус­ских горо­дов прояв­лялась не только в повышенной активности евреев, их стремлении к получению образования и продвижению по служебной лестнице, но и в других спе­цифически еврейских качествах. Напри­мер, в их семей­ственности, гипертрофированной любви к детям, в соблюдении еврейских обычаев и традиций, в т.ч. желании создавать мононациональную семью по еврей­скому, даже особенностях гастрономи­ческих пристрастий и т.п. Но главное, в желании не скрывать своего еврейства и чувствовать ува­жение к нему.

Ко­нечно, в двадцатые годы эта разница в менталитетах была значительно сильней. Но то­гда и антисемитизм был сильней. За десять с лишним лет положение изменилось и теперь основ­ную массу еврейского городского населения составляли люди, которые перебрались в рус­ские го­рода в сравнительно молодом воз­расте, где-то до 30 лет. За эти 12-20 лет они сумели при­спосо­биться к новым условиям и практически отказаться от своих местечковых привычек и тради­цион­ного иудаизма, сумели влиться в интернациональные рабочие коллективы, проник­нуться русской культурой и в значительной степени ассими­лировать.

Но все-таки большинство из них не за­бывало о своем еврействе. Обычаи еврейских семей сохранялись: любовь к детям, уважение к старикам, включая их религиозность, реальная помощь оказавшимся в беде близким, небольшое количество смешанных браков. Даже некоторые гастро­номические традиции, типа мацы на Песах, гоменташн на Пу­рим, пончиков на Ха­нуку, или просто фар­шированной рыбы, латекса, цимеса или тейглах в праздничный день, во многих семьях тоже сохранялись. И, как я писал выше, эти евреи, соблюдая и уважая русские правила жизни вне се­мьи, хо­тели, чтобы окру­жающие это их еврейство ува­жали. Однако именно это их законное жела­ние и провоцировало возникновение антисемитских настроений, поскольку многие русские воспри­ни­мали его как проти­вопоставление себя русским, как своеобразную брезг­ливость, чистоплюйство, высокомерие, желание выде­литься из общей массы. И это их оскорбляло и стимулировало анти­семитизм. Так было.

Но это я говорил о поколении евреев средних лет, сорок и старше. Они, возможно, в чем-то, сами того не желая, своим поведением еще могли провоцировать антисемитские настроения. Об этом я тоже писал чуть выше. А что касается моло­дежи, которая состав­ляла большинство, то она пере­ехала в рус­ские города еще в детском воз­расте, и поэтому взрос­лела уже вместе со своими рус­скими сверст­никами: вме­сте ходила в школу, вместе играла во дво­рах, посещала об­щие кружки, секции, разные заве­дения, жила общей жиз­нью со своими русскими сверстниками. Поэтому у ев­рейской молодежи ни местечковых привычек, ни иудаизма, ни каких-то национальных особенно­стей уже не было. И даже свое еврейство многие из них воспринимали, как какой-то ата­визм, ме­шающий нормальному общению с русскими ребя­тами. Они дружили, не задумываясь о нацио­нальности своего друга, и женились по любви, а не по национальному при­знаку. В конце тридца­тых количество смешанных браков достигло уже 14% и продолжало расти. И, хотя эта мо­лодежь тоже сталкивалась с проявлениями бытового антисемитизма, в те годы в стране был ре­альный шанс на исчезновение антисе­ми­тизма в следую­щем поколении. И то, что такого не случи­лось, еврей­ской вины в этом опять нет.

Кстати, современник этих событий известный еврейский историк С.Дубнов, живший в Риге, в те годы писал: "В три­дцатые годы успела уже выме­реть бóльшая часть того деклассированного еврейского обще­ства, которое раньше истреблялось огнем Гражданской войны и мечом ЧК. На­ступило полное уравнение евреев в общем бесправии. Евреи терпят те же материальные лише­ния, как и все гра­ждане: нужду в жилищах, одежде и про­чих предметах первой необходимости; но духовно они страдают гораздо больше: они вымирают как часть нации. В стране, где фабрикуют человеческую душу и нивелируют мысли и нравы под тяжелым прессом диктатуры, растет духовно обезличенное поколение, оторванное от своих исто­рических корней… которое не знает своего происхождения и многовекового прошлого, лишенное трехтысячелетнего культурного наслед­ства… Народ, лишен­ный своего вчера, не имеет и своего завтра… Если нынешний режим продер­жится еще долго, то следующие поколения не будут иметь никакой связи с мировым еврейством… Два миллиона со­ветских евреев, совершенно ассимилиро­ванных и «не помнящих родства», пото­нут в бесформен­ном конгломерате народов «Союза Совет­ских Социалистических Республик». И он был прав.

И хотя еврейская молодежь в те годы не ощущала нужды в жилищах, одежде и про­чих предметах первой необходимости, поскольку не знала другой жизни, и духовно не страдала от того, что она не знала своего происхождения, многовекового прошлого и тысячелетней культуры, С. Дубнов был прав. Все это действительно свидетельствовало о том, что евреи в те годы, как на­ция, реально вымирали. Но как раз молодежь это не беспокоило. Более того, именно это выми­рание многие еврейские молодые люди и ставили в заслугу партии. А что касается антисемитизма вымирание евреев, как нации, автоматически снимало и эту проблему. Как говорится: “Лучшее средство от головной боли – это гильотина”.

Так что проблема, которая беспокоила евреев среднего возраста, абсолютно не волно­вала большинство еврейской молодежи и уж нем более их детей. И для ее решения оставалось всего несколько десятков лет такой же жизни.

4. Четвертая причина антисемитизма второй половины тридцатых годов для некоторых ан­тисемитов могла состоять в том, что среди обнаруженных в эти годы “врагов народа” высокопо­ставленных евреев опять оказалось больше среднего. Да, в двадцатые годы в Политбюро всегда было несколько евреев, в тридцатые – их было избыточно много и в ЦК и в Правительстве. А в 1939г. в Политбюро ЦК ВКП(б) оставался один Л.Каганович, в Правительстве - всего три министра, в т.ч. тот же Каганович и еще два совсем молодых: Ванников и Гинзбург. Даже в ЦК, состоящем из 71 человека, евреев было всего 9 человек, т.е.12%. Но и это много. На состоявшейся в феврале 1941 года XVIII Всесоюзной партконференции представительство евреев в ЦК было уменьшено до 5 человек, т.е. до 7%. Да и в НКВД в 1940г. оставался всего один генерал-еврей. И антисемиты из этого делали вывод: “Как много евреев проникло в руководство страной и как много среди них “врагов народа”. Это ли не повод для роста антисемитизма.

И при этом они почему-то не принимали во внимание два фактора. Во-первых, все эти ми­нистры были назначены министрами в начале тридцатых годов, когда всей политикой страны, в т.ч. все кадровой политикой, руководил только один человек, Великий Вождь всех народов. И это именно он назначал этих министров, которые потом оказались вражескими шпионами и врагами народа, т.е. назначение этих евреев на столь высокие посты было его персональной ошибкой. Но кто в те годы смел хотя бы подумать об этом? Поэтому говорилось, что эти евреи проникли об­манным путем, но при этом не говорилось, что если тебя можно обмануть, то значит и ты тоже не очень годный начальник И во-вторых, в те же годы говорилось об огромных успехах советского народа в индустра­лизации страны, в построении социализма, в улучшении жизни советских людей. Говорилось, что все это произошло под руководством т. Сталина. Но ведь Сталин не один все это делал. У него были помощники, министры, которые руководили разными отраслями хозяйства. А как раз среди них и были эти евреи. Так как же сочетается то, что под руководством этих людей были достиг­нуты значительные успехи, с тем, что они шпионы и вредители. Не сочетается. Но об этом тоже никто тогда не смел, не только говорить, но даже думать.

Так я помню, что в детстве меня удивил тот факт, что в отцовских книгах я увидел большое количество пустых мест от вырванных страниц. Когда я спросил его об этом, он ответил, что на этих страницах были написаны имена Троцкого, Зиновьева, Бухарина и прочих “врагов народа”. А в тридцатые годы было опасно даже вспоминать эти имена. Не говоря уже о том, чтобы держать их книги или книги, где они упоминались в положительном контексте. Вот он и вырвал страницы, где они были. И так поступил не он один. Так поступали тогда все. Даже в библиотеках были такие книги. И позднее я действительно обнаруживал их в библиотеках.

Так что если верить тому, что во второй половине тридцатых годов среди врагов народа было выявлено избыточно много евреев, говорит о том, что кадровая политика партии в начале тридцатых годов явно ошибочная, если не вредительская тоже. А если вспомнить об успехах страны в эти годы, то встает вопрос: “А в чем же заключалось это вредительство?”. Логики нет.

И последнее. Когда начались массовые аресты среди руководства страной, уверен, что тогда большинство этих властных евреев, прекрасно поняли, чем грозит близость к Вождю. И уж тогда все они мечтали как-то смыться из этой власти и спрятаться куда угодно, лишь бы подальше от него, чтобы не видел и ненароком в чем-нибудь не обвинил. Только вот как это сделать, если ты уже там? И так они жили с ощущением того, что “За что боролись, на то и напоролись“. И уж, ко­нечно, во власть тогда не стремился никто.

5. Пятая причина – это действительно то, в чем некоторые евреи виноваты перед русским народом. Это еврейская бестактность и чрезмерная активность, которые привели к тому, что большевики еврейского происхождения очень часто вмешивались не в свои дела и участвовали в действиях, о которых впоследствии их потомкам пришлось стыдиться и за что просить прощения. Про Гражданскую войну я уже писал, про антирелигиозную кампанию тоже. Однако во второй по­ловине тридцатых годов антирелигиозная кампания резко пошла на убыль. Молодые люди в воз­расте примерно до три­дцати пяти - со­рока лет практически все к этому времени стали атеистами, верующих среди граждан СССР стало за­метно меньше, и они стара­лись об этом не говорить. Пик атеистической про­паганды уже прошел, да и большинство церквей уже было разрушено или от­нято у церкви и переориентировано под другие нужды, вплоть до того, что они стояли пустые или там были склады. Кампания явно шла на спад, и евреев в ней уже практически не было. Поэтому казалось, что в конце тридцатых эта претензия к ев­реям уже потеряла силу. Ведь и русских ребят среди этих воинствующих атеистов было не меньше. Однако нет, даже неверующие люди пом­нили, как еврейские атеисты разрушали православные церкви и не могли им этого простить. Это действительно была глупость на грани преступления, как перед русским, так и перед еврейским народами. И, хотя вслух эту претензию тогда старались не высказывать, в этом случае обвинения в адрес евреев абсолютно справедливы.

Однако, соглашаясь с тем, что это преступление, я хочу вспомнить одно известное, правда, не знаю чье, изречение: “За все, что делает христианин, он отвечает лично. За все, что делает ев­рей, отве­чают все евреи”. Да евреи виновны в этом преступлении. Но виновны не все евреи, а только те, кто это делал, кто к этому призывал, и кто это санкционировал. А это далеко не все ев­реи. И это не может быть поводом для антисемитизма. Это повод для антибольшевизма, для об­винения виновных, но далеко не все евреи были большевиками и тем более борцами с правосла­вием.

Выше я постарался сформулировать основные претензии, предъявлявшиеся антисеми­тами к советским евреям во второй половине тридцатых годов. И получилось, что только одна из них, связанная с антирелигиозной борьбой еврейских активистов, еще может под собой какое-то основание, хотя и здесь вину некоторых еврейских активистов нельзя обобщать на весь народ. Остальные же претензии во­обще ни на чем, кроме эмоций, не были основаны. Действительно, же­лание евреев, чтобы их просто уважали, как нацию, вполне закономерно, естественно и не должно вызывать антипатии. Тем более, что ситуация в стране вообще могла настраивать антисемитов на оптимистический лад. Евреи активно и добровольно ассимилировали. Большое количество евреев среди жертв сталинского режима вообще не повод для их обвинений. Это явное преступление ре­жима. А то, что в конце тридцатых хотя бы евреи смогли обеспечить в СССР технический прогресс и подменить заметно уменьшившееся количество русских интеллигентов – это, как ни обвиняй большевиков и их классовый подход к доступу молодежи в ВУЗы, я считаю, просто большая удача и для всей страны и русских людей тоже. Ну а про семейную память и говорить нечего. Это просто атавизм. Так что в эти годы у антисемитов уже не было никаких серьезных аргументов в пользу своей иудофобии. Однако антисемитизм в стране продолжал существовать. Просто он временно уменьшился и ждал удобного момента, чтобы вспыхнуть с новой силой. И такой случай настал.

Итак, бытовой антисемитизм в конце тридцатых годов в части городского русского населе­нии имел место. Но государство тогда все-таки еще боролось с антисемитизмом и защи­щало ев­реев не только от неуправляемых вспышек антисемитизма, но и от его проявления в форме обыч­ных бытовых оскорблений. Поэтому вслух произно­сить на людях эти претензии тогда было, если и не очень опасно, но все-таки не прилично. Мои родители и люди, помнившие три­дцатые годы, рас­сказывали, что тогда слово “жид“ в быту практически не звучало, поскольку такое оскорбление, во-первых, могло строго наказываться, а, во-вторых, считалось недостойным советского человека. И такой иудофоб волне мог схлопотать неприятность. Так что бытовой антисемитизм тогда скры­вался и тихо тлел в семьях и в сознании людей. А евреи, хоть и ощущали неприязнь со стороны некоторых тайных антисемитов, но чувст­вовали себя защищенными от такого рода оскорблений и продолжали быть благодарными совет­ской власти за все это. Правда, это были грозные тридца­тые, и защищенным от репрессий другого рода то­гда не мог чувствовать себя никто.
А теперь о государственном антисемитизме, который в конце тридцатых годов только на­чал набирать силу. В 1929г. И.В.Сталин опубликовал брошюру “Национальный вопрос и лени­низм“, в которой определил нацию, как “общность людей, возникшую на базе общности четырех основных признаков, а именно: на базе общности языка, общности территории, общности эконо­мической жизни и общности психического склада, проявляющегося в общности специфических особенностей национальной культуры“ (Л.39). Евреи этому условию не соответствовали и, следо­вательно, по его определению они не были нацией. А раз так, то со временем им следовало рас­твориться в русском народе и исчезнуть.

И уже в начале тридцатых партия и страна стали к этому готовиться. Выше я уже писал об этом. Здесь же хочу обратить внимание, что эта подготовка протекала на фоне продолжавшихся в стране разговоров об интернационализме и равенстве всех народов. И получалось, что с одной стороны антисемитизм и антисемитская пропаганда считались в стране серьезным пре­ступлений, которое строго каралось по закону. Талантливые и энергичные ев­реи имели возмож­ность реализовываться во всех областях науки, техники и искусства, занимать от­ветственные по­сты в народном хозяйстве, развивать еврейскую литературу и искусство, в т.ч. на идиш, и т.п. А с дру­гой стороны, в стране под маркой поощрения русского патриотизма, создавались условия для того, чтобы евреи постепенно сами захотели перестать быть евреями, исподволь ак­куратно внедрялся антисемитизм. Что это были за условия?

Закон, наказывающий за антисемитскую пропаганду, существо­вал, но людей, ре­ально на­казанных по этой статье, никто не видел. Еврейская литература на идиш издавалась, но в то же время свертывались учебные еврейские программы и научные ис­следова­ния, закрыва­лись еврей­ские школы и организации. Молодежь идиш не знала, и читать эти книги могли только пожилые люди. Под маркой борьбы с религией аресто­вывались ев­рейские религиозные и культурные акти­висты, и молодежь не только лишалась возможности изучать еврейскую историю и культуру, но и воспитывалась так, что и не хотела их изучать. Связь поколений была прервана. Евреи имели возможность реализовываться во всех областях науки, техники и искусства, но одно­временно они убирались из политики, армии, внеш­ней разведки и прочих секретных государствен­ных ведомств. Кроме того, начала оживать легенда о «еврейском засилье», начали создаваться преувеличен­ные представления о количестве евреев в составе средних и высших государствен­ных служащих, и начался процесс оттеснения евреев на менее ответственные посты. Вот, напри­мер, факт, относя­щийся, правда, к более позднему времени, но отражающий развитие, наметив­шееся еще в рас­сматриваемый нами период. В 1944 году была образована Академия Медицин­ских Наук СССР; в состав ее вошли главным образом врачи старшего поколения, среди которых имелось немало выдающихся и широко образованных врачей-евреев; однако, среди 60 членов но­вой Академии евреев оказалось лишь 5 человек. И это в то время, когда меди­цина – это профес­сия, в которой евреи издавна занимали выдающееся положение, и 15,9 % ев­реев среди советских врачей это скорее заниженное число.

Конечно, государственный антисемитизм, только-только зарождающийся в эти годы, ко­нечно, был еще слаб и явно властью не поддерживался. Но большая чистка 1936-38 годов, кото­рая сопровождалась чудовищ­ными опустошениями в составе старых партийных кадров, ускоряла и усиливала его. Поколение старых партийных работников, которое представляло интернациона­листическую традицию ком­партии, было ошельмовано, его интернационализм был объявлен лишь прикрытием для нацио­нальной измены и шпионажа на службе иностранных разведок. И на этом фоне примитивный рус­ский национализм, который всегда был в низших и средних слоях совет­ского общества начал легализовываться и проникать в верхний слой. Даже в партийную верхушку. К этому нужно добавить, что среди старых большеви­ков с дореволюционным партийным стажем процент евреев был заметно выше, чем в среднем по партии. Но именно старшее поколение как раз и подверглись особенно жестокой чистке и к концу тридцатых, и оно практически все было унич­то­жено. И это еще больше усиливало антисемитизм в бюрократической среде. В результате у многих евреев возникало ощущение, что евреи, ко­нечно, равноправные члены общества, но лучше все-таки быть не евреем. А у всех остальных граждан возникало ощущение, что равенство – это хорошо, но лучше бы евреев было поменьше.

При этом еврейская молодежь, выше я уже неоднократно писал об этом, воспитывалась так, что ее дейст­вительно не интересовали ни еврейская ис­тория, ни еврейская культура, ни сами евреи. И в большинстве своем она действительно совершенно искренне считала разделение лю­дей по разным национальностям пе­режитком прошлого и мечтала об объединении всех советских людей в единую человеческую общность – советский народ. Словом, Сталин мето­дично реализо­вывал свой план создания на базе русского народа новой генерации людей, так на­зываемого со­ветского чело­века (гомо совети­кус). И это ли не классический великодержавный шо­винизм, смы­кающийся с го­сударственным ан­тисемитизмом.

Но при этом в основном документе всех советских людей, в паспорте, после фамилии, имени, отчества и пола человека указывалась его националь­ность. Неужели это самая важная информация о нем. Ни его группа крови, ни какие-то важные биологические или генетические индивидуальные характеристики, ни даже чего-то вроде идентификационного номера человека, позволяющего найти все данные о нем, а именно национальность. И это в стране, про­возгласившей себя как интернациональная, в которой все нации равны, в которой в не­давнем прошлом партийные руководители на вопрос об их национальности отвечали: “интерна­ционалист”. И главное, которая декларирует, что она строит общество, в котором наций вообще не будет, а все ее граждане будут просто советскими людьми. Зачем ее так сильно ин­тересует на­циональность обладателя паспорта?

И ответ один: или она собирается строить интер­национальное общество, в котором поня­тие национальность должно отпасть само собой, и тогда эта запись в паспорте ошибочно сохра­нившийся атавизм, на которой не надо обращать внимание. Или, если на него обращают внима­ние, то все разговоры о строящейся в СССР общности советских людей, в которой нет националь­но­стей, а все люди равноправны, – это беспредметный разговор, имеющий целью отвлечь внима­ние людей от реальных межнациональных конфликтов внутри большой многонациональной страны. И, как показало дальнейшее развитие событий, второе предположение оказалось более правильным, и запись в паспорте для многих людей оказалась очень важной.

И вот на фоне этого государственный антисемитизм в Советском Союзе в эти годы начал набирать реальную силу. Выше я уже писал, что борьба с Троцким и его союзниками способство­вала развитию у Вождя антисемитских настроений, а пример Гитлера оказался заразителен. Ста­лин понял, что на евреев можно свалить многие просчеты и со свойственной ему осто­рожностью медленно, опираясь на бытовой антисемитизм, начал проводить в стране антисемит­скую поли­тику. Пока это были только росточки, но уже они позволяли прогнозировать евреям большие не­приятности.

Наконец, вообще по стране в эти годы в разных отраслях науки работало огромное ко­личе­ство ученых еврейской национальности, внесших огромный вклад в ми­ровую науку и просла­вив­ших советскую. Это хотя бы химики Ю.Б.Харитон, М.Н.Гурвич, Э.В. Брицке