Сальваторе Мадди Теории личности сравнительный анализ

Позиция Мадди

Попытки разработать показатели для этих четырех мотивационных типов предпринимались в ряде исследований. В первом из них Мадди, Чарленс и Смит (Maddi, Charlens, and Smith, 1962) выбрали два типа, которые предположительно должны были наиболее ярко проявляться в тематической апперцепции. Ясно, что человек может сочинять рассказы по картинкам, которые вызывают у него чувство скуки и неудовлетворенность своим статус-кво в сочетании с интересом к возможности того, что может произойти нечто менее обычное. Аналогичным образом человек сочинит рассказы, являющиеся новыми и необычными, создавая посредством этого собственное разнообразие. Тщательный разбор некоторых образцов рассказов склонил Мадди и его коллег к мысли, что первая ориентация на новизну пассивна и экстернальна, в то время как последняя – активна и интернальна.

Поэтому без дальнейших углублений Мадди и коллеги определили две системы оценки, подлежащие проверке на конструктную валидность. Система оценки для внешне пассивной формы потребности в разнообразии была сделана по образцу, созданному Мак-Клелландом. Названная желанием новизны, она соответствует степени, которой рассказ отражает неудовлетворенность своим статус-кво в связи с его наскучившим характером, а также признательность к внешне спровоцированной новизне. Оценочная система имеет те же три компонента, как и система оценки для потребности в достижении, и может использоваться разными экспертами с высокой степенью их согласованности (корреляции варьируются примерно от 0,80 до 0,90; Maddi е.а., 1962; Maddi and Berne, 1964; Maddi, Propst and Feldinger, 1965; Maddi and Andrews, 1966). Оценки внутренней согласованности варьируют от 0,31 до 0,41 (Maddi е.а., 1965; Maddi and Andrews, 1966), а оценка стабильности равна 0,47 (Maddi and Andrews, 1966). Во всяком случае эти показатели надежности лучше, чем полученные для показателя потребности в достижении.

Мадди и его коллеги (Maddi е.а., 1962) разработали также оценочную систему для внутренне активной формы потребности в разнообразии. Названная новизной произведения, система оценки показывает, насколько необычными или новыми являются сами рассказы безотносительно к количеству целенаправленных к новизне устремлений, приписываемых персонажам. Система оценки включает в себя три аспекта действий каждого из персонажей и сюжета в целом. Категориями действия сюжета в целом являются необычное событие, необычная интерпретация (отмечаемая тогда, когда история необычна, юмористична или иронична) и неожиданное окончание (отмечаемое тогда, когда конец рассказа разрушает определенные ожидания, создаваемые предыдущим повествованием). Категориями действий персонажей являются необычная ролевая нагрузка персонажей, реально фигурирующих в описываемых картинках (такие роли, как шпион и дипломат), необычная ролевая нагрузка персонажей, вводимых субъектом в рассказ персонажей, и необыкновенные названия. То, что согласованность при использовании этой оценочной системы высока, показывают оценки межэкспертной согласованности, варьирующиеся от 0,84 до 0,92 (Maddi е.а., 1962; Maddi е.а., 1965; Maddi and Andrews, 1966). Высокими для проективных показателей являются и оценки внутренней согласованности оценочной системы, варьирующиеся от 0,63 до 0,80 (Maddi е.а., 1965; Maddi and Andrews, 1966). Единственная оценка стабильности показывает ее адекватность, будучи равной 0,65 (Maddi and Andrews, 1966). Похоже, что тенденция добавлять фантазии из желания новизны и тенденция фантазировать необычным образом различны, но внутренне однородны.

Мадди и его коллеги (Maddi е.а., 1962) провели эксперимент с целью определить, будет ли оценочная система чувствительна к условиям, которые должны стимулировать потребность в разнообразии. Испытуемых из стимулируемой или экспериментальной группы привели в состояние скуки утомительным заданием записывать физические параметры города, диктуемые монотонным голосом с многократными повторениями. Испытав на себе такое, испытуемые, как обычно, сочиняли рассказы по четырем картинкам, изображающим людей. Имелись две контрольные группы. В одной из них время до сочинения рассказов было заполнено тем, что испытуемые могли делать все, что было возможно в условиях классной комнаты. В другой контрольной группе до задания по составлению рассказов проигрывалась новая, необычная и несколько юмористичная запись. Мадди и его коллеги предполагали, что ни в одной из контрольных групп не должно происходить сильного повышения потребности в разнообразии. Экспериментальное же воздействие, как ожидалось, должно было повысить не только потребность в разнообразии, но и число проявлений черт пассивности. Тенденция быть пассивным должна была усиливаться потому, что испытуемых просили сосредоточить все свое внимание на записи. Они не могли не подчиниться этой инструкции, прекратив различные активные действия (например, постукивание ногами, углубление в свои мечты, выход из класса), с помощью которых люди избегают монотонных ситуаций.

Таким образом, испытуемые экспериментальной группы должны были продемонстрировать в задании тематической апперцепции рост пассивных выражений и снижение активных выражений потребности в разнообразии. Результаты этого эксперимента совпали с ожидаемыми: стимулированная группа проявила повышенный уровень желания новизны и пониженный уровень новизны произведений по сравнению с обеими контрольными группами. Кроме того, контрольные группы не различались между собой по степени желания новизны или уровню новизны произведений. В контрольных группах желание новизны и новизна произведений имели отрицательную корреляцию, и такая корреляция была даже еще сильнее в экспериментальной группе. Мадди и коллеги пришли к выводу, что их стимулирующее воздействие носило комплексный характер, стимулируя как потребность в разнообразии, так и проявление черт пассивности.

Естественно, надо бы считать новизну произведения и желание новизны показателями активного и пассивного проявлений потребности в разнообразии соответственно, но существует по крайней мере одна серьезная альтернатива такой точке зрения. Она ставит под сомнение мотивационный характер новизны произведения. Безусловно, этот показатель не включает в себя явно целенаправленные параметры фантазий, как то делают другие мотивационные показатели. Возможно, новизна произведения является стилистическим выражением гибкой, оригинальной, креативной ориентации ума. Далее, возможно, желание новизны – единственный реальный показатель потребности в разнообразии. Если верно и то, что гибкость и оригинальность требуют для своего сильного проявления свободу от состояний сильной мотивированности, тогда отрицательная связь между желанием новизны и новизной произведения, а также влияние на оба показателя экспериментальных воздействий будут вполне понятны: когда потребность в разнообразии или любой иной мотив сильны, гибкость и креативность низки. Альтернативное объяснение, данное Мадди и его коллегами, напоминает рассуждения Уайта о том, что проявление действенной мотивации к исследованию окружающего мира имеет место лишь тогда, когда удовлетворены основные витальные потребности, а также демонстрацию Харлоу (Harlow, 1953) того, что голод является помехой при решении головоломок обезьянами. Мадди и Берне (Maddi and Berne, 1964) провели корреляционное исследование для определения того, какая из двух интерпретаций показателей желания новизны и новизны произведения наиболее адекватна. В этом исследовании они получили для группы испытуемых по тесту тематической апперцепции оценки не только этих двух показателей, но также и потребностей в достижении, в аффилиации и власти. Они рассуждали, что если рассмотренное выше альтернативное объяснение верно, то должна иметь место отрицательная корреляция между новизной произведения и каждым из мотивационных показателей, в то время как если верна интерпретация Мадди и его коллег, то отрицательная корреляция будет лишь между новизной произведения и желанием новизны. Последний результат убедительно подтвердил предположение о том, что новизна произведения и желание новизны являются альтернативными формами потребности в разнообразии.

Следующим шагом Мадди и его коллег была серия корреляционных исследований (Maddi е.а., 1965; Maddi and Andrews, 1966; Maddi, 1968), направленных на определение конструктной валидности этих двух постулированных показателей потребности в разнообразии. Фактически к тому моменту был разработан третий показатель. Включая и анализ тематической апперцепции, этот показатель, названный любопытством, отражает степень, в которой рассказы насыщены постановкой вопросов и проблем с сопутствующим им интересом к получению новой, дополнительной, более полной информации. С рациональной точки зрения предполагалось, что этот показатель также является активным выражением потребности в разнообразии, как и новизна произведения, но отличается от этого показателя тем, что отражает скорее внешние, а не внутренние черты. Другими словами, в активном поиске разнообразия новизна произведения включает предрасположенность к внутренним источникам стимуляции, тогда как любопытство – предрасположенность к внешним источникам. Показатель любопытства, как и два других, может быть реализован разными экспертами с адекватной согласованностью (от 0,83 до 0,90) и обладать достаточной для его использования надежностью (внутренняя согласованность = от 0,50 до 0,68; стабильность = 0,39).

Сост. по: Maddi S.R., Propst В., and Feldinger I. Three expressions of the need for variety // J. Pers., 1965; Maddi S.R., Andrews S. The need for variety in fantasy and self-description // J. Pers., 1966; Maddi S.R. The seeking and avoiding of variety // Unpubl. Manuscript. Chicago, 1968.

Наоборот, у показателя желания новизны пока не выявилось коррелят среди показателей результативности. Этот факт мог бы вызвать беспокойство относительно его эмпирической валидности, если бы не тот вполне резонный аргумент, что нечто, измеряющее пассивность, в конце концов и не должно отражать активные тенденции типа проявлений реального создания чего-то нового. Люди с высоким желанием новизны должны ценить новизну, когда они сталкиваются с ней, но они не обязаны сами быть активными ее созидателями. Они скорее потребители, а не производители нового. Действительно, как показано в третьем столбце табл. 10.15, люди с высоким уровнем желания новизны описывают себя как заинтересованных в переменах, но приоткрывают свою пассивность, описывая себя как не обладающих инициативой, стремлением к пониманию, созерцательностью, чувствительностью, энергией или еще чем-либо, что может способствовать поискам новизны. Вы можете поинтересоваться, какая польза от мотивации, которая не формирует действия? Но это уже иной вопрос, ответ на который ведет, возможно, в область психопатологии. На данный момент вполне можно сделать вывод, что имеются эмпирические основания для того, чтобы рассматривать желание новизны в качестве пассивной формы потребности в разнообразии.

Исходная концепция проективного показателя любопытства не получила эмпирической поддержки. Верно, что люди с высоким уровнем любопытства действительно активно исследуют предметы в не знакомой им комнате. Но то, что эти результаты нельзя толковать как указывающие на активную внешнюю форму потребности в разнообразии, вскрывают самоотчеты людей с высоким показателем любопытства. Как вы можете видеть во втором столбце табл. 10.15, эти отчеты показывают интерес к порядку, конъюнктивность мышления и ригидность. Мадди и его коллеги, похоже, совершенно непреднамеренно обнаружили показатель активной тенденции опасения разнообразия вместо упоения им! И снова обращает на себя внимание мудрость различения Мак-Клелландом внутри каждой из потребностей форм, направленных на приближение и на избегание. Люди с воображением, имеющие высокий уровень любопытства, похоже, небезразличны к разнообразию, так как оно представляет для них угрозу, и хотят избежать этой угрозы, организовав свой опыт так, чтобы минимизировать или по крайней мере смягчить новизну и перемены.

В особенности по причине того, что показатели новизны произведения и любопытства отклоняются от обычной формы, подчеркивающей явно целенаправленные фантазии, Мадди и его коллеги разработали план дальнейшего выявления мотивационной природы этих показателей. Определенным следствием мотивационного конструкта является то, что вы можете манипулировать обучающимся чему-либо человеком, если это обучение приводит к удовлетворению его мотива. Чем сильнее мотив, тем больше можете манипулировать его обучением. Таким образом, если новизна произведения и желание новизны на самом деле близки к тому, чтобы быть вариантами потребности в достижении, то люди с высоким уровнем той или другой из них должны обучаться, получая вознаграждение в виде новизны, более эффективно, чем люди с низким уровнем по этим показателям. Далее, если показатель любопытства действительно измеряет направленную на избегание форму потребности в разнообразии, то люди с высоким уровнем этого показателя должны обучаться хуже при вознаграждении новизной, чем люди с низким уровнем.

Фелдингер и Мадди (Feldinger и Maddi, 1968) провели эксперимент по проверке этих предположений. Сперва они получили рассказы тематической апперцепции от большой группы испытуемых и, применяя оценочную систему, выделили подгруппы с высокими и низкими уровнями каждого из этих трех показателей. Всем группам было дано задание на обучение, состоящее в рассмотрении карточек, предъявляемых по одной. На каждой из карточек были две пары линий, одна из них – параллельные, другая – непараллельные, но симметричные. Испытуемого просили выбрать одну из пар линий на каждой карточке. Для половины испытуемых каждой из групп выбор параллельных линий сопровождался предъявлением штрихованного изображения обыкновенного объекта. Но когда они выбирали непараллельные линии, им предъявлялся штрихованный рисунок необычного варианта обыкновенного объекта. Единственным отличием в процедуре для испытуемых другой половины каждой подгруппы было то, что выбор непараллельных линий приводил к демонстрации обыкновенного объекта, тогда как выбор параллельных линий связывался с необычным объектом. Всего предъявлялось по 45 карточек с параллельными и непараллельными линиями, а в качестве показателя обучения использовалось число выборов, приводящих к предъявлению необычных или новых объектов. По новизне произведения подгруппа, имеющая высокий уровень этого показателя, проявила большее число выборов, ведущих к новым объектам, чем подгруппа с низким уровнем этого показателя. Сходная тенденция была в подгруппах с высоким и низким уровнем показателя желания новизны. Испытуемые с высоким уровнем показателя любопытства делали меньше выборов, приводящих к новинкам, чем подгруппа с низким любопытством. Эти данные совместно с приведенными выше данными корреляционных исследований вполне согласуются с рассмотрением новизны произведения и желания новизны в качестве показателей формы потребности в разнообразии, направленной на приближение, а любопытства – в качестве формы, направленной на избегание.

Комбинация высокого уровня потребности в разнообразии с активно-внутренними или пассивно-внешними чертами определяет два высокоактивированных типа, постулированных Мадди. А комбинация высокого уровня опасения разнообразия с активно-внешними чертами составляет один из его низкоактивированных типов. Строго говоря, для оценки конструктной валидноcти данной позиции было бы важно определить, соответствуют ли теоретическим ожиданиям активационные требования людей с высоким уровнем новизны произведения, желания новизны или любопытства. Подобное исследование не проводилось в связи с трудностью сколько-нибудь достаточно непосредственно и убедительно определить фоновый уровень активации. Имеется шкала, предложенная Цукерманом, Колином, Прайсом и Зубом (Zuckerman, Kolin, Price and Zoob, 1964), показывающая степень, в которой человек стремится к стимуляции, однако в ее содержании едва ли имеется явная тенденция быть релевантной относительно фонового уровня активации. В пилотажном исследовании, проведенном в лаборатории Мадди, эта шкала поиска ощущений демонстрирует значительную положительную корреляцию с новизной произведения, небольшую положительную корреляцию с желанием новизны и отсутствие корреляции с любопытством. Эти результаты предполагают необходимость разработки более адекватного показателя, характеризующего уровень активации, чтобы можно было изучать его отношения с проективными показателями.

Недавнее исследование Тайера (Thayer, 1967) хорошо ложится в русло работ по разрешению проблемы с созданием простого способа для измерения фонового уровня активации. Он разработал протокол оценки активационно-деактивационных качеств, составленный из ряда прилагательных, релевантных активации, которые испытуемый оценивает по степени соответствия своим качествам. Самоотчеты 221 студента колледжа были подвергнуты факторному анализу, выявившему четыре фактора, явно указывающих на активацию. Тайер перечисляет эти факторы и соответствующие им прилагательные: 1) общая активация (живой, активный, полный энергии, бодрый, деятельный, энергичный); 2) высокая активация (зажатый, трепещущий, возбужденный, испуганный, напряженный); 3) общая деактивация (покоящийся, спокойный, расслабленный, неподвижный, безмятежный, тихий, умиротворенный,); 4) сонная деактивация (сонный, утомленный, дремотный). Согласно Тайеру, эти факторы образуют в некотором приближении четыре точки на гипотетическом активационном континууме от сна до тревожного напряжения. Хотя полная информация о надежности отсутствует, оценки стабильности для некоторых из прилагательных были получены и составляют от 0,57 до 0,87, с медианой в 0,75.

Тайер испробовал два типа валидизации этих факторов как точек на активационном континууме. Первый тип валидизации использует самоотчеты, а второй – записи физиологических показателей активации автономной нервной системы. Одна из попыток валидизации с помощью самоотчетов была основана на концепции, предполагающей кривую активированности низкой при пробуждении, растущей до максимума примерно к середине дня и ниспадающей после этого до момента засыпания (см. главу 4). В одном из исследований (Thayer, 1967) испытуемые заполняли протокол с прилагательными в середине дня и вечером. Как и ожидалось, оценки общей активации и высокой активации снижались, в то время как оценки общей деактивации и сонной деактивации росли от первого тестирования ко второму. В сходном исследовании (Thayer, 1967) испытуемые заполняли протокол 4 раза, примерно в 9.00 утра, 12.30 дня, 5.00 вечера и в 11.00 вечера. Как показано на рис. 10.5, оценки общей активации и высокой активации сначала возрастали, а затем снова снижались, в то время как оценки общей деактивации и сонной деактивации вели себя противоположным образом. Эти результаты дают свидетельства того, что список прилагательных позволяет измерять уровень активации и что четыре найденных фактора действительно представляют точки на континууме активации.



Рисунок 10.5
Средние оценки четырех факторов в четыре периода суток

Сост. по: Thayer R.E. Measure merit of activation through self-report // Psychol. Rep., 1967.

Дальнейшее подтверждение этому заключению было найдено в исследованиях, включающих физиологические корреляты протокола прилагательных. Тайер (Thayer, 1967) получил записи частоты сердечных сокращений и величины потоотделения (электрического сопротивления кожи, как вы, быть может, помните из главы 5) на небольшой выборке студентов старших курсов, заполнивших также протокол прилагательных. Четыре фактора активации были прокоррелированы с показателями частоты сердечных сокращений и величины потоотделения, взятых как отдельно, так и в виде комплексного показателя активности автономной нервной системы. В трех отдельных исследованиях данный комплексный показатель активности автономной нервной системы коррелировал с этими четырьмя факторами активации, чтобы показать, что эти факторы представляют собой точки на континууме активации. Показатели частоты сердечных сокращений и величины потоотделения, взятые отдельно, имеют менее сильную и значимую корреляцию по сравнению с факторами активации, но не вступают ни в какое противоречие с уже представленной информацией. Вообще похоже, что работы Тайера демонстрируют обоснованность теоретических рассуждений о типичном уровне активации и дают возможность дальнейшей оценки конструктной валидности периферического раздела теории Мадди посредством определения того, имеют ли одна ориентация на избегание и две ориентации на приближение к разнообразию ожидаемые для них характеристики активированности.

Заключительные замечания

Вспомните, что на основании эмпирического анализа теоретических подходов к ядру личности мы пришли к выводу, что наиболее плодотворной основой для теории личности являются обе версии модели реализации и активационная версия модели согласованности. Факторно-аналитические исследования теоретических подходов к периферии личности, представленные ранее в этой главе, не противоречат этому заключению. Более того, в обзоре исследований сторонников разных теорий периферические разделы теорий Роджерса и Мадди были среди тех, которые, похоже, являются эмпирически перспективными. Действительно, многие из исследований, поддерживающих периферические взгляды Роджерса, дают также косвенную поддержку теорий Маслоу, Олпорта и Фромма. Теории реализации Адлера, Уайта и Фромма не отличались большим объемом эмпирической поддержки, но это нельзя использовать против них, поскольку было проведено слишком мало релевантных исследований. В общем и целом кажется очевидным вывод, что обе версии модели реализации и активационная версия модели согласованности являются плодотворной основой для теоретических положений, касающихся как ядра, так и периферии личности. Действительно, они кажутся лучше, если не лучшими из многих. Значимым, возможно, является то, что на периферическом уровне меньше свидетельств эмпирической поддержки для версии совершенства модели реализации, чем для двух прочих теоретических базисов. Если бы стояла задача разработки теории личности, полезным было бы скомбинировать модели самореализации и активации, обеспечив, таким образом, всеобъемлемость подхода.

Из анализа воззрений на ядро личности, представленных в 5-й главе, следует, что единственными моделями, не имеющими никакой эмпирической опоры, являются чисто психологическая версия модели конфликта и чисто когнитивно-диссонансная версия модели согласованности. Хотя проведенный ранее в данной главе обзор факторно-аналитических исследований вроде бы подтверждает как модель конфликта, так и модель реализации, не нужно забывать, что это парадоксальное подтверждение двух столь различных позиций вытекает скорее из обобщенности и неоднозначности факторных исследований, чем из чего-либо иного. Хотя только что рассмотренные исследования, проведенные единомышленниками, дают фрагментарную, но иногда интересную основу периферическим взглядам Фрейда, по сути нет поддержки теориям Салливана и Ранка. Бейкан и Ангьял, два других сторонника модели конфликта, не прорабатывают свои периферические позиции. Мне кажется, что в данной главе имеется мало такого, что может существенно изменить наше заключение, сформулированное в главе 5, о том, что чисто психологическая версия модели конфликта не является особо плодотворной основой для теории личности. Далее, на основании данных периферического анализа меньше свидетельств плодотворности интрапсихической версии модели конфликта, чем их было на ядерном уровне. По правде говоря, надо упомянуть, что Ранк имеет четкую позицию в отношении периферии личности, но не похоже, чтобы эта позиция явилась объектом исследовательской деятельности. Возможно, что модель интрапсихического конфликта жизнеспособна на периферическом уровне, однако наш анализ не допускает определенных выводов в этом отношении. Как уже говорилось, чисто когнитивно-диссонансная версия модели согласованности также была признана неадекватной. На периферическом уровне теория Келли безмолвствует, и, следовательно, распространяться по этому поводу каким-либо образом не представляется возможным.

В плане эмпирического анализа теоретических подходов к ядру личности прочие основания для теоретических построений – вариации моделей психологического конфликта и когнитивного диссонанса – получили либо выявили несогласованные либо частичные подтверждения. Однако, вероятно, серьезные доказательства эмпирической жизнеспособности на периферическом уровне могли бы стимулировать нас к пересмотру перспективности этих позиций. Периферические воззрения Эриксона привели на удивление к малому числу исследований, нацеленных на измерение периферических концептов и определение их конструктной валидности. А вот перечень потребностей по Мюррею послужил основой для значительного числа личностных тестов и является, возможно, единственным воззрением на периферию личности, фактически всем частям которого уделялось хоть какое-нибудь внимание. Но современные исследования ограничиваются попытками продемонстрировать эмпирическое существование этих потребностей, а работы по конструктной валидности отстают весьма сильно. Кроме того, имеются свидетельства того, что данные показатели искажаются вследствие тенденции испытуемых отвечать при тестировании социально одобряемым образом. К сожалению, я должен заключить, что в настоящее время имеется мало оснований предполагать, что различные модели психологического конфликта на периферическом уровне имеют яркие обоснования. Иначе обстоит дело с вариантами версии когнитивного диссонанса в рамках модели согласованности. Некоторые из периферических взглядов Мак-Клелланда проявляются при анализе в настоящей главе соответствующих исследований с убедительной эмпирической основательностью. Хотя наше понимание того, что этот вариант позиции когнитивного диссонанса кажется более перспективным, чем это казалось в главе 5, наверняка оправдано, здесь уместна определенная осторожность. В конце концов, периферические рассуждения Мак-Клелланда не рассматривают типы личности, а также слабо интегрированы с положениями относительно ее ядра. Кроме того, его периферические воззрения столь эклектичны, что, когда он представляет исследования, подтверждающие их, он также подтверждает иные периферические взгляды.

Глава 11

жүктеу/скачать 3.61 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: