Шкуратов В. А. Историческая психология
жүктеу/скачать 2.1 Mb.
|
| 436
Развитие психики в истории запоминания, только они не таковы, как у получившего школьное образование. Современный сдвиг в понимании дописьменной памяти начался с работ американского филолога-классика М. Пэрри и его ассистента А. Лорда. Ученые занимались гомеровской проблемой. Как уже упоминалось выше, суть ее сводится к вопросу, являются ли <Илиада> и <Одиссея> изначально письменными произведениями или же это письменная запись импровизаций неграмотного певца (певцов). Пэрри был приверженцем устного Гомера. Чтобы проверить свои умозаключения, он отправился на родину легендарного эллина в надежде найти там остатки традиций эпического песнопения. В Греции ничего обнаружить не удалось, однако в соседней Югославии тогда, в 1930-х гг., было еще много народных певцов-гусларов (сербская гусла близка к русским гуслям), исполнявших героические предания своего народа. Заново открыв эпический речитатив (разумеется, давно известный фольклористам), Пэрри получил подтверждение гипотезы устного Гомера (правда, оспариваемой до сих пор) и критерии, по которым можно отличить устное творчество от литературного текста. Они таковы: 1) устное исполнение составлено из стандартных групп слов и стандартных словосочетаний; 2) в каждом разделе эпоса преобладают свои повторы, так как при новом исполнении певец может сменить их набор; 3) строка и синтаксическая единица текста совпадают; 4) повествование организовано фонематически, таким образом подчиняется колебаниям ритма; 5) для каждой тематической ситуации есть свои словесные блоки-клише. О памяти как живой организации дописьменной технологии см. выше. Первобытность снабдила человека удивительной способностью припоминать вещи, рассудку и практическому знанию неведомые. Это - архетипическая память. Пациенты К. Юнга рисовали символы из древних и средневековых трактатов, которых никогда не читали. Последователи Пифагора или религиозно-философских школ 437 ___ ft Психологическая история эпох и психических процессов Индии, верившие в переселение душ, учились припоминать события, случившиеся с ними до рождения. Ясно, что эти упражнения имеют мало общего с обычным воспроизведением информации; они прямо смыкаются с до-письменными мнемотехниками и доставляют не конкретные факты, а смыслы культурного существования. Память здесь действует в паре с воображением, опираясь на сакральные символы, гипноз, магические формулы и возбужденное тело. После эмоционально-смысловой памяти, которая вызрела в пределах дописьменной технологии, новые формы мнемической функции создаются под эгидой письменности. Первые шаги письменной памяти рассматривает в своих работах Ж.П. Вернан. ПСИХОМИФОЛОГИЯ ПАМЯТИ. У древних греков была покровительница памяти - Мнемозина. Этот мифологический персонаж принадлежит к богам первого поколения - титанам. Их породили изначальные стихии: земля (Гея) и небо (Уран). Дочери Мнемозины и Зевса - музы, покровительницы искусств и наук. В классический период алтарей титаниде не возводили, поэтому можно предположить, что ее мифология отражала характер и общественную ценность памяти в дописьменную эпоху. А как утверждает Ж.П. Вернан, <в разные периоды и в различных цивилизациях существует связь между техниками воспоминания, внутренней организацией функции местом, которое она занимала в системе <Я>, и образом, который люди создавали о памяти> [Vernant, 1965, р. 75]. Об устных мнемотехниках и межфункциональных отношениях допись-менной памяти было сказано выше. Французский же исследователь восстанавливает мифологию и аксиологию древнейшей памяти. Психомифология, т. е. обожествление свойств и состояний человека, - часть античного политеизма. Известны божества - эмоций и чувств (Эрос - любовь, Фобос - 438 Развитие психики в истории ужас, Айдос - стыд), умственных качеств (Метис - мудрость, Ата - заблуждение, Лисса - безумие). Есть богиня-душа Психея. Это не очень важная фигура в греческом пантеоне. Она покровительствует певцам-аэдам. Но именно поэтому она свидетельствует о новых приемах письменного запоминания. Вернан рассматривает религиозно-мифологические символы как индикатор определенной ступени развития общества и психики и суммированное выражение целой группы ложных и весьма разнообразных процессов различной природы. Замечу сразу, что изучаемые французским ученым явления не являются памятью в нашем понимании. Долговременная память современного человека позволяет ему мысленно воспроизводить события его прошлого, построенные в линейной последовательности вокруг временной оси, координатами которой являются наиболее значительные факты прожитого. Обращаясь к древнегреческой поэзии, Вернан начинает с того, что анализирует, как воспроизводился текст древнегреческим певцом эпических преданий - аэдом. Аэд не припоминает в собственном значении слова заученного. Его исполнение особого рода: в нем сочетаются импровизация, экстатический подъем, мнемотехнические приемы и скрупулезное следование некоторым правилам декламации. Вернан показывает, что этот психологический феномен не сводится к так называемой <фотографической памяти> или чрезмерному развитию механического запоминания. Сам материал, которым оперирует рассказчик, организован совсем не так, как современное историческое повествование, он не представляет собой линейной последовательности событий. Следовательно, структура текста требует особой техники воспроизведения. Вернан доказал, что темпоральное пространство мифа представляет собой совокупность сосуществующих временных шкал. Рассматривая миф Гесиода о пяти веках человече-439 Психологическая история эпох и психических процессов ства - золотом, серебряном, веке героев, бронзовом и железном,- французский исследователь установил, что между пятью поколениями (расами) существуют генеалогические отношения, как между прародителями и потомками, но нет хронологических связей, обусловленных различным положением на шкале единого, однородного времени. Быть в прошлом - не означает прекратить существование. Представители различных поколений просто находятся в <разных измерениях>. Помимо мира живущих, существуют другие космические уровни, населенные жителями иных времен: современники <первоначального> века, Гея и Уран, составляют незыблемый фундамент сегодняшнего мира: во мраке подземного царства обитают титаны, низвергнутые туда Зевсом; те человеческие поколения, которые исчезли с лица земли, не прекратили своего существования: они живут под землей, в воздухе, на островах Вечного счастья; вечно живы не знающие старения боги Олимпа. Чрезвычайно ценным является то, что Вернан показывает, как отличное от нашего структурирование прошлого приводит к совершенно иной установке к людям минувшей эпохи и необычным для нас формам идеальных контактов с ними. Выражение <общаться с прошлым> не является для древнего грека фигуральным. Между эпохами не существует непроницаемых барьеров, хотя свободное сообщение между ними затруднено, что обусловливает особую значительность всякого момента воспоминания о прошлом. Певец исторических преданий знал, по мнению древних, о прошлом не только по рассказам и слухам. Память переносит певца в самое сердце прошедших событий, в <те времена>, он в прямом смысле слова присут твует в прошлом. <Темпоральная организация его рассказа воспроизводит серию событий, при которых он определенным образом присутствует, в том порядке, в котором они развивались начиная с их возникновения> [Vernant, 1965, р. 56]. 440 Развитие психики в истории Как подчеркивает Вернан, воспоминания не заставляют рассказчика покидать реальный мир. Они - не иллюзия, добытая сознанием за счет ухода в себя, как в современном романе. Воспоминания отделяют от видимого мира пространственно. <Мы покинули наш человеческий мир, чтобы открыть позади него другие области сущего, другие космические уровни, обычно недостижимые: ниже - подземный мир и все, кто его населяет, выше - мир олимпийских богов. Прошлое есть интегральная часть космоса, исследовать его - значит открыть то, что скрыто в глубинах бытия...> Память не реконструирует прошлое, но <ломая барьер, который отделяет настоящее от прошлого, она перекидывает мост между миром живущих и тем миром потусторонних, куда устремляется все, что лишилось света солнца... Привилегия, которой наделяет Мнемозина аэда, - в возможности контакта с другим миром, возможности входить и свободно возвращаться назад. Прошлое представляется измерением потустороннего мира> [Vernant, 1965, р. 58]. Метод, используемый Вернаном для получения данного вывода, можно назвать психолого-семиотическим. Он исходит из предположения о существовании связи между психическими навыками, их социальной функцией и символом, которым психическое явление обозначается в данной культуре. Верхний, символический уровень представляет собой олицетворение психосоциальных функций явления и зачастую служит главным ориентиром при поиск, направления развития процесса. Поскольку символ памяти в архаической Греции - Мнемозина, это сразу указывает, что мнемическая деятельность воспринималась первоначально как поэтическое общение с прошлым. Но эта деятельность, гак мы видим, не является собственно мнемической, она скорее сродни воображению и находится в тесной связи с эмоциональной сферой. Линия эволюции религиозного символа приводит нас 441 Психологическая история эпох и психических процессов к учению пифагорейцев о метемпсихозе (переселении душ) и платоновской теории памяти как воспоминаний души. В этом случае припоминание прошлой жизни должно помочь человеку вырваться из вечного круговорота новых рождений и смертей. Естественно, что <воспоминание> о том, что было до рождения, не является операцией памяти. Психологическое значение имеет факт, что эти религиозно-философские доктрины предполагали определенные упражнения памяти и тела и таким образом создавали своего рода лаборатории новых психологических навыков. РАЗВИТИЕ МНЕМОТЕХНИКИ. На протяжении почти двух тысячелетий в Европе развиваются специализированные приемы запоминания, известные как искусство памяти. Начала мнемо-культуры лежат в первобытных временах и распространены повсеместно. К ним относится, например, кипу - узелковое письмо индейцев Южной Америки. Кипу (шнуры с узелками) помогают в запоминании, а у древних инков они, возможно, являлись родом письменности. Генетическое сходство письменности и мнемотехники усугубляется и тем, что древнейшие письменные источники имеют административно-хозяйственное назначение: это распоряжения, списки, хроники, лексиконы. Можно ли считать клинописные архивы Богазкёя, Угарита, Вавилона продолжением одной из тенденций до-письменной памяти, именно - стремление к точному воспроизведению фактов? Примеры узкой технической спе-циализированности древневосточных письменностей дают основания для положительного ответа, но есть и другие соображения. Во-первых, первобытная культура почти не знает дословного воспроизведения текстов; во-вторых, социально-экономические проблемы ранних государств иные, чем в первобытных коллективах. Наконец, европейская (древнегреческая) письменность начинается не с хозяйственных описей, а с Гомера. Главные задачи алфавиту поставлены в Элладе поэзией. 442 Развитие психики в истории Античные авторы (Платон, Аристотель, Квинтилиан) сравнивают память с письмом на восковых табличках, но звуковое греческое письмо сразу стало более гибким и многофункциональным инструментом, чем логографичес-кие системы Востока. <Воспоминательное искусство> европейцев - изобретение поэта, подспорье ритора, политика, проповедника - насыщено мифологическими, религиозными, оккультными символами и образами. МАРК ТУЛЛИЙ ЦИЦЕРО ff ОБ ИСКУССТВЕ ЗА ПОМИНАНИЯ. Приемы запоминания требовались в античности людям, которые готовили и произносили длинные речи. Они не имели перед собой текста или тезисов выступления, поэтому должны были полагаться на память. Тренировка памяти была частью подготовки оратора. Наши знания об ars memorativa (искусстве запоминания) античности основаны на трех трактатах: анонимном <Риторика для Геренция> (1 в. до н. э.), <Об ораторе> Цицерона (1 в. до н. э.) и <Воспитании оратора> Квинтилиана (1 в. н. э.). В трактате <Об ораторе> один из участников беседы начинает рассуждения о памяти историей изобретения мнемоники греческим поэтом Симонидом (VI-V вв. до н. э.). Поэт был в гостях и ненадолго отлучился из столовой. В это время обвалился потолок, придавив пировавших. Си-монид помог опознать обезображенные трупы, потому что запомнил расположение мест. <Это вот и навело его на мысль, что для ясности памяти важнее всего распорядок. Поэтому тем, кто развивает свои способности в этом направлении, следует держать в уме картину каких-нибудь мест и по этим местам располагать воображаемые образы запоминаемых предметов. Таким образом, порядок сохранит порядок предметов, а образ предметов означит самые предметы, и мы будем пользоваться местами, как воском, а изображениями, как надписями> [Цицерон, 1972, с. 201]. Далее рассказчик перечисляет трудности при подготовке оратора к слушанию (античный оратор - это, чаще Психологическая история эпох и психических процессов всего, адвокат); как запомнить материал дела и свои соображения от знакомства с ним? Как затвердить все сделанные выводы и подготовленные для выступления выражения? Как не пропустить ничего из сказанного ответчиком и обвинителем? Ораторы не носили с собой пухлые портфели с делами и набросками выступления, заметок по ходу слушания они тоже не делали. При долгом и запутанном разбирательстве использовать и запоминать все факты, разумеется, очень сложно. Поэтому Цицерон рекомендует не доверять природной памяти, а прибегнуть к искусству Симонида. Для этого надо перевести слова и мысли в зрительные образы, поскольку <у нас в уме сидит крепче всего то, что передается и внушается чувством, а самое острое из всех наших чувств - чувство зрения; стало быть, легче всего бывает запоминать, если воспринятое слухом или мыслью передается уму еще и посредством глаз. И когда предметам невидимым, недоступным взгляду, мы придаем какое-то очертание, образ и облик, то это выделяет их так, что понятия, едва уловимые мыслью, мы удерживаем в памяти как бы простым созерцанием. Но эти облики и тела, как и все, что доступно глазу, должны иметь свое место, поскольку тело не мыслимо без места>. Итак, чтобы хорошо запомнить, словам и фразам надо, во-первых, придать чувственную наглядность, а во-вторых, расположить в определенном порядке. Но что такое uecia-images, на которые оратор <положит> запоминаемый материал? Цицерон об этом не говорит, но из других источников известно, что запоминающему предлагалось вообразить комнату с мебелью, подходящей для расположения на ней образов, или улицу. Порядок мест надо заучить. <Места, которые мы воображаем, должны быть многочисленными, приметными, раздельно расположенными, с небольшими между ними промежутками; а образы - выразительными, резкими и отчетливыми, чтобы они бросались в глаза и быстро запечатлевались в уме> [Цицерон, 1972, с. 201,202]. 444 Развитие психики в истории Память уподоблена хранилищу или восковой табличке для записи. Но наноситься на нее должны не абстрактные значки алфавита, а яркие образы. Искусственная память - это не столько книга, сколько картина. Мнемоника должна помочь запоминаемое увидеть. <Достигнуть этого нам помогут упражнения, переходящие в навык, а именно: во-первых, подбор похожих слов, в которых лишь изменены падежные окончания или видовое значение заменено родовым; и во-вторых, обозначение целой мысли одним словом-образом, самый вид которого будет соответствовать его месту в пространстве, как это бывает у искусных живописцев> [Цицерон, 1972, с. 201-202]. Предлагается для абстрактных слов находить однозвучные слова с конкретными значениями. Например, для <месяца> (mensis) подойдет <срок> (mensa), общее понятие <битва> заменит слово <меч>. Все это для того, чтобы сделать из фраз картину. Связь между суждениями достигалась <композицией> картин: запоминаемое должно сложиться в целостное впечатление как художественная вещь, отдельные части которой в гармонии друг с другом и с целым. Затруднения доставляют служебные слова и частицы: создавать ли и для них отдельные образы? Цицерон считает, что не надо. Вместо того чтобы запечатлевать в памяти речь слово за словом (это очень сложно и громоздко), лучше перевести в образы основные мысли и темы (<предметы>). <Память на слова менее важна для оратора; она использует больше разных отдельных образов, ибо есть множество словечек, соединяющих члены речи, подобно суставам, и их ни с чем невозможно сопоставить, так что для них нам приходится раз навсегда измышлять образы совершенно произвольные. Зато память на предметы -не- обходимое свойство оратора; ее-то мы можем укрепить с помощью умело расположенных образов, схватывая мысли по этим образам, а связь мыслей - по размещению этих образов> [Цицерон, 1972, с. 202]. Психологическая история эпох и психических процессов РАЗВИТИЕ МНЕМОТЕХНИКИ В АНТИЧНОСТИ И СРЕДНЕВЕКОВЬЕ. Краткие сведения о мнемонике, даваемые в трактате Цицерона, не охватывают разнообразия приемов и направлений искусства запоминания в античности. Трактат ориентирует на создание чего-то вроде конспекта основных мыслей в образах. Были же люди, тренированные на буквальное запоминание огромного материала. Декламатор Сенека Старший якобы с одного раза запоминал две тысячи бессвязных слов или двести стихов, повторяя их от конца к началу. Эффекты, подобные этим, до сих пор демонстрируют мастера-мнемонисты с эстрады. В древности чудо-память также не была распространенным явлением, но приемами мнемотехники пользовались шире, чем сейчас, ведь средства записи тогда были крайне скудны. Порядок и экспрессия были главными инструментами запечатления. Будучи вспомогательной по отношению к речи и письменности, мнемотехника, по существу, возвращала от фонетического письма греков и эллинов на шаг назад, к идеографии, т. е. к сближению знака и образа, устранению звуко-буквенного принципа. Этот прием наблюдается, кстати, и в других паллиативных системах записи, от эстрадной мнемотехники до методик и психологических экспериментов по обучению детей. Там тоже абстрактные буквы <подпираются> образами, эмоционально-смысловыми ассоциациями, жестами - всеми ресурсами живого опыта и тела. В мире, где даже ученые больше говорили, чем читали и писали, запоминаемое слово должно было в конце концов прозвучать. Устное изложение - конечная цель запоминания, поэтому надо использовать и звук, и движение. Телом и голосом отмечают важность отдельных мест. Мысль не отделяют от плоти, наоборот, пронизывают ощущениями и эмоциями. Память, подобно античному театру, переполнена фигурами в патетических позах. Это - images (образы), искусственные стимулы дня кодирования запоминаемого материала, которые будут расставлены по выб-446 Развитие психики в истории ранным местам. Образы-фигуры могут приходить из магии и сопровождаться заклинаниями. Так появится чернокнижная память, осуждавшаяся церковью. В средние века для images часто использовались аллегорические фигуры добродетелей. Образы запоминания расставляются на страницах Библии, чтобы помочь проповеднику в толковании Писания. Богатое живописное и скульптурное украшение храма несет не только идеологическую и эстетическую нагрузку, оно дает единицы запоминания библейской истории, христианского вероучения. Даже концентрические круги ада в <Божественной комедии> Данте и композиции церковных фресок могут считаться элементами схоластической мнемонизации. <...Новое разнообразие и одушевленность образов Джотто, новый прием, которым они отделены от фона, их новая духовная интенсивность - все эти блестящие и оригинальные черты могли быть стимулированы влияниями схоластической искусственной памяти и ее могущественным представлением как части Добродетели> [Yates, 1966, р. 94]. Средневековая память настолько аксиологизирована, что сама воспринимается как одна из добродетелей - способность давать верующему правильную и моральную картину устроенного Богом мира. Индивидуальная коллизия воспоминания связана с разгадкой предопределения, существующего для каждого человека, но не каждому открытого. <В том месте книги памяти моей, до которого лишь немногое можно было бы прочесть, стоит заглавие, которое гласит: Incipit vita nova (<Начинается новая жизнь>)>- так открывает свое автобиографическое повествование Данте. Книга памяти поэта начинается на десятом году его жизни. Предыдущее не то чтобы неизвестно, но безразлично Книге. Ясно, что памятью можно назвать лишь то, что попало на страницы, а все остальное-неосмысленное, ничтожное прозябание [Данте Алигьери, 1967, с. 191. Сон, увиденный малолетним Данте после встречи с Беатриче, содержит в зашифрованном виде грядущий апо-Психологическая история эпох и психических процессов феоз Мадонны, но разгадать его пока никому не под силу. Ныне, поясняет автор, его смысл ясен и простодушней-шим, но это после того, как символический шифр найден, а память оформилась в Книгу с заглавием. Книга памяти - отнюдь не открытая, с чистыми листами; еще менее человеческий опыт напоминает запоминающее устройство с пустыми ячейками для информации. Власть предопределения и загадочная символика сновидений предполагают друг друга. Логические и эмоционально-смысловые виды памяти размежевываются медленно. Там, где человек должен представлять себе собеседника и апеллировать к аудитории,- там преобладают эмоционально-образные мнемотехники, там, где нет диалога, возникают информационные системы машинного типа. Чисто механическое, неосмысленное запоминание у человека почти не встречается. Оно зарезервировано для технических устройств. Значки алфавита, не обремененные образностью, приведут в конце концов к ЭВМ. Другая, художественная ветвь письменности продолжает древнее искусство воспоминаний. Мышление: от сверхчеловеческого к человеческому порядку ОПРЕДЕЛЕНИЯ МЫШЛЕНИЯ. ЕГО ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ ТРАКТОВКИ. В самом широком значении слова мышление - синоним познания. Рассуждения о человеке так или иначе приводят к разуму, возвышающему нас над природой и продвигающему общество вперед. Теоретический ум способен объяснить мир <как он есть>, а практический - его преобразовать. Эти качества возносят мышление над другими психическими процессами и даже над самим человеком. Высокий социальный статус интеллекта кроется в значении планирующих действий и объяснений, а его репутация са-Развитие психики в истории модостаточности и суверенности - в большой объекти-вированности мыслительных результатов и схем. Общество тщательно фиксирует свои ходы в игре с миром, особенно в письменной цивилизации, где мышление и обретает свое королевское место. Это опосредствованное человеческое познание выступает в двух основных культурно-гносеологических функциях: а) как организующее, упорядочивающее, развивающее начало психики, общества, природы (варианты определения: отражение бытия в его существенных связях и закономерностях, информация как противоположность энтропии в мире, ноосфера как воплощение пла-нетарно-космической функции мысли); б) как пробле-матизирующее начало в мире, нарушающее стабильность последнего. Психология берет мышление преимущественно как процесс решения задач индивидуальным человеком (а также ближайшими к нему высшими млекопитающими), включая определение, развертывание проблемы, поиск решения, мотивацию мыслительной деятельности. Однако и экспериментальной психологии мышления трудно избавиться от влияния онтологизма. Это связано с характером интеллектуальных проблем. Задачи бывают не только мыслительные. Чтобы выбрать между розовой и голубой карамельками, не обязательно загружать интеллект. Мышление выступает в ряду когнитивных способностей последним, когда нужны обобщение и отстраненность от текущих впечатлений, для чувственного познания недоступные, и когда культура дает средства для этого. Человек умственно отделяется (абстрагируется) от непосредственного, а взамен проступает сеть стоящих за поверхностью мира сил, законов и структур. Он попадает в сферу невидимого порядка, устроенного не то Богом, не то природой, не то им самим. Разум человека связан с указанным порядком, однако характер этой связи видится в соответствии с историчес-449 15 В. А. Шкуратов Психологическая история эпох и психических процессов ким состоянием познающего индивида (куда входит сфор-мированность его ноосферного окружения). Первоначально способность рассуждать он находит не столько в своей голове, сколько за ее пределами. Россыпи законосообраз-ностей, которые открываются повсюду, предстают как выводы надчеловеческого ума. Акцент сделан на порядке мироустроения, онтология довлеет над гносеологией, стабильность - над ее нарушением. жүктеу/скачать 2.1 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|