С. В. Букчин. Ревнитель театра 5 Читать Легендарная Москва Уголок старой Москвы 48 Читать Мое первое знакомство с П. И. Вейнбергом 63 Читать М. В. Лентовский. Поэма


{542} Макбет, или Жертва ведьм Трагедия. Соч. А. И. Южина1219



бет74/135
Дата22.02.2016
өлшемі3.73 Mb.
#199
1   ...   70   71   72   73   74   75   76   77   ...   135

{542} Макбет, или Жертва ведьм
Трагедия. Соч. А. И. Южина1219


Оказывается, никакого Макбета никогда и на свете-то не было.

Был очень мягкий человек, которого погубили четыре ведьмы.

Трех он встретил в степи, четвертая — его собственная жена.

Конечно, это тоже трагедия.

Но не та, которую написал Шекспир.

Мне вспоминается другое представление «Макбета».

Театр Парадиза.

Слежавшееся небо в пятнах.

За кулисами возят какую-то тачку, и никто не думает, что это гром.

От времени до времени вспыхивает бенгальский огонь и ярко освещает морщины на небе.

Трое итальянских лаццарони1220 ломаются и коверкаются, изображая ведьм.

Выходит Росси1221.

Макбет.

Погруженный в глубокую задумчивость.



Какие-то мрачные и тяжелые думы бродят в его голове и глядят из его глаз.

Мне первый раз пришла в голову мысль:

— А что, если бы Макбет не встретил ведьм, произошла бы трагедия?

И тяжелый взгляд Росси ответил:

— Да.

Макбет дарует победы.



Он чувствует, сознает, что выше всех.

«Тан Гламиса» — это слишком мало для него, для его подвигов.

В Гламисе ему уже тесно.

Шотландия…

Тяжелые, еще неопределенные мысли ворочаются в его голове.

Ведьмы только формулируют его мысли.

И он вздрагивает, потому что в голосах трех ведьм он слышит голос своего сердца, своей души, своего ума.

{543} Ведьмы только ускорили трагедию. По Южину, ведьмы — все.

Если театр — суд, а рецензенты — присяжные заседатели театра, Макбет Южина1222 говорит:

— Господа судьи! Это меня неизвестные старухи подучили! Ей-богу, я тут ни при чем.

И добавляет:

— Обратите тоже внимание, какая у меня жена. Все она!

И говорит это, чуть не плача.

Макбет Южина только и делает, что «чуть не плачет».

Он чуть не плачет, когда жена уговаривает его убить короля.

Чуть не плачет, когда убил.

Говорит плаксивым тоном и прижимаясь к жене.

Немножко муж под башмаком.

Сколько приходится этой леди биться с таким плаксой.

И ведьмы знают, что на этого плаксу полагаться нельзя.

Не упускают его из виду.

Сейчас начнется монолог о кинжале.

Ведьмы появляются в замке Макбета, на сцене налево.

Сейчас пойдет убивать.

Ведьмы появляются на сцене направо.

Каждый раз, как заговорят об убийстве, словно у Вагнера лейтмотив, на сцене появляются ведьмы.

«Злые мысли бродят в замке Макбета». Боже, какая тонкость!

Это разные Росси да Сальвини натолковали, будто Макбет железный человек1223.

Последняя ступень человеческой смелости.

— Все, что может человек, могу и я!

И гибнет потому, что захотел быть:

— Сверхчеловеком.

Ничего подобного!

Вы посмотрите, как он прижимается к жене, — словно перепуганный ребенок к маме.

— Мама, я боюсь.

Послушайте, каким плаксивым тоном говорит.

Тряпка! Настоящая тряпка!

Макбет сделался королем.

Г н Южин умеет быть величественным.

Правда, это скорее величие директора театра.

Мы помним точно такое же величие г. Южина в Кине1224.



{544} Когда г. Южин играет короля, — кажется, что его сделали директором казенных театров, он принимает актеров и делает им:

— Указания.

— Вы чего это, господа, все загримировались восточными человеками? А? Вы, например, господин убийца? Какой вы шекспировский, — вы бакинский наемный убийца за пять целковых1225!

В короле г. Южин величествен и спокоен.

— Слава богу, получил хорошее место.

Вот никак не думали!

Мы полагали, что:

— Макбет зарезал сон.

Что трон для него Голгофа.

Только он-то разбойник.

И что он мучится, как распятый разбойник.

Мы думали, что с тех пор, как «коготок завяз», эта хищная птица бьется в смертельном ужасе.

И от ужаса идет от преступления к преступлению.

И что в этом трагедия.

Нарастание трагедии!

Г н Южин дает антракт, перерыв, отдых.

Тысяча извинений! Поезд идет все быстрее и быстрее к катастрофе. Тут остановки не полагается.

Сын Банко жив.

Откуда же это спокойствие, спокойная величавость и благополучие директора банка?

Г н Южин объявляет.

— Остановка! Буфет!

Лакомится королевским благополучием. Получается среди трагедии картина:

— Мещанского счастья короля Макбета.

В самом преступлении есть уже наказание.

Этого трагизма жизни г. Южин не дает.

Но вот все преступления совершены. Началось одно:

— Наказание.

И Макбет снова плакса.

Ему приходят сказать, что его жена умерла.

Макбет, борец, боец, вызвал на бой судьбу. Перед ним последний бой. И победа! Бирнамский лес не может пойти на Донзинан, и нет еще на свете человека, который не был бы рожден женщиной. Его некому победить!

И в эту минуту ему говорят «под руку», что жена умерла.

{545} Росси скажет с раздражением:

— Она могла бы подождать!

Но у г. Южина Макбет, извините, не таков. Он расплачется.

Он будет говорить вот эти именно жесткие и жестокие слова плаксивым тоном.

Словно человек, обвиняемый в убийстве отца и матери:

— Господа присяжные! Пожалейте меня: я круглый сирота!

Этот Макбет был все-таки хороший муж.

Ярости в этом мягком, милом человеке не проснется даже в минуту последнего боя.

Перед нами не пловец, переплывающий «море крови» и яростно борющийся с волнами, которые его захлестывают.

Известие о том, что противник не рожден женщиной, а вырезан из чрева матери, не наполнит Макбета безумием ужаса и ярости.

Оно просто подрежет его.

Но когда же, когда же мы увидим ярость этого «мужа кровей»?

А в сцене с вестником.

Посмотрите, как он начнет его душить!

Как будет на него сверкать глазами! Страшно смотреть!

Как рычать!

О, боже! Приколотить вестника! Какая «ярость» для Макбета!

Уж, действительно, момент — в сцене с беззащитным, злосчастным вестником показывать:

— Что такое Макбет.

Как он может быть страшен!

Г н Южин сыграл драму.

Драму с, а не трагедию.

Что такое трагик?

Это чувствуется.

Когда я в первый раз увидел Мунэ Сюлли в Гамлете1226, в сцене с тенью, мне стало страшно.

Не призрака, а Гамлета.

Гамлет почему-то был страшнее призрака.

Это трагик.

Макбет еще ничего не сделал.

Росси только еще вышел.

А было уже жутко.

Что-то у этого человека в голове страшное.

На что-то он обречен ужасное.

Это трагик.

Сальвини выходил в Отелло счастливый и радостный.

{546} А сразу вас захватывало трагическое ощущение. Этот человек тяжело кончит. Он слишком велик и значителен для окружающих. Это человек обреченный.

В жизни разве вам не случается, — очень редко, — встречать людей с такими лицами, что вас жуть берет за них. Вы сразу видите:

— Этот человек так не кончит!

Что-то есть в них.

Какая-то печать лежит на них.

Трагик…


Так от разрытой земли веет могилой.

А бывает, что и не веет.

Г н Южин прекрасный актер драмы, превосходный, умный актер комедии, режиссер со здоровой любовью к здоровому искусству, администратор мужественный и честный, не следующий модам, чтобы понравиться сегодняшней публике, интересный драматург, в комедии автор «Джентльмена», в драме «Измены»1227.

Но нельзя же всего.

И богам не было дано:

— Все.


И боги имели свои специальности.

Афродита обладала красотой, но мудрость оставляла Афине-Палладе1228.

Я смотрел г. Южина в Макбете и все думал:

— Кого он мне напоминает?

Но что-то очень знакомое. И милое!

— Ба! Да это М. В. Лентовский в роли Нэна-Саиба.

Актер удивительно красивой «внешности».

Красивых поз.

Красивого жеста.

Всевозможнейших внешних эффектов.

Но по чувству:

— Вы, сударь, камень! Сударь, лед1229!

У г. Южина нет трагического темперамента.

Который подсказывал бы ему настоящий трагический тон и ноты.

Он старается играть:

— Как можно сильнее.

И переигрывает.

Когда хочет изобразить колебание, — становится плаксив. Когда хочет быть страшным, кричит, рычит или «страшно шепчет». А нам не страшно.



{547} Мы смотрим на его широко раскрытые «от ужаса» глаза, в первый раз любуемся и говорим:

— Какой этот человек ощущает ужас!

Но сами никакого ужаса не чувствуем.

А когда этот «эффект» повторяется в десятый раз, в двадцатый раз, мы говорим:

— И как этот человек не устанет целый вечер таращить глаза!

Мы подошли к технике.

А. И. Южин, я — тот самый гимназист, который аплодировал вам в селе Богородском, когда вы играли вместе с Андреевым-Бурлаком, Писаревым, Гламой-Мещерской в «Иудушке»1230.

Сына Головлева.

Помните, как очаровательна была Глама? Недаром в «Пушкинском театре» ею залюбовался сам Тургенев и целый вечер не отрывал глаз от ее ложи!

А как хорош был Бурлак! А Писарев в роли его брата. И «обстановки» никакой. Вы правы: первое в театре актер, он все.

Но это в сторону!

В последнем акте «Иудушки» вы должны застрелиться.

Вы выхватываете пистолет. К виску. Спускаете курок. Осечка! Ничего.

Надо же умереть как-нибудь.

Вы подбегаете к комоду, где стоит посуда. Ни одного ножа.

В отчаянии вы… вы режетесь пальцем.

Проводите пальцем по горлу и падаете:

— Мертвый.

В публике хохот.

В таких случаях за сценой у сценариуса другой заряженный пистолет. Он стреляет одновременно, — только одновременно! — с тем, как спускают курок на сцене. Выстрел. И публика ничего не замечает.

Но в те времена техника в театре хромала.

Хромает она и сейчас.

О, русский актер, русский актер! Все, что касается техники, голоса, — до такой степени у него все в пренебрежении! Вы не слышите, как это отдается в зале.

В Макбете, когда вы пугаетесь какой-нибудь неожиданности, вы вскрикиваете:

— Коротким криком.

Вам кажется, что это:

— Ужасно.

{548} Это, действительно, ужасно: в зрительном зале кажется, что вы икаете.

И эта икота повторяется у вас несколько раз и мучит публику.

Публика, ведь, может и рассмеяться.

В трагедии-то!

Вот то, что я хотел сказать о г. Южине в Макбете, и что сказал без всякого удовольствия.

Был ли я к нему несправедлив?

Чересчур.

Это большой актер.

И оскорблением для него было быть к нему «снисходительным».

Я вспоминал Росси…

Сравнение — не доказательство.

Но нужен же аршин, чтобы мерить.

На настоящий большой трагический аршин Южин-трагик невелик.

Но если мерить на «художественный» аршин, на трагические вершки Художественного театра, — этого странного театра, который делает трагедию, настоящую трагедию, из «Ревизора» и уничтожает всякую трагедию в «Юлии Цезаре»1231, — то г. Южин окажется колоссом.

Колоссом-трагиком в сравнении с «опрощенным» Брутом г. Станиславского или кричалой Кассием г. Леонидова1232.

Он хорош в сравнении с тем, что у нас сейчас есть, и недостаточен в сравнении с тем, чему следовало бы быть.

Да еще:

— На образцовой сцене.



О г же Смирновой мы уже достаточно говорили вчера.

Когда в пятой картине поднялся занавес, мы увидели на ступеньках лестницы женщину с очень злым лицом, злым выражением глаз, злыми тонкими губами.

С прямыми, почти сросшимися бровями.

Она провела белую полосу вдоль носа, — это делается для прямизны, — и даже у нее получилось армянское лицо в этой пьесе из кавказской жизни!

Ах, до чего зла, каждую минуту зла эта леди Макбет!

И до чего она старается это показывать.

Чтобы публика не забыла, избави Бог!

Очень хороши злые взгляды «мельком» при приеме короля Дункана.

Но потоньше! Ради Бога, немного потоньше!

До публики и так эти взгляды доходят.



{549} Не надо отправлять их «заказными».

Мы и так видим, что вы играете, много играете.

Переиграли самого Макбета.

Вот победа феминизма!

Настоящим-то Макбетом оказался не он, а леди Макбет.

Это у нее при появлении на сцене готовы честолюбивые замыслы и планы преступлений.

Это она письмо читает, как выражение своих собственных мыслей.

Не письмо зажгло в ней честолюбивые мечты.

Чрезмерные слова о том, как она поступила бы с ребенком, — это говорится не в увлечении, не в порыве страсти честолюбия.

Все это холодно и злобно обдумано.

Вот железная женщина!

И артистка с фантазией.

Ей дали роль леди Макбет.

А она сыграла Макбета. Только злющего.

Очень сильны ее сцены притворного ужаса.

И она показалась нам слишком опрощенной королевой.

Вряд ли так уж широко размахивает руками королева Шотландии, говоря:

— Гости дорогие!

Пир суровых танов — не студенческая пирушка.

Королевы, вероятно, в те суровые времена были сдержаннее. А леди Макбет, — она-то наслаждается властью, — и величественнее.

Мы поблагодарили г жу Смирнову за то, что она избавила нас от «традиционной» заунывной, однотонной декламации в сцене сомнамбулизма.

Благословен всякий артист, не соблюдающий традиций!

Это спасает публику от шаблона.

Но лепет, бормотанье, отрывистые слова «сквозь сон» были бы превосходны для всякой женщины, у которой неспокойна совесть.

Раз г жа Смирнова играет «самого Макбета», — ей следовало бы для этой сцены найти интонации более тяжкого кошмара, полные:

— Более трагического ужаса.

Силы, трагической силы нет!

Драма, а не трагедия.

Остальные исполнители в «Макбете»1233 никогда никого не интересуют. И справедливо. Фон картины.

Который резал глаза только тем, что шлемы на танах блестят, как вычищенные самовары. Война, а не парад! Изрубленные шлемы, щиты {550} и разорванные плащи больше соответствовали бы мрачной картине.

Ведьмы, которым у г. Южина отводится главное место, лучшие из ведьм, каких мы видели1234.

Г н Коровин выдумал хорошо1235.

Ведьмы сливаются с утесами, со стенами.

Словно в морском аквариуме спруты, которые сливаются с камнями. Сразу его и не разглядишь, и вдруг, страшный и отвратительный, он протянет свои серые щупальцы.

Музыка, какая-то далекая, заунывная, странная, придает таинственный и мистический колорит трагедии, в которой, по мысли Малого театра, так много места уделено «потустороннему миру».

По нашему мнению, это излишне.

Но раз так задумано, — настроение получается.

Веет потусторонним миром.

Жутковато.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   70   71   72   73   74   75   76   77   ...   135




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет