Смирнов С.В.
Та часть российской эмигрантской общины в Маньчжурии, что формировалась на протяжении 1917-1922 гг., в значительной степени была представлена эвакуировавшимися на эту территорию военнослужащими белых армий. Согласно данным анкет Харбинского комитета помощи российским беженцам (ХКПРБ) начала 1920-х гг., которые заполняла подавляющая часть беженцев, почти 50% анкетируемых служили в белых войсках [4, С. 72]. Установить точное количество офицеров, прибывших и оставшихся в Маньчжурии, достаточно сложно. Только из Забайкалья в январе 1921 г. через китайскую границу перешло 8 511 офицеров и 16 289 солдат [5, С. 36], часть из которых так и осела в Китае, отказавшись от передислокации в Приморье. Несколько тысяч человек эвакуировались в Маньчжурию через Монголию и Синьцзян в 1920-1921 гг. и из Приморья в конце 1922 г., а также прибыли поодиночке и небольшими группами вне основных беженских потоков в течение 1917-1922 гг.
Поражение белых армий в Гражданской войне стало тяжелым ударом для офицерства, являвшегося «костяком» белого движения. Часть офицеров встали на путь продолжения борьбы, составив основу антибольшевистского сопротивления. В Маньчжурии оно было представлено партизанскими отрядами, действовавшими в приграничной зоне, и небольшими боевыми организациями, в арсенал которых включались террористические действия (например, «Братство Русской правды»). Однако большая часть офицеров, сняв погоны, вынуждена была приспосабливаться к новым условиям жизни, нередко буквально борясь за выживание.
Приспособление к мирной жизни осложнялось тем, что многие офицеры не имели гражданских профессий, а привилегированные сферы занятости на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) были перенасыщены русскими эмигрантами. Не способствовала удачной адаптации и сама социально-политическая атмосфера Маньчжурии, особенно после подписания советско-китайского соглашения о КВЖД 1924 г., восстанавливавшего совместное управление дорогой. «Белогвардейское» (или «белобандитское») прошлое офицеров в условиях превалирования аполитичности в общественных кругах эмиграции и постоянных нападок со стороны советской администрации КВЖД делало их людьми неудобными и зачастую опасными. Часть офицеров, отчаявшихся найти хорошую работу, вновь поступали на военную службу, когда в середине 1920-х гг. начался полулегальный набор бывших русских военнослужащих в армию правителя Маньчжурии, «старого маршала» Чжан Цзолиня. Впрочем, некоторые офицеры рассматривали свое участие в китайских междоусобицах как новый этап борьбы с большевизмом.
В конце 1920-х гг. наметились изменения в положении офицеров-эмигрантов. Причиной тому стал советско-китайский конфликт вокруг КВЖД 1929 г., породивший надежды нового подъема борьбы за освобождение России из-под «коммунистического ига», страх возможного прихода большевиков в Китай и крайнее возмущение действиями карательных отрядов ОГПУ в казачьем Трехречье. В конце 1920-х гг. появились несколько объединений бывших военных, и офицеры стали включаться в деятельность крупных общественных организаций эмиграции.
Однако только после прихода в Маньчжурию японских войск и создания здесь «независимого» государства Маньчжоу-го в 1932 г. статус офицерства был реабилитирован. Офицеры стали одним из наиболее активных элементов эмиграции, выступавших за создание нового, с ярко выраженным антисоветским характером, облика эмигрантской общины. В этом отношении их всемерно поддерживали одержимые борьбой против «коминтерновской опасности» японские власти в Маньчжурии.
Вскоре после образования Маньчжоу-го возникла идея организации эмигрантских вооруженных формирований, которые должны были стать ядром будущей антибольшевистской освободительной армии. В 1932-1933 гг. были сформированы несколько отрядов под руководством генерал-лейтенанта В.Д. Косьмина, в то время председателя Российской фашистской партии, подполковника Н.Н. Ильина и др. В дальнейшем эти отряды использовались в качестве вооруженной охраны объектов, принадлежавших государству и частным японским фирмам. К середине 1930-х гг. насчитывалось несколько десятков русских охранных отрядов, возглавлявшихся преимущественно офицерами. В 1935 г. все русские охранные отряды вошли в состав вновь сформированной горно-лесной полиции Маньчжоу-го.
После прихода в Маньчжурию японцев приобрели легальный статус и стали играть заметную роль в общественной жизни эмиграции ранее запрещенные организации, объединявшие бывших военнослужащих российской армии и флота. Это были, прежде всего, Дальневосточные отделы Русского Обще-Воинского Союза (РОВС) и Корпуса императорской армии и флота (КИАФ), соперничавшие в своей ориентации на разных претендентов на российский престол. Из казачьих организаций наиболее крупными являлись Восточный казачий союз и семеновский Союз казаков на Дальнем Востоке. Данные организации имели свои молодежные и военно-учебные структуры.
Офицеры либо встали во главе, либо приобрели сильное влияние в ряде гражданских, прежде всего молодежных, эмигрантских объединений. В 1930-х гг. под их руководством действовали Маньчжурский отдел детско-юношеской Национальной организации русских разведчиков (НОРР) [2, Л. 41], Харбинское отделение молодежной организации «Русский Сокол» [3, Л. 71]. Офицеры принимали участие в деятельности Союза мушкетеров, наиболее крупной молодежной антисоветской организации.
Организации военных в первой половине 1930-х гг. активно участвовали в создании общеэмигрантской административной структуры, призванной воплотить мечту эмигрантской колонии о своеобразной автономии на территории Маньчжурии. Процесс формирования «эмигрантского правительства» вызвал ожесточенную борьбу между различными эмигрантскими организациями и завершился только после вмешательства японцев. В декабре 1934 г. главой российской эмиграции в Маньчжурии был объявлен атаман Г.М. Семенов, а единым эмигрантским административным центром стало Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурии (БРЭМ) в Харбине. Первым начальником Бюро был назначен генерал Рычков, возглавлявший его вплоть до своей смерти в августе 1935 г. И в дальнейшем на пост начальника БРЭМ выдвигались только русские генералы – генерал-лейтенант Бакшеев (1935-1938), генерал от кавалерии Кислицин (1938-1943), генерал-майор Л.Ф. Власьевский (1943-1945).
Офицеры заняли мощное положение в структурах БРЭМ с самого начала его существования – они возглавляли отделы Главного Бюро, районные отделения и представительства БРЭМ, созданные в местах массового проживания эмигрантов – Харбин, Хайлар, Цицикар, Трехречье, пос. Бухэду, Пограничный и т.д.
Японские власти, считая русских офицеров наиболее надежным и подготовленным антисоветским элементом в Маньчжурии, вовлекали их в деятельность разведывательных и агитационно-пропагандистских структур – например, Японской военной миссии (ЯВМ), где эмигранты наиболее массово были представлены во втором отделе, занимавшимся сбором информации о советских вооруженных силах, экономике, внутренней политике, а также в пятом, ведавшем обучением японских военнослужащих русскому языку. Особенно активно эмигранты начали привлекаться к службе в ЯВМ с конца 1930-х гг. Значительная часть эмигрантов поступала на службу в Миссию по направлению БРЭМ или настоятельной рекомендации японских властей, а уволиться из нее было крайне сложно.
В тоже время, обладая мощным антисоветским потенциалом, русское офицерство стало заложником «белой идеи» в ходе реализации японскими военно-политическими кругами на Дальнем Востоке своей антикоминтерновской политики. Японцы достаточно быстро установили контроль над эмигрантскими организациями военных, запрещая те из них, которые не желали активно сотрудничать или стремились сохранить автономию, активистов таких организаций высылали за пределы Маньчжоу-го. В 1935 г. на территории Маньчжурии была запрещена деятельность РОВС, руководство его Харбинского отделения было выслано в Северный Китай. Аналогичная ситуации сложилась вокруг КИАФ, который пережил раскол в 1936 г., когда большая часть его руководителей вышла из организации. В 1938 г. деятельность КИАФ окончательно прекратилась [1, Л. 57, 172]. Вместо ликвидированных организаций были созданы две полностью контролируемые японцами структуры, объединявшие всех русских военных на территории Маньчжоу-го – Дальневосточный союз военных и Дальневосточный союз казаков, вошедшие в 1938 г. в состав Монархического объединения, которое возглавлял тесно сотрудничавший с японской разведкой штабс-капитан Б.Н. Шепунов.
Превращение офицеров-эмигрантов в разменную фигуру в японской игре на Дальнем Востоке вызывало в их среде недовольство. Некоторые из них покинули Маньчжоу-го, но после постановки всех военных на учет в 1935 г. сделать это становилось все труднее. Те же, кто слишком активно протестовал, могли стать объектом пристального внимания со стороны японской жандармерии, известной своими жестокими методами работы. Растущее недовольство в эмигрантской среде получило свою питательную среду в годы Второй мировой войны, особенно после нападения фашистской Германии на СССР, спровоцировавшего рост «обороннических» настроений в эмигрантском сообществе.
Оказавшись между «красной звездой» и «цветком вишни», часть русских офицеров в Маньчжоу-го стали сотрудничать с советской разведкой, стремясь помочь истекающей кровью Родине. После поражения Японии в 1945 г. и те русские офицеры, кто продолжал борьбу с большевистским режимом, и те, кто помогал советской разведке и войскам, оказались в руках сотрудников СМЕРШ, завершив «крестный путь белой эмиграции» в советских колониях.
Примечания
1. Государственный архив административных органов Свердловской области (ГААОСО). Ф. 1. Оп. 2. Архивно-следственные дела. Д. 46300. Зорин Ф.Н.
2. ГААОСО. Д. 43818. Логинов А.П.
3. ГААОСО. Д. 39939. Тимофеев Д.И.
4. Дубинина Н.И., Ципкин Ю.Н. Об особенностях дальневосточной ветви российской эмиграции (На материалах Харбинского комитета помощи русским беженцам) // Отечественная история. 1996. № 1. С. 70-84
5. Фомин В.Н., Фомин К.В. Белая армия на Дальнем Востоке и в Китае в 1921-1922 гг.: дислокация, численный и командный состав // Белая армия. Белое дело: Исторический научно-популярный альманах. Екатеринбург, 2000. № 7. С. 36-42.
6. Хисамутдинов А.А. Русские в Дальнем – Дайрене // Вопросы истории. 1998. № 1. С. 145-151
Здравоохранение в русском Харбине (первая половина ХХ в.)
Капран И.К.
Харбин, основанный Российской империей в 1898 г. как железнодорожная станция Трансманчжурской магистрали, вскоре превратился в главный город Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), где до 1960-х гг. сменилось несколько поколений русских.
Развитие системы здравоохранения в Харбине можно разделить на четыре этапа.
Первый период, который пришелся с к. XIX в. по 1920 г., отличался открытием больниц, финансируемых КВЖД и российским правительством.
Во второй период с 1920 г. по 1931 г. были созданы частные и общедоступные благотворительные лечебницы.
Третий период, длившийся с 1931 г. по 1945 г., представлял собой годы японской оккупации Маньчжурии. Многие клиники получали помощь от Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (БРЭМ) и выжили благодаря активной позиции русской общественности.
Четвертый период (1945 – 1950-е гг.) охарактеризовался переходом к китайской системе здравоохранения после отъезда русских врачей.
Конец XIX в. - 1920 г.
В эти годы в Харбине началось строительство лечебных учреждений, финансируемых КВЖД через Врачебно-санитарный отдел. Здравоохранение в Харбине имело ряд характерных особенностей. В частности, городское самоуправление было учреждено только в 1908 г., и в условиях растущего города лечебные учреждения финансировались недостаточно. Не хватало специалистов и оборудования [14, с.270].
Поэтому не только служащие КВЖД, но и остальные горожане предпочитали обращаться за медицинской помощью в казенные железнодорожные больницы. Согласно Временному положению о служащих КВЖД, амбулаторным и стационарным бесплатным лечением могли пользоваться не только железнодорожные служащие, члены их семей и прислуга, но и чины Заамурского округа Пограничной стражи, Заамурской железнодорожной бригады, Жандармской полиции, а также ученики железнодорожных училищ во время обучения [1, с.17]. Служащие дороги могли получать лекарства бесплатно по рецептам врачей КВЖД и с 50% скидкой по рецептам частных врачей. Дорога возмещала издержки на посещение врачом больного по письменному подтверждению нетранспортабельности пациента [2, Р-6081, 1, 81, 826].
По бюллетеню врача на время болезни до 4 месяцев за служащими сохранялось содержание. Работники КВЖД, у которых выявлялось психическое расстройство, могли получать бесплатным лечение за счет КВЖД до 4 месяцев. Если больной находился на стационарном лечении, за ним сохранялось место службы и содержание в течение года. Только затем он мог быть уволен со службы с выдачей единовременного пособия [1, с. 24]. Если через год после освидетельствования комиссии устанавливалось восстановление трудоспособности, больной вновь приступал к работе [1, с. 22].
Большое значение имела деятельность Врачебно-санитарного отдела Управления КВЖД по ликвидации эпидемии чумы в 1910 г. Дело в том, что при строительстве Харбина широко привлекалась дешевая рабочая сила – китайские рабочие. Постепенно на правом берегу реки Сунгари, непосредственно примыкая к городу, вырос китайский квартал Фудзядань, в котором к 1910 г. проживало уже 30 тыс. человек (Рис.4).
В октябре 1910 г. перенаселение и антисанитария привели к вспышке эпидемии чумы, от которой в Фудзядане погибло колоссальное число жителей – около 6 тыс. [18, с. 255]. Близость Фудзяданя к Харбину поставила под угрозу безопасность здоровья русских жителей. Тогда для предупреждения развития эпидемии чумы была создана Харбинская городская санитарно-исполнительная комиссия. Город был поделен на 5 врачебно-санитарных участков; появился стационар для больных чумой. Управление КВЖД командировало на борьбу с этим заболеванием 10 врачей из Центральной железнодорожной больницы, а также участковых врачей [18, с. 255]. Как следует из отчета «Чумные эпидемии на Дальнем Востоке и противочумные мероприятия Управления КВЖД», опубликованного в 1912 г. в Харбине, в результате действий Управления КВЖД была не только остановлена эпидемия чумы, но и создана система предупреждения этого грозного заболевания.
В частности, была открыта Противочумная станция, где прививали скот – основной разносчик этой инфекции. При этом для скота из личных хозяйств служащих КВЖД прививки противочумной сывороткой были бесплатными.
Интересно отметить, что это была последняя крупная эпидемия чумы на планете.
Впоследствии санитарное состояние города регулярно контролировала Врачебно-санитарная комиссия, находившаяся в ведении Харбинского общественного управления (ХОУ), которое ведало всеми муниципальными делами. В состав комиссии входили старший санитарный врач КВЖД, врач госпиталя Заамурского округа Пограничной стражи и городской санитарный врач. ХОУ постоянно увеличивало бюджет на развитие здравоохранения в Харбине.
Всего на 1912 г. в Харбине насчитывалось 17 врачей КВЖД, 14 врачей Заамурского округа отдельного корпуса Пограничной стражи, 3 врача войск железнодорожной бригады, 2 городских врача, 11 частных врачей, 5 японских врачей, а также 6 врачей китайской, корейской и тибетской медицины [4, с.14].
Все же большая часть больных получали бесплатное лечение. Наиболее популярными у городского населения были больницы КВЖД и госпиталь. С развитием Харбина и увеличением муниципального бюджета возрастали и расходы на здравоохранение. В районе Пристани были построены родильный барак и амбулатория. В 1919 г. были построены два барака: один – для терапевтических и инфекционных больных, другой – для родильного и венерического отделения. На бюджете муниципалитета в это время находились 2 санитарных врача, ветеринарно-санитарный отдел, Пастеровская станция, амбулатория, автомобиль «Скорой помощи» и экипаж для перевозки инфекционных больных [8, с.15].
1920 – 1931 гг.
В 1920-е гг., вскоре после Октябрьской революции, в Харбин хлынули русские беженцы, и тогда были открыты новые лечебные учреждения за счет частного и благотворительного капитала.
С волной беженцев в Харбин прибыли высококвалифицированные врачи. Судьбы их складывались по-разному. Один из них – С.К. Сажин (1887, Тобольск. – 1972, Сидней), прибыл в Маньчжурию в 1922 г. вместе с воинскими частями Белой армии. Он обладал не только широкой эрудицией в области медицины, но и был активным общественным деятелем. За публикацию в январе 1953 г. статьи «Акафист Сталину – извергу рода человеческого» был арестован китайскими властями за «антисталинские высказывания». Больше года С.К. Сажин просидел в тюрьме в железной клетке в ожидании суда. Был осужден на семь лет каторжных работ. После освобождения в 1962 г. уехал в Австралию.
Лучшей частной клиникой Харбина, знаменитой своими специалистами, стала основанная в 1920 г. «Лечебница врачей-специалистов». Лечебница также славилась в городе своей зубоврачебной школой, оснащенной всеми передовыми технологиями, новейшим оборудованием, необходимыми учебными пособиями. В марте 1929 г. ею был произведен первый выпуск 115 зубных врачей. Многие из них впоследствии переехали в Австралию.
После реформы городского самоуправления в 1926 г. надзор за городским здравоохранением начал осуществлять Отдел здравоохранения Городской Управы, исполнительного органа Харбинского муниципалитета. Заведующим Отделом здравоохранения в 1928 г. и главным врачом 1-й городской больницы стал китайский государственный служащий Ван Я-Лянь. Драгоманы (переводчики), сотрудники технического и обслуживающего персонала также были китайцы. Но заведующими отделениями больницы оставались русские врачи.
Лечение в городских больницах стало платным. Некоторые расценки были опубликованы в Муниципальном справочнике. Так, например, стоимость пребывания в одиночной палате 1 разряда составляла 5 долларов, а в палате третьего разряда (более 3-х человек) 1 доллар 50 центов. При поступлении в больницу пациенты должны были предоставить письменную гарантию от поручителя за своевременную оплату больничных услуг. Поручитель должен был выплатить аванс за лечение в течение 10 дней. Лица, не имевшие возможности оплатить свое лечение, могли быть освобождены от уплаты на основании удостоверения, выданного им Городской Управой. Для них в 1-й городской больнице имелось 130 бесплатных мест [5, с. 132].
Прием в Городскую больницу был ограничен. В больницу не принимались лица душевнобольные, неизлечимые, нуждающиеся в уходе по старости и инвалидности. Больные тяжелыми инфекционными заболеваниями (дифтеритом, тифом, дизентерией и т.д.) обслуживались бесплатно при наличии свободных мест. В то же время, больные корью, коклюшем, свинкой и ветряной оспой не принимались [5, с. 135].
Особенностью практики русских врачей в Харбине был контроль муниципалитета за их деятельностью. Право на практику предоставлялось после сдачи экзамена из 13 медицинских предметов. Для врачей, получивших образование за рубежом, обязательны были проверочные знания в письменной и устной форме по предметам общей теории медицины, анатомии, биологии, патологии и предметам клинической медицины. Уровень знаний оценивался по 100 бальной системе. Врачи, получившие за письменную работу 70 баллов, допускались к устному экзамену [14, с. 270; 5, с. 164].
Городская управа выдавала врачам, прошедшим испытание, удостоверения. Список практикующих врачей передавался в Полицейское управление, которое за ряд нарушений могло отобрать свидетельство на частную практику [5, с. 165].
Общественные эмигрантские организации координировали оказание бесплатной медицинской помощи для неимущих русских беженцев. В период массового притока русских эмигрантов в 1920-е гг. медицинская помощь оказывалась через Харбинский комитет помощи русским беженцам (ХКПРБ). Только за период с 7 августа по 31 декабря 1932 г. была оказана помощь для 2600 человек [3, Р-830, 1, 285, 130].
1931 – 1950 гг.
В период японской оккупации Бюро по делам российских эмигрантов в Манчжурии (БРЭМ) через свой Благотворительный отдел оказывало бесплатную медицинскую помощь нуждающимся больным, обеспечивало их бесплатными лекарствами и т.д. В отчете Благотворительного отдела за август 1936 г. указывалось, что из 15 больных, которых БРЭМ направило в больницы, 6 пациентам были сделаны операции. Амбулаторная помощь оказана 10 больным. Выдано 44 рецепта на бесплатное получение лекарств [3, Р-830, 2, 106, 2].
Медицинская помощь, оказываемая БРЭМ, была самой затратной статьей Благотворительного отдела, годовой бюджет которого составил к концу 1930-х гг. около 17 тыс. долларов. Ежемесячные расходы на медицинскую помощь доходили до 1000 долларов. В 1936 г. была открыта собственная амбулатория БРЭМ. За февраль 1936 г. было принято 256 платных больных и 153 бесплатных, сделано 23 бесплатных выезда к больным на дом [3, Р-830, 2, 106, 13, 91].
Большую благотворительную работу в Харбине проводила Мариинская община сестер милосердия Российского общества Красного Креста, которая регулярно организовывала медицинские курсы по подготовке сестер милосердия, акушерок и фармацевтов. В амбулатории общины пациенты имели возможность получить не только платную медицинскую помощь: доля бесплатных больных за 1933-1935 гг. составила 18,2% [3, Р-830, 2, 106, 75].
Выдающееся место в истории харбинской медицины занимал доктор Н.П. Голубев (1887, Оханск. – 1965, Сидней). В 1918 г. он закончил медицинский факультет Томского университета и получил диплом врача. В Харбин приехал в 1930 г., где открыл собственную лечебницу с операционной, рентгеновским кабинетом, лабораторией, отдельными и общими палатами. В 1958 г. доктор Н.П. Голубев уехал в Австралию, где работал до конца жизни.
Активная позиция русских врачей Харбина привела к созданию еще в 1929 г. Общества русских врачей. При содействии БРЭМ Обществу русских удалось создать Врачебно-санитарную комиссию, деятельность которой была направлена на профилактику и борьбу с эпидемиями, контроль и помощь эмигрантским медицинским учреждениям. Общество русских врачей просуществовало 10 лет, за это время было проведено 102 научных заседания, на которых демонстрировались новые методы консервативного и операционного лечения, рентгенограммы. Ежегодно общество проводило конкурс здорового ребенка. Итоги конкурса подводились на страницах журнала «Рубеж» [14, с. 311]. В 1942 г. в докладе, подготовленном Обществом русских врачей, подчеркивались проблемы, требующие скорейшего разрешения: борьба с распространением наркотиков и удешевление лечения больных наркоманией, льготное лечение малоимущих душевно больных людей, бесплатный прием в больницу тифозных больных, разрешение на приобретение импортных медикаментов, которые невозможно заменить японскими и т.д. [3, Р-830, 2, 95, 83].
Характерной особенностью врачебного обслуживания в Харбине была параллельная практика китайской медицины. В жизни русских харбинцев, по воспоминаниям многих из них, бытовали такие средства как прием настойки опия, женьшеня, питье кипятка, массаж и иглоукалывание. В домашних аптечках обязательно хранили небольшое количество опия на случай расстройства пищеварительной системы, что в обстановке эпидемиологической опасности (тиф, дизентерия, холера) было довольно частым явлением. В случае уже разыгравшегося заболевания часто применяли лечебное питание согласно традиционной китайской медицине: разваренный до киселеобразного состояния рис, свежие помидоры, красный перец [6].
В заключение хотелось бы еще раз отметить, что система здравоохранения в русской колонии в Харбине была создана и действовала при значительном финансовом содействии КВЖД, а также с участием средств из муниципального бюджета и частного капитала. Высокое качество медицинского обслуживания обеспечивалось высококлассными специалистами, которые также принимали активное участие в общественной жизни. Примечательно, что до последних лет существования русского Харбина его жители имели возможность получать квалифицированную медицинскую помощь независимо от исторических условий.
Примечания
1. Временное положение о служащих КВЖД. – Харбин, 1914. – с. 24
2. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). – Ф. 6081. Оп. 1. Д. 81
3. Государственный архив Хабаровского края (ГАХК).– Ф. 830. Оп. 1. Д. 95., Д. 285.; Оп. 2. Д. 106.; Оп. 3. Д. 83
4. Известия Харбинского общественного управления - 1914 г. - №3
5. Муниципальный справочник. – Харбин, 1928. – 191 с.
6. Рукопись интервью с Л. Н. Менько январь 2005.; с М. К. Зуевым июнь 2005
7. Рубеж. – 1929. - №42
8. Рубеж. - 1931. - №7
9. Харбинский вестник - 1915. - 10 января
10. Харбинский вестник - 1916. - 11 января
11. Харбинский вестник - 1916. - 14 января
12. Харбинский вестник - 1916. - 24 января
13. Харбинский вестник – 1916. - 12 февраля
14. Великая Маньчжурская империя. – Харбин, 1942. – 416 с.
15. Поляков Ю. П. Человек в повседневности // Отечественная история. – 2000. - № 3. - с. 125-132
16. Пушкарева Н.Л. Предмет и методы изучения «Истории повседневности» // Этнографическое обозрение. – 2004. - № 5. – с. 3-19
17. Таскина Е. Русские врачи в Харбине // Политехник. – Сидней, 2004. - №16
18.Чумные эпидемии на Дальнем Востоке и противочумные мероприятия Управления КВЖД. – Харбин, 1912. – 391 с.
Достарыңызбен бөлісу: |
