С. М. Абрамзон Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи

Материальной основой издавна развитого у киргизов декоративно-прикладного искусства были домашние производства, связанные с обработкой продуктов животноводства, растительного сырья и металлов (см гл. II), В замкнутом цикле процесса домашнего производства мог участвовать любой трудоспособный член семьи. Однако это не исключало особого таланта, выучки, опыта, которыми обладали некоторые лица, они пользовались заслуженным признанием как мастера своего дела.

Развитие домашних промыслов и ремесла (оно существовало в самой зачаточной форме) было обусловлено не только практическими потребностями домашнего хозяйства и быта, но и духовными запросами, неиссякаемой любовью народа к красоте.

Стремление к удовлетворению эстетических потребностей, к максимальному использованию имевшихся возможностей для художественного оформления быта вызвало к жизни различные виды декоративно-прикладного искусства. Оно было отмечено изяществом я богатством форм, четкостью орнаментальных мотивов, высокой культурой цвета, разнообразием тонов. Хотя кочевой уклад жизни ограничивал возможности развития изобразительного искусства, тем не менее печатью художественного творчества были отмечены не только предметы быта длительного пользования (наружное и внутреннее убранство жилища, женские украшения, сбруя), но и одежда, предметы домашнего обихода, утварь. Огромное большинство изделий домашнего производства и ремесла, имеющих ту или иную декоративную отделку, непосредственно использовалось в быту, имело определенное утилитарное назначение. При этом декор той или иной вещи нисколько не противоречил ее практическому использованию, он органически сливался с ней, превращая многие предметы старого кочевнического быта в настоящие произведения искусства. В народном сознании прикладное искусство было неотделимо от всего бытового уклада. Отчетливо выступающая реалистическая основа значительного числа мотивов киргизского орнамента имеет самую непосредственную связь прежде всего с бытом, с миром окружающих человека предметов и явлений. Шедевры киргизского прикладного искусства (а их немало создавались руками талантливых мастеров и мастериц), хотя и служили всегда предметом гордости, но не воспринимались как уникальные образцы художественного мастерства, а входили естественно в интерьер жилища, в костюм, в убранство коня как их неотъемлемые элементы.

Обильно украшая быт феодальной знати и богатых скотоводов, совершенные образцы прикладного искусства не утрачивали своего народного характера, поскольку в них были воплощены лучшие художественные традиции, передававшиеся из поколения в поколение. Они изготовлялись руками талантливых мастеров и мастериц — выходцев из народа.

Именно в декоративно-прикладном искусстве особенно полно проявлялась высокая художественная одаренность киргизского народа.

Малохудожественные, но поражающие пышностью декративной отделки предметы убранства юрт, отдельные украшения, выполненные по заказу феодалов, были сравнительно редки и не могли привести к упадку или изменению в целом демократического по своему содержанию изобразительного искусства киргизов.

В полных своеобразной красоты и неожиданных контрастов природных условиях сформировался национальный характер киргизского народа со свойственным ему поэтическим восприятием окружающего мира, богатым художественным воображением, любовью к разнообразной палитре красок, тонким вкусом к прекрасному.

Тесные историко-культурные связи с соседним узбекским и таджикским населением на юге, с русским, украинским и казахским населением на севере страны, а также с уйгурами, дунганами, татарами распространились и на декоративно-прикладное искусство, на орнаментику. Но в изобразительном искусстве киргизов, как и в других сторонах быта, имеются особенности, которые обусловлены не только связями с их соседями, но и локальными различиями в самой киргизской культуре. Последние являются следствием сложной этнической истории киргизской народности, складывавшейся из компонентов различного происхождения. Не касаясь здесь деталей, можно отметить, что наиболее рельефно некоторые различия в отдельных видах киргизского декоративно-прикладного искусства обнаруживаются между двумя крупными территориальными группами — северных и южных киргизов, а также и в быту той части киргизского "населения, которая отнесена по ряду особенностей материальной культуры к северозападному комплексу¹.

Декоративно-прикладное искусство киргизов нельзя рассматривать вне его связи с другими областями их духовной жизни, культуры и искусства. Произведения прикладного искусства, орнамент, как и устно-поэтическое и музыкальное творчество, развивались в органической связи и взаимовлияния, и не случайно в киргизском художественном творчестве обнаруживаются общие черты. Эти общие черты — глубоко народный реалистический стиль, яркая живописность, богатая образность, художественная выразительность. Нельзя отказать в известной обоснованности того определения киргизского орнамента, которое было дано одним из его исследователей, художником М. В. Рындиным, — «изобразительный фольклор». На близость киргизского орнамента к «пейзажному жанру узора» обратил внимание В. Чепелев².

Прикладное искусство у киргизов представлено ковроткачеством, изготовлением разного типа узорных войлочных ковров и предметов домашнего обихода из орнаментированного войлока, плетением орнаментированных циновок, вышивкой, узорным ткачеством, тиснением по коже, резьбой по дереву и художественной обработкой металла (ювелирное производство).

Выделкой шерстяных ворсовых ковров и мелких ковровых изделий занимались памиро-алайские и ферганские киргизы, а также кашгарские киргизы. Ворсовое ткачество было развито преимущественно среди племен, которые объединяли под названием ичкилик, по оно было хорошо знакомо и некоторым другим группам южных киргизов. Особой популярностью пользовались изделия племенной группы кыдырша.

Ковровые изделия имели в прошлом очень широкое распространение в быту. Кроме ворсового ковра килем изготовлялись мешки разного назначения, имеющие ковровую лицевую сторону (чавадан, баштык), подвесные «полки» аяк койчу, кош жабык, ковровые дорожки для украшения юрты (тегирич), навесные ковровые «двери» для юрты (эшик тыш), переметные сумы (куржун), коврики для седла (эгер кёпчюк) и др. Раньше было принято изготовлять ковры небольших размеров, но с конца XIX в., когда они стали поступать в продажу на местные рынки, начали делать ковры больших размеров. В последнее время преобладают ковры размером 3—3.2 x 1.4—1.5 м.

Киргизские ковры изготовляются на таком же примитивном горизонтальном станке дюкён, как и туркменские и узбекские. Он состоит из двух жердей (они несколько длиннее ширины основы) и трех палок, служащих для создания зева, его раскрытия и перемены ниток основы. Уток и ворсовые узлы прибивают деревянным гребнем с зубьями, ворсовую нить отрезают ножом, а ворс подравнивают ножницами. Высота ворса 6—8 мм. Ворсовый узел полуторный, вяжется руками. Плотность киргизского ковра в среднем 80—90 тыс. узлов на 1 м². Ковры большого размера изготовляют обычно коллективно. Их ткут преимущественно из овечьей шерсти, но на основу идет и верблюжья, и козья шерсть.

Преобладающими цветами в коврах и ковровых изделиях являются мареново-красный и индигово-синий, оба — в глубоко приглушенных тонах. Реже используются желтый, коричневый, оранжевый, зеленый, белый и другие цвета. Тона и оттенки красок своеобразны. Сочетание их свидетельствует о тонкости вкуса ковровщиц. Раньше киргизы пользовались для окраски шерсти растительными красителями, позднее — анилиновыми красками, применение которых ухудшило качество ковровых изделий.

Декоративное убранство большинства ковров делится на центральное поле и кайму (бордюр). Композиция построения орнамента на центральном поле ковра имеет несколько вариантов. Например, центральное поле разделено на долевые полосы, по которым располагаются узоры, или на нем расположен однородный узор в шахматном либо диагональном порядке, или на централы пом поле образованы ромбы, квадраты или прямругольники с узорами внутри них и т. д.

Ковровый орнамент слагается преимущественно из геометрических форм, восьмигранников, крупных крестов, квадратов, треугольников, простых и ступенчатых ромбов, часто в сочетании с мотивами типа «бараньих рогов» (завитков, крючков) и др. Но в нем представлены и растительные формы. Хотя в названиях орнамента отражен окружающий реальный предметный мир, но сами узоры уже в большинстве случаев не напоминают реальных предметов. Часть орнаментальных мотивов перенесена в ковры с тканью. Ковровый орнамент имеет очень большое сходство и с орнаментом на киргизских же циновках из чия (ашкана, чыгдан), отчасти с орнаментальными мотивами на войлочных изделиях.

По своему орнаменту и особенностям расцветки киргизские ковры наиболее близки и к так называемым андижанским коврам, в создании которых наряду с узбеками участвовали и киргизы, и к коврам, изготовлявшимся в Восточном Туркестане. В мотивах орнамента много общего с каракалпакскими коврами.

Под влиянием разного рода неблагоприятных причин ковровое производство у киргизов накануне Октябрьской революции пришло в упадок. В наши дни оно снова развивается.

Более распространены среди киргизов войлочные ковры и различные бытовые предметы из орнаментированного войлока. Для орнаментации войлока используется несколько технических приемов. Первый применяется в процессе изготовления войлока и состоит во вкатывании в основной фон войлока узоров из цветной шерсти. Такого типа ковры называют ала кийиз. Второй прием — аппликация путем нашивания на войлочную основу узора из окрашенного войлока или из ткани. Наконец, третий прием (его не совсем точно называют «техникой мозаики») состоит в сшивании вместе элементов одного узора, вырезанных одновременно из двух разных по цвету кусков войлока. Одни из них служат узором, другие — фоном, и наоборот. Ковры, изготовленные таким способом, носят название шырдак (шырдамал, тёрбёлжюн). Кроме постилочных ковров из орнаментированного войлока изготовляют мешки и сумки для хранения и перевозки утвари, отдельные принадлежности сбруи, декоративные полосы для внутреннего оформления юрты (жабык баш) и другие предметы.

Орнамент на войлочных изделиях отличается простотой, четкостью и ясностью узора, сравнительно крупными размерами, он окрашивается чаще всего в два основных цвета: синий и красный, коричневый с оранжевым, красным или желтым.

Шырдак состоит обычно из центрального поля и пришивной каймы. По композиции орнамента войлочные ковры типа шырдака различаются не только на разных территориях (Прииссыккулье, Чуйская долина, Талас и др.), но и в пределах одной территории. Среди них — ковры с крупным сплошным узором и с каймой разной ширины; с большими квадратами, прямоугольниками или ромбами, поставленными на угол, внутри и между которыми располагаются узоры; с делением центрального поля ковра на две половины (по принципу негатива и позитива); с крупными кругами на центральном поле и др.

По характеру орнамента войлочные ковры киргизов весьма сходны с подобными коврами казахов, близки к ним и войлочные изделия полукочевых в прошлом узбеков, а также некоторых народов Северного Кавказа.

Традиции изготовления киргизскими женщинами орнаментированных изделий из войлока очень глубоки. Их орнамент и технику некоторые исследователи возводят к памятникам искусства скифского врехмени.

Одно из видных мест в искусстве киргизской женщины занимает вышивка. Ею украшают одежду, различные предметы домашнего обихода (подвесные сумки.Я мешочки, наволочки, покрывала, подзоры, декоративные полотенца), чепраки. Лучшими образцами вышивального искусства являются богатые по мотивам цветные композиции, обрамляющие настенные украшения — особого типа панно-ковры туш кийиз. Вышивают бумажкными, шерстяными или шелковыми нитками разных цветов: по бархату, хлопчатобумажной и шерстяной ткани по сукну, войлоку и, наконец, по коже. Из техннческих приемов чаще всего встречается тамбурный шов, но вышивают также гладью, применяют и другие виды швов. Среди узоров имеются стилизованные растения, крестообразно расположенные парные «рога», зигзаг, розетки и геометрические фигуры. Эти мотивы у северных киргизов близки к казахским. За последнее время под влиянием соседнего русского населения распространилась вышивка крестом и мотивы русского и украинского орнамента.

Оригинальны по технике и рисунку узоры из цветной шерсти (ею оплетают каждый стебель чия), которыми покрывают циновки из этих стеблей, употребляемые для обтягивания деревянного остова юрты. Имеется несколько типов композиции орнамента циновок. В них встречаются восьмигранники, внутри которых помещен квадрат с парными «рожками» на концах. Эти восьмигранники, а также композиция орнамента, наличие бордюра, расцветка с применением диагональной симметрии цвета — красного, белого, синего — ближе всего напоминают тканые (отчасти и войлочные) ковры, как киргизские, так и туркменские. Изготовление такого рода циновок известно казахам и некоторым народам Кавказа.

Тканые полосы, служащие для скрепления различных частей юрты, ее декоративного оформления, изготовления мешков, сумок, паласов также делаются часто орнаментированными. Повсеместно распространенное безворсовое узорное ткачество отличается большим разнообразием. На всей территории Киргизии бытует способ тканья (терме) при плотной основе из нитей разного цвета и одноцветном утке, с общей скромной цветовой гаммой. В южной части республики встречается второй способ тканья (кажары, букары), для которого характерны особая техника, чередование узорных и одноцветных полос и своеобразный орнамент. Третий способ (беш кеште) распространен в Ошской обл. и в значительной части Таласской долины. Он напоминает вышивку гладью. Его особенности — тканье при двух утках, преобладание геометрического узора, светлый однотонный фон и определенное сочетание контрастных цветов узора. Аналогичные названным отдельные типы узорного ткачества и сопутствующий им орнамент были представлены у полукочевых в прошлом узбеков, казахов, каракалпаков, туркмен.

Еще недавно применялись тиснение по коже и аппликация из кожи. Их можно было встретить главным образом на старых сундуках, футлярах, различных кожаных сосудах для кумыса и молока, принадлежностях седла, одежды и т. д. Орнаменты, вытисненные на кожаных сосудах для кумыса (кёёкёр), по своей форме очень близки алтайским тисненым узорам на таких же сосудах. Некоторые орнаментальные мотивы на кожаных изделиях киргизов сходны с якутскими, тувинскими, казахскими, калмыцкими узорами.

Предметы конского снаряжения, мужские пояса и некоторые другие вещи украшались металлическими (из серебра и посеребренного железа) пластинками и бляхами, покрытыми узором, выполненным способами чеканки, гравировки, черни, ажурной резьбы, применялись также украшения эмалью, крупной зернью, цветными каменьями, кораллами. Из серебра и сейчас изготовляют различные женские украшения. Самым распространенным видом техники, применяемой ювелирами, является аппликация (насечка) серебром или серебряной проволокой по железу, а также штамповка. Некоторые виды серебряных украшений разного назначения можно рассматривать как наследие глубокой древности. Это относится как к технике, так и к орнаментальным мотивам.

Резным орнаментом покрывали двери и дверные рамы в юрте, сундуки и шкафчики, музыкальные инструменты и т. д. Применяются две техники резьбы: рельефная и плоская, при этом плоская резьба часто раскрашивается красками — красной, синей, белой, желтой. Мотивы резьбы преимущественно геометрические. Киргизская резьба имеет древние традиции, она ближе всего к искусству казахских мастеров.

Резьба по дереву, как и художественная обработка металла, производится, как правило, мужчинами, остальные виды изобразительного искусства составляют область художественного творчества женщин.

В киргизском орнаменте, в частности в вышивке, встречаются реалистические изображения животных, птиц и других элементов окружающей природы, а также предметов быта, иногда даже жанровые сценки. Наряду с ними, особенно в вышивках и аппликациях, представлены фантастические узоры, называемые кыял.

В этой связи следует упомянуть о своеобразной идее, родившейся в 1940-х годах, которой пронизан труд составителей и авторов книги-альбома о киргизском орнаменте — художника М. В. Рындина и проф. Бернштама³. Она сводится к тому, что киргизский орнамент имел «повествовательный» характер и воспроизводил реальную действительность. Это общее положение не было поддержано ни этнографами, ни искусствоведами⁴.

Вообще в киргизском изобразительном искусстве несомненно была представлена линия «реалистического орнамента», как ее сформулировал А.Н.Бернштам. (Труднее согласиться с утверждением А. Н. Бернштама о том, что формотворческая линия развития является подчиненной стороной киргизского узора⁵. Богатство киргизского орнамента и состоит в глубоком, органичноном сочетании реалистических элементов с прекрасно разработанной «формотворческой», декоративной стороной, при известном наличии и некоторых элементов религиозно-магического происхождения.

Помимо названных наиболее распространенных видов прикладного искусства у киргизов существовали (некоторые из них появились сравнительно недавно) и другие приемы художественной обработки предметов быта, применявшиеся более редко. К ним относятся ручное плетение из шерсти и шелка (поясков, тесьмы, шнурков, бахромы), вязание узорных шерстяных чулок и рукавиц, вязание кружев из хлопчатобумажных нитей (заимствовано от соседей — русских и украинских переселенцев)⁶, плетение из кожи (частей сбруи, плетей)⁷, цветная роспись по дереву (на юге Киргизии, по-видимому, заимствована от узбеков⁸, на севере стала распространяться позднее), резьба по кости (образец такой резьбы представлен на инкрустированном костью футляре XVIII в., приобретенном на Тянь-Шане, ныне хранится в Историческом музее г. Фрунзе).

Должны быть также упомянуты некоторые другие виды орнаментации, которые выпали из поля зрения исследователей и наблюдателей. На культовых сооружениях — мавзолеях XVIII—XIX вв. — можно и сейчас встретить орнамент, выполненный различными приемами кладки кирпича. На некоторых мавзолеях в Центральном Тянь-Шане ив Прииссыккулье отмечена резьба по глине. Своеобразный лепной орнамент по глине был зафиксирован на отдельных хлебных печах (тандыр) в Южной Киргизии. Орнамент на архитектурных памятниках Киргизии, датируемых XI—XIV вв., в частности на мавзолее, воздвигнутом, по преданию, в честь Манаса, имеет общие черты со многими мотивами киргизского орнамента.

Проведенные в последнее время исследования киргизского орнамента⁹ показали, что он формировался постепенно, на протяжении очень длительного времени, и включает в свой состав как древние, так и более поздние элементы. Он испытал в ряде случаев влияние тех народов, с которыми киргизы и их предки вступали в разное время в те или иные формы контакта. Истоки некоторых типов изделий, материала и технических приемов их изготовления, как и орнаментальных мотивов, присущих киргизскому декоративно-прикладному искусству, коренятся в далеком прошлом.

Наиболее древние элементы киргизского орнамента — простейшие геометрические мотивы, встречающиеся главным образом на предметах из дерева, — отчасти в вышивке и на войлочных изделиях. Характерно, что такие мотивы орнамента можно найти у ряда народов Средней Азии, у казахов и башкир, у народов Алтая и в Туве. Отдельные мотивы этого комплекса представлены на предметах, относящихся к периоду ранней бронзы.

Близки, а иногда одинаковы с киргизскими орнаментальные мотивы, обнаруженные в искусстве древнего населения Горного Алтая, древних тюрков, енисейских кыргызов. Широко распространены и определяют общий характер киргизского декоративно-прикладного искусства крестообразные фигуры, пальметты, рогообразные мотивы, волна с завитками и др. Ими киргизы украшали изделия из кожи, дерева, металла. Этот орнаментальный комплекс сложился, по-видимому, в среде поздних кочевников в IX—XII вв. (хотя истоки его могут быть и более ранними) и развивался в XIII—XVI вв. Поскольку он встречается у целого ряда народов, в состав которых вошел кыпчакский компонент, С. В. Иванов предложил его условно называть кыпчакским. Подобные киргизским, мотнвы этого комплекса представлены у казахов (на коже, кости, в вышивке), полукочевых узбеков (на ковровых тканях, в вышивке), каракалпаков (на дереве, коврах и в вышивке), туркмен (на коврах, изделиях из войлока), у башкир, якутов, хакасов, тувинцев и бурят, кара-ногайцев (на Кавказе).

Довольно сложные мотивы — различные круги, восьмиугольники, крупные кресты, ромбы простые и ступеньчатые — встречаются у киргизов на коврах и ковровых изделиях и на цинках из чия. Аналогии киргизскому орнаменту этого комплекса обнаруживаются у названных выше народов Средней Азии и казахов.

Растительные мотивы и сложные розетки, распространенные в киргизской вышивке, как и многие из названных сложных мотивов, свидетельствуют о давних связях киргизского орнамента, как и орнамента некоторых других соседних кочевых народов, с искусством оседлого населения Средней Азии, особенно с согдийским искусством. Они проникали в орнаментику кочевников под влиянием среднеазиатских городских центров. Этим и можно объяснить распространение растительных мотивов в вышивке казахов, узбеков и таджиков.

Близкое сходство орнаментальных мотивов, представленных в киргизском декоративно-прикладном искусстве, с орнаментальным искусством перечисленных народов подтверждает не только существование между ними в процессе исторического развития культурных и экономических связей, но и в ряде случаев наличие общих этапов этнической истории, этногенетическую близость, общее происхождение и родство предков этих народов.

Киргизское изобразительное искусство имеет вполне самостоятельный и самобытный характер, обладает своими национальными особенностями. Оно развивалось на основе присущих именно ему закономерностей. В то же время орнамент киргизов «имеет много общего с орнаментом других народов Средней Азии, но эта близость неодинакова: в одних случаях мы имеем почти тождество, например с казахскими, в других — близость наблюдается только в отношении отдельных видов орнамента. Много общего и в технических приемах. В этом смысле мы говорим, что киргизский орнамент близок к каракалпакскому: на европейской почве — к башкирскому, в Сибири— к орнаменту хакасов и якутов. Имеются также параллели с искусством бурят и некоторые элементы, общие с искусством народов Алтая и Тувы»¹⁰. В конце XIX—XX в. некоторое влияние на киргизское изобразительное искусство оказало и русское, а также украинское народное искусство.

Вследствие указанных обстоятельств киргизское декоративно-прикладное искусство неоднородно на территории его распространения. Чем ближе к периферии, тем заметнее становятся его связи с соседними народами. Обладая многими общими чертами, оно в то же время имеет локальные особенности, обусловленные этнической и культурной историей киргизов.

Кроме орнамента киргизам был известен и другой вид изобразительного искусства — тематический рисунок, применявшийся начиная с XVIII в. главным образом в росписи на стенах внутри надгробных сооружений — мавзолеев кюмбёз. Это — живопись типа фресок, аналогичная живописи в мазарах Казахстана. Так же, как и последняя, она изучена еще очень недостаточно. Среди рисунков на стенах мавзолеев встречаются изображения различных животных (верблюдов, лошадей, собак, козлов), предметов утвари, вооружения и одежды, наконец, человеческих фигур. Иногда, как и в некоторых реалистических изображениях, обнаруженных в старинной киргизской вышивке (в частности, на войлоке), чувствуется желание расположить фигуры в связную композицию (сцены охоты, перекочевок), а также намек на пейзаж. Так же, как и у казахов, исполнение всех этих рисунков, хотя они и имели реалистический характер, диктовалось анимистическими идеями и представляло собой область религиозного искусства. Композиции отражали события, имевшие место при жизни умершего. Изображения предметов должны были заменить реальные предметы, необходимые, по верованиям киргизов, для удовлетворения нужд покойного в загробном мире¹¹.
НАРОДНАЯ МУЗЫКА

Киргизская музыка уходит своими корнями в глубокую древность. О любви киргизов к музыке и поэзии свидетельствуют почти все наблюдатели и исследователи. Музыка сопровождала в прошлом различные общественные события, в том числе и празднества, тризны, военные походы, семейные торжества и т. п.

Музыкальное творчество киргизского народа представлено как в вокальных, так и в инструментальных формах. Оно выработало свой законченный стиль, отличается богатым запасом ритмических средств и лиризмом, сдержанностью и эпической простотой. Характерным признаком своеобразного стиля киргизской наpoдной музыки является программность, конкретность создаваемых художественных образов. Киргизской музыке свойственны жизнерадостность и оптимизм. Они проявляются в мягкой, плавной, повествовательной художественной форме.

Важнейшие черты художественного стиля киргизской музыки сближают ее с музыкой казахов, некоторых народов Алтая и хакасов. По мнению В. С. Виноградова¹², самые заметные и органические линии взаимосвязи киргизской музыки тянутся на север — в Казахстан, Южную Сибирь, Центральную Азию. Киргизская музыка сформировалась на каком-то раннем этапе семиступенной диатонической основы. Древние основы и самобытные черты, заметно сохранившиеся в киргизской музыке, находят свое выражение в таких ее важнейших призиаках, как речитативность и импровизационность. Речитативность сохранилась в большей чистоте лишь в отдаленных районах, например у алайских киргизов, но она также продолжает существовать как манера исполнения эпических произведений, многих массовых народных песен, особенно обрядовых. Однако наряду с речитативностью в киргизской музыке возникла и развилась и другая линия песенного творчества — в виде протяжных распевных песен. К ним относятся лирические, любовные, пастушеские песни. Распевные песни получили большое распространение у северокиргизских племен.

Импровизация характерна, как для вокальной, так и для инструментальной киргизской музыки. Киргизский музыкант часто является в то же время и автором исполняемого произведения; если он и не импровизирует его полностью, он вносит в него элементы своего творчества. Яркими представителями киргизского музыкального творчества являлись народные певцы — акыны. Они унаследовали и воплотили в себе лучшие художественные традиции прошлого. Киргизский акын чаще всего являлся не только певцом, но и музыкантом, и композитором. В более ранний период народные певцы являлись одновременно и поэтами-импровизаторами, и мастерами инструментальной музыки, и сказителями эпоса.

У акынов имелись свои специфические песенные жанры: песни-наставления, песни-порицания, небольшие эпические произведения, песни, с которыми они выступали в соревнованиях и т. д. Эти жанры обладали древними музыкальными признаками и звучали при исполнении как речитативная, эпически размеренная и уравновешенная музыкальная речь.

По своей идейной направленности акыны не составляли однородной массы. Передовая часть акынов, выходцев из народа, выражала в своих музыкально-поэтических импровизациях демократические устремления нарояа, протест против произвола и бесправия, мечты народа о лучшей жизни. Творчество другой части акынов было проникнуто реакционной, феодальной идеологией. Это были приближенные к феодально-родовой знати акыны, культивировавшие жанр восхвалений этой знати, стремившиеся своим творчеством поддержать и укрепить ее господство, патриархально-феодальные устои общества. Эти две противоположные тенденции в музыкально-поэтическом творчестве вначале не были еще четко оформившимися и не всегда строго дифференцировались, но в дальнейшем получили свое развитие, предопределенное историческими условиями.

Большой степени выразительности и оригинальности по своему мелодическому содержанию, несмотря на сравнительную простоту исполнительских средств, достигает киргизская инструментальная музыка. Среди народных музыкальных инструментов первое место по степени распространения и популярности занимает комуз — трехструнный щипковый инструмент лютневого типа, близкий к казахской домбре, но имеющий в отличие от нее три струны и гладкий гриф без ладовых подразделений. Далее следует струнный смычковый инструмент (кыяк), состоящий из деревянного кузова грушевидной формы, с вытянутой кверху шейкой, несколько удлиненного книзу. Нижняя половина кузова обтянута верблюжьей кожей, служащей декой инструмента. Кыяк имеет две струны из пучков конских волос; из таких же волос делался и смычок. Металлический инструмент (темир комуз¹³, ооз комуз) типа варгана употребляется преимущественно женщинами и детьми. Звук его очень мелодичен, похож на тихий свист. Сурнай близок к аналогичным среднеазиатским инструментам типа гобоя. Он, а также барабан добулбас употреблялись в прошлом главным образом во время военных походов. Чоор¹⁴— разновидность пастушеской дудки, продольная открытая флейта с тремя или четырьмя пальцевыми отверстиями. Изготовляется из стебля степного растения, иногда из дерева, обтянутого в некоторых случаях пищеводом теленка. Отдельные исполнители употребляют своеобразный «ударный» инструмент; это сделанная из дерева подвижная фигурка козла (так теке), прыгающая на столике. Она приводится в движение ниткой, протянутой к руке исполнителя, и, отбивая такт музыке, проделывает в то же время забавные движения.

Виртуозность исполнителей-инструменталистов доведена у киргизов до совершенства. Инструмеитальное трехголосие является большим достижением киргизской народной музыки. Среди пьес кюу для комуза встречаются подлинные шедевры народно-музыкального творчества. Пьесы для кыяка — более древнего происхождения и по своей тематике часто отражают события военной эпохи. Таковы, например, пьесы «Ураан» (Боевой клич), маршеобразная пьеса «Кер озон», героическая пьеса «Кайракачпа» (Не отступать) и др. Для исполнения на кыяке характерны также музыкальные бытовые сценки. В киргизской музыке широко представлены пьесы программно-изобразительного характера.

Из числа старых народных композиторов и музыкантов XVIII—XIX вв. в памяти народа сохранились имена Тилена, Кальчеке, Сыртбая, Куренкея, Музооке и др. Большим мастером-инструменталистом был наш современник Мураталы Куренкеев. Крупнейшим композитором, музыкантом и певцом, имя которого пользуется необычайной популярностью, а произведения составляют богатейшукх.сокровищницу киргизского музыкального искусства, являлся Токтогул Сатылганов. Мелодии его песен, как и их слова, запоминались и распевались на всех народных празднествах.

В первой главе настоящего труда, трактующей вопросы этнической истории киргизской народности, были намечены ее основные вехи и пути исследования важнейших этнических компонентов, вошедших в состав народности. В последующих главах автор стремился показать, насколько верны высказанные им положения. Но проделать эту работу без предварительного обобщения данных по киргизской этнографии вообще было невозможно.

Необходимость обобщения накопившегося историко-этнографического материала, характеризующего хозяйство, общественные отношения, быт и культуру киргизов, назрела уже давно. Были уже предприняты и некоторые попытки в этом направлении и этнографами, и неэтиографами. Можно сослаться на работу В.Л.Пятницкого «Киргизы», на «Очерк культуры киргизского народа», на рукопись М.Т. Айтбаева, глазу «Киргизы» в книге «Народы Средней Азии и Казахстана», книгу Д. Айтмамбетова о дореволюционной культуре киргизского народа.

Однако одного лишь обобщения материала по этнографии киргизов еще недостаточно. Кроме того, исследовательская мысль пока не проникала достаточно глубоко в толщу целого ряда явлений хозяйственной жизни, материальной и духовной культуры киргизов.

Предпринятое автором настоящее исследование и было основано на обобщении материалов и изысканий как его самого, так и других этнографов-киргизоведов старшего и младшего поколений, а также отчасти и киргизоведов-неэтнографов, на результатах изучения других народов Средней Азии и Казахстана, в некоторой степени и народов Южной Сибири и Центральной Азии.

До недавнего времени главными источниками для решения основных проблем этнической и культурной истории киргизского народа служили преимущественно данные письменных источников, археологических изысканий и лингвистических исследований. Результаты этнографических исследований в известной мере привлекались и учитывались, однако еще до сих пор существует мнение, что факты этнографии якобы не обладают такой доказательной силой, которая позволила бы уверенно опираться на них и делать на их основании сколько-нибудь широкие выводы и обобщения. Некоторые считают, что добытые этнографической наукой факты — это несущественные «мелочи», случайные совпадения, не всегда надежные разрозненные свидетельства, «фольклор» или недостаточно достоверные изустные рассказы и т. п., хотя исподволь этнографические факты использовались иными авторами (иногда без указания на источник) для обоснования или подтверждения своих выводов и гипотез.

Приведенный в различных главах книги этнографический материал свидетельствует не только о возможности, но и о прямой необходимости его привлечения для решения многих кардинальных проблем этнической и культурной истории не только самих киргизов, но в известной мере и других народов, связанных с ними историческими судьбами или общими в прошлом этногенетическими процессами.

Сопоставление и сравнительный анализ этнографических особенностей, свойственных киргизам и другим народам, не охватывают пока всего обширного комплекса этнографических явлений. Они должны быть в дальнейшем продолжены коллективными усилиями этнографов таким образом, чтобы в последовательном порядке, были тщательно прослежены сходство и различия (на отдельных этапах истории они могли быть большими или меньшими) в специфике хозяйственного быта, материальной культуре, общественных институтах, верованиях и т. п. киргизов и таких народов, как узбеки, таджики, уйгуры, казахи, каракалпаки, алтайцы, хакасы, тувинцы, башкиры, калмыки, монголы и др. Применение методики сравнительно-этнографического анализа для исследования этногенетических и историко-культурных связей предполагает правильную методологическую основу. Всеопределяющим подходом к этнографическим явлениям может быть только историзм, раскрытие исторических связей рассматриваемых явлений и их объективной обусловленности. В данной конкретной ситуации этнограф должен исходить прежде всего из реальных исторических судеб, которые на протяжении того или иного отрезка времени были в какой-либо степени общими для определенного круга народов. Этнограф не может связывать себя предвзятыми схемами, он не вправе ограничивать себя географически и этнически лишь какой-либо односторонней линией этногенетических и историко-культурных связей, а обязан видеть данный народ в его историческом развитии и в его конкретном этническом окружении на различных этапах этого развития.

В нашем исследовании метод сравнительно-этнографического анализа был применен к выявлению этногенетических и историко-культурных связей киргизов в особенности с теми народами, которые вели в прошлом преимущественно кочевой или полукочевой образ жизни, главным направлением хозяйства которых было экстенсивное скотоводство, лишь отчасти сопровождавшееся охотой и примитивным земледелием. Но это вовсе не исключало внимательного рассмотрения и тех хозяйственных и культурных контактов, которые возникали между киргизскими племенами и оседло-земледельческими народами. Эти контакты усиливались, либо ослаблялись под влиянием конкретных исторических условий.

От связей этногенетических и историко-культурных в собственном смысле необходимо отличать некоторые явления, общие для многих народов, но имеющие иное происхождение. Это — явление стадиального порядка. Они могут возникать совершенно параллельно этническим процессам, могут сопутствовать и культурным контактам, но могут и не совпадать с теми и другими. Наиболее отчетливо эти стадиальные явления прослеживаются в области общественных отношений, в области брака и семьи, а также и в религиозном мировоззрении. Как в этом мог убедиться читатель, ряд институтов общественного строя киргизов, как и многие стороны их брачно-семейных отношений, могут быть правильно истолкованы только в свете общих закономерностей развития общества.

Анализ путей развития брачно-семейных отношений у киргизов приводит к выводу о том, что весь уклад их семейной жизни был неразрывно связан и в целом вполне соответствовал сложившимся патриархально-феодальным отношениям. Однако брачно-семейные отношения у киргизов обладали важной особенностью: некоторые развитые формы брачных и семейных порядков и установлений (например, брак с выплатой калыма, строгая патриархальность семейно-бытового уклада, система наследования и др.), свойственные вполне созревшим собственническим отношениям, тесно переплетались с целым комплексом явлений и пережитков, восходящих к древним социальным институтам (это в особенности относится к пережиткам ранних форм брака).

Вследствие того что нормы киргизского обычного семейного права уже в течение длительного времени подвергались влиянию шариата, значительное число архаических явлений в области брака и семьи проявляло; исключительную стойкость и живучесть. Шариат послужил- как бы «соединительной тканью», в которой законсервировались допатриархальные и ранпепатриархальные традиции и институты. Это не могло не приводить к некоторым коллизиям в брачно-семейных отношениях, с последствиями которых до недавнего времени приходилось встречаться и в процессе формирования и укрепления киргизской советской семьи.

Однако стадиальность, присущая многим брачно-семейным институтам у киргизов, не противоречит тому, что их развитие переплеталось и с этногенетическими, и с культурными связями.

Для киргизского общества накануне Великой Октябрьской социалистической революции было характерно господство патриархально-феодальных отношений. Но в его социальной структуре уже отчетливо вызревали черты капитализма. Его носителем стала, в частности, и феодальная знать в лице манапства. Вместе с тем у киргизов, как и у многих других народов Средней Азии и Казахстана, еще не были изжиты остатки патриархально-общинного уклада феодальной общественно-экономической формации. Общинные отношения в их различной форме должны послужить тем «ключом», с помощью которого может быть более глубоко раскрыто своеобразие всей системы патриархально-феодальных отношений не только у киргизов, но и у других народов, в особенности у тех, которые вели в прошлом кочевой и полукочевой образ жизни.

Обобщение различных доступных данных, характеризующих патриархально-общинный уклад, позволило автору выявить сосуществование остатков родовой общины с общиной соседского типа, разработать вопрос о формах и сущности родоплеменной организации, у киргизов и других в прошлом кочевых и полукочевых народов Средней Азии и Казахстана, в частности, если можно так выразиться, о «микроструктуре» рода в виде семейно-родственных групп. В этой связи привлекают к себе внимание некоторые исследования, появившиеся в последнее время. В них содержится ряд свежих и плодотворных мыслей. В то же время многие выдвигаемые в них положения крайне спорны и имеют пока дискуссионный характер, а некоторые выводы вообще не могут быть приняты, поскольку они полностью противоречат установленным в советской исторической науке данным. Приходится признать, что исследование общинных отношений еще не привлекло достаточного внимания ученых-этнографов (этим может быть объяснена и спорность некоторых выводов, к которым пришел автор), хотя оно открывает широкие возможности для познания закономерностей общественного развития. Хотелось бы, однако, отметить, что общественный уклад киргизов исследовался киргизскими учеными-историками (Б.Джамгырчиновым, К. Усенбаевым, С. Ильясовым, А. Хасановым и др.), что способствовало разработке ряда сложных вопросов истории социально-экономического строя дореволюционного киргизского общества.

Ряд выдвинутых автором, положений еще потребует, естественно, дополнительной разработки. Однако он находит возможным предложить некоторые общие выводы. Киргизы как народность формировались и развивались по крайней мере в течение пятисот-шестисот лет. Этническую основу народности составили племена древнетюркского происхождения. Их общность зиждилась не только на родстве их языков, но и на сходстве важнейших особенностей их хозяйственного быта (кочевое; скотоводство и охота), на их экономических связях, на близости материальной культуры, общественных институтов, религиозного мировоззрения.

В ходе своего исторического развития племена, издавна складывавшиеся в качестве этнического ядра киргизской народности, вступали в тесные этнические и культурные связи с обширным кругом своих соседей, смешивались с ними, ассимилировали их, оказывались с ними в общих военных и политических союзах, устанавливали с ними хозяйственные контакты. Возникавшие на этой основе этнические процессы расширяли границы этнического ядра киргизской народности, вели к консолидации с ним все большего числа племен и завершились в дальнейшем формированием новой этнической общности — киргизской народности. Свое определенное влияние на эти процессы оказывали разнообразные факторы экономической, социальной и политической истории.

Различные стороны этнических процессов создавали все более широкую периферию киргизской народной культуры. В этническую историю киргизов на отдельных ее этапах вовлекались представители не только тюркоязычного мира, но и монголоязычных, и ираноязычных народов.

Вследствие особых условий своего исторического развития киргизская народность с ее своеобразными бытом и культурой очутилась как бы на рубеже нескольких крупных историко-этнографических областей. Ее этническая история и самобытная культура оказались тесно переплетенными с этнической историей и культурно-бытовыми особенностями народов и племен Средней Азии и Казахстана, с одной стороны, Южной Сибири и Центральной Азии — с другой. Все это, вместе взятое, привело к тому, что киргизы выступают одновременно и в своем специфическом этническом и этно-культурном облике, и в их глубоких и многообразных связях с народами названных историко-этнографических областей.

Даже при самом беглом знакомстве с культурой киргизов, их бытом можно видеть, что связи с народами Средней Азии у них преобладают, их очевидность не требует особых доказательств. Тем более важно, но не всегда легко, выявить связи киргизов с другим кругом народов. Представленный в данном исследовании материал дает основания наметить следующие линии этногенетических и историко-культурных связей киргизов: а) древнетюркская, б) среднеазиатская (тюркские, отчасти иранские элементы), в) кыпчакско-алтайская (и тувинская), г) монголо-тибетская, д) восточно-туркестанская (уйгурская) и е) кыпчакско-ногайская (и казахская).

Названные линии связей с широким кругом этнических общностей отложились в отдельных сторонах хозяйства, быта и культуры киргизов с разной степенью интенсивности: от чуть заметных следов до вполне отчетливо выраженных культурных явлений и даже целых комплексов, что можно проследить в такой отрасли хозяйства, как земледелие, и в такой области материальной культуры, как одежда. Рассмотренные в книге этногенетические связи, восходящие отчасти к глубокой древности, и взаимные культурные контакты с другими народами, также имеющие часто многовековую давность, породили неповторимое своеобразие и самобытность материальной и духовной культуры как киргизского народа в целом, так и его отдельных частей: крупных локальных групп (северная, южная и северо-западная, чаткальско-таласская группы: памирская, каратегинская, кашгарская группы) и племенных по своему происхождению образований (к ним прежде всего принадлежат так называемые ичкилики).

В результате Великой Октябрьской социалистической революции сформировалась киргизская социалистическая нация. В процессе ее формирования происходило сглаживание и изживание локальных и племенных особенностей, свойственных в прошлом многим группам киргизов, складывалась и развивалась единая киргизская социалистическая культура, которая и сейчас переживает свой подлинный расцвет. Немало этнографических особенностей продолжает сохраняться до сегодняшнего дня у киргизов Чуйской и Таласской долин, Прииссыккулья, Центрального Тянь-Шаня, Ферганской котловины, Памиро-Алая. Многие из этих этнографических особенностей представляют собой не что иное, как прогрессивные народные традиции, зародившиеся в далеком прошлом, некоторые являются выражением издавна сложившихся национальных вкусов, привычек и навыков, не вступающих в противоречие с новыми требованиями материального бытия, социальной и духовной жизни. В последнее же время на первый план все более выступают такие знаменательные процессы, как сближение киргизов в области быта и культуры с другими нациями, национальными и этнографическими группами, населяющими Киргизию, и с братскими народами союзных республик, постепенное развитие интернациональной общности их быта и культуры.

Об этом свидетельствуют проведенные в последние годы коллективом киргизских этнографов исследования в некоторых районах и селениях республики с многонациональным составом населения. Разумеется, интернациональная общность в некоторых областях культуры и быта развивается быстрее, в других — медленнее, но этот процесс происходит естественным путем. Он обусловлен объективными факторами, определяется самим укладом жизни советских людей, глубоко воспринявших идеи социалистического интернационализма. И в то же самое время этот процесс ни в какой мере не препятствует, более того, способствует продолжающемуся расцвету и киргизской национальной культуры и культуры других национальностей, составляющих дружную семью народов Киргизии — неразрывной части многонационального советского народа.

SUMMARY
Ethnic history, history of material and spiritual culture of the peoples inhabiting Middle Asia and Kazakhstan represent the resulting product of complex ethnic processes and mutual cultural influences of the population of this vast historic-ethnographical province and neighbouring territories of Front Asia, Transcaucasus and Northern Caucasus, Sub-Urals, Southern Siberia and Central Asia. The Kirghiz play a specific role in these important processes.

This book contains the most essential results of more than 40 years research works of the author. It gives generalization and analysic of the data concerning ethnic composition and ethnic history of the Kirghiz, their pre-revolutionary economic structure, material culture, social system, matrimonial relations and family life, religion and worship, oral poetic tradition and folk art. The author also examines the ways which led to the formation of ethnic and cultural characteristics of the Kirghiz people. It would be difficult to explain and interpret thece peculiarities without making an attempt first to elucidate various ethno-genetic and historic-cultural ties of the Kirghiz with the neighbouring peoples and the peoples of contiguous territories. For analysis of these ties the author uses a good deal of historic-ethnographical data.

The Kirghiz were developing into nationality during a period of at least 500 years. Ancient-turkish tribes formed ethnic basis of this nationality. In the course of historic development these tribes were entering into close ethnic and cultural contacts with extensive circles of their neighbours, intermixing with them, assimilating them, establishing economic contacts, and forming military and political alliances. Ethnic processes arising from these contacts expanded the bounds of ethnic nucleus of the Kirghiz nationality, led to consolidation around it of ever-increasing number of tribes, and finally resulted in the formation of new ethnic community — the Kirghiz nationality.

Ethnic processes as indicated above created an ever-expanding periphery of Kirghiz folk culture, drew into ethnic history of the Kirghiz at certain stages not only representatives of Turkish-speaking world but Mongol, speaking and other peoples as well. All this drove the Kirghiz with their mode of life and culture to a peculiar position of being at the boundary of several historic-ethnographical provinces: Middle Asia, Kazakhstan, Southern Siberia and Central Asia in the first hand.

Thus, the Kirghiz appear before our eye both in their own specific ethno-cultural character and in their profound and multilatteral ties with the peoples of above-mentioned historic-ethnographical zones. These ties more or less intensively affected various aspects of economic, domestic and cultural life of the Kirghiz giving rise to the unique cultural peculiarity and originality material and spiritual culture of the Kirghiz people.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ВГО - Всесоюзное географическое общество.

ВЯ - Вопросы языкознания.

ЖС - Живая старина.

Каз. ГПК - Казахская государственная публичная библиотека.

КРС - К. К. Юдахин. Киргизско-русский словарь. М.,1965.

КСИЭ - Краткие сообщения Института этнографии АН СССР.

МАЭ - Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого АН СССР.

МИА - Материалы и исследования по археологии СССР.

МХЭ - Материалы Хорезмской экспедиции.

РГО - Русское географическое общество.

СВ - Советское востоковедение.

СЭ - Советская этнография.

ТИИ - Труды Института истории АН Киргизской ССР.

ТИЭ - Труды Института этнографии АН СССР. Новая серия.

ТИЯЛИ - Труды Института языка, литературы и истории Киргизского филиала

АН СССР.

ТТАЭЭ - Труды Тувинской археолого-этнографической экспедиции.

TXАЭЭ - Труды Хорезмской археолого-этнографической экспедиции.

ЦГИА - Центральный государственный исторический архив Казахской ССР.

1. 
   В. В. Бартольд. Соч. т. IX. М. 1977 стр. 226.
   
2. 
   Н. П. Дыренкова. Брак, термины родства и психические запреты у киргизов. Сб этногр. матер. по семейно-родовому быту народов СССР. № 2, Л. 1927. стр. 8—24.
   
3. 
   Ф. А. Фиельструп. Исследование среди кара-киргиз. Этнографические экспедиции 1924 и 1925 г. Л. 1926.
   
4. 
   Следует отметить, что под руководством С. М. Абрамзона были подготовлены кадры этнографов и для Монгольской народной республики.
   
5. 
   Архив С. М. Абрамзона хранится в Институте АН Киргизской ССР.
   
6. 
   В. В. Бартольд. Очерк истории Семиречья. Соч. т. II, ч. I. M., 1963; Он жe. Киргизы. Исторический очерк. Там же.
   
7. 
   Г. Е. Грум-Гржимайло. Западная Монголия и Урянхайский край. т. II. Л., 1926.
   
8. 
   А. Н. Бернштам. Источники по истории киргизов XVIII века. Вопросы истории, 1946, № 11—12, Он же. Историко-археологические очерки Центрального Тянь-Шаня и Памиро-Алая. Материалы и исследования по археологии СССР. № 26. М —Л 1952, Он же.О появлении киргизов на Тянь-Шане в IX—X вв. Советское востоковедение. 1956. № 4.
   
9. 
   С. М. Абрамзон. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи. Л., Наука, 1971, стр. 69—70.
   
10. 
    Главы: «История селений Дархан и Чычкан и колхоза им. Ворошилова», Рост материального благосостояния колхозников и их личное хозяйство», «Семья и семейный быт», «Общественная и культурная жизнь» (Раздел I. Общественная жизнь и заключение» в книге: Быт колхозников киргизских имений Дархан и Чычкан). Труды Института этнографии АН СССР, Новая серия. Т. XXXVII. М. 1958. стр. 13—22, 25—58,113—121, 128—137, 208—262, 314—323.
    
11. 
    С. М. Абрамзон. Киргизы в их этногенетических и историко-культурных связях с народами сопредельных стран. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. Л. 1968. стр. 40.
    
12. 
    Ч. Айтматов. Рецензия на книгу С. М. Абрамзон. Кыргызстан маданияты 1972. 13 апреля; Н. Сердобов. Рецензия Звезда Алтая. 1972. 14 октября; Рецензия коллектива этнографов Казахстана. Известия АН Казахской ССР, для общественных Наук. 1972 № 2; Р. Г. Кузеев. Рецензия. С. М. Абрамзон. Киргизы и их этнография, 1972 №5. Стр. 156—159; К. К. Юдахин, С. Г. Кляшторный. Рецензия. Советская тюркология. 1973 № 1 и др.
    

1. 
   В. В. Бартольд. Киргизы. Исторический очерк. Соч., т.II ч. I, M., 1963, стр. 474.
   
2. 
   М. П. Вяткин. Путевые замечания Омского гарнизонного полка лекаря Зибберштейна. Ист, архив, т. I, M... 1936.
   
3. 
   П. П. Семенов-Тян-Шанский. 1) Первая поездка на Тянь-Шань или Небесный хребет до верховья р, Яксарта или Ейо-Дарьи в 1857 г". Вестн. РГО. 1858, ч. XXIII; 2) Путешествие в Тянь-Шань в 1856—1857 гг. М.. 1946.
   
4. 
   Ч. Ч. Валиханов. Собр. соч. в пяти томах. Тт. I—IV. Алма-Ата, 1961-1968.
   
5. 
   С. М. Абрамзон. 1) Очерк культуры киргизского народа. Фрунзе, 1946, стр. 3—4; 2) Этнографическое изучение Киргизии за 20 лет. В кн.: Наука в Киргизии за 20 лет (1926—1946). Фрунзе, 1946, стр. 179—180. Подробную библиографию дореволюционной этнографической литературы см: 3. Л. Амит и н-Шапиро. Аннотированный указатель литературы по истории, археологии и этнографии Киргизии (1750—1917). Фрунзе, 1958.
   
6. 
   Ф. А. .Фиельструп. Исследования среди кара-киргиз. В кн.: Этнографические экспедиции 1924—1925 гг. Л., 1926.
   
7. 
   Н. П. Дыренкова. Брак, термины родства и психические запреты у киргизов. Сб. этногр. матер, по семейно-родовомубыту народов СССР, № % л., 1928.
   
8. 
   Н. X. Калемин. О результатах исследования ссциаль-ных отношений в ауле-кишлаке Шаркратминской, Эсенгуловской аЧоринской волостей Нарынского кантона, 1926—1927 гг. Рукопись.Инст. ист. партии при ЦК КП Киргизии.
   
9. 
   М.. Ф. Гаврилов. Классовый состав «букары» горкойКиргизии и «Манап». В кн.: Современный аул Средней Азии.Вып. X. Загорная волость (Каракол-Нарынского округа Киргизской АССР. Ташкент, 1927.
   
10. 
    П. И. Кушнер (Кнышеа). Горная Киргизия (социологическая разведка). М., 1929.
    
11. 
    П. Погорельский, В, Батраков. Экономика кочевого аула Киргизстана. М>, 1930.
    
12. 
    А. С. Бежкович. Киргизское бытовое земледелие. Рукопись, Рукописные фонды Отд. обществ, наук АН КиргССР, инв. № 735.
    
13. 
    Рукопись большого труда Б. Солтоноева «Кызыл кыргыз та-рыхь» (История красных киргизов), объемом 618 с, содержит богатые материалы но истории, этнографии и фольклору киргизского народа, собранные автором за период с 1895 по 1934 г. Копня рукописи (инв. М° 1057, 566 стр. машинописи)'хранится в Рукописном фонде Института языка и литературы АН КиргССР. Она получила название «Кыргыз, казак тарыхы» (История киргизов и казахов), не соответствующее ее содержанию.
    
14. 
    С. И. Ильясов. 1) Рассказы охотников. В кн.: Академику К. И. Скрябину. Фрунзе, 1945; 2) Пережитки шаманизма у киргизов. ТИЯЛИ, вып; I (1944), Фрунзе, 1945; 3) Пережитки патриархально-родовых и феодально-буржуазных отношений у киргизов до проведения сплошной коллективизации. Там же; 4) О сущности' патриархально-феодальных отношений у кочевых народов Киргц-sum. Матер, объед. научн. сессии, посвящ. истории Ср. Азии и Казахстана в дооктябрьский период, Ташкент, 1955; 5) Земельные отношения в Киргизии в конце XIX — начале XX вв. Фрунзе, 1963,
    
15. 
    Б. Д. Джамгырчинов. 1) Киргизы в эпоху Ормон-кана. ТИЯЛИ, вып. I (1944), Фрунзе, 1945; 2) Из генеалогии кир.гизов. В кн.: Белек С. Е. Малову. Фрунзе, 1946.
    
16. 
    Б. М. Юнусалиев. 1) Проблема формирования общенародного киргизкого языка. ВЯ, 1955, № 2; 2) Киргизская лексикология, Ч. I. Развитие корневых слов. Фрунзе, 1959.
    
17. 
    Обзор этнографических исследований в Киргизии в советскийпериод см.: С. М. Абрамзон. Этнографическое изучение Киргизиива 20 лет; В. П. Шерстобитов, К. К. Орозалиев,Д. Ф, В и н н и к. Очерк истории исторической науки в СоветскомКиргизстане (1918—1960 гг.). Фрунзе, 1961, с. 12—15, 22—29,45—53.
    
18. 
    К. К. Юдахин. Киргизско-русский словарь. М., 1965.
    
19. 
    С. М. Абрамзон. Этнографические экспедиции в Киргизской ССР в 1946—1947 гг. Изв. ВГО, т. 80, вып. 4, 1948.
    
20. 
    С. М. Абрамзон, К. И. Антипина, Г. П. Васильева, Е. И. М а х о в а, Д. Сулайманов. Быт колхозников киргизских селений Дархан и Чичкан. ТИЭ, т. XXXVII,М., 1958. (Далее авторы не приводятся).
    
21. 
    С. М. Абрамзон. 1) Полевые этнографические исследования в Киргизской ССР в 1953 г.. СЭ, 1954, N° 2, стр. 155—158;2) Предварительные итоги полевых этнографических исследованийв Киргизской ССР в 1954 г. КСИЭ, вып. XXV, 1956.
    
22. 
    Быт колхозников киргизских селений Дархан и Чичкан;К- И. Антипина. Особенности материальной культуры и прикладного искусства южных киргизов. Фрунзе, 1962; Е. И. М а х о в а.Материальная культура киргизов как источник изучения их этногенеза. ТКАЭЭ, т. III, Фрунзе, 1959. В основу характеристики материальной культуры северной группы синьцзянских киргизов вработе автора (С. М. А б р а м з о н. Киргизское население Синь-цзян-Уйгурской автономной области КНР. ТКАЭЭ. т. II, М.. 1959)положены материалы, собранные и обработанные Е, И. Маховой;при подготовке автором раздела «Материальная культура» в главе«Киргизы» (в кн.: Народы Средней Азии и Казахстана, т. II.М., 1963. Сер. «Народы мира») также привлечены некоторые изпелевых записей Е. И. Маховой.
    
23. 
    Выход в свет книги Д. Айтмамбетова «Культура киргизского народа во второй половине XIX и начале XX века» (Фрунзе,1967, см. особенно главы I и V, стр. 17—64, 217—282) освобождаетавтора от необходимости подробно рассматривать историко-культурные связи киргизского и русского народов.