С. Е. Никитина устная народная культура и языковое сознание введение предлагаемая книга
жүктеу/скачать 1.96 Mb.
|
| уж вы скверные поганые татарове, то он не хочет обвинить
их ни в чем: это их нормативный признак в мире русского фольклора. Стабильность фольклорного мира вовсе не означает его неподвиж- ности. Эта стабильность относиться к ценностному миру и миру предметов. Неизменны поля чистые, леса темные, реки быстрые, лук тугой, терем высокий, т.е. предметы внешнего мира; от- носительно неизменны красна девица и добрый молодец. Ситуации же в мире меняются. Те явления, которые по природе своей должны меняться в разных ситуациях, естественно, в этих ситуациях будут описываться по-разному. Так, слова бывают ласковые и прелестные, а могут быть обидными и непроносными. Эти эмотивные оценки (на уровне непосредственной семантики) также можно рассматривать как нормативные на уровне стандартных ситуаций в фольклорной картине мира, хотя постоянными эпитетами названные прилагательные не являются. В поэтических фольклорных текстах всех жанров постоянные эпитеты — главные держатели нормативной оценки, субъектом которой является фольклорный социум, а объектом — предметы внешнего мира. Другие типы оценки скрыто или, наоборот, открыто представлены в сравнениях, метафорах, символах, метаморфозах. Главным образом, это оценки эстетические и сенсорные. Так, бела лебедушка — символ невесты со знаком плюс, такова же оценка дружков жениха — ясные соколы — или метафорическое обозначение матушки/батюшки — красное солнышко. В ценностной картине мира русского фольклора очень важным, как мы упоминали, является противопоставление "свое—чужое", в котором свое оценивается как положительное, хорошее, а чу- жое — как плохое. При этом абсолютная оценка "хорошо—плохо" достаточно редка. Свое—чужое описывается через противопоставления доброго злому, красивого безобразному, богатого бедному, теплого холодному, вкусного/сладкого горькому/невкусному, сытого и сыт- ного голодному и голоду, чистого грязному, веселого грустному, воли неволе, т.е. через противопоставления, ценностно окрашенные. Обратившись к духовному стиху, мы видим иную систему ценностей и иной мир оценок. Это мир христианских ценностей, и объектом оценок в этих текстах в отличие от традиционного фольклора является не внешний мир, а человек, его помыслы, намерения, желания, поступки. Субъект оценки — не безличный социум, а личность, полностью ответственная за свои поступки, соизмеряющая свои оценки с высшим авторитетом, дающим различение добра и зла. Если в традиционном фольклоре люди оцениваются с точки зрения умения и знаний, позволяющих ориентироваться в мире и достигать своих целей (например, жених хитер—мудёр, лучливый, догадливый, он умеет слово молвити, он умеет речь говорити), то в духовном стихе ценность представляет личность, покорная Божией воле, главным достоинством ее являются истинная вера, нравственная чистота, готовность к покаянию. В духовном стихе преобладает этическая оценка, присутствующая во всех текстах этого жанра. Именно этот тип оценки и является главным фактором, объединяющим все духовные стихи. Ценностный мир духовного стиха во многом противоположен ценностям традиционного фольклора. Противопоставление богатства и бедности остается, но знаки меняются на противоположные. Если в свадебных песнях утверждается богатство невесты как благо, то в духовных стихах богатство предстает развращающим душу и бессиль- ным перед смертью: не помогут злато-серебро. Бедный убогий Лазарь попадает в рай, а богатый — в ад. Если в свадебных песнях несомненным благом является красота: брови черного соболя, очи ясного сокола, то в стихах красота внешняя противопоставлена красоте внутренней, и только она истинна. Деви- ца-отшельница покрыта коростой, у нее лицо "как дубова кора", но она прекрасна, потому что У нее душа — снега белого, У нее сердце — солнца красного. Если в традиционном фольклоре прославляются брак, жених и невеста, то в стихах очевидной ценностью является безбрачие: О девственницы, жители небесного града, О девственницы, собеседницы небесным силам... В другом стихе мать перед смертью умоляет дочь не плести две косы, т.е. не выходить замуж. Если мир фольклора — мир идеальной нормы, то мир духовного стиха — мир разрушенной нормы, "мир, во зле лежащий". Грехо- падение Адама и Евы заключается в нарушении закона, нормы: Плачется Адам, пред раем седя: О раю мой, раю, пресветлый мой раю. Меня ради, раю, сотворен бысти, Евы ради, раю, заключен бысти. Рай, перед которым плачет Адам, — недоступный грешному мир идеальной нормы. Отступление от нормы есть грех, зло, и главные противопоставления в этическом пространстве духовных стихов не свое—чужое, как в свадебном фольклоре, а грех—правед- ность, зло—добро, неправда (кривда)—правда. Эти глубинные противопоставления характеризуют и древнерусскую литературу; они же формируют мир всех духовных стихов, начиная от стиха "Сорок калик со каликою", который часто причисляется к былинам, и кончая поздними лирическими стихами, близкими к жестоким романсам. Чем же отличается от былин духовный стих "Сорок калик со каликою", совершенно "былинный" по структуре стиха и поэтичес- ким приемам? Разумеется, сюжетом, где герои — не богатыри, а паломники в Святую землю, где главный конфликт напоминает историю Иосифа Прекрасного, устоявшего перед соблазнительницей и ложно обвиненного. Но кроме этого и, может быть, важнее этого — христианским мировидением. Предводитель калик и княгиня вопло- щают в себе соответственно праведное и греховное. Праведник терпит мучения от людей: калики перехожие, поверив клевете на своего предводителя, били его, копали очи ясные косицею и, наконец, закопали в землю по белым грудям. Княгиня Апраксия за свой двойной грех (прелюбодейное намерение и ложное обвинение) терпит мучения от Бога: ее поражает "смрадная" хворь. Спасенный Богом Касьян/Фома не мстит княгине (вспомним, как летят головы былинных супротивников Ильи Муромца и других богатырей, когда им что-то жүктеу/скачать 1.96 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|