Сергей Голубицкий Как зовут вашего бога? Великие аферы XX века

Глава 5. Инкуб и Асмодей

Только не подумайте, что Энди Фастов эдакий беззащитный чудак не от мира сего, для которого чистота научного эксперимента важнее материальных вознаграждений. В компании за ним прочно закрепилась репутация высокомерного хама: «Он был страшно агрессивен, – рассказывает Джефф Шанкман, бывший исполнительный директор подразделения Enron Global Markets, – Энди был самым агрессивным человеком в компании. Я кажется уже сказал, что он был агрессивным?».

Вспоминает Даг Атнип, хьюстонский адвокат: «Метод работы Энди – превращать жизнь людей в ад до тех пор, пока он не получал от них то, что ему было нужно. Он постоянно делал неуместные и издевательские замечания в адрес всей группы сотрудников по поводу их неумения работать». Часто Фастов выходил из себя и принимался кричать и стучать кулаками по столу: «Но вы же должны понимать, что в Энроне была такая корпоративная культура, а Энди просто ее воплощал», – заключает Атнип.

Позволю себе не согласиться с последним утверждением: в Энроне никогда не было такой культуры до появления Скиллинга и Фастова (это при ком? Уж не при ласковом ли дедушке Лее?). Так что именно этим персонажам хьюстонская корпорация обязана атмосфере истерии, которая так и не выветривалась уже до самого последнего вздоха.

Справедливости ради скажем, что хамил Фастов исключительно на работе. В быту это был тихий семейный паренек, чередующий преподавание в хануккальной школе с кружечкой пива, раздавленной в компании соседей. Как умилялась соседка Фастова по роскошному пригороду Саутхэмптон Плэйс: «Он – очень и очень милый молодой человек».

Не стоит однако удивляться мнимому раздвоению личности Фастова: Энди всегда умел сочетать несочетаемое, не даром в его биографии видное место занимает служба в качестве финансового председателя хьюстонского музея холокоста. Кстати, наверняка именно там Фастов впервые и познакомился с Кеннетом Леем: гендиректор Энрона и его супруга Линда прославились в округе энергичной и щедрой поддержкой этого мемориального комплекса.

Энди родился в Вашингтоне и вырос в Нью Джерси. Окончил университет Тафтса по специальностям экономика и китайский язык, затем получил магистерское звание управленца в Школе менеджмента Келлогг при Северо западном университете. Забавно, что дотошные журналисты «Houston Chronicle» не поленились проштудировать сайт учебного заведения, где вывешен список известных выпускников, однако Фастова в нем не оказалось. Наверное, школа просто стесняется Энди. Или не держит за знаменитость.

А если честно, то журналисты любят Фастова. Неустанно восхищаются его эрудицией, передают из газеты в газету знаковые байки на тему всесторонней одаренности финдиректора Энрона. Чего стоит история про то, как в 1997 году мимо пролетала комета Хейл Боппа, а неутомимый Фастов отправил письмо в Европейскую Южную Обсерваторию с наездом по поводу видимых искажений в хвосте астрономического тела (мол, рассчитали одно, а получилось другое). И зачем, спрашивается, отправил письмо? «Наверное, чтобы все знали, какой он умный», – позлорадствует скептик. «Потому что искренне переживал нестыковку теории с практикой», – посочувствует оптимист.

Как только началось расследование дела Энрона, Фастов, засвеченный по полной программе, тут же стал для обывателя козлом отпущения, а вся могучая братия средств массовой информации включилась в яростную кампанию по отбеливанию Энди. 11 декабря 2001 года Комитет по Энергетике и Торговле, проводивший расследование банкротства Энрона, пригласил Фастова на заседание, а тот взял, да и не явился. И тут же по стране пронесся слух: бывший финдиректор Энрона бежал в Израиль! Основанием для такого предположения послужила информация от источника, близкого к Энрону, о том, что Фастов в срочном порядке приобрел авиабилеты. Ну и, конечно, обильная история прецедентов.

Дело принимало серьезный оборот, поэтому адвокат Фастова Крэг Шмайзер немедленно задействовал самую что ни на есть «тяжелую артиллерию» – бронебойную карту антисемитизма: «Он тут... и вовсе никуда не уезжал. Вчера Энди преподавал ханнукальный урок, а затем заглянул в мой офис. Конечно, он пытается свести появления на публике до минимума – ему же постоянно поступают угрозы физической расправы. Его семья подвергается антисемитским оскорблениям. Как вы понимаете, все это не способствует желанию попадаться чаще на глаза, чем он это делает». И снова перед нами вместо одного человека – два, даже и не знаешь, что думать: то ли богобоязненный затюканный семьянин, то ли наглый инкуб, лишивший полстраны пенсионного обеспечения ⁶⁷ .

Однако вернемся к истокам. Перед тем, как оказаться в Энроне, Фастов работал в чикагском Континентальном банке, причем дослужился до должности старшего управляющего в отделе секьюритизации активов (Asset Securitization Group). Запомни, читатель, это первое волшебное слово – секьюритизация! В последствии Фастов неоднократно задействовал свою любимую игрушку в Энроне, так что нам предстоит еще неоднократно разбираться, с чем едят эту штучку.

Энди Фастова протолкнула в Энрон его супруга (и в дальнейшем – активная соратница по гешефтам) Лия Вайнгартен, которая работала в компании на различных финансовых должностях, пока не уволилась в 1997 году в ранге помощницы казначея. Впрочем, должность Лии для трудоустройства Энди мало что значила: главное – семья Вайнгартенов обладала огромным влиянием в Хьюстоне и далеко простирающимися связями. Знакомая история – впрочем, все, как и везде.

Очутившись в Энроне Энди принялся завораживать Скиллинга и его окружение своим умением «строить схемы»: талант пришелся ко двору и в возрасте двадцати восьми лет Фастов уже директор отдела по работе с клиентами (Account Director) в подразделении Enron Capital & Trade Resources Corp. (ECT). Ну а дальше его карьера развивалась вовсе умопомрачительно:

1990 – 1993 : Директор отдела по работе с клиентами, ECT

1993 – 1995 : Вице президент, ECT

1995 – 1997 : Генеральный менеджер, ECT

1997 – 1998 : Старший вице президент, Enron Corp. (головная компания Энрон)

1998 – 1999 : Старший вице президент и финансовый директор, Enron Corp.

1999 – октябрь 2001 : Исполнительный вице президент и финансовый директор, Enron Corp.

Если ты, читатель, разбираешься в корпоративной механике, то ответ на вопрос «Возможно ли такое восхождение за такой срок?!» появится в голове молниеносно: «Нет!». А вот Энди удалось. Однако правильная постановка вопроса («Возможно ли такое восхождение при совершенно определенном влиянии со стороны?») все сразу ставит на свои места.

В любом случае назначение Фастова в ECT было правильным, поскольку это подразделение Энрона как раз и занималось всем спектром трейдинговых операций: финансовые услуги производителям и конечным потребителям энергетического сырья, форвардные контракты, своп соглашения и управление рисками. И именно здесь Энди оказался в своей профессиональной тарелке.

Итак, получив зеленый свет от Скиллинга при благожелательно умильном одобрении дедушки Лея, Энди Фастов впился в пропахшее газом тело Энрона и с головой ушел в реализацию главной идеи фикс своей жизни: быль сделать сказкой. Иными словами превращать материальные активы в ценные бумаги. Эта программа развивалась в двух направлениях: Энрон стал распродавать непрофильные активы и одновременно создавать сложные финансовые инструменты, чтобы затем торговать ими наравне с живым газом и электроэнергией.

И все же не стоит кривить душой: программа Фастова в тот момент идеально соответствовала потребностям Энрона, который изнывал от текущих долговых обязательств и нуждался в неиссякаемом потоке наличности для выплаты процентов. А продажа активов и новых биржевых инструментов безусловно считались первостатейными источниками такой наличности. Скиллинг был горд за своего протеже: «Нам был нужен кто то, кто мог переосмыслить финансовую структуру Энрона с головы до ног. Причем этот человек не должен принадлежать прошлому – ведь вчерашней промышленности больше не существует. У Энди есть ум и молодецкая удаль для нового мышления», – заявил он в одном из интервью.

Самое время разобраться с вопросом: «Откуда же взялись эти долговые обязательства Энрона?» Оказывается, от дурной наследственности. Уж очень не повезло ему с родителями. Мы помним, что папу звали InterNorth, а маму Houston Natural Gas (председателем правления которой и был Кеннет Лей). С мамой все было в порядке: «Когда Лей пришел в HNG (в 1984 году – С.Г.), она уже была одной из самых успешных предприятий в Хьюстоне, членом Нью Йоркской фондовой биржи с большими запасами газа и политическими связями», – вспоминает Камерон Пэйн, бывший казначей компании Gulf Oil. Подкачал как раз папа InterNorth. Дело было так.

Когда InterNorth слился (вернее – поглотил) компанию Кеннета Лея, это явилось актом корпоративной камасутры, но уж никак не проявлением чистой любви. По большому счету не было даже и камасутры, а так просто – с перепугу! Незадолго до этого миннеапольский магнат Ирвин Джэкобс положил глаз на InterNorth и одним махом скупил крупный пакет его акций. Как правило, такой поступок становился первым шагом на пути к насильственному поглощению. И InterNorth струхнул не на шутку. В самом деле, для кондовых производственников газовиков такой расклад не сулил ничего хорошего: если у кого то есть сомнения на этот счет, то стоит пересмотреть культовый фильм «Уолл стрит»: помните бессердечного биржевого спекулянта Геко (в исполнении Майкла Дугласа) и то, как он надругался над добропорядочной авиакомпанией? Ну точь в точь история про InterNorth и Джэкобс. Вернее, так мерещилось InterNorth, но об этом чуточку позже.

Короче говоря, у InterNorth сперло дыхание, он ринулся на судорожные поиски так называемого «белого рыцаря» – дружественной компании избавительницы – и вышел на Houston Natural Gas: как никак те были из своих, из газовиков. Одна из популярных тактик противоборства насильственному поглощению – подсунуть обидчику «отравленную пилюлю», то есть перегрузить собственную компанию долговыми обязательствами до такой степени, чтобы сделать насильственное поглощение непривлекательным. Так и поступил InterNorth: на переговорах с Кеннетем Леем соглашался на все условия, не торговался и очень торопился. Как потом издевался Ирвин Джэкобс, потирая руки: «Если только люди во что нибудь поверят, то в конце концов дотянутся до звезд». В итоге за слияние с HNG InterNorth отстегнул 2.3 миллиарда долларов – огромную премию сверх того, что стоила HNG на тот момент. Да и Кенни Лей не продешевил в личном плане: став во главе новорожденного Энрона, он выбил себе такую зарплату, что через год занял пятое место в рейтинге самых высокооплачиваемый генеральных директоров Америки.

Совокупность испуганных телодвижений InterNorth привела к тому, что на плечи ребенка Энрона легли долговые обязательства в размере 5 миллиардов долларов (!), а по этим обязательствам набегало 50 миллионов долларов процентов ежемесячно!

Теперь самое смешное (или грустное, если призадуматься): Ирвин Джекобс никогда не собирался поглощать InterNorth! Джэкобс просто гениально рассчитал всю партию наперед и умышленно создал видимость насильственного поглощения, справедливо полагая, что InterNorth со страху наделает глупостей и объединится с кем нибудь, переплатив втридорога. Зачем это было нужно Джэкобсу? А затем, что после слияния InterNorth и HNG у него автоматически образовался солидный пакет акций Энрона, распухший сверх меры в результате искусственного завышения стоимости акций новорожденного. Так что Энрону пришлось отсылать Джэкобсу «зеленое письмо» – заплатить 240 миллионов долларов сверх текущей котировки своих акций, лишь бы выкупить его пакет. Блестящая двухходовка со стороны биржевой акулы и бездарное расточительство газовиков.

Но и это еще не все: для того, чтобы рассчитаться с Джэкобсом были позаимствованы 230 миллионов долларов из пенсионного фонда сотрудников компании! В этом фонде образовался излишек сверх обязательного федерального минимума – вот его то и пустили в дело. Глядя на то, как 16 лет спустя Энрон кинул и остальные пенсионные фонды Америки, начинаешь понимать, что речь идет не о своеволии Энди Фастова, а о дурной наследственности компании в целом.

Как бы там ни было, с самого первого дня своего существования Энрон отчаянно боролся с унаследованным долгом, распродавал активы и вступал в рискованные скорострельные сделки. На эту самую амбразуру и бросили Фастова. И правильно сделали, потому что ему это чертовски нравилось. Еще бы: ведь живые активы – не та священная корова, которой поклонялись Энди и его покровитель Скиллинг. Их влекла виртуальная Америца или, попросту говоря, приоритет отдавался рыночной капитализации, а не материальным активам.

«Когда я пришел в 1990 году, капитализация Энрона составляла три с половиной миллиарда долларов. Сегодня (в октябре 1999 года – С.Г.) у нас около 35 миллиардов и это почти без дополнительной эмиссии. Мы дали прибыль нашим инвесторам, нарастили баланс, удержали стабильный рейтинг агентств и добились низкой себестоимости капитала», – хвастался Энди в интервью журналу CFO, назвавшего его лучшим финансовым директором года (The Finest in Finance в категории «структуризация капитала», Capital Structure Management).

Навострил меня бес проверить годовой баланс Энрона за 1990 и 1999 годы по двум названным позициям – капитализации и эмиссии:

Получилось весело: ни одна цифра, названная звездным финдиректором Энрона, не соответствует действительности: капитализация компании в 1990 году не 3.5 миллиарда долларов, а почти 5, а в 1999 году, мягко говоря, не 35 миллиардов, а 21, и если рост эмиссии с двухсот до семисот миллионов акций (в три с половиной раза!) – это «почти без эмиссии», то как должна выглядеть настоящая эмиссия?

Все бы можно было списать на простительную контаминацию (ну забыл человек, с кем не случается?), да уж больно тенденция бьет в глаза: в 1990 цифра занижена, а в 1999 – наоборот завышена. Потом подумал: ну не может финансовый директор крупнейшей корпорации не знать своих цифр! Что то тут не так. Пересмотрел баланс еще раз, перечитал интервью и неожиданно понял – Энди Фастов просто передернул! Вот смотрите: когда он говорит о 1990 годе, то четко называет строку баланса – market capitalization (рыночная капитализация), а в следующей фразе употребляет расплывчатый оборот «today we're around $35 billion». Что это за такое «сегодня у нас есть»? А вот что: во всем балансе за 1999 год есть только одна цифра, которую хоть как то можно принять за 35 миллиардов – это общая сумма активов компании (total assets), которая составляла 33,38 миллиарда долларов! Где 33, там и 35, все таки не 21. И самое замечательное, что «сумма активов» соответствует общей стоимости имущества, а, значит, запросто может подходить под фразу «сегодня у нас есть».

Да, высший пилотаж, ничего не скажешь: сперва называется одна статья отчетности, потом – совершенно другая, но делается это так, что комар носа не подточит. Вот оно – тонкое мастерство Geschaftsmachen. Такому не научишься в университете Тафтса и школе менеджмента, это – природный талант. От бога.

Но самое главное, что Энди Фастов замечательно рассчитал, что нормальные люди ничего сверять и считать не будут, а от интервью у них останется лишь светлое чувство уверенности в завтрашнем дне и благодарности за неустанную заботу менеджмента о рядовых тружениках биржевого труда – малых инвесторах Энрона. Именно интервью Фастова и рожденное им «светлое чувство» вошли в историю реальной Америки, а скучные цифры годового отчета – это скучная иллюзия Америцы.

Я не оговорился? Ничего не перепутал? В том то и дело, что нет! Перед нами – основная претензия современного мифотворчества: подменить реальность фантазией, а действительное – желаемым. Тем самым иллюзорная по своей природе Америца одним прекрасным утром проснулась реальностью, а реальная Америка оказалась задвинутой на задворки общественного сознания.