Благотворительная помощь русских австралийцев России (ХХ в.)

Благотворительная помощь русских австралийцев России
(ХХ в.)

Первой благотворительной русской организацией, созданной политэмигрантами в Брисбене для содействия оставшимся на родине соотечественникам, стало Австралийское общество помощи политическим каторжанам и ссыльнопоселенцам в России (1912-1917). Помощь выражалась по-разному, но, в основном, в форме денег или вещей. Членские взносы, пожертвования, а также средства от проведения всевозможных мероприятий (концертов, лекций, спектаклей и др.) служили основным источником благотворительности. В это же время подобные общества были созданы в Сиднее и Мельбурне [5, с. 37-40].

В годы Второй мировой войны представители русской диаспоры в Австралии создали Русский комитет помощи родине. Даже ненависть к советской власти не смогла перевесить чувства патриотизма у белоэмигрантов, которые тогда составляли большую часть русской диаспоры [4, с. 9]. Активно велась работа по сбору денег, медикаментов, одежды. Нашло поддержку у русских эмигрантов и развернувшееся в Австралии движение «Овчины для России!», а занятые выделкой овечьих шкур рабочие были освобождены правительством от военной службы [6, с. 157, 175-176].

Во время не менее тяжких испытаний, выпавших на долю России в 1990-е гг., когда положение россиян резко ухудшилось в связи с происходившими в стране политическими и экономическими событиями, вызвало в среде русских австралийцев страстное желание помочь своим соотечественникам.

Прежде всего, австралийцы с глубоким сочувствием откликнулись на трагические события, произошедшие в Чернобыле. В октябре 1990 г. был создан Национальный фонд помощи жертвам чернобыльской катастрофы Русского дома в Мельбурне, имеющий свои отделения в крупнейших городах Австралии (Сиднее, Нью-Касле, Брисбене, Аделаиде). Основными функциями фонда были благотворительные передачи продуктов питания, одежды, медицинского оборудования, игрушек, а также прием на отдых пострадавших в результате чернобыльской катастрофы детей. В 1992 г. в Россию был доставлен благотворительный груз на сумму 3 млн. долл. Кроме того, фонд проспонсировал стажировки в Австралию для медработников, специализировавшихся в области пересадки тканей костного мозга, длительностью не менее 8 месяцев. По словам вице-президента фонда Н.Н. Григоровича, делалось «все это… исключительно бескорыстно, от всей души» [2, № 7].

В 1991 г. в Сиднее начал действовать благотворительный комитет «Помощь Австралии Чернобылю», ставивший своей задачей помогать детям и семьям, пострадавшим от радиоактивного облучения. Но на самом деле помощь оказывалась не только жертвам чернобыльской катастрофы. К 1998 г. комитет отправил 2 контейнера в Санкт-Петербург, 2 – в Белоруссию, 2 – в Челябинск, 1 – жертвам землетрясения в Нефтегорске. Вызов больных детей в Австралию на оздоровление за счет средств комитета также стало одним их важных мероприятий [1, 1998, № 16, с. 17-21].

В 1991 г. появилась Русско-Австралийская благотворительная организация, которую возглавила К.Н. Муценко-Якунина. По словам Ю.Г. Гурьева, русского австралийца, сопровождавшего груз с гуманитарной помощью для детей-сирот, инвалидов и престарелых в Россию в 1992 г., стимулом к осуществлению такой благородной миссии именно в России послужил приезд в Австралию известного русского путешественника Федора Конюхова, который рассказал о непростой жизни россиян. В короткие сроки были собраны медикаменты, продукты, одежда и отправлены контейнером на теплоходе «Пионер Приморья» для передачи их в детские дома, дома престарелых и больницы Владивостока и Находки [2, № 6]. В 1993 г. К.Н. Муценко-Якунина организовала во Владивостоке благотворительный бал «Сидней–Владивосток», который принес огромную выручку и, по словам самой Клавдии Николаевны, «показал, что усердной и жертвенной работой более благополучная часть горожан может оказывать огромную помощь больным, старым, сиротам…». В 1994 г. организация расширила сферу своей деятельности, в частности стала принимать учеников из России на год обучения в австралийских школах [1, 2000, № 22, с. 23-25].

Помощь русских австралийцев больницам Приморского края продолжается и в настоящее время. К.Н. Муценко-Якунина стала инициатором проекта по финансированию ремонта и оснащения Краевой детской психиатрической больницы во Владивостоке. На ее призыв откликнулись читатели газеты «Единение» (Сидней) – частные лица и организации, и в 2009 г. ремонт здания больницы и оснащение его мебелью, сантехникой и всем необходимым были завершены. Средства (17 413 долл.) были собраны организациями: «Русские матери» (Канберра), «Православное дело – Сидней», Общественный центр Аделаиды, Петропавловский собор. По словам главного врача больницы И.В. Гребенщиковой, «помощь русских австралийцев помогла хоть в какой-то степени облегчить нелегкую жизнь больных детей» [3, 2010, 19 февраля].

Широкую поддержку среди русских жителей Австралии получил проект «Надежда», инициированный в Брисбене в 1993 г., когда семья русских австралийцев оказала помощь девочке из России в лечении мышечной дистрофии. После этого случая возникла идея организовать приезд русских врачей в Австралию, чтобы ознакомить их с методами лечения подобных заболеваний: конечно же, усилий одной семьи оказалось недостаточно, и поэтому был создан проект «Надежда» [3, 1998, 8 января]. Регулярный обмен знаниями в области лечения детей с нервно-мышечными заболеваниями между русскими и австралийскими врачами осуществляется путем сбора средств участниками проекта. В задачи проекта также входит отправка медицинского оборудования для проведения операций и реабилитации детей в послеоперационный период [1, 2001, № 28, с. 51-52].

Активно оказывается благотворительная помощь больным детям российской государственной областной детской клинической больницы г. Омска. Начало было положено еще в 1997 г. после того, как в Австралии в программе «Время» в октябре 1996 г. прошел сюжет об «уходящем ребенке», который умирал из-за элементарной нехватки медикаментов [3, 1998, 10 апреля].

Нередко в ходе осуществления благотворительных программ организаторы сталкиваются с разного рода бюрократическими препонами и несовершенством российского законодательства в этой сфере. Так, например, при пересылке первой же партии лекарств в Омск в 1997 г. австралийским добровольцам пришлось преодолеть целый ряд трудностей из-за отсутствия договора между Россией и Австралией на поставку медикаментов, а также с сертификацией лекарств и другими бюрократическими реалиями. По признанию Н.Н. Шрейдер, «бывали моменты, когда руки опускались. Но мысль, что ты можешь помочь хотя бы одному ребенку,… заставляла отстаивать интересы детей» [3, 1998, 10 апреля].

Следует отметить хоть и менее масштабные, но не менее значимые благотворительные мероприятия: в частности, в 2000 г. во время Олимпиады в Сиднее был устроен Благотворительный бал, чистый доход от которого (800 долл.) был пожертвован русским и австралийским паралимпийцам [1, 2001, № 26, с. 6-8, 52].

В специальных австралийских СМИ, вещающих для русской диаспоры, часто встречается информация о благотворительных мероприятиях, устраиваемых в поддержку православных приходов и храмов в России (например, Русско-греческие вечера в поддержку прихода Св. Троицы Московского Патриархата, особенностью которых является соединение духовных и культурных традиций двух православных народов [1, 2002, № 31, с. 5; 2003, № 35, с. 45]). В 1989 г. в Австралии был организован Комитет по сбору средств на восстановление храма Христа Спасителя в Москве. Эти средства пошли на приобретение утвари для храма. Деятельность комитета была отмечена благодарственной грамотой, подписанной Патриархом Московским и всея Руси Алексием II [3, 1997, 25 апреля].

Организация благотворительных концертов – одна из наиболее популярных форм сбора средств на благотворительные нужды. Регулярно проходят концерты, устраиваемые организацией «Австралийская помощь жертвам Чернобыля» [1, 2003, № 35, с. 47]. Хорошо известный в Австралии женский ансамбль «Русская песня» из Сиднея большую часть сборов от концертов всегда отдавал на благотворительные цели [1, 2002, № 33, с. 51]. Русская организация «Православное дело – Сидней», помогающая больным детям и сиротам в России [1, 2005, № 44, с. 49], Благотворительный фонд Святителя Николая (конкретно – для оказания помощи больным детям из Омска) [1, 2006, № 46, с. 16] также регулярно проводят благотворительные концерты.

В заключение можно сделать вывод, что русские австралийцы не остаются равнодушными к тому, что происходит в России, и считают своим долгом помогать своим соотечественникам. Наиболее развита общественная форма благотворительности, хотя нередко встречается и частная. Живя вдалеке от России, русские австралийцы, тем не менее, сохраняют свою русскость, проявляя сострадание к своим соотечественникам в лучших православных традициях.

Примечания

1. Австралиада. Русская летопись. Сидней, 1997–2006

2. Голос Родины. М., 1992

3. Единение. Сидней, 1997-1998, 2010

4. Каневская Г.И. «Мы еще мечтаем о России...»: История русской диаспоры в Австралии (конец XIX в. ­– вторая половина 80-х гг. XX в.). Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2010

5. Савченко А.И. Пресса русских эмигрантов об Австралийском обществе помощи политзаключенным в России // Россия и страны Южных морей: историко-культурные связи : тезисы докладов XXI научной конференции по изучению Австралии и Океании. М. : ИВРАН, 1995

6. Стрит Дж. В поисках правды. М.: Прогресс, 1967


История русскоязычного радиовещания в Австралии
Солодовник И.В.
Австралия – одна из немногих стран в мире, где русской диаспоре до настоящего времени удавалось успешно сохранять и передавать свою «русскость» из поколения в поколение. Следовательно, изучение исторического опыта и специфики данного феномена – это объективная необходимость. Одним из важных аспектов представляется исследование русскоязычного радиовещания, которое в немалой степени способствует поддержанию русской этничности в Австралии.

В 1975 г., в рамках перехода от доктрины «Белой Австралии» к политике мультикультурализма, федеральное правительство Австралии разрешило создать для не англо-говорящего населения этнические радиопрограммы, призванные сохранять духовное и культурное наследие многочисленных многонациональных диаспор, проживавших на Пятом континенте. Для русской диаспоры такой радиостанцией стала 2ЕА в Сиднее, а в Мельбурне – 3ЕА. Спустя 4 года, в 1979 г., государственная этническая радиостанция в Аделаиде стала вести радиовещание на русском языке на добровольных началах. Позже, в 1981 г., эту традицию поддержали и в Ньюкасле¹.

27 мая 1975 г. Нина Михайловна Кристесен-Максимова (Рис.10), основатель Отделения русского языка Мельбурнского университета, по приглашению только что организованной радиостанции ACCESS RADIO 3ZZ приняла решение участвовать в русских радиопередачах². Первая программа на русском языке в Австралии вышла в эфир на этой радиостанции 26 июня 1975 г. в Мельбурне и была посвящена А.С. Пушкину.

Обычно программы были получасовые, главным образом художественные, с музыкальным оформлением, без политики и новостей. Они рассказывали о русских писателях, поэтах, композиторах; во время Великого поста они были религиозного содержания. Выходили они в эфир по средам в 9:30 вечера с повторением на следующий день в 9:30 утра.

Каждый диктор составлял свою программу сам, потом все сотрудники собирались вместе и координатор записывал предлагаемую программу на звуколенту, чтобы проверить, вмещается ли она в отведенное для передачи время. Здесь же вносились изменения в программу и музыкальное оформление. Наконец, когда программа была готова, она получала одобрение Н.М. Кристесен-Максимовой, а затем содержание программы переводилось на английский язык для передачи руководителю государственной радиостанции AВС.

В другом крупном центре русской эмиграции – Сиднее первая радиопрограмма на русском языке прозвучала в эфире этнического радио 2ЕА 16 декабря 1975 г. Во главе творческого коллектива русской редакции в Сиднее стоял Алексей Ивачев, выпускник Сиднейского университета, прибывший в Австралию из Харбина в возрасте 12 лет.

Правительственная радиоточка 2ЕА была запущена в экспериментальном режиме сроком на 3 месяца, как и 3ЕА в Мельбурне, но, просуществовав вместо этого 3 года, эти две радиостанции вошли в состав единой государственной мультиязычной вещательной корпорации SBS¹. Сегодня этнические радиостанции SBS в Сиднее, Мельбурне и целом ряде городов Австралии ежедневно выпускают программы примерно на 70 языках (Рис.12). Главная задача службы новостей – интегрировать разноязычный поток приезжих в австралийское общество.

Русскоязычное вещание в Сиднее – SBS Sydney Russian изначально осуществлялось в формате небольших информационных программ. Но к настоящему времени эта радиостанция получила колоссальное развитие: у нее уже есть своя служба новостей, состоящая из штатных корреспондентов, имеется доступ к новостям прочих австралийских агентств и международных русскоязычных новостных служб –российских «Свободы», «Вестей», британской русскоязычной BBC. Новости переводятся в т.н. «этнической студии».

Все же, в целом, в русскоязычном радиовещании центральное место отводится местным материалам: людям и судьбам, интервью, приезжим артистам и т.д. Русские общественные организации сами связываются с радиостанциями для оповещения о различных предложениях и конкурсах, предстоящих событиях. Собственные корреспонденты нередко сами делают передачи о политике, истории, культуре. Материалы передаются несколькими способами: по телефону (устно для обработки или сразу в прямой эфир) или по электронной почте. Текущие новости выходят непосредственно в прямом эфире. Интервью подаются либо в прямой эфир, либо в записи, в зависимости от ситуации. При этом качество информации, ее интересность и актуальность стоят на первом месте.

На первый взгляд, каких-либо особенностей в работе русских радиостанций нет. Но это так лишь в том случае, если не задумываться над общей направленностью информации, размещаемой в эфире. Краткий анализ эфира показывает простой факт: это очень интересный и занимательный радиоэфир, пропагандирующий хорошую жизнь в Австралии. Сегодня государственная пропаганда не просто имеет больший масштаб, она стала более профессиональной, тактичной и уместной.

Впрочем, критика в адрес австралийского правительства вполне допустима и, как правило, не вызывает негативной реакции у критикуемых, так как она никогда не высказывается без четкой аргументации и доказательств.

Государство настолько заинтересовано в создании крепкой, сплоченной и социально стабильной австралийской нации, что, кажется, готово вкладывать в осуществление своей цели неограниченные средства. Средняя зарплата на русскоязычной студии составляет 300 тыс. австралийских долларов в год. При этом доходы студии принадлежат корпорации SBS. Корпорация же получает свои доходы не только от государства, но и от рекламы, которая в 2012 г. принесла 20% в ее бюджет¹. Несмотря на то, что государственные этнические радиостанции не имеют права самостоятельно распоряжаться своими фондами и решать, как и на какую сумму развивать ту или иную отрасль или услугу, правление SBS стремится оснастить свои радиостанции самым современным (т.е. совсем не дешевым) оборудованием.

Впрочем, существует целый ряд этнических радиостанций, не входящих в состав SBS. Так, еще в июне 1986 г. в Мельбурне была запущена радиокомпания 3ZZZ, вещающая сегодня, помимо русского, еще на 70 языках¹. Русскоязычное вещание контролируется русской общиной. Причем команда состоит в основном из недавно прибывших российских эмигрантов. Программа на русском языке выходит в эфир два раза в неделю. Ее содержание, как правило, направлено на информирование слушателей о важных интересных текущих и исторических событиях. По своим основным функциям это новостная лента с легким музыкальным сопровождением².

В последнее время в Австралии появляются новые русскоязычные радиостанции. В 2011 г. в австралийском радио эфире появилось «Русское Независимое Радио Австралии». Его редакторами стали российские журналисты, посвятившие себя работе на советских, затем российских и австралийских радиостанциях, в том числе, побывавших внештатными корреспондентами на радио SBS. «Истинным достоянием редакции являются люди – журналисты, работающие в не только в Австралии, но и в России. Они пытаются рассказать своим слушателям обо всем интересном, что происходит в Австралии, России и мире», - говорит Борис Грейс, основатель и главный редактор «Русского Независимого Радио Австралии». В Советском Союзе он проработал 28 лет на Гостелерадио, а в Австралии некоторое время работал внештатным корреспондентом Радио SBS. Сегодня он является президентом Австралийского межнационального объединенного творческого Союза³.

Первоначально вещание на этой радиостанции шло только в сети Интернет, а спустя полгода стало вестись на волнах FM. Всего за год своего существования «Русское Независимое Радио Австралии» вышло на мировой уровень: программы транслируются в различных уголках планеты, в том числе и на российском круглосуточном мультикультурном канале «Всемирная Радиосеть»¹.

Таким образом, благодаря вещанию на родном языке русская диаспора получила не только доступ к информации о разных аспектах жизни в России и Австралии, но и свой независимый голос, который способствует сохранению и развитию этнической идентичности и самосознания русских, проживающих в Австралии.

Тем более интересно проследить, каким образом и в каких формах преодолевалась культурная дистанция между этим «осколком древнего русского мира» и современным западным обществом.

В сер. ХХ в. организацией переселения староверов занимались различные международные организации: управление Верховного Комиссара ООН по делам беженцев (далее – УВКБ), Всемирный совет церквей (ВСЦ, The World Council of Churches), Национальный Совет церквей Новой Зеландии (НСЦ, The National Council of Churches in New Zealand) и другие. Фактическая реализация проекта переселения осуществлялась НСЦ¹.

Группа русских старообрядцев-беспоповцев, переселившихся в Новую Зеландию, изначально в течение двух столетий до сер. XIX в. проживала в восточной части Казахстана, в районе Семипалатинска. Тихая и однообразная жизнь общины была потревожена промышленным освоением занимаемой ею территории, где были обнаружены богатые запасы полезных ископаемых. Последняя надежда на сохранение прежнего образа жизни была разрушена революцией 1917 г. Особенно сильно староверов возмущал процесс коллективизации и, отчаявшись, они в начале 1930-х гг. пересекли китайскую границу и осели в Синьцзяне, одной из северных провинций Китая.

По данным НСЦ, в Синьцзяне и около Харбина поселились приблизительно 2 тыс. староверов. Некоторые из них остались в общинах-поселениях, другие предпочли осесть в городах или в маленьких деревнях. Например, три семьи староверов, приехавших в Новую Зеландию, прежде жили в деревне, состоявшей из 100 семей. Еще одна семья жила в поселении, состоящем из 17 дворов. Летом староверы обычно пасли домашний скот, занимались бортничеством, зимой промышляли охотой в лесах.

После революции 1949 г. в Китае началось давление на русских, которое привело к их массовому исходу в 1954-1956 гг. Начиная с 1952 г. в зарубежные страны переселились около 1,5 тыс. староверов. Из них 1,1 тыс. примкнули к одной из двух общин старообрядцев в Бразилии. Другие нашли приют в США и Австралии. После 1956 г. поток беженцев почти прекратился. Визы на выезд больше не выдавались, и положение тех, кто еще оставался в Китае, становилось все более тяжелым. Это было время холодной войны, и тот, кто заявлял о своем желании выехать в капиталистические страны, подвергался политическим гонениям. Несколько староверов таким образом попали в заключение, а один был зарезан в своем собственном доме китайскими солдатами. Вместе с тем, остальные продолжали жить относительно неплохо, совместно управляя имуществом и заботливо ухаживая за своими фермами и садами. Но в 1961 г. их хозяйства были конфискованы китайским правительством. Домашний скот изымался без всякой компенсации. Те, кто имел более 20 тысяч юаней, были объявлены богачами и лишены всех денежных средств. Один из прибывших в Новую Зеландию староверов, Лука Чипизубов, у которого в Китае было обширное хозяйство, рассказывал, как из двенадцати коров и нескольких лошадей его большой семье были оставлены лишь корова да лошадь¹. Жизнь становилась сражением за выживание, и староверы осознали, что их единственная надежда на спасение связана с выездом в британский Гонконг, откуда они могли далее найти пристанище в странах Южной и Северной Америки, а также Австралии и Новой Зеландии, пригодных для ведения аграрного хозяйства.

К 1961 г. в северном Китае все еще проживало, по разным данным, около 17 тыс. русских. Их положение было крайне незавидным. Китайцы пытались отправить их, в первую очередь, на родину. Но многие из них покинули Россию как политические, религиозные и социальные беженцы, и поэтому не имели желания туда возвращаться. У большинства иностранных государств были свои проблемы с выстраиванием дипломатических отношений с Китаем, и до группы русских, попавших под перекрестный идеологический огонь, никому не было дела. Только ВСЦ и УВКБ постоянно напоминали правительствам о бедственном положении русских беженцев.

Из 22 656 русских, зафиксированных в первой всекитайской переписи населения 1953 г., через десять лет, по данным второй переписи 1964 г., их численность составила всего 1326 человек¹. В это число, вероятно, и входили оставшиеся в Синьцзяне староверы. Так, в 1964 г. до них неожиданно дошла весть о том, что разрешение уехать получат 350 человек. Китайская полиция посетила дома староверов и сообщила, что в течение нескольких дней в деревню будет вызван грузовик. В спешке пришлось бросить почти все имущество. Позднее, когда первая группа староверов ступила на новозеландскую землю, встречавшие были поражены не только их внешним видом, но и содержанием привезенного ими багажа: «Материя, из которых была сделана их одежда, была плохого качества и обветшалая. Одеяло, в которое завернули одного из детей, было сшито из разных лоскутов и, по мнению одной из местных домохозяек, больше напоминало половую тряпку... было немного одежды, несколько заржавевших кухонных предметов, тарелки, кружки, немного деревянных пробок, кустарные игрушки, семейная Библия и несколько икон»².

Погрузив в открытый кузов грузовика немногочисленные чемоданы и картонные коробки, староверы ехали верхом на своем багаже почти 270 км до Кульджи. Там они стояли три дня, ожидая прибытия машин из других деревень; затем вся колонна начала следующую часть путешествия через горы Тянь-Шань. В тех местах, где дорога шла на уровне более 3 тысяч метров выше уровня моря, суровая снежная метель делала путешествие настоящим испытанием. К тому времени, когда автопоезд преодолел 600 км до Урумчи, многие из беженцев заболели и нуждались в серьезном лечении. В Урумчи староверы погрузились в поезд до Гонконга. Поезд прошел более пяти с половиной тысячи километров. Все путешествие с остановками для заправки горючим и смены составов заняло 13 дней. Всего несколько кроватей было предоставлено старикам, остальные же провели эту поездку на жестких сиденьях. На пограничном посту Лу Ву китайские пограничники зарегистрировали 357 русских беженцев и дали разрешение поезду на выезд. 12 апреля 1965 г. измученные беженцы покинули материковый Китай.

В Гонконге староверы были распределены по отелям, в которых им пришлось провести не меньше трех месяцев. Комнаты были маленькими и тесными. Удобства были самые примитивные. Тем не менее, здесь староверы впервые увидели электричество, телевидение, бытовую технику и водопровод, что стало для них новым опытом, а для детей развлечением. В их жизнь входила новая пища. Белый хлеб был в новинку; никому не понравился вкус апельсина. Молодые мужчины находили себе работу и проникались чувством ценности денег, а старшие члены общины сторонились города, размеры которого давили на них. Им не нравилась жара, толпы людей, выхлопы от машин и городской шум. Первое время никто из них не отваживался самостоятельно пойти в магазин и сделать самые простые покупки. Корреспондент одной из канадских газет спросил староверов о том, понравилась ли им встреча с цивилизацией. «Нет», - был категорический ответ старейшины, - «Что же это делается с нами? Воздух – грязный. Повсюду шум. Люди кажутся куда-то спешащими все время»¹.

Пока староверы знакомились с жизнью города, готовились их личные дела и медицинские документы. Первоначально предполагалось, что вся община будет сохранена и переселена в Аргентину и Бразилию, где уже существовали староверческие сельскохозяйственные колонии. Но политика латиноамериканских правительств в этом отношении изменилась в худшую сторону. Спекуляции с землей сделали очень затратным перевод подходящих земель в аграрные поселения. Кроме того, много месяцев требовалось на исследование почв и прочих условий для основания новых колоний. С надеждой сохранить общину в целостности изучалась возможность поселить староверов на севере Канады. Поиск средств на питание и проживание беженцев был делом УВКБ – до тех пор, пока не будет найдена принимающая их страна.

Сильно осложнял ситуацию тот факт, что в оставшихся семьях имелись инвалиды. Никто не хотел принимать к себе подобных беженцев. Выходом из ситуации стали предложенные ООН денежные гранты для беженцев-инвалидов. Тем не менее, к началу 1965 г. ситуация стала безнадежной и потребовались немедленные действия. По инициативе ВСЦ в Гонконге была организована конференция, куда были приглашены представители церкви из Южной Африки и Австралии. Конференция нашла выход из тупика, приняв решение о разделении староверов на отдельные группы для расселения по семьям. Аргентина и Австралия искали возможность для обустройства 110 человек, Новая Зеландия брала 88 человек, остальные были распределены между Бразилией и США.

Во многом благодаря активной деятельности международного представителя от Новой Зеландии в ВСЦ Рона О’Грэди (Рис.13) правительство Новой Зеландии согласилось принять семьи староверов, имевшие инвалидов. Только одна семья получила отказ из-за больного шизофренией, которому требовалось специальное лечение на месте.

Решение конференции о переезде в Новую Зеландию было воспринято староверами без особого энтузиазма. До этого никто из них не слышал об этой стране, поэтому они просто приняли к сведению, что это аграрное государство, которое было готово их принять. Перед отъездом они долго молились вместе – старейшина, усаживая мужскую молодежь вокруг себя, говорил: «Должно быть, эта и есть та земля обетованная, которую Бог обещал нам. Мы будем усердно работать, купим лошадь и телегу, и начнем все опять заново»¹.

Но и в Новой Зеландии мало кто знал о русских староверах-беспоповцах. Поэтому к их прибытию активисты НСЦ проделали большую работу по подготовке общественного мнения. С помощью волонтеров и прессы распространялась информация об истории русского религиозного раскола, образе жизни и особенностях веры переселенцев. Среди прихожан различных церквей, входящих в НСЦ, проводились беседы и объяснялись цели программы помощи беженцам.

В начальный период работы важно было правильно выбрать место расселения староверов. В конечном итоге выбор пал на Южный остров и отдаленную провинцию Саутленд с центром в городе Инверкаргилле. Случайно обнаружилось, что в соседнем Крайсчерче уже несколько лет проживала семья русских староверов – отец и дочь Ерофеевы, которые с радостью восприняли новость о скором приезде в страну единоверцев. Ерофеев в первое время был привлечен в качестве переводчика. НСЦ поручил непосредственное руководство проектом Уоллису Райту, владельцу книжного магазина в Инверкаргилле. После его смерти в 1970 г. пост координатора занял Биф Норис.

Еще до прибытия староверов У.Райт подготовил специальный 30-страничный буклет, в котором выделил главные вопросы по жизнеобеспечению староверов. Буклеты циркулировали по всему Южному острову и стали популярной темой для разговоров в местном обществе. Один из таких разговоров привел к тому, что три фермера вскладчину купили дом для церкви, которая впоследствии передала его одной из семей староверов. Истории о щедрости приходили отовсюду. Когда стало известно, что беженцы прибывают с минимумом пожитков, настоятели обратились к своим прихожанам с просьбой о пожертвовании одежды и предметов быта. Было собрано столько вещей, что приходилось даже устраивать распродажи. Но самая трогательная страница в этой истории связана с попытками местных жителей учить русский язык.

Трудности староверов были еще и в том, что большинство из них были неграмотны; лишь несколько человек имели начальное школьное образование. И самой острой проблемой в первый год было незнание ими английского языка. Тогда жители Саутленда решили сами учиться говорить по-русски, осваивая элементарные фразы и слова, чтобы помочь переселенцам в первое время. Еженедельные курсы, рассчитанные на 30 человек, начали работать в Инверкаргилле с июня 1965 г. Проводил уроки г-н Хенри, учитель-организатор из местного управления образования, а помогал ему Джон Родионов, один из юных русских поселенцев в этом городе. Через две недели курсы приняли еще 28 человек из города Гор, лежащего в 80 км от Инверкаргилла. Фото, запечатлевшее новозеландских фермеров за изучением русской фразы «это – сарай для коровы», попало в центр внимания прессы. Позднее курсы русского языка были перенесены в более крупный город – Крайсчерч, расположенный в полусотне миль от Инверкаргилла. Одна оклендская газета даже запросила официальное подтверждение того, что фермеры из Инверкаргилла раз в неделю преодолевают почти 600 км до Крайсчерча только для того, чтобы учить русский язык. Занятия продолжались вплоть до прибытия староверов. Чтобы облегчить языковой барьер, для каждой семьи беженцев был приготовлен список предметов обихода и продуктов на двух языках – русском и английском: русская домохозяйка могла отметить все необходимое в списке и взять его в магазин. Таким же образом были обозначены дни недели и денежная система страны.
Прибытие староверов на «землю обетованную»

14 июля 1965 г. первые три семьи староверов в количестве 17-ти человек прибыли в международный аэропорт Крайсчерча: «…в дверях самолета показался человек, который медленно и скованно озирался вокруг. Находящийся среди встречающей прессы фотограф присвистнул: «Бог мой, посмотрите на это!». Появившийся в дверях человек был стариком с впечатляющей внешностью. Обветренное и загорелое лицо, длинная борода делали его похожим на старого ветхозаветного патриарха. Потом мы узнали, что это был Авдей Вшивков, любезный человек 70-ти лет, действовавший как представитель своей группы в первые несколько недель. Когда он выходил по ступенькам из самолета, трудно было поверить, что такое могло случиться в Новой Зеландии. За ним проследовали остальные 16 членов этой первой группы (Рис.14) ¹. Женщины были обуты в ботинки и одеты в длинные юбки, кроме того, все носили платки, повязанные вокруг головы… Дети были одеты, как и их родители»². После ночи в Крайсчерче путь староверов лежал по воздуху в Инверкаргилл. Переводчиком в полете был Я.Ерофеев; по свидетельству очевидцев, в момент прибытия староверы были поражены тем, что их встретили люди, которые могли общаться с ними на их родном языке (Рис.15)³.

Встречающих в Инверкаргилле было более 100 человек. Староверов снова приветствовали по-русски. Каждому ребенку вручили игрушку. На автомобилях доставили беженцев в пресвитерианскую церковь Святого Павла, где их ожидали накрытые столы с русскими пирожками, приготовленными русскими семьями, уже проживавшими здесь. Холл церкви был заполнен до дверей; немного смущенные событиями дня, староверы ели немного. В праздничной атмосфере начались приветственные речи. Некоторые староверы открыто плакали во время выступлений. А.Вшивков встал для ответной речи, но не смог произнести ничего, а только повторял: «Спасибо! Спасибо!». Пришлось Я.Ерофееву объяснять, что всего было слишком много для новоприбывших. «Позже, - объяснял он, - они будут в состоянии выразить все свои чувства. Сейчас они слишком счастливы, чтобы говорить».

После полудня семьи староверов были сопровождены в свои новые жилища в Инверкаргилле и его окрестностях. Местные жители потрудились вскопать землю и привести в порядок сад. Кладовые были полны вещей от Воскресной церковной школы. Были даже цветы в вазах. Представители НСЦ посетили староверов в тот же день, объяснив пользование водопроводом в санузле, обращение с электрическими печами и нагревателями. В одном доме много времени пришлось потратить на уговоры матери семейства нажать кнопку включения радио; звук голоса диктора привел ее в веселье.

Прибытию русских беженцев была посвящена вся передовица газеты «Саутленд Таймс», где отмечалось, что «мечта становится реальностью для большой группы белых русских, попавших в руки благотворителей из Саутленда, но выдуманный мир еще долго сохранится для беженцев»¹.

Вторая партия староверов приехала через две недели в составе 20 человек. Третья группа из шести семей, в составе которой были инвалиды, прибыла 8 августа. К августу 1965 г. общее число русских беженцев из Северного Китая достигло 73 человек. В 1967 г. к ним присоединилась еще одна семья из Гонконга (двое взрослых и пятеро детей); потом был небольшой внутренний обмен с семьями староверов из Австралии (прибыли восемь взрослых и шесть детей). В течение первых шести лет были две смерти. Кроме того, трое взрослых и двое детей уехали в Австралию и США. Таким образом, через семь лет, учитывая 25 детей, рожденных уже после приезда молодыми парами, в 1972 г. община русских староверов в Новой Зеландии насчитывала 112 человек.

Местные жители удивлялись житейской стойкости русских переселенцев. «Для этого типа людей упорная работа есть более, чем просто занятость, – это часть их всей религиозной философии. Подобно американским пуританам, они рассматривают работу как знак службы Богу», – писал О’Грэди². Он вспоминал историю с одним 71-летним старовером, которого наняли на строительство въездных ворот на ферме. Хозяева полагали, что это займет у него несколько недель. К их величайшему удивлению, упорно работая с восхода до заката, русский «пенсионер» закончил работу в несколько дней. Трем другим старикам, у которых не было возможности трудоустройства, были подарены ульи и десять роев пчел для занятия пчеловодством. Среди них был С.Снегирев, который так грамотно повел дело, что после раздачи меда всем друзьям ему приходилось продавать излишки на рынке.

В первый год староверам нелегко далась адаптация к островному климату, особенно к влажным и холодным зимам. Прибыв как раз в середине зимы, они ощутимо страдали от недостатка тепла. Не спасали их даже электрические одеяла и нагреватели, любезно предоставленные спонсорами.

Но главной проблемой для староверов стало изучение английского языка. В школе детям помогали адаптироваться учителя и одноклассники. В одной из школ по всем стенам висели карты и картины, показывающие, откуда прибыли новые ученики и какую жизнь они вели прежде. Молодые мужчины посещали вечерние курсы. Один из них отнесся к этому так серьезно, что вставал каждое утро в 5 часов, чтобы время до завтрака проводить за изучением иностранных слов. Большинство из тех, кто уже работал на фермах, стали носить с собой на работу тетрадь и карандаш для записи непонятных им слов. Кроме того, местные церкви ежедневно присылали одного-двух прихожан в дома беженцев для часовых уроков английского. В отличие от молодежи, старики, имевшие меньше внешних контактов, особенно женщины, находили просто невозможным держать в памяти новые слова и их произношение, и только грустно качали головами.

В православное Рождество, когда период расселения и обустройства был закончен, семьи беженцев посетил с поздравлениями У.Райт, координатор проекта переселения. В своем отчете он особо отметил большую заботу, с которой староверы ухаживали за садами и домами, и подчеркнул, что вся схема переселения оказалась успешной и стоящей полученного результата: «Это принесло счастье этим людям; благодарность их временами бывает просто поразительной»¹.

В первый же месяц две трети всех мужчин были устроены на сельские фермы. Начав с простых работ, они быстро обучались более сложным – например, стали брать уроки по вождению трактора. К шестому году пребывания в стране многие староверы сменили первоначальную работу на более высокооплачиваемую. О них хорошо отзывались как о старательных и честных работниках. Четыре женщины нашли работу на фабриках по изготовлению одежды, две работали поварами, одна помогала мужу в торговле. Один из мужчин, Иван Чернышев, проработавший сначала два года на ферме в Саутленде, благодаря своему упорству закончил институт и получил диплом механика, а затем нашел хорошо оплачиваемую работу.

Первые болезненные перемены в религиозной идентичности староверов начались с изменением внутрисемейной иерархии. Особенно быстро этот процесс шел в отношении молодежи, которая легко перенимала ценности западного общества. Уже через неделю после прибытия обладание автомобилем стало целью каждого молодого человека. Пуританский образ жизни давал им реальную возможность скопить денег. Работающие молодые люди переставали отдавать свой заработок родителям. Один юноша, например, проработав всего восемь месяцев, открыл банковский счет с первоначальным депозитом в 800 долларов. Вскоре им была приобретена первая машина. Далее другим старовером была куплена еще одна машина, за ней следующая, и скоро «русская борода» за рулем стала привычной картиной на дорогах Саутленда. Городскому Совету даже пришлось заказать перевод на русский язык брошюры с правилами дорожного движения.

Известно, что моральный код у староверов строг и бескомпромиссен. Но у молодежи начался пересмотр традиционных ценностей. Несколько молодых людей открыто отказалось от веры своих отцов. Две девушки покинули свои семьи в Инверкаргилле и самостоятельно поселились в Крайсчерче. Одна из них сказала, что делает это для того, чтобы встречаться с другом-новозеландцем, а другая заявила, что отец забирает весь ее заработок, не оставляя ей достаточное количество денег на собственные нужды. Был случай, когда один юноша собирался жениться, сбрив перед этим еще в Гонконге бороду. Будущий тесть дал согласие, но с условием снова отпустить бороду.

Как оказалось, русские беженцы и местная власть преследовали различные цели. Для последней это была скорейшая интеграция новопоселенцев в новозеландское общество, а не сохранение их этнокультурной идентичности. Дав согласие на прием русских религиозных беженцев, новозеландское правительство запретило им создавать обособленное поселение. Полагалось, что прежде чем изолировать себя от общества, беженцам необходимо было лучше узнать свою новую страну. С этой целью вся группа, ранее проживавшая совместно, была разделена на отдельные семьи, которые расселялись в разных местах. По этой причине дальнейшая судьба новозеландской группы староверов-беспоповцев сложилась иначе, чем у их единоверцев, выехавших в Бразилию или США. Уже к началу восьмидесятых годов прошлого века их община распалась на отдельные семьи, живущие каждая своей жизнью.

Цель официальных властей была оглашена в телепрограмме «Компас», прошедшей по национальному каналу в год прибытия беженцев¹. Приглашенные староверы были неприятно ими удивлены. Исследователям старообрядчества хорошо известен факт тесных семейных и групповых связей между всеми членами общины, основанный на совместном проживании в течение столетий. Позже это отмечалось и организаторами переселения со стороны НСЦ: «Мы не оценили тогда, как глубоко староверы были расстроены их разделением. Годами они делили вместе и радость и горе, и дух их общности был глубоким и настоящим…»². Теперь им пришлось особенно нелегко – разделенные на отдельные семьи, они были вынуждены резко изменить прежний образ жизни: работать по найму (причем работали не только мужчины, но и женщины), отдавать своих детей в светскую школу и постоянно общаться с большим количеством людей иной культуры. Это не могло не сказаться на сплоченности общины. Как результат, уже через два года после прибытия первая русская семья из Инверкаргилла переехала в более крупный город Крайсчерч в поисках лучшей работы. Через некоторое время за ними последовали пять других семей. К июню 1972 г. численность общины староверов в Крайсчерче составила 47 чел. (16 взрослых и 31 ребенок). Остальные переселились в Инверкаргилл (20 взрослых и 40 детей), одна семья осталась в городе Гор (2 взрослых и 3 детей).

Чем же в итоге закончилась работа по приему «наиболее экзотической» группы религиозных беженцев в Новой Зеландии – успехом или неудачей? Ответ неоднозначен и зависит от начальных целей участников проекта. Если взрослые члены общины староверов болезненно отнеслись к разрушению своей религиозной и культурной идентичности, то, с практической точки зрения, трудоустройство и определенная житейская устроенность староверов являются несомненными доказательствами успеха. В любом случае, прием русских староверов стал неотъемлемой частью истории взаимоотношений двух стран – России и Новой Зеландии.

«Как и практически во всех странах мира, в Новой Зеландии официально зарегистрирована русская диаспора. <…> Одной из особенностей русской диаспоры в мире является то, что обычно создаются несколько общин, которые случается конфликтуют между собой. Что касается русской диаспоры в Новой Зеландии, то ее оформление оставляет желать лучшего. В основном, целью диаспоры является поиск новыми мигрантами “своих”, чтоб те помогли им устроиться, найти работу, освоиться и так далее. Согласитесь, намного легче обратиться за помощью, за советом к людям на родном языке, которые к тому же имеют некоторый опыт и имеют тот же менталитет. Сегодня в новой Зеландии есть несколько центров, которые притягивают незначительное количество русских».

«На самом деле совсем не многие россияне, тем более “новые”, даже не представляют всех реалий жизни в Новой Зеландии. Знакомство с новой культурой, с новым менталитетом и правилами вызывает у русских от простого недопонимания до полного шока. И конечно, в таком случае единственным возможным спасением считается именно общение с русскими, со “своими”. Именно поэтому, как показывает статистика, уже спустя два-три месяца мигранты из Росси активизируются и начинают искать своих, ищут диаспору и общины. Сегодня в стране официально зарегистрировано семь русских общественных организаций, однако на самом деле всего пара из них реально работает во всю мощь. Цель таких обществ – решать социальные проблемы, помогать адаптироваться к новым условиям, вести просветительскую работу. Кроме русских общин в Новой Зеландии, есть русская православная церковь, которая является одним из главных мест встречи мигрантов».

«Основные города, где живут русские в королевстве Новая Зеландия – это Окленд, Веллингтон и Крайсчерч. В Окленде действует вечерняя школа для русских детей, где помогут совершенствовать английский язык, точные науки. Для русских организуются специальные олимпиады. Что касается спорта, то также постоянно проводятся соревнования и состязания.

Существует специальная телефонная сеть, куда можно бесплатно позвонить и на русском языке услышать все новости, которые произошли в России (города Окленд и Веллингтон). В Окленде есть также и синагога. И если с самого начала ученые евреи мыли полы и посуду, то уже через 5-10 лет, прекрасно овладев английским языком, неплохо устроились, в том числе и по своей специальности.

Некоторые трудности могут возникнуть у инженеров, так как работодатели не знают опыт и знания работников. Врачи – одна из самых востребованных профессий, к тому же и высокооплачиваемая. Однако нужно в совершенстве знать английский язык и к тому же пройти специальные экзамены, которые стоят около 7 тыс. долл.».

«В Новой Зеландии издаются всего две газеты на русском языке, одна из которых “Ветер”. Создатель газеты – Марина. Еще в те времена, когда она приехала в страну, Марина увидела, как себя неуютно чувствуют русские эмигранты. Кругом красота и чистота, море и солнце, а эмигранты ходят унылыми. Именно поэтому Марина стала издавать листовки с “боевыми кличами”. Говорила о правильном выборе страны, писала удачные истории, вообще, вселяла надежду. Потом стали на листовках писать о фильмах, которые были привезены из России – “Покровские ворота”, “Утомленные солнцем” и некоторые другие, которые обожают смотреть русские по многу раз. Затем стали появляться объявления о работе.

Так бесплатная листовка превратилась в газету. Стала появляться информация от российского консула. Предоставляются ответы на самые разные вопросы в области законодательства. Из бесплатной небольшой листовки “Ветер” превратился в цветную газету, выпускающуюся на английском и русском языке на 20 листах. Однако, несмотря на видимый успех, все журналисты работают бесплатно, и газета недоступна в свободной продаже».

В 2000-е гг. главным пополнением в новозеландской русской диаспоре выступали студенты, которые приезжали из России для изучения английского языка, затем оставались на обучение в новозеландских высших школах, а затем получали высокооплачиваемую работу и уже не хотели покидать страну, которая дала им «путевку в жизнь».

Но какие именно люди составили первую миграционную волну в Новую Зеландию в 1990-е гг.? Об этом пойдет речь ниже.

В 1985-1991 гг. новозеландское правительство внимательно следило за развитием событий в СССР, ходом перестройки, за ростом довольно свободной эмиграции. При этом лакмусовой бумажкой демократизации в нашей стране стала именно свобода эмиграции.

В 1991 г. в Новую Зеландию приезжал на межмидовские консультации зам. министра иностранных дел Игорь Рогачев. На заключительной пресс-конференции он неожиданно сообщил, что Советский Союз намерен обсудить с рядом европейских стран соглашения о взаимном облегчении эмиграции. Упомянул он в таком контексте и Новую Зеландию. Прямо можно сказать, что большинство присутствующих журналистов (а было их много) получили большой шок, видимо, представив полчища наших эмигрантов, захватывающих их земли. Последовало множество вопросов. Тема обсуждалась долго после того, как И. Рогачев покинул Веллингтон.

Перебежчик-ученый из Белоруссии с научно-исследовательского судна «Дмитрий Менделеев» не вернулся в Веллингтоне на судно в 1989 г. На встрече с ним наш консул впервые задал перебежчику вопрос о том, трудоустроен ли он, имеет ли жилье. Такой подход поразил новозеландцев, переводчица стала переспрашивать, правильно ли она поняла консула. Позднее он обратился с просьбой отпустить его семью к нему из СССР. Мы помогли ему в этом, но я отметил, что он прибыл в Новую Зеландию за счет нашего государства.

В 1990 г. из посольства к новозеландцам обратился за политическим убежищем один технический сотрудник. Жена его выразила желание вернуться домой. Он легализовался в Новой Зеландии. Позднее его бывшая жена появилась там с новым мужем как официальная эмигрантка.

Жена бывшего министра внешних сношений и торговли, из австралийской довоенной эмиграции говорила мне, что русской кухни нет как таковой. Написала объемистую книгу о судьбе пленных казаков, выданных Сталину западными державами сразу после войны. В то время мы об этом открыто не говорили, поэтому такой выбор тематики для ее книги мне очень не понравился.

Мой заместитель, советник посольства, кандидат исторических наук Рубен Азизян официально остался в Новой Зеландии после окончания срока командировки. Сначала работал в Веллингтонском, потом в Оклендском университетах. Ежегодно в течение нескольких лет привозил группы своих студентов в Дипломатическую академию МИД РФ на платные краткосрочные курсы. После Окленда работал на Гавайях в Азиатско-Тихоокеанском центре исследований безопасности. Выступает с докладами и у нас на разных форумах по АТР.

В 1990-х гг. я консультировал в Москве фирмы, занимавшиеся туризмом, образованием в Австралии и Новой Зеландии, а также эмиграцией в эти страны. Несколько примеров выезжавших эмигрантов:

В начале 1990-х гг. по линии официальной эмиграции выехал военный летчик из Ленинграда с семьей. Жена успешно окончила новозеландские бухгалтерские курсы, он занялся бизнесом, имея начальный капитал от продажи квартиры, около 100 тыс. долларов США. К сожалению, его обманули новые партнеры. Он вновь встал на ноги, намеревался организовать на островах Тонга производство меховых игрушек и поделок для экспорта в Россию (там очень дешевая рабочая сила), но наступил дефолт 1998 г. Проект сорвался.

Женщина – декан новосибирского вуза с семьей выехала примерно в середине 1990-х. В Москве у них украли весь багаж, и даже многие документы об образовании. Хотя в Новой Зеландии семья устроилась неплохо, позднее они перебрались в Австралию.

Примерно в тот же период выехали две молодые женщины, преподаватели английского языка минского вуза.

Успешно оформили ходатайство бизнесмены муж и жена из Иркутска, работавшие в области международного туризма.

Итак, в основании русской диаспоры в Новой Зеландии оказались люди, не только искавшие лучшей жизни, но и знавшие, как этого добиться (или они думали, что знали, и это уже неплохо). Пусть и с оговоркой, их можно отнести к советской интеллигенции, - и тот факт, что образованные и потенциально перспективные кадры покидали Родину, не внушало мне оптимизма насчет будущего России.

Тем не менее, не все мои опасения оправдались, чему я нескзанно рад.


Русский дух в Океании

Пале С.Е.
Судьба редко приводила русских людей на острова Океании, разбросанные в южной части Тихого океана от берегов Австралии до Южной Америки. Тем не менее, русское присутствие оставило свой след в истории этого удаленного уголка мира.

В XVIII-XIX вв., несмотря на стремительное развитие новой для России науки – востоковедения, Океания по-прежнему представлялась таинственным скоплением островов где-то на краю земли. Научные сведения о Южнотихоокеанском регионе появились лишь после первого в русской истории кругосветного плавания под командованием И.Ф. Крузенштерна и Ю.Ф. Лисянского (1802-1806 гг.). Эту экспедицию одобрил царь Александр I для улучшения морских сообщений между Россией и ее новыми территориями в Северной Америке. Во время плавания были составлены карты Новой Гвинеи, Фиджи, Тонга, Самоа, Таити, Маркизских островов и района пролива Торреса. Но карты были напечатаны почти двадцать лет спустя, в 1823 г. Такая задержка объясняется тем, что в ту пору острова в Тихом океане не представляли для России никакого интереса: во-первых, ввиду их удаленности от российских торговых морских путей, а во-вторых, из-за нежелания России нарушить хрупкий баланс в отношениях с колониальными державами – Великобританией, Францией, Германией и США, которые в XIX в. активно укрепляли свои позиции в Тихом океане. Немалой помехой был и финансовый вопрос, который в России стоял всегда остро и даже привел к продаже Аляски Александром II в 1866 г. В итоге территориальную политику России определила концепция «континентальной России».

Но таинственная Океания захватила умы русской интеллигенции, которая в середине XIX в. восприняла идею европейских просветителей о всеобщем равенстве между людьми независимо от их происхождения. Созданный в западной литературе идеализированный образ «благородного дикаря», жившего на далеком острове без сословных ограничений по законам природы, был в немалой степени основан на красочных описаниях Таити, сделанных французским мореплавателем Луи Антуаном де Бугенвилем в 1769 г. В частности, эти описания оказали на французского мыслителя Д. Дидро настолько сильное впечатление, что он изложил свои размышления в работе «Дополнение к плаванию Бугенвиля», которая, как и подавляющее число его произведений, стала известна в Росси благодаря тому, что императрица Екатерина II не раз принимала Д. Дидро при дворе в Санкт-Петербурге.

К сожалению, ни Л. Бугенвиль, ни Д. Дидро не знали о том, что таитяне оказали морякам радушный прием лишь благодаря священным празднествам, в течение которых нельзя было поедать чужаков, как это произошло бы, если бы Л. Бугенвиль прибыл на Таити всего несколькими днями позже. (Но, даже узнав об этом конфузе, Франция без колебаний аннексировала Таити в 1843 г.).

Тем временем, передовая для России идея о всеобщем равенстве, якобы возможном на далеких островах Океании, покоряла воображение все большего количества людей. Дело даже дошло до того, что некоторые мечтатели решили отправиться на тихоокеанские острова и основать там, наконец, равноправное общество. Столь удаленное расположение предполагаемого поселения объяснялось тем, что при царившем в то время в России режиме за подобные убеждения можно было бы быть если не повешенным, то сосланным в Сибирь (вспомним о судьбах декабристов). Следовательно, помыслы о бессословно-равноправном обществе русским людям лучше всего было бы реализовывать как можно дальше от российских границ. Острова в южной части Тихого океана лучше всего подходили не только благодаря их максимальной удаленности, но и потому, что в то время их еще не коснулась европейская цивилизация, а многие из них не были аннексированы ни одним западным государством и считались «ничейными».

Наконец, идея о создании поселения равноправных людей получила свое реальное развитие в середине XIX в., когда горстка добровольцев из тайного революционного студенческого общества Санкт-Петербургского университета начала кампанию по сбору средств для переселения на какой-нибудь благословенный остров, затерянный на просторах Тихого океана. Но, как это нередко бывает, собранные деньги (к слову, не такая уж и большая сумма) были украдены, в результате чего кампания с треском провалилась. Подобного рода акции проводились еще несколько раз, но заканчивались неизменно тем же. Впоследствии бывшие студенты-революционеры, поднявшись по социальной лестнице, полностью забыли свои юношеские чаяния. Лишь один из них, Павел Бахметев (ставший прототипом Рахметова из романа Н. Чернышевского «Что делать?»), остался верен мечте: продав все свое имущество, он передал половину вырученных средств в пользу русских писателей и философов – вдохновителей различных революционных течений в России и за рубежом (в частности, А.И. Герцену). Затем П. Бахметев собрал пять тысяч – но не рублей, а лишь подписей тех, кто хотел бы разделить с ним план по созданию колонии равноправных людей на отдаленном острове Тихого океана. После этого П. Бахметев с оставшейся частью денег отплыл в Новую Зеландию. По прибытии туда он обнаружил, что эта британская колония уже заселена европейцами, в сердцах которых идеи просвещения и равноправия не вызывали никакого отклика. Из Новой Зеландии благородный русский мечтатель отбыл в сторону Маркизских островов, где след его потерялся. Либо он был ограблен и убит, что нередко случалось в тех краях, либо погиб – если не от рук островитян, то от тропических болезней.

Конечно, вышеперечисленные события вряд ли можно назвать началом русской эмиграции в Океанию из России. Но все же они подвигли еще одного русского мечтателя – Н.Н. Миклухо-Маклая на исследования, которые должны были опровергнуть одну из активно развивавшихся тогда теорий о том, что человеческие расы подразделяются на «регрессивные» и «прогрессивные». В 1871 г. Н.Н. Миклухо-Маклай прибыл на остров Новая Гвинея и затем посетил острова Ява, Амбоин, Тернате, Менадо, Горонтало, Макассар и полуостров Малакка. В 1879 г. он побывал на островах Новой Каледонии, Луайоте, Ново-Гебридских, Адмиралтейства, Соломоновых, а также на некоторых островах Микронезии.

Прожив в общей сложности два года среди папуасов на Новой Гвинее, Н.Н. Миклухо-Маклай решил, что у него уже собралось достаточно доказательств равенства между людьми, и в 1886 г. он вернулся в Санкт-Петербург. Там он устроил выставку привезенных им антропологических и этнографических артефактов, которые затем были переданы Императорскому русскому географическому обществу, а впоследствии – Императорской академии наук. Выставка стала сенсацией: ее посетили все представители столичной элиты, включая царскую семью.

Спустя несколько дней после открытия выставки Н.Н. Миклухо-Маклай начал взимать с посетителей небольшую плату за вход. Эти деньги были нужны ему для воплощения в жизнь тайной мечты, которая не покидала его все время, пока он жил в племени папуасов: основать на Новой Гвинее поселение равноправных людей без сословий и прочих ограничений. Кончено же, выставка не позволила Н.Н. Миклухо-Маклаю собрать ту сумму, которая требовалась на реализацию столь грандиозной задумки. И поэтому, слегка изменив концепцию, он представил царю Александру III план аннексии и колонизации Россией той части острова Новая Гвинея, где Н.Н. Миклухо-Маклай наладил вполне дружеские отношения с папуасами. И уже спустя несколько месяцев российский корабль с Н.Н. Миклухо-Маклаем на борту достиг берега Новой Гвинеи, который впоследствии получил название Берега Маклая. Капитану корабля, возглавлявшему экспедицию, было поручено тщательно исследовать место предполагаемого поселения и определить, стоит ли затея предполагаемых затрат. Капитан, человек трезвомыслящий, полностью отверг план колонизации Новой Гвинеи Россией. По его (вполне справедливому) мнению, ужасные географические и климатические условия, а также извечная российская проблема – нехватка средств были главными определяющими факторами, которые не позволяли России стать тихоокеанской державой. Более того, Новая Гвинея лежала слишком далеко от традиционных российских торговых путей.

Н.Н. Миклухо-Маклай умер вскоре после возвращения из этой экспедиции. Труды легендарного этнографа, который впервые в России и в мире исследовал океанийские общества, и сейчас пользуются популярностью, причем не только в научных кругах. В 1948 г. на советские экраны вышел фильм с незатейливым названием «Миклухо-Маклай». В честь Н.Н. Миклухо-Маклая в 1969 г. была названа одна из самых длинных новых улиц Москвы: на ней расположен Российский университет дружбы народов, где учатся студенты из стран порой не менее экзотических, чем Папуа – Новая Гвинея.

Дневники Н.Н. Миклухо-Маклая регулярно переиздаются в России и за рубежом. Потомки русского этнографа, которые живут в Австралии, гордятся своим наследием, устраивая всевозможные мероприятия в честь своего выдающегося предка.

В настоящее время с океанийской коллекцией, собранной Н.Н. Миклухо-Маклаем, можно ознакомиться в «Кунсткамере» – Музее антропологии и этнологии в Санкт-Петербурге. Между прочим, этот музей стал называться «имени Н.Н. Миклухо-Маклая» с 1998 г. С 1986 года здесь проводятся знаменитые конференции этнографов – Маклаевские чтения.

Вернемся снова в прошлое: в 1886 г., спустя несколько месяцев после закрытия выставки Н.Н. Миклухо-Маклая в Санкт-Петербурге, у России появилась еще одна возможность утвердиться в самом «сердце» Тихого океана. Эта возможность стала бы реальностью, если бы Александр III согласился приобрести у Англии острова Суворова – группу атоллов в пятистах милях от Самоа. Но это предложение было отвергнуто по тем же соображениям, что и в случае с Новой Гвинеей (подробнее об этом можно узнать из исследований А.Я. Массова).

А в наше время, стоит лишь сообщить нашим соотечественникам о том, что еще в XVII веке Россия могла бы приобрести острова Фиджи почти сразу же после их обнаружения Абелем Тасманом, они начинают (порой бурно) представлять, как было бы неплохо, если бы Фиджи были частью России.

Возможно, мечтательность – эта неизменная черта русского характера – и стала одной из причин, по которым в 1920-е гг. множество советских этнографов и лингвистов обратили свои научные интересы в сторону южной части Тихого океана. Прикрываясь лозунгами Коминтерна о мировой революции, они могли уйти от тяжелой окружающей действительности, погрузившись мечтами в идеальный мир, наполненный ритмами туземных барабанов и шумом океанского прибоя.

В 1930-е гг. изучение Австралии и Океании проводилось в Москве, главным образом в Институте этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая АН СССР. В 1956 году институт выпустил многотомную серию «Народы мира», один том которой – «Народы Австралии и Океании» был посвящен этнографическим и лингвистическим исследованиям австралийских, меланезийских, полинезийских и микронезийских обществ.

Лишь в 1967 г., когда колонии Океании стали получать независимость, в Институте востоковедения АН СССР был учрежден отдел Австралии (впоследствии – отдел Южнотихоокеанских исследований Института Востоковедения РАН, или ЮТИ) под руководством выдающегося ученого К.В. Малаховского. Официальной причиной создания этого отдела была необходимость восполнить пробел, образовавшийся в советском регионоведении, но на деле это была попытка Советского Союза распространить свое влияние в Океании тем же способом, что и в новых африканских государствах, обретавших самостоятельность с начала 1960-х гг. Впрочем, идеологические воззрения сотрудников отдела ЮТИ были смешаны с идеалистическими: на мой вопрос «Почему вы решили заниматься Южнотихоокеанским регионом?» они с искренним недоумением пожимали плечами: «Романтика! Морские приключения, острова, пираты, папуасы… Поль Гоген… Сомерсет Моэм…Джек Лондон… Стивенсон… Марк Твен… и никаких шансов попасть туда», - добавляли они с усмешкой.

Отдел ЮТИ пережил свой «золотой век» в 1970-1980-е гг., когда были установлены международные отношения со всеми ведущими мировыми центрами по изучению Океании в США, Австралии, Новой Зеландии и Европе. В 1971 г. на фоне празднования 100-летия посещения Н.Н. Миклухо-Маклаем Новой Гвинеи состоялась первая экспедиция советских ученых в Океанию на научно-исследовательском судне «Дмитрий Менделеев». Маршрут второй экспедиции, организованной в 1976 г., практически совпадал с первым и пролегал из Владивостока через Сингапур, Папуа – Новую Гвинею (высадка произошла в местах работы Н.Н. Миклухо-Маклая), Науру, архипелаг Новые Гебриды (ныне – Вануату), Сидней, островок Лорд-Хау, Новую Каледонию, Фиджи, Западное Самоа (современное название – Самоа), атоллы Фунафути, Гарднер, Кантон, Маракеи и Бутари-Тари, затем в Токио и обратно во Владивосток.

В том же 1976 г. (сразу же после обретения Папуа – Новой Гвиней независимости) отдел ЮТИ принимал почетного гостя – новогвинейского министра иностранных дел Маори Кики, автора мирового бестселлера «Десять тысяч лет в одну жизнь» – автобиографической книги, которая была опубликована в СССР в 1981 г.

В 1970-х гг. Океанию посетил популярный советский поэт, актер и певец В. Высоцкий: через все его творчество проходит ироническая тема «дикарей» и «папуасов». Хитом становится его песня «Почему аборигены съели Кука?».

В феврале 1987 г. в Советский Союз из Королевства Тонга приехал с визитом наследный принц Тупуотоа, по совместительству министр иностранных дел и обороны. В сентябре 1987 г. делегации профсоюзов Австралии, Новой Зеландии, Вануату, Папуа – Новой Гвинеи, Новой Каледонии, Фиджи и Соломоновых Островов принимали участие в работе междуна­родного семинара по проблемам профсоюзного движения в Москве. В конце 1980-х г. СССР заключил соглашения о сотрудни­честве с Кирибати, Вануату, Папуа – Новой Гвинеей и Соломоновыми Островами. Отношения со странами Океании были установлены во многом благодаря активной работе Юрия Михайловича Соколова, который с 1987 по 1992 гг. занимал пост Чрезвычайного и Полномочного Посла СССР/Российской Федерации в Новой Зеландии и по совместительству в Западном Самоа и Королевстве Тонга (Рис.16).

Но к середине 1990-х гг., после распада СССР и окончания «холодной войны», контакты отдела ЮТИ с зарубежными центрами почти полностью иссякли из-за прекращения финансирования исследований, связанных с Южнотихоокеанским регионом, и работу в этом направлении продолжили лишь несколько уникальных специалистов, истинно преданных своему делу.

В 2000-е гг. интерес к Океании в России по-прежнему оставался слабым, прежде всего потому, что векторы российской внешней политики определялись уже экономикой, а не идеологией. А экономическое сотрудничество между РФ и странами Океании, к сожалению, вряд ли будет когда-либо возможным. Впрочем, самый прибыльный сектор Океании – туризм ежегодно получает все больше доходов от российских путешественников, жаждущих экзотики посреди Тихого океана.

Однако в Океании о России пока еще знают совсем немного. Лишь две русские фамилии вызывают блеск в глазах океанийцев – Н.Н. Миклухо-Маклай и его тезка – Н.Н. Мишутушкин, французский художник из Вануату русского происхождения, жизнь которого закончилась в 2010 г. в возрасте 81 года¹.

На самом популярном у россиян острове Французской Полинезии – Таити проживают потомки русского белого генерала Максима Леонтьева, который оказался в этом французском владении после октябрьской революции 1917 г. К слову, о русских в Океании известно так мало еще и потому, что в эту часть света они эмигрировали не с целью когда-нибудь вернуться на родину и сохранять ради этого свою русскую идентичность, а «убежать» навсегда, спрятав свои корни и свое происхождение. Генерал Леонтьев приехал с семьей на Таити вовсе не из-за любви к солнечной экзотике, а из-за страха за свою жизнь, в надежде, что здесь советский режим не доберется до него и не разделается с ним, как, скажем, с Л. Троцким в 1940 г.

Внук М. Леонтьева, Александр Леонтьефф, занимал пост премьер-министра Французской Полинезии с 1987 по 1991 гг. Несмотря на изменение фамилии на европейский лад, душа его по-прежнему осталась русской: он попал под домашний арест по делу о коррупции и растрате государственных средств. Скончался А. Леонтьефф в возрасте 61 года в 2009 г.

В 2000-е гг. растущий интерес граждан России к экотуризму и освоению тех мест, где русского духа раньше не было, в сочетании с финансовыми возможностями, привел к началу складывания подобия русских общин в некоторых странах Океании.

Например, американские острова Гуам и Палау, которые недавно стали востребованными туристическими направлениями для жителей Дальнего Востока, сегодня приглашают русскоговорящий персонал для работы в сфере обслуживания. В этой связи регулярно привлекаются переводчики и преподаватели русского языка. Через специально созданный русскоязычный сайт гуамцы предлагают россиянам купить недвижимость на их острове – «кусочек Америки в Океании». Это означает, что в скором времени возможно появление нового поколения океанийцев – с русскими корнями.

На Тонга (с населением 120 тыс. чел.) этот процесс уже пошел (Рис.7). В 2012 г. в монархическом Королевстве Тонга протоирей Михаил Протопопов¹ учредил первую Православную Миссию РПЦЗ и лично крестил двух русско-тонганских детей. За первой Православной Литургией причастились 7 человек².

На Фиджи с миллионным населением в 2000-х гг. постоянно проживали примерно 30 русских. Это были либо люди из высших слоев, жаждущих покоя и уединения на виллах в глухих фиджийских джунглях после каторжного труда в чиновничьем аппарате или на ниве крупного бизнеса, либо же искатели приключений, уверенные, что им нужно быть именно в тех местах, о которых известно мало или совсем ничего. Данная категория эмигрантов, как правило, получает доход (помимо сдачи в аренду оставленной на родине квартиры), развлекая туристов дайвингом или экскурсиями по острову. Один из таких людей несколько лет подряд вел собственный блог в интернете, где указывал на то, что русские на этом «райском острове людоедов» точно есть, но он их не видел, не говоря уже о полном отсутствии у этих людей желания объединиться в «русскую общину».

Не менее привлекательными, чем Фиджи, выглядят для русских переселенцев-экстремалов (пусть и немногочисленных) Вануату, Папуа – Новая Гвинея и некоторые острова Микронезии.

Как будут разворачиваться события в дальнейшем и сложится ли хоть на одном из тысяч островов Океании по-настоящему сплоченная русская община или даже диаспора – покажет время.